Голубь Свободы

Артем Клюкин

Голубь Свободы

– Вайн! – громыхнул мужской бас, заставив оглянуться пассажиров рейса в Бухарест. Самолет еще не успел набрать высоту, а по салону уже бегали стюардессы, исполняющие просьбы пассажиров.

– Володька, будешь виски? – на откидном столике появился пластиковый стаканчик.

– Вайн! – снова прорычал Володька куда-то в проход и запил предложенный вискарь остатками пива.

– Через полчаса непременно петь начнет, – поглядывая на него, шептались две миловидные особы.

– Да не переживай ты так! Ты сделал все, что мог! – успокаивал лучший друг и «ветеран коллектива» тенор Никита Козлов.

Сегодня был особенный день в жизни народного хора «Березка», который в звездном составе летел на румынский фестиваль «Окно дружбы». После полугода репетиций были озвучены фамилии счастливчиков, среди которых оказался и Володька Столяров.

Конечно, были сомнения относительно его кандидатуры; мол, не молод уже, и выпить любит.

– А кто не любит?! – опровергал доводы худрук. – Такой талант взаперти держать нельзя! Это же второй Шаляпин! Ему размах нужен!

И Никита Козлов тоже слово замолвил и обещал присмотреть за «самородком». Володьку в коллективе так и называли – «наш Шаляпин»: из-за удивительного внешнего сходства и уникального голоса. Ну, разве только у Шаляпина не было усов, а Володька носил их с десятого класса. А в остальном, как говориться, «родная мать не отличит».

– Данкэ шон! – вспомнил немецкий язык Володька.

– Володя, может не надо? – взмолился тенор Козлов, сидящий у иллюминатора. – Не переживай ты. Хомяков сам виноват. Нечего руки было распускать!

– Я с ними по-немецки говорил, а они не послушали. Не уберег товарища! – выпил залпом вино Володька и схватился за голову.

Омрачало радость гастролей одно досадное недоразумение, которое стало причиной задержки вылета на полчаса. Виновником ЧП был «драматический баритон» хора – Виталик Хомяков. Будущий «авиадебошир» предложил выпить еще в автобусе, по дороге в аэропорт, и, хитро улыбаясь, достал бутылку армянского коньяка. Отказаться – значит, не уважить старого товарища, с которым все всегда пили пиво после репетиций. Ну и незаметно «укатали» они бутылочку без закуски.

Потом долго бродили по «Duty Free» и купили еще пять литров «на будущее», как сформулировал Хомяков.

– Володька, может, на дорожку? – предложил он, когда все разместили свои вещи и заняли места в хвостовой части салона.

– Давай.

Выпили прямо из горла. Эх! Хорошо! Сидят. Головами крутят. А тут стюардесса «с формами» бегает туда-сюда. На немецком щебечет. А Хомяков мужик неженатый, темпераментный. Немецкие порнофильмы любивший. Вот и переклинило у него в голове: он стюардессу хвать чуть ниже талии и на колени к себе пристраивает. Стюардесса, естественно, в крик. Орет на немецком, журналом Хомякова по морде бьет.

Вскоре она, кое-как вырвавшись, убежала за помощью. Через минуту подходят двое мужчин в форме, а стюардесса на Хомякова пальцем показывает.

– Паспорт, – с акцентом говорит помощник капитана и показывает на открытую бутылку. – Вас ист дас?

– Рашен традишин! На дорожку! – отвечает Хомяков и с улыбкой протягивает свой паспорт.

Стюардесса поправляет прическу, а помощник капитана убирает паспорт в свой нагрудный карман и обращается к Хомякову:

– Инглиш? Доич?

– Доич! – вступается за друга Володька.

Далее следует поток иностранной речи, и захмелевшему Володьке остаётся лишь кивать и хлопать глазами. Естественно, он не понял ни слова. Лишь имитировал понимание.

Помощник капитана договорил и взглянул на Володьку, который, по его мнению, должен был перевести всё сказанное.

– Что он говорит? – полюбопытствовал Хомяков.

– Жениться ты должен на ней! – серьезно ответил Володька. Хомяков опешил и испуганно взглянул на стюардессу, расцветавшую прямо на глазах.

– А чего? Я не против, – ответил он.

Помощник капитана со вторым пилотом по-прежнему стояли в проходе и ждали. Пассажиры с любопытством вытянули шеи. Володька от напряжения стал краснеть и старался вспомнить хоть слово по-немецки. Ответить нужно было уверенно, а самое главное, не спровоцировать дальнейший диалог.

– Зер гуд! – махнул рукой Володька и отвернулся к иллюминатору.

Пилоты лишь пожали плечами, жестами попросили Хомякова встать и повели его в сторону выхода.

– Ты чего им сказал? – сразу зажужжал над ухом тенор Козлов. – Вариантов никаких! Я с ними поговорил, но они были настроены негативно. Русофобы хреновы, – пробасил Володька, наблюдая через иллюминатор, как сгружают чемодан Хомякова.

