Помоги проекту - поделись книгой:
Он стал пересекать школьный двор с уверенностью и важностью единственного и полновластного хозяина этой территории. Он очень напоминал петуха. И раскраска у него была такая же яркая, и гребень на голове высился короной, и походка была горделивая. Но вдруг раздался довольно громкий звонок на перемену, и откуда-то издалека послышался топот детских ног и радостные вопли детей, выпущенных на волю. Судя по голосам, это был класс каких-то младших школьников, которые бежали явно в нашем направлении. Хамелеон моментально сообразил, что пора делать ноги. Он явно жил не первый день на территории школы и прекрасно понимал, чем для него может закончиться встреча с толпой младшеклассников. Петушиный окрас моментально был сменен на серо-коричневый камуфляж под цвет земли двора, вальяжная походка и горделивая осанка куда-то исчезли сами собой. Хамелеон припал к земле брюхом и по-пластунски, резво перебирая конечностями, стрелой долетел до ближайших кустов. Там он расслабился, сменил камуфляж на зеленый, спокойно залез в недра куста и застыл, свернувшись калачиком, видимо, для того, чтобы спокойно переждать перемену.
Мне так нравились эти красавцы, что я даже поселила у себя в доме одну такую особь. Это была явно беременная хамелеониха. Я поселила ее в зимнем саду резиденции. Я где-то читала, что период кладки яиц для хамелеоних является самым сложным жизненным испытанием. Ведь ей, бедняжке, надо выйти на открытое пространство, выкопать ямку, отложить туда яйца. Вся эта процедура требует достаточно большого количества времени, а защиты у бедной дамы, кроме камуфляжной расцветки, никакой нет. Тут ее можно брать голыми руками. Вот я и решила облегчить ей жизнь, а именно: дать ей возможность провести сложную процедуру откладывания яиц в тепличных условиях.
Зимний сад представлял собой довольно большую комнату со стеклянным потолком и довольно большим куском открытого грунта, из которого и произрастали всякие экзотические растения типа пальм. Грунт был мягкий, поэтому вскопать в нем ямку и зарыть туда свои яйца для хамелеонихи не составило бы большого труда.
Когда я снимала хамелеониху с куста для того, чтобы унести ее на безопасную территорию нашего зимнего сада, она была какого-то лимонно-розового цвета. В зимнем саду я ее посадила на зеленую веточку кустика, но женское любопытство в ней перевесило все остальные чувства, включая инстинкт самосохранения. Она наплевала на все кустики и пальмочки, произраставшие в грунте зимнего сада, и решительно перебралась на ковер. Ковер был наш российский, таких много у нас понаделано, большей частью они лежат в поликлиниках и других не очень пафосных государственных учреждениях. Расцветка у него была бежево-голубая. Так вот наша дамочка, как только она перебралась из райских кущ зимнего сада на ворс ковровой дорожки, тут же поменяла свою расцветку с лимонно-розовой на бежево-голубую. Она даже повторила узор ковра и, если бы я не знала о ее присутствии в этой комнате, я бы ни за что ее не увидела. В дальнейшем, как я ни старалась пересадить ее на какое-нибудь растение, она с упорством, достойным лучшего применения, регулярно возвращалась на ковровую дорожку.
Я стала опасаться, что ее кто-нибудь раздавит. Просто не заметит ее на ковре, наступит и раздавит. Пришлось оповестить всех, кто имел доступ к этой территории о необходимости внимательно смотреть под ноги. Двери в зимний сад приходилось постоянно держать закрытыми, дабы она не перебралась на какой-нибудь другой ковер и не слилась бы с ним в приступе мимикрии.
Дальше – больше. Хамелеониху надо было чем-то кормить. Тараканов и муравьев в резиденции, слава богу, не было. Мухи и бабочки туда тоже не залетали. Что же делать? Она же у меня просто сдохнет с голоду. Пришлось мобилизовать сына и других детей из посольства на ловлю кузнечиков. Дня два они побегали за кузнечиками с удовольствием, потом им это надоело, и мне пришлось самой бегать за бабочками, стрекозами, ползать по траве в поисках кузнечиков, выискивать гусениц, завлекать в дом мух кусочком мяса, а потом пытаться их поймать на оконном стекле. Цирк шапито! Слава богу, что кроме местной прислуги меня никто из наших, посольских, за этим занятием не наблюдал, иначе мадам амбассадор быстро бы записали в разряд местных сумасшедших. Хотя кто знает, что они там про меня рассказывали?
Однако поймать муху или кузнечика это полдела. Надо же как-то это блюдо хамелеонихе подать. Мертвячину она есть не будет. Насекомое должно трепыхаться, только тогда она обратит на него свое царственное внимание. Голь на выдумки хитра! Вот и я додумалась. Я брала длинную иголку от сосны, накалывала на нее несчастное насекомое, подносила его к морде хамелеонихи на расстоянии примерно двадцати сантиметров и имела счастье наблюдать, как она выстреливала своим липким языком по живой цели и утаскивала трепыхающуюся козявочку в недра своего чемоданоподобного рта.
Все эти игры в зоопарк, конечно, очень интересная штука, но отнимают очень много времени. К тому же быстро приедаются. Я не исключение. Уже через неделю активной охоты за кузнечиками и организации трехразового питания для моей квартирантки я начала подумывать, как бы от нее избавиться. Все-таки у меня сын девятиклассник, с ним надо заниматься, а то растет оболтусом, а я вместо этого сама, как последняя дурочка, бегаю за кузнечиками и кормлю хамелеониху с сосновой иголки. Хорошенького понемножку, как говорил мой папа. Помог случай.
Нас пригласил на обед итальянский посол, синьор Гвидо Никосия. Это был очень интересный человек. Во-первых, он был художником, но творил в достаточно неординарной манере. Реализмом там и не пахло. Его полотна представляли собой узор, сплетенный из человеческих тел, цветов, листьев, каких-то загадочных существ и предметов непонятного назначения. Эти его композиции были очень яркие и привлекательные. Их хотелось подолгу рассматривать. Они как-то странно будоражили воображение и возбуждали, хотя понять, что там нарисовано, было просто невозможно. Во-вторых, Гвидо оказался натуралистом-любителем. Про кошек, собак и черепах я молчу, этим сейчас никого не удивишь. Гвидо собирал хамелеонов, хотя и кошки, и собаки и черепахи в его доме тоже жили.
Маленькие хамелеончики жили у него в стеклянных террариумах со специальными лампами для обогрева. А большие хамелеоны жили в саду, каждый на своем дереве, окруженном сеткой, дабы защитить зверя от нападения хищных птиц, а его владельца от побега зверя и утраты ценного экземпляра. В штате прислуги у Гвидо был специальный человек, в обязанности которого входила ловля кузнечиков. Этот человек приходил рано утром, прыгал по территории резиденции и собирал всех пойманных кузнечиков в банку. Потом отдавал банку Гвидо, и тот уже лично обходил все деревья и кормил своих подопечных. Заодно он проверял состояние их здоровья и изучал повадки. Хамелеоны так привыкли к этой ежедневной кормежке, что даже не пытались никуда убежать, им у Гвидо было вполне комфортно.
