Помоги проекту - поделись книгой:
Инга улыбнулась одними глазами:
– Спасибо, что начали мыслить трезво. На вас лежит ответственность за жизнь мужа и за будущее семьи. Эмоции – это по-женски. Думайте по-мужски. И решайте по-мужски. Выигравшие лично против вас ничего не имеют, но карточный долг, повторяю, в мужском мире свят и ценится выше жизни. Проблему нужно срочно уладить, это в ваших силах. – На секунду достав из сумочки дорогой смартфон, Инга посмотрела на время. – Вас ждут.
– Сейчас?!
Виктория еще не свыклась с услышанным, а тут…
– Ответьте для себя – вы любите мужа? – Инга остановилась. – И не воспринимайте ситуацию как конец света. Скорее, это начало. Поступок Родиона выглядит кошмарно, но это теперь, со стороны и по прошествии времени. Когда ваш муж играл, он думал только о вас. Представьте его состояние, когда до конца всех семейных проблем с деньгами осталась одна игра, а он был уверен в успехе! Не судите как ханжа, влезьте в его шкуру. На кону – ваше общее с ним счастье на годы вперед. Встаньте на его место. Вы бы не согласились? Его поступок – высшее проявление любви, он хотел как лучше, он мечтал о том, чтобы вы с ним были счастливы. Беда Родиона в том, что ему не повезло. А вам везет всегда? У вас в жизни не было осечек, когда хотелось одного, а выходило по-другому? Задаю вопрос еще раз – вы любите мужа? Вы готовы спасти его жизнь и свое счастье?
Как ни мерзко выглядит предлагаемое, а нет ничего важнее жизни. Рискнуть можно всем – счастьем, любовью… но не жизнью.
Инга заметила нужное изменение в ее взгляде.
– Вас проводить?
Виктория отшатнулась.
– Как хотите. – Инга кивнула на выход. – Езжайте к дому, где сбили вашего мужа, а лучше идите пешком, быстрее получится – по прямой от больницы недалеко, минут в десять-пятнадцать уложитесь. В кафе на первом этаже ждут кредиторы. Ничего делать не надо, к вам выйдут. Не волнуйтесь, они хорошие достойные люди, вам не причинят вреда. Скорее, наоборот.
В сумочке Инги заиграла мелодия.
– Простите. – Вытащив телефон, девушка шагнула в сторону, но сказанное мужским голосом «Ну что?» донеслось четко.
– Это они? – Виктория протянула руку. – Дайте!
Слова подберутся, главное, услышать этих людей, начать разговор…
– Нет, это личное. – Инга отвернулась и зашептала в трубку.
Звонок взломал ступор оледеневших мыслей, некоторое время они больно хрустели, затем подтаяли и потекли невообразимыми смыслами и картинками.
Виктория сжала виски ладонями. Родион. Родной. Любимый. Его поступок глуп и безрассуден, но она теперь просто обязана…
Обязана ли? А что будет потом, когда все произойдет? Какими глазами они посмотрят друг на друга… и смогут ли посмотреть в глаза? Если дошло до наезда, значит Родион не хотел такой расплаты и рисковал жизнью для того, чтобы невозможное осталось невозможным. Если Виктория пойдет на поводу кредиторов, решивших действовать именно в момент, когда муж не в состоянии что-то предпринять…
– Перезвоню позже. – Инга отключила телефон и обернулась.
Два взаимоисключающие мысли сражались в голове Виктории. Одна требовала спасать мужа любой ценой, вторая – довериться ему: Родион ничего не рассказал, значит надеялся на другой исход. Это в свою очередь говорит, что не все так однозначно. Но доживет ли муж до другого исхода?
А если его выбор – честь жены? Жизнь в обмен на честь – в духе настоящего мужчины. Родион – настоящий, иначе Виктория не влюбилась бы. Но он поставил жену на кон, а это совсем в другом духе. Как расценить поступок, и можно ли такому человеку доверять в остальном?
«Такому человеку». Скажется же. Этот человек – муж, с которым она связала жизнь. Чтобы в горе и радости – навсегда.
Любовь и вера боролись, любовь молила о немедленном самопожертвовании, а вера в любимого человека заставляла уважать его решения. Виктория сухо бросила:
– Мне нужно подумать.
– Я вам все объяснила, дальше смотрите сами, что будет лучше для вас и для него, – сказала Инга, прежде чем уйти, и еще раз посмотрела на время. – Вас ждут еще двадцать минут, затем договор считается расторгнутым, и в силу вступят прежние условия. В случае допросов и других разборок я буду отрицать, что знала о соглашении, каким бы образом оно не исполнилось. На вопрос, зачем приходила сюда, скажу, что интересовалась здоровьем знакомого, и это абсолютная правда. Прощайте. Надеюсь, вы примете правильное решение.