– А, понятно… – пристегнул ремень тенор Козлов.

Зашумели двигатели, и самолет выехал на взлетную полосу.

Три часа пролетели незаметно. Пассажиры выпили все запасы спиртного и кока-колы. Особым спросом пользовалось пиво, кото- рое закончилось на подлете к Германии, а вино «высосали» ещё над Молдавской границей. Измученные стюардессы только успевали за- катывать глаза и убирать пустые бутылки, которые катались по са- лону. Дважды выходил капитан воздушного судна, делал замечание по поводу курения в туалете и даже грозил совершить вынужденную посадку. Володька три раза исполнил на бис «Очи черные», чем привел в восторг иностранных пассажиров, а потом мирно уснул, напоминая о себе вспышками раскатистого храпа.

Когда шасси коснулись земли, раздались аплодисменты, и кто- то даже выкрикнул: «Аэрофлот, браво!». Стюардессы принуждали соблюдать технику безопасности и «телом» сдерживали желающих попасть в туалет. Как только самолет замер перед трапом, большинство нетерпеливых пассажиров уже стояли в проходе, желая покинуть воздушное судно.

– Данке, – поблагодарил Володька стюардесс. В руках он держал пакет с виски, который достался ему от Хомякова.

– Вер а ю фром? – допытывался румынский пограничник на паспортном контроле, с подозрением смотревший на сонного Володьку. Но, так и не добившись от того ответа, со вздохом шлепнул печать в паспорт.

Подъехал автобус. Представитель румынской стороны на свой манер коверкал фамилии и выкрикивал названия отелей.

– Мы с тобой в одном номере живем, – уселся рядом с Володей тенор Козлов. – Только я не помню, как отель называется.

Автобус тронулся, и все прилипли к окнам, рассматривая пустынные улицы незнакомого города. Потом всем коллективом обсуждали ситуацию с Хомяковым, и Володька очень возмущался по поводу отсутствия русскоговорящего персонала на борту самолёта.

– Хорошо, что я смог поговорить! А так бы вообще рейс отменили! – громыхал он, а слушатели лишь одобрительно кивали.

– Столяров, Козлов, – с акцентом произнес румын, когда автобус остановился в темном переулке. – Пожалуйства. Ваща гостиница.

Номер оказался просторным. Смущала двуспальная кровать, которая больше походила на романтическое ложе. Спать с мужчиной очень не хотелось, и Володька сделал большой глоток виски прямо из бутылки.

– Будешь? – предложил Козлову.

– Давай, – не стал отказываться тот.

– Ты, это, располагайся. А я пойду воздухом подышу, – сделал

еще глоток на дорожку Володька и вышел из номера в момент, когда Козлов натягивал футболку с олимпийским мишкой.

Несмотря на начало ноября, было тепло. В конце улицы горели фонари, и шум редких машин нарушал ночную тишину. Вдали просматривалась площадь с памятником: всадник, сидящий на коне, в решительном порыве рукой указывал вперед. Это напомнило Володьке детские годы, когда они с отцом ездили в Ленинград и долго стояли у Медного Всадника. Как же давно это было!

Ему захотелось пива. Володька прислушался к интуиции, которая повела его налево вдоль пустых витрин. Через десять минут он вышел на пустырь и понял, что пива здесь точно нет.

– Черт! Не туда пошел, – повернул он обратно.

Ещё через пять минут он вышел к речке, хотя возвращался тем же путем. На другой стороне светились витрины.

– Ну, наконец-то магазин, – подумал он и еще сильнее сжал в руке 100 румынских лей, выданных ему еще в самолете.

Как оказалась, это был не магазин, а ночной ларек с его скудным ассортиментом.

– Бир! – громко крикнул Володька и показал два пальца.

Теперь, когда две банки пива оттягивали карманы замшевой куртки, оставалось только найти местечко с кустами поблизости. Вскоре он увидел довольно живописную скамейку у бетонной опалубки, где, по всей вероятности, собирались не только романтики, но и местные бомжи. Володька присел и глубоко вдохнул.

Эх! Хорошо. Заграница!

Первая банка закончилась быстро, а вторую мужчина постарался растянуть подольше.

«Ну, теперь можно отправляться спать!» – подумал он после посещения кустов и выкинул пустые банки.

«Внутренний навигатор» предлагал идти вдоль берега речки, но Володька посчитал, что по диагонали будет короче. Он нырнул в первый переулок и через несколько минут, миновав поросшие плющом особняки, вышел на усыпанные брусчаткой улицы старого города.

По пути ему встречались поздние прохожие или вовсе бездомные, высматривающие теплое местечко в подворотне. Вскоре он набрел на площадь с памятником капитолийской волчице посередине и понял, что нужно возвращаться обратно.

«Вроде сюда» – старался вспомнить дорогу Володька и ещё через несколько минут вышел на извилистую улочку, которая привела его храму.

«Куда дальше?» – прозвучал в его голове первый тревожный звоночек.

Мимо пробежала стая собак, с подозрением взглянув на мужчину, стоящего с задранной головой.

«Козлов, наверно, уже спит», – оторвав взгляд от куполов, присел на скамейку Володька. – «Первое правило – не впадать в панику. Безвыходных ситуаций не бывает. Спокойно. Отель где- то рядом… Черт! Только где?! Я же не могу весь город оббежать! Не молод уже. Так… Что я знаю об отеле? Нихрена я не знаю об отеле. Даже первую букву не помню, не говоря уже о самом названии! Козлов, сука, своими разговорчиками вечно мешает запомнить нужные вещи. Паспорт! Естественно, он в сумке остался. А где сумка? В отеле. Блин! Что рядом с отелем? Памятник, на Медного Всадника похож. Не вариант! У них здесь на каждом перекрестке памятники. Можно Козлову на пейджер сообщение оставить, он его везде с собой таскает. Но нужно будет международный звонок заказывать. И как я объясню ему, где я? Нет, это уж совсем не вариант. Завтра репетиция. А где? Откуда я знаю где? Худо дело. Мама, я потерялся!» – от этой мысли подскочило давление и онемели ноги. Володька не совладал с паникой и в бессилии рухнул на скамейку.

Сколько времени он так просидел?.. О чем думал?..

Из состояния транса его вывел бой часов далекой башни.

В семь часов утра зашумели трамваи. Жители спешили на работу. Оживление становилось всё более ощутимым, а к девяти утра в глазах уже пестрило от городской суеты.

С разных сторон доносились звуки строительных работ. Студенты и школьники стояли за свежей выпечкой. Изящным почерком хозяин кафе писал о предложении дня. И не было в утренней суете ничего примечательного, кроме усатого человека, сидящего без движения.

Володька не просто сидел, он жадно вглядывался в лица прохожих, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо.

********

Тем временем «знакомые лица» за завтраком обсуждали свежую новость.

– Я ничего не знаю. Сказал, что воздухом пошел подышать и не вернулся, – в сотый раз отвечал тенор Козлов, укладывая колбасу на тарелку.

– Не мог он так просто уйти! – отказывался верить в происходящее администратор поездки Иванов, которому было не до деликатесов. Он был ужасно бледный и дрожащей рукой еле держал стакан с водой.

– Надо докладывать «домой», – подошел сзади директор хора. – А что я скажу?

– Ушел ночью в неизвестном направлении, и на данный момент

местоположение его не установлено. Паспорт оставил в гостинице. Ни с кем не контактировал. Находился в состоянии легкого алкогольного опьянения.

– Да ты не представляешь, что будет! Скажут, не доглядели! Не провели работу. Вдруг он политического убежища попросит?! И так из-за мудака Хомякова головы не сносить, а тут такое!

– Решай сам, – пожал плечами директор хора.

*******

Тем временем Володьку переполняла любовь к Родине. Он купил две банки пива и стал наблюдать за каким-то митингом. Толпа людей с транспарантами в руках, что-то выкрикивала. Володька решил перейти на другую сторону дороги, чтобы про- должить поиски отеля, но вдруг активный людской водоворот сорвался с места и в едином порыве стал «уносить» с собой случайных прохожих. Володька оказался в эпицентре этого торнадо, и первое время ещё пробовал сопротивляться. Его тело кидало из стороны в сторону, а временами даже отрывало от земли. Мимо проносились здания, менялись лица. Стремительное течение набирало свою силу, растекаясь по улицам города. Всюду ощущалась тревога, которая выражалась в звуках далеких сирен.

Сначала Володька решил, что это проявление местного колорита. Может у них каждое утро так начинается? Поэтому на фоне беснующейся толпы он выделялся постным выражением лица и терпеливо переносил притеснения. «Лишь бы кости целы остались», – отрешенно думал он. – «Вы в наших «резиновых» автобусах не ездили! Сопляки!».

Через десять минут «невесомости» Володьку буквально выплюнуло на широкую площадь перед огромным дворцом. Многотысячная толпа выкрикивала: «Чау! Чау!». Плакаты с лозунгами кочевали из рук в руки. Повсюду сновало огромное количество фотокорреспондентов и репортеров. В руках митингующих были флаги с дырами посредине. С двух сторон стояли военные в полной экипировке, а тяжелая техника направила стволы в сторону народа.

«Короче, все серьезно!» – подумал Володька, оглядываясь по сторонам, когда людской поток стал утягивать его в сторону дворца.

– Чау! Чау! – выкрикивал народ.

Володьку удачно «прибило» к заграждению, а в руках его оказался плакат на длинной палке. За ограждением шныряли фотокорреспонденты и военные.

Дальше случилось глупое недоразумение: сзади его неожиданно «подперли» и, в целях удержания равновесия, Володька выставил вперед обе ноги, которые ему немедля оттоптал пробегавший мимо взвод солдат.