Я поняла, что Гвидо это мое единственное спасенье, только он в состоянии помочь мне достойно выйти из той ситуации, в которую я сама же себя и загнала. Улучив момент, когда Гвидо был один, я поделилась с ним своей проблемой. Гвидо отнесся к ней достаточно серьезно. Он сказал, что прямо так взять мою хамелеониху не может, потому что сначала ее надо передержать в карантине, да и дерево ей нужно подготовить отдельное, а на это уйдет какое-то время. Но не все так плохо. Мне опять повезло в этой жизни. Буквально на следующей неделе к нему должна была приехать группа итальянских зоологов, которые уже купили лицензии на поимку и вывоз мадагаскарских хамелеонов для какого-то итальянского зоопарка. Так что моя хамелеониха имела шанс стать первым экземпляром их коллекции. Я была более чем довольна. Во-первых, я приобщилась к большой науке и пополнила коллекцию какого-то зоопарка в Европе. Во-вторых, я обеспечила сытую и спокойную жизнь одному столь редкому представителю фауны.
Вы можете мне возразить и сказать, что надо было просто отпустить хамелеониху на волю. Я бы так и сделала, находись я где-нибудь в лесу, но мы были в городе, а там огромное количество хамелеонов гибнет просто под колесами автомобилей или от химии, которой опрыскивают сады в надежде отпугнуть комаров, муравьев и тараканов. Во всяком случае, мне за этот мой поступок не стыдно.
Также не стыдно мне было заниматься контрабандой, перевозя маленьких хамелеончиков для одного моего знакомого кандидата биологических наук. Этого молодого ученого я знаю с трехлетнего возраста. Он с детства был помешан на букашках, таракашках, лягушках, головастиках и прочей живности. У них при московском университете есть ферма, где они разводят сверчков, специально для того, чтобы кормить ими ящериц, лягушек и хамелеонов из своего питомника. Те, кто смотрит «Диалоги о животных» Ивана Затевахина, видели не раз и моего зоолога и доставленных ему мною контрабандным способом хамелеонов. Так что «подельников» у меня достаточно, но в случае чего, я готова отвечать за свой поступок одна.
Хамелеон уникальное существо, а местные люди на Мадагаскаре не всегда это понимают. Иногда, находясь в плену у первобытных предрассудков, они просто убивают этих красавцев. А их надо изучать или хотя бы просто ими любоваться, как это делал синьор Гвидо Никосия. Он кстати подметил еще одну мало известную широкому кругу особенность хамелеонов. Про то, что хамелеон меняет цвет от смены окружающей среды или от смены своего настроения, знают все. Про необыкновенный стреляющий язык, который иногда бывает длиннее всего тела хамелеона, тоже все наслышаны. Про то, что хамелеон может ворочать глазами в разные стороны в диапазоне 360 градусов и не синхронно, тоже знают многие. А вот Гвидо подметил у них еще одну особенность. Он сказал, что много раз видел, как хамелеоны делают “
ЛЕМУРЫ
Считается, что Мадагаскар это осколок некогда существовавшего континента под названием Лемурия. Лемуры это эндемичное животное, живущее только на Мадагаскаре. Есть еще похожие зверюшки в Индии, но ведь и Индия когда-то была частью Африки, так что это двоюродные братья мадагаскарских лемуров.
Сейчас на Мадагаскаре насчитывается 22 вида лемуров, а когда-то было больше тридцати. О чем это говорит? Да, все о том же, о вредоносной деятельности человека. Официально на Мадагаскаре лемуров убивать запрещено. Но у разных племен разные традиции и разные верования. Есть племена, которые просто привыкли питаться лемурами. Это для них основной источник протеинов. От гастрономических привычек отучить очень трудно. Другие племена считают лемуров злыми духами и при встрече обязательно убивают.
Такова, например, незавидная судьба милого пушистого руконожки ай-ай. Это симпатичный зверек, питающийся насекомыми и фруктами. Его беда в том, что он ночной зверь, и его огромные, как у всех лемуров, глаза горят в темноте и тем самым пугают местное население. Хотя сам собой напрашивается вопрос, а какого черта вам, ребята, надо ночью в джунглях? Ночью надо дома спать, а не по джунглям шастать. Единственное, что спасает бедного руконожку, это тонкий слух, поэтому обычно он успевает убраться восвояси еще до прихода какого-нибудь «венца природы» с дробовиком или просто с вилами. Некоторые шаманы ведут себя более «гуманно»: для того, чтобы лишить руконожку злых чар, они у живого зверька вырывают средний палец и потом отпускают его на свободу. Не нравится им, видите ли, форма среднего пальца у руконожки ай-ай. Она у него действительно необычная. Средний палец на ручке ай-ай непомерно длинный. Он этим пальцем простукивает дерево и тем самым обнаруживает полости, где скрываются личинки. Так вот эти уроды-шаманы не только причиняют зверю адскую боль, они еще и лишают его главного орудия по добыче пищи. Этот пассаж я здесь привела, чтобы лишний раз наглядно показать вредоносность любой религии. К тому же до многих уголков Мадагаскара официальная власть вообще добраться не может, поэтому пока что судьба лемуров пущена на самотек. А это может кончиться печально. Не постигла бы лемуров судьба стеллеровой коровы или кваги, родной сестры зебры, только с другим набором полосок, не черно-белых, а серо-коричневых. Однако я не собираюсь здесь читать лекцию по зоологии, экологии или этнографии. Я хочу рассказать о своем личном знакомстве с лемурами.
Когда я первый раз приехала в посольство, меня сразу же стали знакомить с местными достопримечательностями. Посольство было новенькое, недавно отстроенное, и посмотреть там, действительно, было на что. Но вот меня подвели к клетке, в которой томилось три узника: два кошачьих лемура и один какой-то серенький, похожий на маленького медведика, очень серьезный и сосредоточенный. Сидели лемуры в разных углах, то есть, два брата кошачьих лемура в одном углу, а серенький лемурчик в другом. Между собой они не общались. Я угостила их кусочком яблока. Серый лемурчик взял его и похрупал, а уже потом кошачьи лемурчики подобрали с пола крошки, которые остались после трапезы «медведика».