***
Ветер трепал волосы и с упорством истинного мужика задирал платье, под ногами скрипела пыль, солнце противно сушило кожу на щеках. Инга шла домой. В сумке вновь затрезвонило.
– Поговорила? – раздался в трубке тот же нетерпеливый голос. – Ну что?
– Должна прийти, – буркнула Инга. – Готовьтесь. Камеры проверьте, это главное. И если где-то проколитесь…
– Обижаешь, мы репетировали.
– Все предусмотреть нельзя.
Она хотела отключиться, но приятель не успокаивался:
– Все же: должна прийти или придет? Между этими понятиями есть значительная разница.
– Не можешь пять минут подождать? – Инга нажала «отбой», и телефон улетел обратно в сумку.
Теперь от нее ничего не зависит. В мыслях бурлило и пенилось, на душе сквозило, и очень хотелось кого-то пристукнуть. Хотя бы пнуть. Мешали туфли-лодочки, надетые, чтобы сделать походку искушающей, и вместе с платьем, подчеркивающим спелую роскошь, объяснить сопернице, кто чего стоит. Испорченная болезнями тощая палка и, в противовес, юное тело в самом соку – для мужчины, который хочет наследников, выбор очевиден.
Реальность же сворачивала это понятное любому здравомыслящему умозаключение в бумажный кораблик и спускала в канализацию. Наворачивались слезы. Почему Родик сам не ушел от Виктории? Что не так?
Простейшее объяснение – козел он, как все мужики. Кормил сказками. Или Инга сама себе все придумала? Родик, к его чести, следил за словами и не обещал ничего конкретного.
Студентка-практикантка и симпатичный начальник цеха – это было круто с самого начала. Немолодой, и что с того? Умный, перспективный (метил в кресло директора), обходительный – не чета озабоченным сверстникам и не менее озабоченным ухажерам постарше. Инга ценила в мужчинах стержень, за который подруги с хихиканьем принимали другое. Родион Михайлович «состоялся». От него веяло несокрушимой уверенностью, и в один прекрасный момент он превратился для нее в покладистого милого Родика. Умирающая жена и отсутствие детей успокаивали совесть, и в битве доводов это начисто перечеркивало гадкие ухмылки подруг.
Чтобы проводить время с ней, Родик занимал деньги у друзей – зарплата полностью уходила на содержание официальной супруги. Возвращение домой под утро сложностей не вызывало, причина – преферанс. Прежнее увлечение служило отличным алиби. Виктория никогда не проверяла, где был муж, считала это ниже своего достоинства. Или глупо доверяла. Тем лучше для всех.
Ненасытность взрослого любовника поражала. Непонятно, как он выдерживал на голодном пайке до встречи с Ингой. Она очень старалась и сумела стать необходимой. Свидания участились, удлинились и постепенно переросли в нечто большее. Отношения стали более тесными, теплыми, душевными. Проблема разницы в возрасте оказалась выдумкой, им вдвоем было чудесно и до постели, и после, не говоря про между. Проблема оказалась в другом. Из-за ложного сострадания Родик не решался на мужской поступок. Инга ждала, но не торопила. Они почти не разговаривали на эту тему. Когда претензия все же проскальзывала, любимый, сморщившись, уходил от ответа.
Жалость Родика к супруге вызывала уважение и раздражение. То, что он не бросает больную жену, чтобы уйти к любимой, подтверждало правильность выбора. Именно такой мужчина нужен Инге – ответственный, верный долгу. Но жизнь идет, нужно строить будущее, а не цепляться за прошлое.
– Хочешь, с Викторией поговорю я? – спросила она однажды.
Родик вспылил и запретил даже думать на эту тему. Для Вики, дескать, нет ничего важнее семьи. Она тихая, домашняя, скромная. К тому же, больная. Ее убьет сама мысль, что ее предали. А он не предавал, просто мораль и мужской инстинкт часто встают по разные стороны баррикад, а обстоятельства бывают разные. Инга, если у нее в порядке память, должна помнить, что он не обещал ничего сверх того, что было, и вообще, зачем портить прекрасный вечер, когда все хорошо?
– Тебя держит вера в ее честность? – Инга радужного настроения любовника не разделяла. – А откуда тебе знать, чем тихая домашняя скромница занята в свободное время, и почему ей не нужны плотские отношения с тобой? Может быть, вы в равном положении, и ее «лечение» – аналог твоего «преферанса»?
– Она никогда мне не изменит, – мотнул головой Родик. Как упрямый бык. С тем же выражением лица и отсутствием сомнений.
– А если уже изменяет? Ты не знаешь женщин.
– Скорее наступит конец света.
– Если такой «конец света» произойдет, твоя жизнь начнется с чистого листа?
– «Если».
Разговор заронил идею. Давно зрела мысль сообщить Виктории о распутстве муженька и разрушить хрупкую связь с той стороны, если эта сторона почему-либо не в состоянии. Останавливало, что больная женщина простит непутевого спутника жизни, а Родик Ингу не простит никогда.
Единственным выходом остался компромат на Викторию. Родик слишком верит «скромнице». Чтобы сломать такую веру, нужно постараться. Доказательства должны просто убить. Вызвать отвращение.
Идея оформилась в план, а к действиям толкнула новость, в которую Инга сначала не поверила. Она собирала сведения о Виктории, и знакомые в клинике узнали невероятное. Лечение, которое удерживало Родика при супруге, вело совсем к другому результату. Виктория не умирала, она собиралась рожать!
Пришлось действовать на опережение. Толчком стал случайный наезд. Даже если виновника найдут, причастность водителя к выдуманным событиям, о которых тот, естественно, ни сном, ни духом, недоказуема. В роли «преферансистов-кредиторов» выступят приятели Инги, документальному свидетельству «оплаты счета», которое они сделают, не поверить будет нельзя. Когда Родик придет в себя, ему покажут запись, и версия жены, если та докопается до правды или расскажет мужу версию Инги, будет выглядеть выгораживанием своих похождений. При правильном монтаже слово «похождения» покажутся детским утренником по сравнению с показанным. Наступит долгожданный «конец света», и Родик поймет, где его счастье.
Инга еще раз посмотрела на время. Истекала последняя минута. В больнице Инга оставила Викторию в метаниях, но у той нет выхода.
Несмотря на волнение, губы растянулись в улыбке. Теперь все будет хорошо.
Кольнула странная мысль: а как бы поступила сама Инга, если про любимого скажут такое и поставят перед тем же выбором?
Инга хмыкнула: бред. Она никогда не окажется на месте Виктории.
Телефон вновь зазвонил.
– Время вышло, а ее нет, – сообщил ожидавший в кафе приятель.
Не терпится им. Еще бы. Если, кроме компьютеров, белого света не видеть, даром небес покажется любая живая женщина.
– Никуда не денется, подождите немного, должна придти.
– Должна или придет? – вновь уточнил приятель.
– Если любит – у нее нет выбора.
– Выбор есть всегда. Я думаю, если вправду любит – ни за что не согласится. Она поверит мужу, а не первому встречному.
– Даже если все улики – против?
– Любить – значит, верить.
Инга хмыкнула:
– Ты неправильно понимаешь любовь.
В трубке послышался вздох, и приятель отключился.
А перед глазами продолжала висеть его глупая, ничем не подкрепленная фраза.
Микротрагедия «2020»
Он любил петь хором. Она любила летать по ночам. Однажды их взгляды встретились и судьбы слились. Он приходил со смены, его встречала она, они любили друг друга. Он был счастлив. И она была счастлива. Они не представляли жизни друг без друга.
Все изменил карантин. Они разошлись. Они оказались очень разными. Он любил петь хором. Она любила летать по ночам.
Цель
Постельная зарисовка с неправильной философией
Ночь. В глазах – звезды, неизвестно как просочившиеся в темень спальни. В мыслях – гармония. В его руках – она: теплая, желанная, родная. Считается, что если человек счастлив, то обычно не знает об этом. А они знали. И были безмерно бесстыдно счастливы.
– Почему у одних людей есть путеводная звезда, а у других – нет? – спросила она.
Неожиданный поворот в постельной баталии.
– Если ты о любви…
Все просто: без любви жизнь – ничто, но понять это можно, когда встретишь настоящую. Или когда ее потеряешь. Потому, понявших – единицы, а счастливых еще меньше.
Он набрал воздуха для ответа, но рот запечатали поцелуем.
– Я не о любви, – раздалось чуть позже, – я о другом.
О другом? Если задавить в себе пытавшегося спошлить поручика Ржевского, то…
Об установленных себе правилах и принципах?
О вере?
О славе?
О карьере или получении еще одного образования?
О национальной идее?
О ране оскорбленной справедливости, после чего хочется жизнь положить на узнавание сладости отсроченной мести?
О желании сделать из детей вундеркиндов и/или олимпийских медалистов?
О жажде стать чемпионом мира по чему угодно?
О мечте слетать в космос?
О покорении вершин?
Об «увидеть Париж и умереть»?
Наверное, мимика у него была еще та.
– О цели в жизни, – улыбнулась она. – Не иметь четко поставленной цели – это плохо?
Поделиться книгой: