– И где Кулибин?
– Нет, ответили мне, нужен обывательский взгляд, око дилетанта – нам и нужно, чтобы вы, примитивисты, придумали черт-те чего…
– Как всегда! На нашем черном знамени крупными буквами «ДИЛЕТАНТИЗМ» и рыбьи кости!
– Ну да, а после выборов президент смущенно признался: знаете, для меня это первая такая крупная страна…
– Забаню! – предупредил Жора.
– От обилия восклицательных знаков в мемуарах крестьянина критик поперхнулся, – не унимался Тролик. – Ок, сдаюсь.
– Я начну?
– Безусловно, раз ты сегодня главболван.
– Тогда… – задумался Игорь Кладовой.
– Начинай с чего угодно. Хочешь – с лунохода, хочешь – с полноприводного катафалка или граблей с дистанционным управлением!
– Хорошо. Тогда выбираю из арт-списка Гамильтона космос, автомобили, бытовуха, телефон и еще информация как техническое средство. Замечания и возражения?
– Старомодно, но годится, – одобрил Жора.
– Ракета.
– Ракета – телефонная будка.
– И в конце – пам-пам-пам! Труп телефонной будки Бэнкси!
– Похожа на осьминога. Куча ступеней.
– Покрыта сверкающим сморщенным сплавом. Сморщенная как … В общем, сморщенная и кривая, и при этом летит, вихляя задом.
– Ракета-галстук.
– Я чувствую себя в ней дискомфортно. Чувствую невыносимый сексуальный голод. Как в телефонной будке, – потупилась Анечка Рачинская. И кукла-священник на ее коленях кивнула лысой головой. Такие куклы в виде страшных священников выпускали в первые годы советской власти, чтобы дети ненавидели религию. Но девочки все равно их любили – нянчили и укладывали спать.
– Ого! И я что-такое чувствую, прямо сдавило.
– А еще после нее отвратительный запах! Выхлоп! Читал, что немец Крупп обожал запах конюшен. И провел оттуда вентиляцию в спальню. Это во дворце-то!
– Автомобили!
– Ввести для них пятнадцать суток!
– Поместить фары на дверях!
– По правилам мы не можем менять функционал…
– Водитель будет ездить с открытой дверью!
– Тогда и на капоте можно.
– Говорят, что Пушкин мечтал стать водителем, Но получилось иначе…
– Кровь у автомобилей должна быть зеленая.
– И в наступившей тишине он услышал прерывистое дыхание из-под разбитого капота…
– Самозажигающаяся оббивка сидений!
– Каждая машина приспособлена под эвакуатор.
– Два руля!
– С принудительной рассинхронизацией…
– Не заводится при употреблении контрафактной водки.
– Писать на торпеде: езда опасна для вашего здоровья. И череп с костями.
– Ну да, помню – при столкновении автомобили полностью сгорели. И нашли один скелет…
– Машина из мусора. Мусор пихают в 3D принтер и получают БМВ.
– И?
– Не знаю, я предложил.
– Пол катафалка покрыт шипами или выложен острыми камнями, – тихо сказал Игорь Кладовой.
– О боже! Чертовщина какая-то…
– Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные, также отдаются напрокат и починяются старые… Не я – Пушкин.
– Микроавтобус для разводов, в котором испытываешь жуткий сексуальный…
– Повторяешься!
– Жуткий инфернальный…
– Сделать светофоры с противным скрежетом переключения сигнала.
– Машины-вафли, подержанную можно потом съесть…
– Андроиды.
– Подозреваю об ужасах, которые могут таится внутри таких механизмов!
– Особенно в их душах.
– Робот с откляченой задницей.
– С глазами на ней.
– Андроид-рецидивист – плод извращенного программиста.
– Парные роботы с общим головным мозгом. Рабочее название – неразлучные друзья.
– И лица на спинах!
– Грубый и неотесанный, голова в татуировках, рыгает и громко портит воздух, питается фастфудом, имеет плохую генетику и нарушение вестибулярного аппарата – он все время спотыкается, неприлично ведет себя в общественных местах.
– С красивыми серповидными глазами где-нибудь еще!
– С затычкой во внутреннем ухе… В общем, полный тьфуй!
По истечении двух с половиной часов Жора Лей поблагодарил членов группы и запихал диктофон и свои записи в студенческий рюкзачок.
– Что-то не так? – спросил он Еву Гофмансталь. Они остались в комнате одни. – Ты все время молчала.
– Нет, я сказала что-то о производстве кованых протезов… Экологически чистое производство, что-то такое… Ерунду, короче.
– Думаю, про протезы сегодня неактуально.
– Не знаю, если установить вместо головы, то очень даже своевременно. Как ты думаешь, зачем им был нужен этот бред, который мы сегодня несли? – она облокотилась на спинку кресла и положила ладони на плечи мужчине.
– Руководству виднее. Может, какие-то разборки. Как у тебя с психологом?
– Чертовщина. После встреч с ним меня преследуют кошмары. Как будто я вся липкая. Вся чешусь, трухлявая одежда рвется в клочья, и он прикасается ко мне грязными руками, пальцы с длинными кривыми ногтями… Боюсь засыпать. Потом просыпаться.
Жора молчал, глядя куда-то.
– А для сегодняшней темы подходит такой вариант: из облака выпадает «рамфоринх» ржавого цвета, в нем черная непроницаемая биомасса со светящимися как прожекторы глазами. И вся эта конструкция, издающая пронзительный, какой-то стенающий звук медленно наплывает на камеру. В конце удается распознать в этом гуле голоса тысячи детей.
– Принято.
Ремонт андроида Прола-9000 не клеился с самого начала. Уже то, что слесарю-технологу Богатыреву заменили помощника, служило недобрым знаком. Целых полдня Максим в одиночестве пытался привести робота в чувство, но безуспешно. Разве что заработал левый глаз андроида, которым он принялся разглядывать Максима, и стала пульсировать вытатуированная рыба на груди.
Это был старинный робот. Одна из первых моделей, снабженных компьютером с эвристическим анализом и генератором применения фактора «Х». После реставрации Прол-9000 предназначался для продажи влиятельному Музею Арабской Весны и Радости МАВР. Для МАВРа, сумевшего в жесткой борьбе с Музеем императорского дворца в Тайбэйе приобрести контрольные пакеты Музеев Ватикана и Британского музея, получение такого экспоната было равносильно по важности находке карминовых мумий VI египетской династии или приобретению шедевра Дэмьена Херста «Якутский мамонт в формальдегиде». В свою очередь, «Заслон» после продажи Прола-9000 рассчитывал получить выгодный заказ Арабского союза на световое оформление с наружной рекламой тридцати египетских пирамид. Конечно, что такое тридцать пирамид, когда Египет реконструирует больше ста артефактов! Зато в «заслоновский» список должны были войти жемчужины пирамидального искусства – пирамиды Джосера и Хеопса.
В половине первого, когда Богатырев перекусил сушеными морепродуктами и черной фантой, в цехе появился обещанный помощник – девица в промасленном красном комбинезоне, заправленном в черные сапоги, и крохотной сумкой для инструментов. Максим хмыкнул: в такую сумочку поместится от силы пара-тройка гаечных ключей размером не более четырнадцать миллиметров, губная помада и флакончик духов «Девичий пушок».
– Привет! Что нового? – сказал Богатырев невпопад, как у него часто бывало при общении с девушками. И со значением пожал ей руку.
– Здравствуйте, товарищи, – сказала девушка чуть хрипловатым голосом. – Гала Шапочкина, откомандирована в распоряжение слесаря-технолога Максима Васильевича Богатырева.
– Здорово! Имей в виду – из присутствующих общаюсь только я. А этот товарищ еще в анабиозе, – на руке девушки был масляный след. Кажется, Максим встречал эту Шапочкину на другом этаже, но как зовут, не знал. Она была стройной, но значительно ниже его.
– Вот это чудик! Вид бомжа со стажем, – протянула Гала, рассматривая андроида. Тот был в растянутом грязном свитере, когда-то бежевом, и рваных джинсах, на ногах грубые ботинки. Весь он был в каких-то пятнах, даже лысина была покрыта грязно-серыми разводами. Андроид невозмутимо уставился на нее единственным работающим глазом.
– Даже умирающий галл выглядел получше…
– Кто?
– Ладно, не будем обижать Прола-9000. У него такой прикид – в стиле «гранж», – миролюбиво сказал Максим. От его первоначальной неприязни не осталось и следа – что-то было в его новом помощнике. Что-то в ней радовало его. – Сама видишь, он избегает излишней театральности. И не стесняйся, с нами обоими можно на «ты».
– Я не стеснительная, – по холодной интонации было похоже, что это задело ее.
Прола-9000 обнаружили две недели назад черные диггеры из группировки «Анютины глазки» на юго-западной станции московского метрополитена, законсервированной много лет назад. На аукционы находки «диких» копателей попадали только через третьи руки, и каждый влиятельный коллекционер имел осведомителя в диггерских кругах. Как информация о раритетном роботе попала в отдел исторического наследия «Заслона», было неизвестно, но за считанные дни Прола-9000 чартером переправили в Санкт-Петербург. Цена вопроса не разглашалась. Между тем, что и с его провенансом тоже были неясности. Около двадцати лет он служит офицером по особым поручениям в Подольском архиве Минобороны. Потом увольняется по собственному желанию и устраивается на рынок морепродуктов простым дегустатором. Потом исчезает… И неизвестно, чем он занимался последние годы.
И даже по поводу обнаружения Прола-9000 были нестыковки: старый приятель Богатырева, диггер со стажем Хуго, с которым тот любил посидеть в пабе, намекнул, что он неоднократно бывал на этой московской станции и никаких куч с тряпьем, под которыми якобы валялся Прол-9000, там не было…
– Работаем по типовой схеме, Макс? – спросила она, блеснув белозубым ртом.
– Да, в соответствии с современными технологиями – промывка, ополаскивание, просушка, – кивнул Богатырев, довольный что стал Максом. Он с удивлением смотрел, как она легко, без тени неловкости взялась за дряблые, с глубокими бороздами руки андроида. «Наверное, у нее мускулистые ноги», – уважительно подумал он, хватая громоздкий механизм за ноги. И они повезли тележку по многоярусным пандусам к ванне с дезраствором.
На следующий день Максим Богатырев бежал на работу с необычайной легкостью, приготовив небольшой сюрприз – грушу в подарочной упаковке с зеленой ленточкой. Гала пришла в привычной одежде, хотя нельзя было исключать, что над красным комбинезоном вчера поработали чистящими химикатами.
Состояние андроида не изменилось, он безучастно вращал единственным здоровым глазом. Возможно, что он приспособился им и слушать. Максим постоял над роботом в раздумьях, потом неожиданно спросил девушку:
– Прости, а сколько тебе лет?
– Двадцать семь, – он уловил удивление в ее удлиненных зеленых глазах.
– Вот как? А ты слышала про «Клуб двадцать семь»?
– Слышала. Но не помню уже, – пожала она плечами.
– В него входят знаменитые музыканты, которым тоже было по двадцать семь лет…
– И что?
– Да ничего, – сконфузился Богатырев. – Итак, усложняем процедуру. Хватаем нашего друга и снова вымачиваем.
И они отвезли Прола-9000 длинной анфиладой комнат в другой конец ремонтного цеха.
– Знаешь, я в детстве мечтал стать наладчиком электронных вычислительных машин. Их тогда называли ЭВМ. Мне казалось, что если их хорошо наладить, то и жизнь у всех наладится. Не будет автомобильных пробок, войн и разводов. Но оказалось, что даже хорошо налаженные машины иногда делают грубые ошибки. Представляешь себе, тестируешь ее – все в порядке, а потом она начинает вытворять черт-те что, – рассказал он, когда они опустили андроида в грязевую ванну. Такая процедура повышала электродинамический иммунитет.
– Ты прав, – сказала Гала. Ей вчера показалось, что этого парня обычная фобия – все кругом чинить. Что угодно – тостер, утюг, раму картины, дизайн стены, заточить лопату с шаровым приводом или поменять ей черенок на новый, из сверхпрочного пластика… А он, выходит, другой. Он был высокий и мосластый, и это было неплохо.
– А что из меня вышло и чем я занимаюсь, – вздохнул он. – Грязь привезли из Мертвого моря. Хотя, говорят, на Камчатке озера с грязями получше. Но я не был… Может, сгоняем как-нибудь? – вдруг предложил он и понял, что влюбился. И в красный комбинезон, под которым она скрывает мускулистые ноги, и в зеленые глаза. В глаза особенно…С ним это бывало нечасто, последний раз где-то полгода назад.