Мне объяснили, что серый лемурчик здесь старший, он в эту клетку попал раньше, поэтому он ведет себя по отношению к двум кошачьим лемурам как пахан. Всю еду сначала пробует он. Братья довольствуются его объедками. Их пытались кормить раздельно, изменить ничего не получилось. Кошачьи лемуры сами не трогают пищу до тех пор, пока им не разрешит «медведик», потому что знают, что тот их безжалостно побьет. Мне это было странно слышать, ведь кошачьих лемуров было два, они были молоды и сильны, а этот «медведик» был меньше их ростом, и он был один. Но оказывается, понятие «авторитет» не мы люди придумали. Это какое-то изначальное, первобытное понятие, глубоко сидящее у нас, да и не только у нас, в подсознании. Авторитета звали Макар. У братьев кошачьих лемуров имен не было. Они настолько походили друг на друга, что пытаться дать им разные имена было бесполезно.
Про кошачьих лемуров известно много. Про них снимают фильмы, они живут в зоопарках и заповедниках. Людей они не боятся. В природе они живут большими семьями, и этой большой компанией разоряют деревни, сады и огороды. Но если на них погромче крикнуть, они тут же уберутся, как бы говоря: «Пардон, мадам, ничего личного, просто кушать хочется!». А вот личность серого «медведика» я так и не смогла установить.
Главным лемуром на Мадагаскаре считается индри. На вид это такой серо-коричневый зверек, чем-то похожий на кота или на небольшого медведя. Это очень непубличный зверь, он живет в глубине лесов и сторонится людей. Название «индри» ему дал французский исследователь Соннер. Когда он шел по лесу в поисках лемуров, его проводник вдруг закричал: «Индрис!», что значило: «Глянь-ка на это!». Так был открыт этот тип лемуров для европейцев. А местные племена называют его «бабакуту», что в переводе значит «папа». Выходит, они что-то такое подметили в его поведении, если назвали папой, или паханом. Что еще меня поразило в Макаре, так это умные карие глаза. У других лемуров глаза как пуговицы, никакого интеллекта не демонстрируют, а в глазах Макара читалось глубокое знание жизни. Проще всего было бы причислить Макара к лемурам индри и на этом успокоиться, но говорят, что индри в неволе не живут, а Макар прожил в посольстве несколько лет.
Есть еще бамбуковые и тростниковые лемуры. Они тоже серенькие, но глазки у них такие же глупенькие, как у большинства лемуров. Среди мышиных лемуров тоже попадается вид, который местные называют «Маки». Может быть, местные сказали, что это маки, а наши назвали его за это Макаром? Но мышиные лемуры совсем маленькие, а этот был ростом с взрослого коалу. Так я и не идентифицировала Макара. И теперь уже никогда этого не сделаю, потому что образ его постепенно стал стираться из моей памяти, ведь видела я его всего один раз. Буквально через несколько дней мой сын сказал мне, что кто-то открыл клетку и Макар удрал.
А вот кошачьи лемуры, напротив, никуда удирать не собирались. Они остались жить в посольстве. Причем они очень умело пользовались всеми благами, которые посольство могло им предоставить. Спали они в креслах на балконе у одной семьи, завтракать ходили к другой семье, обедать к третьей, ужинать к четвертой, а для развлечений они выбрали себе пятую жертву. Ею стала жена директора школы.
Это была милая девочка, вчерашняя выпускница вуза, учительница математики. Она была невысокого роста, вся такая кругленькая, беленькая, пухленькая с нежным румянцем и ямочками на щечках. Эти бандиты, кошачьи лемуры, похоже, влюбились в нее, но любовь свою демонстрировали как первоклассники. Они ее подкарауливали на улице, мастерски маскируясь где-нибудь в кустах, набрасывались на нее сзади и начинали ее щипать, щекотать, дергать за волосы, хватать за нос, за уши, мять и пачкать грязными лапами одежду. Бедняжка даже боялась одна выходить из дома. Ей приходилось всюду ходить вместе с мужем. Когда она была не одна, а в сопровождении мужа или еще какого-нибудь мужчины, лемуров не было видно даже поблизости. Стоило ей выйти одной, как эти бандиты тут же на нее нападали.
Было совершенно непонятно, что делать с этой бандой. Разобрать их поведение на собрании и пристыдить было невозможно. Снова посадить их в клетку – не гуманно, да и бессмысленно, опять нашелся бы кто-нибудь сердобольный, кто бы их тут же выпустил на волю. Выгнать их из посольства было невозможно, потому что им нравилось жить в посольстве. Вообще у местных племен есть легенда о том, что давным-давно в лесу жили мужчина и женщина. У них было много детей. Одни их дети расчистили от леса клочок земли, засеяли его рисом и стали жить своим трудом. Так появились люди. А остальные дети тех же родителей ушли в леса и предпочли вести праздный образ жизни. Так появились лемуры. Так неужели эти лодыри и лежебоки уйдут куда-то из такого халявного рая? Нет, способным уйти оказался только серьезный авторитет, Макар.
Кстати, лично у меня есть большое подозрение, что клетку открыл не кто иной, как мой муж. Он очень не любил, когда его фамилию упоминали всуе. А тут такая параллель, такие ассоциации: в посольстве всем заправляет посол Макаренко, а в клетке всеми командует пахан Макар. Ну, как такое можно вынести?!
МАХАРАДЖА ИЗ МАНАКАРЫ
Манакара это крохотный населенный пункт (по российским меркам забытая богом деревенька) на южном берегу Мадагаскара. В Манакару мы прибыли по приглашению местного бизнесмена Вахтанга Махарадзе. Он там окопался давно, и всех российских послов возил к себе в гости, чтобы те поближе познакомились с местной действительностью. Иными словами, методом погружения он наглядно показывал послам, куда они попали, и очень ненавязчиво объяснял, как тут надо себя вести, чтобы добиться хоть какого-то взаимопонимания с местным населением.
Кстати, путем несложного лингвистического анализа мне удалось установить, что они с моим мужем тезки. Вот как это произошло. Один датский предприниматель, господин Акисон, называл и моего мужа, посла Макаренко, и бизнесмена, Махарадзе, одинаково: мистер Махараджа. Я начала скрести в затылке. Ну, с Макаренко все ясно, это украинская огласовка греческого имени Макари, или Макариос, что значит «блаженный». Спросили Вахтанга Георгиевича, что значит его фамилия. Он ответил, что в основе лежит грузинское слово «махарабели», что тоже значит «блаженный». Получается, что это просто грузинская огласовка того же самого греческого слова. Два блаженных встретились на благословенном острове Мадагаскар. Вот что из этого получилось.
Для начала скажу несколько слов об этом незаурядном человеке. Внешне это был кряжистый, плотно сбитый мужчина, этакий Жан Габен ирландского разлива. Почему ирландского? Да потому что он был рыжий, светлоглазый, с кожей совершенно свекольного цвета, как будто он был моряком и только что вернулся из кругосветки. Кстати морская тематика ему была очень близка, он даже ходил в какой-то длительный поход на научно-исследовательском судне. И там у себя в каюте умудрился устроить аквариум для морских рыб с проточной водой.
По образованию Вахтанг Георгиевич был простым фельдшером. Хотя из простых фельдшеров редко получаются граждане вселенной, так что вернее было бы сказать, что он был непростым фельдшером. Еще в студенческие времена он удивлял своих однокашников тем, что зарабатывал себе на жизнь тем, что служил ночным санитаром в морге. Это значит, что он всю ночь проводил запертым в подвальном помещении без окон в обществе покойников. У бедного Хомы Брута после одной такой ночки крыша поехала, а этому хоть бы хны.
Итак, мы видим, что интересы у нашего героя были самые разнообразные: и медицина его интересовала, и море его манило, и уж, конечно, дальние страны притягивали. Тяга к путешествиям, скорей всего, была у него в крови по той простой причине, что в этот мир он явился от смешанного брака: мама у него была украинка, а папа грузин. Вырос он в Тбилиси, в молодости много колесил по свету, потом осел в Москве, где начал свой бизнес, а уж потом рванул на Мадагаскар. На Мадагаскаре он большую часть своего времени проводил в столице, в Антананариву, ведь только там можно было встречаться с другими бизнесменами и заключать какие-то сделки. Основные же его угодья были в Манакаре, это селение в двух днях езды по бездорожью джунглей на «Хаммере». В Манакаре у него была плантация кофе и какао, но, скорей всего, там нечем было хвастаться, поэтому он нас даже близко к этим своим владеньям не подводил.
Управляющим на его плантации работал какой-то молдаванин. Этот парень в душе тоже был авантюрист, как и Вахтанг Георгиевич. Но только он был авантюристом безответственным. Поддавшись на внешне заманчивую аферу, коих после распада союза у нас в стране стало пруд пруди, он рванул из Молдавии, где тогда шла война, со всей своей семьей (а это молодая жена и две маленькие девочки) на Мадагаскар. На Мадагаскаре его, естественно, никто не ждал. Однако случай свел его с Махарадзе, и тот чисто по-человечески пожалел даже не парня, а его семью и поселил их в Манакаре. Поселил не просто так, а сделал своим управляющим и велел вести дела, связанные с выращиванием кофе и какао. Плантациями да и всеми другими делами, по сути, стала заниматься жена молдаванина, а тот продолжал относиться к жизни все также безответственно как и раньше: спал до обеда, ходил на рыбалку, по вечерам просиживал в единственном местном кабаке, принадлежавшем китайцам. К счастью жена его была в хороших отношениях с этой китайской семьей, и они не давали парню пропивать последнее.
Махарадзе понял, что связался с никчемным человеком, но поделать уже ничего не мог. Ему жаль было семью этого лоботряса. Да и куда его выгонишь? Назад в Молдавию? Так у того денег на билет явно не было, а самому оплачивать проезд четырех человек было очень накладно. Но время шло, дети росли, и старшая дочка стала настоящей красавицей. Сын китайской четы не устоял перед ней и сделал ей предложение руки и сердца. Она, конечно же, согласилась незамедлительно. Во-первых, там, в Манакаре, выбор у нее был очень ограниченный: либо китаец, либо кто-нибудь из местных, а это уж совсем необразованный контингент. Во-вторых, китаец был не лыком шит: он был классным дипломированным поваром, так что перспектива выйти на международный уровень у девочки просматривалась очень четко.
А пока китайская семья выжимала из населения Манакары все, что только возможно было выжать. В субботу вечером китайская чета устраивала в своем питейном заведении дискотеку. Билеты продавала красавица молдаванка, молодая жена их сына. Все местные парни эти билеты раскупали, не понятно, на что они надеялись, потому что красавица на этой дискотеке потом даже не появлялась. А уже в понедельник китайцы скликали местных парней поработать на строительстве нового дома и расплачивались с ними теми деньгами, которые были ими заплачены за вход на дискотеку. И это повторялось каждую неделю на протяжении многих месяцев. То ли местные парни совсем уж ничего в экономике не понимали, то ли красота молдаванки была столь неземная, что гладя на нее, у парней отшибало последние мозги, но строительство нового дома медленно, но верно продвигалось вперед.
Вообще, китайцы внедрились в местное общество как-то незаметно и ненавязчиво, но очень скоро стали там самыми главными людьми. Они знали все и про всех, и новички ходили к ним советоваться по любому поводу. Именно так поступил и Вахтанг Махарадзе, как только он появился в Манакаре и купил там землю. Новоиспеченный латифундист хотел задобрить местных вождей, дабы в дальнейшем никаких конфликтов с ними не возникало. Как это сделать правильно он не знал и, поэтому обратился за помощью к старой китаянке. Она сказала ему, какую сумму денег надо подарить каждому аксакалу персонально. Сумма, кстати говоря, оказалась смехотворно небольшой. А потом сказала главное: надо было каждому из них подарить по байковому одеялу. Это тоже был смехотворный расход для человека, купившего несколько гектаров земли под плантацию. Но совет этот был очень ценный. Сам Вахтанг ни за что бы не сообразил купить в подарок дешевые одеяла, которые у нас только в сиротских приютах еще и используют. А аксакалы были счастливы, потому что эти одеяла они используют как пальто в холодный сезон.
Вот такое общество сложилось в Манакаре: с одной стороны, местные племена под предводительством вождей, перебивающиеся с хлеба на квас рыбалкой, скудным земледелием, собирательством и подсобными работами, а с другой стороны, интербригада капиталистов, состоящая из мудрых китайцев, авантюриста-полукровки Махарадзе и примазавшихся к ним молдаван. Вот в этот-то сложный и запутанный по своему устройству человеческий муравейник мы и приехали знакомиться с местной экзотикой.
Ехали мы разными путями. Детей наших Махарадзе взял к себе в «Хаммер» и провез их через все джунгли. Я спокойно отпустила их в это путешествие. Во-первых, потому что Вахтанг Георгиевич внушал безоговорочное доверие, а во-вторых, потому что на Мадагаскаре нет ни крупных хищников, ни ядовитых змей. Это благословенный остров, и если бы люди отнеслись к нему с умом, это было бы самое подходящее место для обустройства земного рая. К счастью, Мадагаскар еще не так сильно заселен, поэтому кое-где еще можно поиграть в земной рай. Вот и наши первопроходцы наслаждались одиночеством, первозданной природой и возможностью почувствовать себя настоящими робинзонами. Обед они готовили на костре, как говорил потом мой сын, из какой-то ерунды, но было очень вкусно. Я думаю, что на свежем воздухе да в окружении первозданной природы и вареная галоша покажется вкуснейшим деликатесом. Ночевали прямо в лесу кто в машине, а кто и под открытым небом, отгоняли от костра слишком назойливых лемуров, привлеченных вкусным запахом еды, на руках уносили с дороги медлительных хамелеонов, которые не понимали, почему не надо лезть под колеса автомобиля. Проезжая мимо каких-то мелких мальгашских поселений, они ощущали себя важными иностранными гостями, которые едут в шикарном лимузине, а народ приветствует их криками «Ура! Мир! Дружба!» машет флажками, руками, шляпами и прыгает от радости. Проезд по каждой такой деревеньке проходил примерно по одному и тому же сценарию. Народ махал руками, улыбался и кричал: «Рус! Рус!», на что Махарадзе, высунувшись в окно «Хаммера» кричал им: «Я грузин!». Разницы они не понимали и, наверняка, думали, что это просто какое-то ответное приветствие. Итак, Вахтанг Георгиевич устроил моим ребятам такое приключение, которое в их жизни вряд ли когда-нибудь повторится, за что я ему безмерно благодарна.
А мы с мужем полетели туда на маленьком четырехместном самолетике. Оказывается в этой деревеньке, по названью Манакара, был аэродром, а также порт, а также пляж с бунгало для туристов. Правда единственными туристами в эту пору оказался наш небольшой десант, но, тем не менее, ребята были готовы принять человек сто, а то и больше. Вот вам и деревня! У нас бы все это в деревнях было, мы б тогда по праву считались супердержавой.
Пока летели туда, я все время смотрела вниз на грешную землю, и меня очень заинтересовало обилие кругов на земле. Круги эти были разные: совсем свежие и едва проглядывающие сквозь травяной покров. В одних местах границы кругов были обозначены насаженным невысоким кустарником, в других – выложены камнями, в третьих – невысоким земляным валом, в четвертых – просто снятым с земли дерном или вырытой канавой. Во всех случаях это не были загоны для скота, потому что и земляной вал и кустики были очень невысокие. Любое животное легко могло бы эту преграду преодолеть. Круги эти находились как вблизи от человеческого жилья, так и на совсем уже безлюдной территории. Но что самое примечательное, мне ни разу не довелось увидеть, как люди используют эти круги. Так и остались они для меня загадкой. И кого бы я ни спрашивала потом о природе этих кругов, все только отмахивались от меня и советовали заняться чем-нибудь другим, более полезным, заявляя, что все это только мои выдумки, ни о каких кругах здесь никто и слыхом не слыхивал.
Но вот мы и в Манакаре. Нас радостно встречают и угощают вкуснейшим обедом из только что выловленных даров моря. Я хоть и небольшой любитель рыбного меню, но уплетала запеченную на углях рыбу за обе щеки. Потом нам предстояла встреча с местными аксакалами, которые для усиления торжественности момента завернулись в свои байковые одеяла. Тут я, наконец-то, поняла, зачем нас тащили на этот край света. Махарадзе нужен был свадебный генерал. В качестве этого свадебного генерала он решил использовать моего мужа, Чрезвычайного и Полномочного посла. Дело в том, что Махарадзе захотел прикупить небольшую рощицу реликтовых деревьев на берегу бухты. Не то чтобы местные пеклись о сохранности деревьев, занесенных в Красную книгу (они про эту Красную книгу ни сном, ни духом не ведали), а просто это была их священная роща, где они какие-то свои обряды совершали. Вот Махарадзе и решил их умаслить очередным денежным вливанием. Но передача денежных средств должна была пройти в особо торжественной обстановке, дабы аксакалы прониклись серьезностью момента. Вот он и придумал, что чек им вручит сам посол великой державы. Это произведет на аксакалов нужное впечатление, и тогда они мгновенно забудут о своих дурацких церемониях и обрядах. Все прошло как по нотам. Посол, не понимая сути происходящего, вручил аксакалам чек, заблаговременно выписанный Махарадзе. Аксакалы, обомлевшие от торжественности момента, и слова не проронили, а деятельный латифундист, Махарадзе, уже отдавал распоряжение своему молдаванину, как и где огородить эту рощицу проволокой. Так, на всякий случай, чтобы козы там не паслись.
О том, для чего нужен был этот мини спектакль, я догадалась уже потом по случайно брошенной Вахтангом фразе о своей давней мечте приобрести эту рощу. А вот господин посол, по-моему, так до конца и остался в полном неведении о своей роли в происшедшем. Ну, и бог с ним! Все равно, эта роща слишком хороша, чтобы служить для отправления культовых обрядов.
Далее знакомство с Манакарой продолжилось посещением пляжа с нежнейшим практически белым песочком и купанием в теплой как парное молоко воде местной бухты. Правде купались мы с опаской и с оглядкой, поскольку, по слухам, акулы тут иногда подходили практически вплотную к берегу. Пляжные развлечения были завершены выходом в открытое море на утлом суденышке с мотором. Чем дальше мы отходили от берега, тем страшнее было смотреть на горизонт, затянутый свинцово-серыми тучами, грозно надвигавшимися из самой Антарктики. Чем дальше мы отходили от берега, тем сильнее чувствовалась хрупкость суденышка, его неспособность противостоять такой великой стихии как океан и тем сильнее хотелось вернуться на земную твердь. Видимо, нас всех охватили одинаковые чувства, потому что уже через полчаса морской прогулки мы в один голос запросились назад на сушу, под сень реликтовых деревьев, поближе к столу с запеченными омарами.
Сразу же после ужина я, перегруженная впечатлениями, рухнула спать в одном из бунгало, построенных прямо на пляже, а остальные еще ходили в ближайший лесок то ли посмотреть на каких-то порхающих светлячков, то ли послушать каких-то ночных птиц и цикад.
Утро следующего дня встретило нас свинцовыми тучами. Это были те самые тучи, которые, вчера выйдя в открытое море, мы наблюдали на горизонте. За ночь эти дети Антарктики достигли Мадагаскара и начали методично вторгаться на его территорию. Собственно, нам тут уже нечего было делать. Все красоты мы посмотрели, все вкусности попробовали, со всеми людьми перезнакомились. После завтрака нам предстояло снова сесть на маленький самолетик и лететь назад в Антананариву. Дети же предвкушали обратную поездку на «Хаммере» через джунгли. Их даже не столько прельщало тесное общение с природой, сколько двухдневное отсутствие родительского ока и мудрых родительских наставлений. Они с таким энтузиазмом махали нам руками, когда наш самолетик стал выруливать на взлетную полосу, что казалось, создали дополнительный поток воздуха для нашего ускоренного взлета.
Самолет скоро набрал высоту и мы оказались в самой середине этих низких свинцовых туч. Тучки были совсем не безобидными, как потом оказалось, они несли в своих недрах грозу с градом. Но пилот был внешне совершенно спокоен, никаких сильных порывов ветра не наблюдалось, иногда только то справа, то слева вспыхивали то ли молнии, то ли зарницы. Грома слышно не было. Это меня немного успокоило, но надо было придумать себе занятие на предстоящие два часа полета. Наблюдать за землей было невозможно, потому что рваные клочки облаков закрывали обзор. И тогда я решила закрыть глаза и поспать. Если мне суждено погибнуть от молнии, то пусть это будет во сне. Так я и понять-то не успею, что со мной произошло. А вздрагивать каждые пять минут от каких-то странных сполохов за бортом – это только расшатывать свою нервную систему. Так я и сделала. Я прекрасно выспалась. А когда мы прилетели в Антананариву, я увидела, что пилот смог даже немного опередить этот грозовой фронт. Облака только начали со всех сторон окружать город. Мы успели выгрузиться, пересесть в машину, добраться домой и даже распаковать дорожные сумки, как начался дождь. Это был не просто дождь, это был ливень с грозой и градом. Про такие дожди говорят, что разверзлись хляби небесные. Я стояла у окна, смотрела на прыгающие по крыше градины и думала: « А если бы пилот не смог обогнать грозовой фронт, или мы выехали бы на полчаса позже, мы бы еще в небе попали бы в этот кошмар. Что бы тогда осталось от нас и от самолета? Видимо, нам еще рано покидать этот мир. Это скорей всего перст судьбы. Значит, я еще не все совершила из того, за чем меня прислали на эту землю. Надо постараться и сделать что-нибудь хорошее.».
Не знаю, какого доброго дела от меня ожидали высшие силы, но я сделала то, что умею: поставила к Новому году спектакль для детей и сочинила викторину для взрослых. Наверное, я опять сделала что-то не то, но тогда надо намекать конкретнее.
Через два дня приехал Махарадзе с детьми, все были радостно возбуждены и полны впечатлений от поездки. Приезду Махарадзе радовалось все посольство. Не потому, что он привез полный багажник сладких манакарских ананасов к праздничному новогоднему столу, нет, ананасов хватало и в Антананариву. Все ждали этого веселого заводного человека просто потому, что он умел украшать любой праздник. Так оно было и в этот раз. Он перетанцевал со всеми дамами, в мужском кругу рассказал несколько веселых анекдотов, активнее всех принимал участие в викторине, поднимал весь коллектив на хоровое пение и подвижные игры. Короче, если бы не он, то новогодний праздник опять вылился бы в заунывное чавканье. Еще раз спасибо этому человеку.
Думаю, не я одна многократно говорила ему спасибо. Человек он был открытый, никогда никому не отказывал в помощи, любил, чтобы вокруг него всегда был праздник. В качестве примера его отношения к жизни могу привести один эпизод. Вахтанг Георгиевич нанял себе одного смышленого мальгаша и решил воспитать из него хорошего стюарда. Он тихо и спокойно, но крайне методично учил его всяким премудростям этикета: как накрыть стол, как разлить вино по бокалам, как подать и приготовить некоторые блюда. Когда мы были у него в гостях, стюард безупречно обслуживал нас в течение всего обеда, а мороженое Вахтанг принес и разложил сам. Потом он объяснил этот свой поступок, он сказал: «Мороженое мы еще не проходили».
Учил он своего стюарда и русскому языку. Другой бы на его месте научил парня русскому мату, и на этом успокоился. Вахтанг же научил его каким-то крылатым фразам и цитатам из русских песен. Например, на вопрос «когда?» стюард неизменно говорил: «Еще немного, еще чуть-чуть».
Все было хорошо у Махарадзе. У него был свой бизнес, несколько домов: и в Москве, и в Антананариву, и в Манакаре. Он жил так, как хотел. Воплощал в жизнь все свои задумки. Легко знакомился с людьми. Его везде встречали с улыбками. Однако с личной жизнью у него не все сложилось так, как ему хотелось бы. Он был трижды женат, от каждой из жен имел по одному ребенку, но все его жены от него непременно сбегали. Так что он был вечным завидным женихом.
С ним было интересно, потому что планов у него было громадье. Мало того, что в Манакаре у него зрели какао бобы и кофейные зерна на плантации, а также ждала вмешательства его хозяйской руки реликтовая роща на берегу океана. Под Москвой где-то на Новорижском шоссе у него была страусиная ферма, за которой ухаживали его родственники, перевезенные из Тбилиси.
Он вообще тем и был знаменит, что помогал не только родственникам, но и всем хорошим людям. Например, у него был знакомый профессор геолог. У профессора было большое несчастье – спивался младший сын. Парня многократно лечили, «зашивали», лишали денег – ничто не помогало. Он как-то изворачивался и снова уходил в запой. Профессор даже решился на жестокий шаг, он хотел выгнать сына из дома и полностью отречься от него. Но тут в дело вмешался Вахтанг Георгиевич. Он увез парня к себе в Манакару, чтобы изолировать его на какое-то время от дурного влияния дружков, от алкоголя, а, может быть, и от наркотиков. Вахтанг предоставил ему крышу и стол, а также дал возможность поразмыслить на свободе о смысле жизни. Он не читал ему нотаций, не говорил ему о чувстве долга перед родителями. Он дал ему возможность быть ближе к природе и работать, если возникнет таковое желание.
Вахтанг пытался использовать парня на подсобных работах, но работал парень из рук вон плохо. Видно было, что он каждым своим выходом на работу делает одолжение человеку, проявившему к нему участие. И одно это уже было хорошо, потому что весь расчет был на то, что парня вылечит время. Он не имел возможности приобретать спиртное, поскольку с китайцами этот вопрос был обговорен особо. Парень не мог никуда сбежать, поскольку с одной стороны на много километров простирались джунгли с их бездорожьем, а с другой – океан. Ему предстояло прожить несколько лет, без алкоголя, подумать над своей судьбой и попытаться стать человеком. Вахтанг хотел дать парню шанс. Сумел ли этот парень воспользоваться подаренной ему возможностью вернуться к человеческой жизни или нет, я не знаю, но я видела его глаза, и там была такая пустота, что мне кажется, что все усилия по его спасению были напрасны.
На Рублевском шоссе Вахтанг Георгиевич строил какой-то огромный дом с многочисленными изолированными частями, в котором он мечтал поселить всех своих детей, чтобы они жили под одной крышей, но каждый сам по себе. Какие-то планы он вынашивал по добыче и обработке драгоценных камней, которых на Мадагаскаре было как грязи. Не сбылось.
Не сбылось по-глупому. Не сбылось, потому что он поверил в очередной миф о том, что малярию можно лечить джином с тоником. Миф этот сочинили какие-то алкоголики, которым все равно по какому поводу, лишь бы пить. От малярии помогает только хина. Хина бывает в тонике, но там ее так мало, что надо его пить цистернами, чтобы вылечиться. Но надо еще не забывать, что в тоник кладут любую хину, а от малярии помогает только красная. Ни белая, ни желтая хина исцеления от этой напасти не приносят. Однако же эти алкаши, сочинившие миф, решили, что тоник надо пить обязательно с джином. Потом джин стал доминировать в их мифотворчестве и, в конце концов, окончательно вытеснил тоник. Вахтанг заболел малярией. Лежать и принимать таблетки времени у него не было, потому что как раз в это время у него гостил средний сын с другом. Парней надо было развлекать. Вот он и лечился джином с тоником. Умер он на бегу. Не выдержало сердце. Мир его праху.
Сын оказался мальцом сообразительным. Зачем сообщать другим родственникам о смерти отца? Зачем затевать тяжбы по разделу имущества? Зачем вообще делиться с кем-то? Он быстренько распродал все, что смог, кремировал папу и укатил с Мадагаскара навсегда. Как сложилась судьба молдаван и сына профессора, взятого на перевоспитание, я не знаю.
Под конец хотелось бы добавить, что Вахтанг у меня ассоциировался с баобабом. Понять это сравнение сможет лишь тот, кто бывал на Мадагаскаре. На африканском континенте сохранился только один вид баобаба, а на Мадагаскаре – все десять! Там представлены самые разнообразные представители этого вида деревьев от карликового раскоряки до огромного колонноподобного великана. Одним из промежуточных по высоте видов был баобаб среднего роста с корявыми ветками и очень мощным стволом, прямо-таки в три обхвата. Он-то и ассоциировался в моем воображении с Вахтангом Махарадзе. Я даже вышила это дерево художественной гладью, чтобы подарить ему не день рождения. А чтобы объяснить этот свой выбор натуры, написала стих.
Стихи – это мой крест, моя карма или моё проклятие или нечто среднее между этими тремя понятиями. Стихи лезут из меня как паста из тюбика при лёгком нажатии. Ничего не могу с собой поделать. Как у кого-то из родных или близких случится день рождения или какое-то другое торжество, так у меня в голове самопроизвольно складывается стих. Стих этот начинает у меня в голове биться о череп изнутри, доводя меня до безумия. Но я нашла способ борьбы с этой неприятностью: надо записать стих на бумагу и подарить виновнику торжества, и тогда он покинет мою бедную голову навсегда, я даже перестану его узнавать, услышав от посторонних.
Именно так я и поступила с халатом и стихом: я упаковала их вместе и подарила Вахтангу Махарадзе при встрече. Встреча оказалась последней. Он улетал на Мадагаскар. Перед отъездом он мне позвонил, чтобы попрощаться. Сказал, что носит халат по вечерам, носил бы и на улице, да холодно. На этой высокой ноте мы и расстались. Встретиться еще нам было не суждено.
ПРИЕМ У АМЕРИКАНЦЕВ
Женам послов многие завидуют как раз из-за приемов, раутов, обедов и коктейлей, на которых им приходится бывать по несколько раз в неделю. Дескать, на приемы мы надеваем длинные платья, драгоценности, делаем прически, беседуем там с интересными людьми, едим всякие вкусности, а потом уезжаем домой на шикарном лимузине. Так-то оно так, но у каждой медали есть обратная сторона. Эта обратная сторона не всегда приятная. На некоторых приемах, к примеру, приходится стоять по два-три часа, а это утомительно. Хорошо, если встретил там кого-то знакомого, с ним можно поговорить. А если знакомых нет, то надо знакомиться и пытаться изобразить заинтересованность в личной жизни этого человека и расспросить его обо всех подробностях его бытия, но деликатно. А оно мне надо?
Я человек замкнутый, и мне ужасно трудно навязывать свое общество кому бы то ни было. Да и сложно это. Пристанешь к какой-нибудь даме с разговорами на английском, а тут окажется, что она говорит только по-французски. Мой же французский годится только для объяснений на рынке, в приличных местах я стараюсь на нем не говорить. Греческий язык тоже годится только для очень узкого круга людей. В африканских странах мало где есть посольство или консульство Греции. Там эти функции обычно выполняют бизнесмены греческой национальности, но поскольку им за это не платят, так они и не работают, а звание консула носят как почетный титул.
Ну, так вот, проблема найти собеседника не единственная проблема, с которой сталкиваются жены дипломатов. Есть кое-что и похуже. В Африке большие приемы обычно устраивают на лужайках перед виллой. Газончик там подстрижен, никаких ямок или колдобин там не бывает, но других проявлений природы – сколько угодно. Во-первых, это комары. От них никуда не денешься, поэтому перед приемом дамы обрызгивают себя не духами, а аэрозолем от летающих насекомых. Очень милый парфюм.
Один раз в Гане мы попали на большой прием именно в тот вечер, когда местные термиты справляли свадьбы. Таких вечеров в году бывает один, и надо же случиться такому везению! Термиты – это достаточно крупное насекомое, а тут они все вылезли на свет божий, стали кружиться в воздухе, роняя крылья. Крылья эти были у всех в стаканах, за шиворотом, в волосах, в декольте и так далее. Сбросив крылья, термиты стали ползать по земле и спариваться. Участники приема невольно на них наступали, давили, и скоро земля покрылась скользкой кашицей, по которой ходить было небезопасно, ибо можно было банально поскользнуться и упасть. Подошвы туфелек и ботинок тоже были безнадежно испорчены этой гадостью.
Другие насекомые тоже любили преподносить сюрпризы, но речь сейчас не о них. Очень мне запомнился один прием в резиденции американского посла в Гвинее. Это был прием по случаю прибытия в Гвинею американского авианосца. Авианосец стоял на рейде в Гвинейском заливе, а посол решил дать прием в честь его офицеров. На этом приеме со мной случился один курьезный случай.
С женой американского посла я была знакома. Мы с ней встречались в клубе англоговорящих жен дипломатов и там решали какие-то вопросы, связанные с благотворительностью. Тетка она была нормальная, с ней можно было и дела какие-то организовывать, и юмор она понимала. Приглашала она меня к себе и на чай, так что резиденцию ее я видела, и заранее знала, где будет проходить этот большой прием. Одного я не учла, что почва газона у них какая-то очень рыхлая. Я надела туфли на каблуках, но стоять на газоне не могла. Каблуки мои острые врезались в землю и медленно, но верно погружались в почву. Я перепробовала несколько мест, но везде было одно и то же. Я посмотрела на других дам и увидела, что все они в балетках без каблуков. Значит, они знали об этой специфике лужайки, а я была не в курсе. Я поняла, что стоять я смогу только на твердой поверхности. Там было несколько островочков, выложенных тротуарной плиткой. Я поспешила обосноваться на этой тверди.
Оказавшись на безопасной территории, я посмотрела наконец-то вокруг. А вокруг меня стояла группа американских моряков в парадной форме. Описывать парадную форму морских офицеров я не буду. Все и так знают, что в мире нет ничего красивее этой одежды. Возьмите какого-нибудь Квазимоду и оденьте его в парадную морскую форму, и отбоя от женщин у него не будет. А тут молодые, высокие, белозубые, подтянутые парни в белых костюмах, с кортиками на боку… Такое бывает только в сладостном сне.
Не помню, кто первым начал разговор, но беседа потекла очень непринужденно и весело. Парни там изнывали от тоски, потому что они никого кроме посла и его жены не знали, а те были заняты приемом гостей. Заводить знакомство с местными им было незачем, да и трудно, потому что Гвинея страна франкоязычная, а ребята говорили только по-английски. А тут вдруг я с моим английским языком и страстной любовью к морякам. (Не подумайте плохого, просто у меня папа моряк, и я с детства свято верила в то, что мужчины это только моряки, а все остальные – это какие-то непонятные бесполые существа. Старик Фрейд знал, что говорил.)
Так вот, оказавшись на островке безопасности, я попала в мечту детства: вокруг меня стояли тридцать три морских богатыря, и все хотели со мной общаться, потому что я их понимала и даже могла подавать реплики впопад. И тут меня понесло. Не знаю, откуда что бралось, но я вспомнила какие-то морские байки, которые рассказывал папа, я начала «травить» какие-то анекдоты из морской жизни. Парням это безумно понравилось. К тому же они оказались людьми бесхитростными, и развеселить их не составляло особого труда.
Начала я с простенькой шутки о матросе по фамилии Крюк, к которому даже офицеры обращались не иначе, как «Капитан!». (1) Ну, что тут смешного, просто я была уверена, что они это поймут. И они поняли, но чтобы эта ерунда могла вызвать такой шквал эмоций, я не ожидала. Тогда я пошла чуть дальше, пересказала в лицах диалог между новобранцем и капралом:
– Какое милое колечко! И мне подходит!
– Иванов! Дурак! Бросай гранату! (2)
Шутка для дошколят, а они ржали, не вежливо улыбались, а ухохатывались.
Или они вообще никаких шуток не слышали? Странно. Однако меня это только подзадорило. Я вспомнила изречение капитана Врунгеля: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Объяснять им, кто такой капитан Врунгель, я не стала, это слишком долго. Я просто сказала, что военные корабли «Бесстрашный» и «Беспощадный» всегда в бою, а корабль «Бессовестный» всегда в ремонте. Шутка им тоже очень понравилась.
Мне вдруг захотелось им сказать, что была у нас подводная лодка, на которой несколько раз случался пожар, и ее прозвали «Хиросима», но тогда ребята расстроились бы, а мне не хотелось портить им настроение. Я сама ловила кайф. И тогда я рассказала им, как на одной подводной лодке нашелся шутник, который написал инструкцию к чайнику: «Во время работы прибора запрещается производить швартовые работы, маневрирование, дифферентование, ракетные и торпедные стрельбы». (3) Успех был грандиозный.
Тут я вспомнила папин рассказ о том, как он принимал участие в параде на Красной площади в честь первой годовщины нашей победы в 1946 году. Парад принимал маршал Рокоссовский, и он не поленился после парада подойти к курсантам Дзержинки и похвалить их за четкость шага и за артистизм, потому что ребята прошли не просто четко, а лихо и красиво. А все почему? Потому что подошли они к подготовке не формально, а с желанием покрасоваться и утереть всем нос. Тренировал их командир роты Максим Евсеевич Кузьмин. Он им говорил во время репетиций: «Братцы! Ручку держите! Вперед до бляхи, назад до отказа! И личико! Когда надо сделайте каменное! Как статуя! Египетская! Когда надо, сделайте пару конских улыбок! Не подведите старика!» (4) Вопрос физической подготовки в любой армии животрепещущий, поэтому отклик на мой рассказ был тоже очень бурный.
Я решила подлить масла в огонь и рассказала еще один анекдот об утренней физзарядке в армии. Старшина строит роту на физзарядку и говорит: «На землю летит метеорит, поэтому принимаем упор лежа и начинаем толкать планету, чтобы сдвинуть ее с оси». (5) Очередной всплеск эмоций. За ним следуют попытки вспомнить интересный случай из личной практики.
И тут я начала трезветь. (Не буквально, а в переносном смысле. Я на приемах никогда не пила спиртного. Ни боже мой! Прием – это работа, а работа – это святое!) Своим положением я наслаждалась минут двадцать, а может быть, и полчаса. Потом я очнулась и попыталась посмотреть на эту картину как бы со стороны. И это был ужас.
Со стороны все выглядело так: жена российского посла стоит в центре группы офицеров военно-морского флота США, травит анекдоты, офицеры ржут как жеребцы, а она ловит кайф. А вдруг нас сфотографируют? Фотограф там где-то мелькал. Не дай бог, напечатают этот снимок в утренней газете. Я представила, что мне выскажет дома муж, и мне стало не по себе. Когда кто-то из этих офицеров подхватил эстафету и начал рассказывать свой анекдот, я бочком выбралась из нашего милого кружка и ушла в кусты. Там я стала взглядом искать мужа с тем, чтобы определить, заметил он мою выходку или не обратил внимания. Муж мирно беседовал с каким-то местным министром, и даже не смотрел в мою сторону. Я вздохнула с облегчением. Все-таки парни все были высокого роста, а я стояла в центре их кружка, дай бог, чтобы он меня там не разглядел.
Когда мы ехали домой, я все ждала, скажет он что-нибудь про мое поведение или нет. Он ничего не сказал, и я перекрестилась. Это был первый случай, когда я вознесла хвалу Создателю за то, что муж ко мне невнимателен.
Много позже, когда я вернулась в Москву, я обнаружила, что одной из самых популярных передач были монологи Михаила Задорнова о том, какие тупые американцы. Если бы не тот прием у американского посла, я бы возмутилась, обозвала бы его шовинистом, но тут я с ним согласилась. Только не тупые они, а примитивные.
Дабы у читателя не возникло подозрения на то, что я все это придумала, ниже привожу перевод моих шуток на английский.
Even the officers addressed the sailor by the name of Hook: Captain!
– What a cute ring! It suits me! – Ivanov! Fool! Through the grenade!
On a submarine one joker wrote instructions for the kettle: “During the operation of the device it is forbidden to carry out mooring, maneuvering, trim, rocket and torpedo firing”.
Chaps! Mind your arms! Forward to the level of your belt buckle, back – to the limit! And mind your face! When necessary make it stone! Like a sphinx! When you pass the tribunes make a horse smile! Don’t let me down!”
A corporal in front of his regiment before the physical training: “A meteorite is approaching the Earth. So take a lying position and push the planet hard enough to move it off its axis”.
Поделиться книгой: