Время жить

Следующие полгода Володя реабилитировался, принимая горстями лекарства, получая массаж, физиопроцедуры, часами, сутками пиная по палате резиновые шарики… А ещё он учился контролировать мочеиспускание, координацию тела, постановку стопы… Если уставал, вспоминал, что в больнице и стены лечат. И он по стеночке, по стеночке добирался до койки… Если приходилось много ходить – пользовался тростью. Так прошел тот «зазеркальный» госпитальный год…

Врачи стали поговаривать, что больного надо выписывать. Инвалидность оформлена. Научился передвигаться. Пора домой. Там и уход получше. Перед выпиской пообщался с доктором. Нейрохирург порадовал, что парапарез не паралич, прописал десяток препаратов и пригласил на повторную госпитализацию через год.

– Надежд немного, однако, человеческий мозг пластичен и здоровые участки могут брать на себя функции пораженных.

– Скажите, а прогноз какой?

– Думаю, что года на три можешь рассчитывать. А там как Бог даст.

Семья

Доктор не ошибся. У инвалида второй группы Горленко Владимира наступили три трудных года. Он вернулся домой в 1992 году, в непростую реальность со своими жестокими законами и правилами. Государство разваливалось. Всё перекраивалось. Выживали только сильные. Жить стал с семьей и матерью в срубленной покойным отцом хате-пятистенке. Надежды на свой дом рухнули. Не приходилось рассчитывать и на возвращение здоровья. С ролью инвалида сжиться было особенно трудно. Широкая душа рвалась расправиться, развернуться, замутить какое-нибудь дело. Но её порывы обрывали стреноженные возможности. Чтобы сделать что-то, приходилось обращаться к жене. Но она понимала всё по-своему. Получалось наперекосяк. И всё заканчивалось семейными скандалами. Вмешивалась мать:

– Ты почему её ругаешь?

– Мама, да я ей объясняю, как лучше сделать, а она слушает, да не слышит!

– Ага, тебя не услышишь! Как же! Кричишь, как резанный!

– Я по телефону обо всём договорился со знакомыми и администрацией. Ходить не могу, её с документами послал. А она всё переиначила.

– А что она не так сделала?

– Наговорила лишнего! Вот уж точно – у короткого ума длинный язык!

В такие минуты хотелось вскочить и сделать всё самому. Вырваться на волю, в тайгу, но дальше двора уйти не мог. Прошел один год. Потом ещё два. Семья жила в напряжении и бедности, еле-еле сводя концы с концами. Но Вова продолжал учиться ходить, пинал шарики, делал массаж. Он уже мог отставить палку в сторону и шаткой походкой выйти на улицу. Старые знакомые, не посвященные в перипетии Вовиной судьбы, удивлялись, увидев его:

– Сколько лет, сколько зим! Что ходишь, как в штаны наложил?

– Придуряюсь…

Посторонние люди его не раздражали. Раздражали самые близкие. Хмурая жена. Потерянные дети. И любящая мама. Её опека просто бесила.

– Сынок, не мучай себя так, – жалела мать, наблюдая за тренировками сына.

– Я так работаю, – успокаивал её Вова.

– Покушай, сил будет больше.

– А ты не видишь, что я уже обрастаю жиром? Я же не двигаюсь. Всё ем и ем! Не надо столько готовить! Остановись, мама!

– Как это не надо? Ты же болеешь! – у матери от слёз начинали блестеть глаза.

– Да я здоровее всех! Пригласи брата!

Когда приходил брат, Вова отсылал его за вином. Тот приносил портвейн и пару плавленых сырков, пододвигал стол к панцирной сетке родительской кровати, на которой сидел Вова, и они молча выпивали по стакану. Вино жаром растекалось по телу, бодрило мозг, отгоняло тяжелые мысли. Вова начинал вспоминать былое.

Он был штатным охотником в госпромхозе. Обошел всё приграничье. Облазил сопки и долины. Знал все солонцы и оборудованные на деревьях лабазы – места для охотничьих засад. Бывал в таких медвежьих углах, о которых мало кто знал. Когда заготовительная контора развалилась, пошел работать на «Скорую» только ради того, чтобы после суточного дежурства иметь трое суток для свободной беготни по тайге. Его легкая пружинистая походка позволяла без устали преодолевать крутые склоны кряжей, кочкастые болотины, непролазные тропические заросли буйных приморских кустарников. Если случалась добыча, Вова мог вынести к дороге и пятидесятикилограммовый мешок с мясом. Делал это легко, играючи. Не понимая, как можно устать от такой жизни.

В конце восьмидесятых он успел оформить в «пожизненно-наследуемое владение» участок в тринадцать гектаров земли в сопках в двадцати километрах от посёлка. С запада участок упирался в границу. На севере располагалась застава «Глухая».

Вова рассказывал брату про укромные места, где он высадил женьшень. Некоторым корням уже лет по пять будет. Глубокой осенью ярко-красные ягоды корня жизни Вова закапывал поглубже в жирную почву по руслам ручьев прямо у приграничной полосы, чтобы было меньше случайных глаз. Были у него плантации лимонника и амурского бархата. Всё это богатство ждёт, чтобы его взяли. Надо только немного напрячься. Смог же он в добрые времена в месяц зарабатывать по тысяче, когда средняя зарплата у народа была сто рублей! Смог же за год выплатить долг за новую «Ниву»! Брат соглашался, не спорил, понимая всю фантастичность радужных планов. Кончалось вино, уходил брат, и снова наступала тоска.

И вспомнилось Вове, как однажды в Солонечной Пади на рыхлом мартовском снегу он увидел широкий след от волочения. Шел он от речки через поле, поросшее белесым веероцветником, к дубняку. Не понятно, если бы охотники тащили добычу, сами оставили бы следы. Зверь такую большую тушу не унесет. Наверное, полз подранок. Вова приготовил карабин и пошел по следу. В старом окопе, поросшем лещиной, увидел темно-серую спину. Кабан. Мелкий. Подошел ближе – самка. Не убегает. Смотрит злым колючим взглядом. Попыталась отползти дальше в кусты – не получилось. Задние ноги не двигаются, волочатся. На спине в области таза кровавый развод – место входа картечи. Перебит спинной мозг. Задние ноги парализованы. Вова ухмыльнулся лёгкой добыче. И дорога рядом. Навел ствол на голову, целясь под ухо. Самка не моргая и не отводя взгляда смотрела ему прямо в глаза. Вова выстрелил, животное откинуло набок и всё… Но на сердце осталось ощущение вины. Зря потом он говорил себе, потроша теплую тушу, что она всё равно погибла бы. В желудке ничего. И кишечник пустой. Но взгляд зверя сильно царапнул его сердце. Мясо раздал. Постарался забыть об этом случае. Да не получилось. Часто сейчас вспоминается тот взгляд загнанного, но не сломленного зверя. В жизни всё возвращается, как отдача после выстрела. Теперь ему волочить ноги.

Каждый год по весне Вова проходил медицинское освидетельствование на ВТЭК, чтобы оформить инвалидность на следующий год. Перед этим ложился в госпиталь. Получал поддерживающее лечение. В госпитале приглянулась ему подружка процедурной медсестры по имени Галина. Фигуристая брюнетка за тридцать. Любила она послушать Вовины охотничьи рассказы, над которыми откровенно издевалась. Ну не может быть такого, чтобы он с медведем одновременно с одного куста ел голубицу! Глупая женщина, думал Вова. Не была ты на наших болотах. Если промахнешься мимо кочки – провалишься по грудь в холодное коричневое желе. А кусты ягоды растянулись метров на сто в длину и не известно, что на противоположной стороне зарослей. Злила она его. Или специально заводила, подогревая интерес. Но ни к чему не обязывающая дружба завязалась.

Вернувшись домой, Володя стал донимать товарищей-охотников, чтобы свозили в лес на охоту.

– Куда тебе? Ты же ходить толком не можешь!

– Душа просит, возьмите. Покричу, зверя на вас загоню.

– Хорошо, собирайся.

Мужики были военными, суровыми ребятами. Вову выкинули в начале распадка Таловый, а сами проехали в соседний Каменный. Договорились, что «хромой» пошумит в этом месте, поднимется немного выше к каменным щекам, где все потом соберутся. Вова остался один. Медленно шел по заросшей полевой дороге. Старался шуметь. Но больше любовался осенним лесом. Обогнул одну сопку. Вторую. Идти было всё труднее и труднее. Трава путалась в ногах. Мешала ставить стопы. Нарастала слабость. На половине пути к каменным щекам «хромой» понял, что дальше идти не сможет. Лег на землю. Как быть? Покричал, позвал. Никто не откликнулся. Пополз по тропе. К щекам дополз через час. Измученный, грязный. Стал ожидать охотников. Но их не было. Не слышал, чтобы они вообще где-то стреляли. Понял, что те погнали зверя из Каменного в следующий распадок, на запад. Видимо, сюда не придут. Как же так? Как можно бросить товарища – одного, немощного? Обиду запил ключевой водой и пополз обратно, к дороге. Солнце перевалило зенит. Через несколько часов Вова выполз на засыпанное желтой дресвой дорожное полотно проселка. Невдалеке стояла машина. Товарищи-охотники сидели в кругу и что-то оживлённо обсуждали. Увидев выползающего с полевой дороги Вову, обрадовались:

– Ну, наконец-то! Хромой! Мы тебя заждались.

– Вы что, гады! Почему бросили? Я пока дополз одежду до дыр протер!

– Так это ж было твоё решение!

– Помочь-то могли?

– Тогда бы ты в себя не поверил.

Обида быстро прошла. А уверенность в своих силах укрепилась. Укрепилось и желание что-то поменять в жизни. Вова стал просто физически ощущать, что находиться дома ему невмоготу! Он изнывал от назойливой опеки родственников. О нём все заботились, старались угодить, порадовать. В беседах с ним улыбались, шутили. А ночами он с тяжелым сердцем слышал всхлипывания матери. С женой тоже не ладилось. Они часто спорили. Порой дело доходило до ругани. Она была вынуждена все свои силы отдавать ему и детям, подрабатывая сутками где только можно. Осунулась, постарела, выглядела измученной и напряженной. Вова попытался запретить ей столько работать. Но она спросила: «А чем я буду кормить детей?». И он замолчал, замкнулся.

Времени обдумать сложившееся положение было достаточно. Понятно, что причина семейных бед – его физическая немощь и нарастающая психическая нетерпимость. Доктор предупреждал: «После мозговой травмы снижается устойчивость к стрессам. Будешь постепенно становиться злым, агрессивным. Память тоже пострадает, особенно на ближайшие события. Пользуйся блокнотом. Родных не донимай. Будь снисходителен. И не бухай! Водка всё это усилит кратно!»

Как быть? Оставить всё как есть? Жрать килограммами лекарства, ходить с костылем и мокрыми штанами? Или что-то поменять? Курс лечения принял. Следующий – будущей весной при освидетельствовании на ВТЭК. Что целый год бродить по хате? Он и так загрузил родных, пожирая их время и силы. Или всё отпустить? Жена – ещё молодая женщина. Пусть занимается детьми. Пора прекращать издеваться над матерью, хватит «доить» родственников. Вспомнил, как ему в больнице доктор говорил мудрость Аристотеля: «Поступать правильно можно только одним способом, так как благо – определенно. А зло – беспредельно!». Получается, у него есть только один верный путь, который принесет добро всем. И он его знает – надо жить самостоятельно! Всё, пора к себе, в лес!

В свои планы посвятил сначала брата. Рассказал, как все достали грёбаной жалостью! Попросил закинуть на родной участок у заставы «Глухая». Тот участок Вова застолбил не просто так. Давным-давно облюбовал он место у подножья горного хребта Лиственного, южная сторона которого наша, северная – китайская. Хребет морщинится огромными складками и спускает в долину несколько широких «корней» – кряжей из сопок. А устремлен к пику – сопке Паровозной. С неё стекает ручей Гремучий. В августовский зной он становится пунктирным. То появляется, то исчезает, прячась от палящего приморского солнца под рыжие валуны. А в периоды тайфунов превращается в разъяренного дракона – вырывает с корнями молодые деревья, ломает трухлявые, проглатывает дорожное полотно, роет непроходимые траншеи. Но тайфуны явление временное. После них снова в Карантинной пади наступает земной рай. Все расцветает уже с новой силой. У Володи есть в собственности 13 гектаров этого рая! Он соскучился по земле. И она уже одичала без хозяина. Ему надо туда!

Место тихое, солнечное, красивое. С востока, севера и запада прикрыто горными складками. Открыто с юга. На покатом безлесном склоне бушует цветущее разнотравье – рви и заваривай душистый чай. Чуть выше в горочку – дубняк. В подлеске – багульник. Ниже, в долине речки – широколиственный лес из осины, ольхи, березы, клёна. По деревьям ползут вверх лианы дикого винограда и лимонника. Вова по осени не брал с собой еду. Пригоршня ягод лимонника давала больше сил, чем обильный ужин.

В самом конце мая Володя собрал семью и объявил всем домашним, что больше он не муж жене. Пусть оформляет развод. Он будет жить отдельно. Из материнского дома уходит. Ни в чьей помощи не нуждается. Машину и мотоцикл оставляет сыну. Брату отдаёт трактор и оформляет доверенность на получение пенсии. Он сообразит, как деньгами распорядиться – детям ли помочь, матери ли, или ему продуктов подкинуть. А сам уходит жить на участок в лесу. Пока в палатке. Попросил брата подвести до места.

Райский участок

С горем пополам по изуродованной весенними ручьями и перепаханной дикими кабанами лесной дороге добрались до «пожизненно-наследуемого владения». Брат высадил из испачканной жирной грязью «Нивы» неуверенно стоящего на ногах землевладельца. Выгрузил рюкзак с консервами и патронами, мелкашку, флягу с крупами, мукой и сахаром, мешок картошки, два котелка, полиэтиленовый пакет с одеждой и инструмент. На взгорке поставил палатку, попрощался и уехал. Пока на неделю. Вова лежал на спальном мешке, подставив лицо теплому солнышку и улыбался! Он вернулся! Вернулся к своей обычной жизни. Пусть в необычных условиях.

Вспомнилось, как раздраженно фыркнула жена, услышав новость о разводе и отъезде мужа, как в голос, не прячась заплакала и запричитала мать. Да, он их не пожалел, но и себя тоже. Решение принято: если дано выжить – выживет. Если не дано – умрёт. Тем более три года, отпущенные врачом, истекли. Время болеть закончилось! Наступило время жить!

Валялся не долго. Стал оборудовать лагерь. Продукты во фляге мыши не достанут. Одежду, мелкокалиберную винтовку и патроны спрятал в палатке. Спальник сложил до вечера. Накрыл палатку целлофаном и принялся оборудовать кострище. Ручей рядом. С водой проблем не будет. Надо принести сухостоя. В низине виднелось несколько высохших белесых осин. Теплая и гладкая осина прекрасно подойдёт для седушки или лежанки. Вова потопал к деревьям. Вокруг них из старой пожухшей травы торчали зеленые крючки папоротника-орляка. Целая поляна толстых ростков на длинных ножках. Одиночные стебли по мере роста делали один вертикальный оборот и заканчивались бугристой головкой с зачатками листьев.

Володя подумал, что надо бы нарвать и приготовить. Он уже сто лет не ел свежего орляка. Спилил осину, обрезал верхушку и сучки. А вот тащить её не получалось. Ноги держали только тело без лесины. Но есть же руки! Вова встал на четвереньки, обнял дерево одной рукой и пополз к поляне. Получалось неловко. Но дотащить сумел. Следующее дерево тащил тоже ползком, но уже за веревку, которую подвязал к ремню и пропустил через плечо. Оказалось удобнее. Так перенес еще несколько сухих белесых стволов. Связал у костра Г-образную лежанку. Обрезки оставил на розжиг. Время, заполненное дома нудным однообразием, здесь пролетело пулей. Вечерело. Роба промокла на коленях и не только. Да, к такой нагрузке он ещё не привык. «Не ссы, Вова», – взбодрил он себя и рассмеялся!

Пора было и перекусить. Нарвал папоротника. Залил водой, выгоняя муравьёв из складок зеленых головок. Разжег костёр. От древесного дыма сладко сжалось сердце. Три года он то больной, то инвалид, то псих. А сейчас всё встало на место. Он стал собой!

Второй котелок с чаем поставил рядом. Посмотрел вверх. Ах, как душевно! Бирюзовое небо с белоснежными облаками, подрумяненными закатом, обрамлялось буйной зеленью молодых листьев поздней весны. Ухо ласкал птичий гомон. Огонь приятно согревал. Никому ничего не должен. Должен только надышаться, налюбоваться. В угли зарыл десяток картофелин. Чай заварил корнями шиповника и небольшой лианой лимонника. Ужинал в сумерках под запахи развешенной у костра робы. А когда лес замолчал и погрузился в сырую непроглядную тишину, уснул и Вова.

После травмы ему стало трудно просыпаться по утрам. Мог храпеть до десяти или одиннадцати часов. И на этот раз, если бы не сорочий крик, проспал бы до обеда. В сопках рано темнеет и поздно рассветает. Спи не хочу! Чего это там белогрудая охранница переполошилась? Володя голяком вылез из палатки. У ручья что-то ухало, чавкало, рычало. Присмотрелся и увидел кабаньи спины. Вот и мясо пришло. Но куда его столько? Володя свистнул. Кабаны мгновенно рванули прочь. Он улыбнулся. Пусть привыкают. Сейчас это и его дом. Спустился к ручью умыться. Мелковат. Надо бы ямку вырыть, чтобы ложиться как кабан в ванну. Или запруду соорудить. Снова вышел на поляну. Обсохнуть под солнышком. Хорошо! Комаров нет и время оводов ещё не пришло.

Что на завтрак? А не соорудить ли кофе в постель? Когда вчера ехали с братом, видел у дороги поляну в жёлтых одуванчиках. Володя натянул просохшую у костра робу, взял рюкзак, лопату и потопал туда. Путь оказался трудным. Стопа плохо находила устойчивое положение на неровном мягком грунте. Приходилось, как эквилибристу, помогать руками и отталкиваться лопатой то от земли, то от воздуха. Вова подумал, что, если бы его кто-нибудь сейчас увидел, принял бы за обкуренного наркомана.

Но добыча стоила потраченных усилий. Корни одуванчика оказались крупными. Видимо, ждали Вову не один год. Накопал целый вещмешок. Обрезал лишнее, помыл в ручье. Снова хворост, костёр. Несколько толстых корней одуванчика закопал, как картошку, в горячие угли. Ой знатная запеканка будет! Один корень почистил, порезал и поджарил до золотистой корочки, потом залил водой и прокипятил. Получился крутой отвар коньячного цвета с приятным запахом! Слил в кружку, добавил сахара, чтобы перебить небольшую горечь и стал наслаждаться утренним напитком… Через полчаса испробовал волшебный вкус запеканки. Ну не жизнь, а сплошной праздник!

Вова мог обходится минимальным. У него была своя жизненная философия. Он полагал, что человек самодостаточен, как и сама природа, дающая ему всё необходимое. Природа мудра и молчалива. У неё нет любимчиков или отверженных. Она одинакова ко всем. И в любой ситуации оставляет человеку шанс на удачу. Только нельзя сдаваться, надо искать и находить выход из любой безнадёги. Законы природы жестоки, но справедливы. Справедливее человеческих. Один из них – бери только своё. Но знай время, когда можно брать. Пропустишь – второй раз не предложит. Возьмёшь чужое – впрок не пойдёт. Всё излишнее – обуза. Питайся тем, что в данный момент произрастает и зреет. Потому что именно это сейчас необходимо телу. А оно – продолжение природы. И ещё – человек не лучше и не хуже любого животного. У него больше возможностей, значит и спросу с него у природы больше.

Вот зачем ему в 90-м году было гнаться за кабаном, когда дома холодильник ломился от мяса? Позарился на чужое, захотел лишнего. Природа остановила, дала подзатыльник. А сейчас, наоборот, делится весенними дарами. Надо будет заготовить папоротника. Отварить и высушить на солнце. Зимой размочил да на маслице поджарил! И одуванчика накопать… Володя усмехнулся таким длинным планам. Зимой … поджарил! До зимы ещё дожить надо. Но папоротника всё же нарвал, отварил и разложил сушится на взгорке.

К вечернему ужину пожаловали гости. На зеленом УАЗике подъехали пограничники с заставы. Двое с автоматами наперевес встали у машины, офицер подошел к костру, представился и спросил:

– Кто такой?

– Да я вас тоже не припомню.

– Предъявите документы!

Вова поковылял в палатку, достал паспорт, подал офицеру.

– Вы знаете, что здесь – пограничная зона. Находиться без разрешения и пропуска запрещено!

– Знаю, командир.

– Предъявите пропуск!

– В таком случае я требую, чтобы вы покинули частную территорию! Эта земля у меня в собственности. Вы не имеете права без моего разрешения здесь находиться! – прорычал взбешенный Вова, протягивая документы на землю.

– Это – приграничная территория. Какая собственность? – замялся офицер.

– Вы, как я просмотрю, ещё молодой, зелёный, ну в переносном смысле. Я здесь подольше вашего живу. И прежнего начальника заставы знал. И должок к вам имею. Вы доложите начальству, что Горленко вернулся и жить будет здесь постоянно!

– Хорошо, я всё узнаю. Не прощаюсь.

Пограничники запрыгнули в УАЗик и укатили. Уснуть Вова уже не мог. Мысленная жвачка истощала мозг, возвращала к картинам прошлого. Ну почему такая несправедливость? Было время, он помогал нарушителей задерживать. Ловил китайцев, промышлявших заготовкой дикоросов на нашей стороне. Сержант-пограничник превратил его в инвалида! А он даже заявления в суд не написал! Они обещали золотые горы, помощь семье – всё похерили, забыли. Не зря, наверное, застава называется «Глухая» – глухи они к нашим бедам. А теперь ещё пропуск им давай, чтобы жить на своей земле! Эх, жаль нет вина. Вова пошел к ручью, разделся и лег в воду. Постепенно пыл стал проходить. Потом обсох у костра, немного успокоился. Окончательно пришел в себя после того, как принял решение сходить на заставу и закрыть этот вопрос раз и навсегда.

Застава «Глухая» была выше по распадку в километрах трех. Вова рассчитывал добраться за пару часов. Но ему повезло. На заставу возвращался наряд на грузовике и Вову подвезли. Он познакомился с новым начальником заставы, который был посвящен только в последние события. Ничего про то, что случилось в декабре 1990 года, офицер не знал. Поэтому слушал Вовино повествование внимательно, но с недоверием. Однако, не спорил. Простился с пожеланием дальнейшего сотрудничества. Однако Вова почувствовал, что для пограничников он – дополнительный повод для беспокойства. И они, наверняка, при удобном случае попытаются усложнить его жизнь. А пока обратно до поляны довезли. Спросили, не нужна ли помощь. Наученный горьким опытом Вова отказался.

Лето 1994 года

1 июня! Праздник. День защиты детей! Вова решил, что его тоже можно отнести к этой категории – ходить только учится, в штаны мочится… Значит, это и его праздник. Надо устроить пир. Утром слышал, как в распадке кричали фазаны. Самки уже сидели на гнездах, а напыщенные самцы перекрикивали друг друга, обозначая территорию. Взял мелкашку. Пошел браконьерничать. Летом стрелять нельзя, но, если хочется кушать, можно одного петушка взять. Фазана хорошо поднимать собачкой, а потом стрелять в полёте. В грузное и неуклюжее тело сложно промахнуться, особенно дробью. А тут другая задача. Выстрелить надо тихо, одной пулей, чтобы не потревожить заставу. Пошел к зарослям лещины. Затаился под дубком. Через некоторое время услышал торопливые частые шажки. Фазан шуршал, расхаживая по сухой листве, но его не было видно. А надо рассмотреть, выбрать именно самца. Чтобы самке дать возможность вырастить потомство. Да и самец крупнее. Вова держал ружьишко наготове. Наконец из зарослей появился красавец-петух с мантией бриллиантового отлива от головы до груди. Вышел на открытую полянку. Вова стал прицеливаться, но вдруг замер от неожиданности. Сверху на фазана камнем упал сокол, накрыл трепыхающегося петуха и вонзил в его острые черные когти. Такого исхода Вова не ожидал. Замер. Сокол разорвал брюхо фазану и стал медленно и методично выклёвывать требуху. Ну чем ни динозавр? Вова неподвижно сидел, пока хватило сил. А только пошевелился – спугнул птицу. Тот улетел, оставив добычу. Стрелять не пришлось. Фазана оставалось почистить и сварить.

На гарнир решил приготовить картошки. Тем более, что мешок с ней покрылся белой щетиной – клубни проросли. А почему бы не сделать огородик? Южная сторона поляны, граничащая с ручьём, была уже перепахана дикими кабанами. Мягкую жирную землю местами надо подрыхлить и всё. Получится грядка. Так и сделал. Картошку перед готовкой чистил, вырезая глазки с ростками, которые рассаживал, постепенно заполняя огород. Получалась безотходная технология. И огород посажен, и брюхо сыто. А главное, летом можно будет лакомиться молоденькими клубнями.

Родилась и ещё одна идея. Если спускаться с пригорка от палатки на восток, попадаешь на заболоченный участок, поросший осокой. Вова решил, что там есть какой-то источник или близкое расположение грунтовых вод. Если в этом месте вырыть яму – получится озерцо. Время есть. Тепло. Вова решил тренироваться и каждый день вытаскивал килограммов по пятьдесят мокрого грунта, расширяя рукотворный водоём. Вова представлял, как в августовский зной будет лежать в бассейне. Но его опередили. Теплую ванну облюбовала древесная лягушка. Маленькая, ярко-зеленая с черными пятнышками у глаз. Жир от неё китайцы ценят не меньше женьшеня. Трогать не стал. А через несколько дней водоем превратился в лягушачьи ясли. Квакша отложила мелкие шарики икры с черными точками посередине. Каждый день Вова наблюдал метаморфозы, происходящие с икринками. Они увеличивались. Черные точки начинали двигаться, превращаясь в малюсеньких головастиков, которые потом заполнили водоём. Хорошо прогретая вода стала цвести. Головастики прятались в тине, росли, обзаводились ножками. Вова ухмылялся, ведь скоро запрыгают, уйдут на деревья. Интересно, как они будут воспринимать его? Как папу? Было смешно. А ведь лягушата вырастут и снова вернутся в этот водоём, чтобы откладывать уже свою икру.

Вова знал, что древесные лягушки – самые лучшие синоптики. Они – ночные животные. И кричат тоже лишь в темноте. Днём прячутся на деревьях. У них на кончиках пальцев есть маленькие, но очень надежные влажные присоски. Поэтому лягушка может передвигаться по гладкой поверхности даже верх ногами. Но если они выходят днём и начинают громко квакать – жди перемены погоды и скорого дождя, даже если на небе пока ни облачка. Так Вова обзавёлся собственным метеоцентром.

Обычные лягушки тоже могут удивить. Вспомнил Вова, как пошел он в апреле на перелётную дичь. Утиная охота интересна по-своему. В утку попасть не просто. Главное – угадать траекторию её полёта. А она – непредсказуемая. Такой воздушный заяц. Стрелять надо, целясь на 3-4 метра впереди птицы. И успеть выбрать селезня. Шел Вова вдоль низины и услышал что-то вроде клёкота. Впереди было болотце. Непонятный звук доносился оттуда. Видимо, птицы налетело много, если за несколько десятков метров слышно довольное курлыканье. Приготовил ружьё и, ожидая встречи с пернатыми, стал подходить ближе. Какого же было его удивление, когда он увидел «кипящее болотце», переполненное лягушками. Те из них, которые сидели по берегам – курлыкали, как журавли. Лягушки, услышав охотника, прыгнули в воду и разом замолчали. Болотце стало абсолютно спокойным. Тогда Вова поразился лягушачьей дисциплине и сноровке!

Молва об отшельнике стала доходить до его старых товарищей. Они появлялись неожиданно, но всегда с нужными подарками. Привозили продукты, патроны, тару для дикоросов. Но глобально в Вовиной жизни всё оставалось по-прежнему. Он так и продолжил жить в выцветшей палатке. На питание не жаловался. Хватало круп, консервов. А хлеб пек сам. Ставил дрожжевое тесто, потом смазывал маслом или салом котелок, закапывал его в угли, накрывал все листом железа и через полчаса лакомился свежим хлебом. Закваску периодически молодил, добавляя муки и сахара, чтобы она всегда была под рукой.

Если ожидал гостей, готовил пирожки. В качестве начинки использовал картошку, крапиву, ревень. Из последнего варил кисель. Крахмал делал из картошки: натирал несколько клубней, отжимал сок и выливал в подслащенный отвар ревня. Потом мешал и кипятил. Получалась вкусная штуковина. Да и натертая отжатая картошка шла в дело. Добавлял в неё яйцо, муки, перемешивал и жарил драники. Крапива у Вовы была в особом почёте. Её бриллиантовая зелень не только украшала жареную картошку, но и придавала ей необыкновенный вкус! Нарезанную крапиву добавлял, когда картофель был уже готов. Потом накрывал всё крышкой и ждал минут пять. А ещё из крапивы получался обалденный зелёный суп с тушенкой или сайрой. В углях делал запеканки из корней одуванчика, лопуха, рогоза. Такого ни в каким ресторане не попробуешь!

Сезон июльских дождей пережил нормально, сделав настил из сухостоя, обкопав и присыпав края палатки. От дождя соорудил небольшой навес из листа железа под дубком, чтобы можно было разводить костёр в ненастье. После ливней ручей Гремучий превратился в Гремучего змея и основательно обкусал дорогу. Поэтому в дожди никто не приезжал. Даже брат не приходил разведать: жив ли таёжник?

Но это Вову мало беспокоило. Больше тревожило то, что с пограничниками жизнь не складывалась. Они наведывались с завидной регулярностью. Раза два в неделю на поляну заезжал УАЗик, особенно, если у Вовы кто-то гостил. Проверяли документы, предупреждали о необходимости получения пропуска. Соседнюю сопочку облюбовал наряд. Оттуда хорошо просматривалась вся поляна. Однажды Вова не выдержал и спросил, почему за ним ведется такое тщательное наблюдение? Он живет перед системой. Через КСП не ходит. Что случилось? Оказалось, поступил «сигнал», что через его участок перебрасывают контрабанду китайцам. Речь шла о сушеном трепанге. Ну что тут скажешь – парализованный контрабандист! Как оправдаться, что ты не преступник, Вова не знал.

Наступил август. На огороде стала жухнуть картофельная ботва. Володя уже подкапывал молодые клубни. Зрели помидоры. Но их надо было успевать собирать до фазаньей поклёвки. Пернатые полностью игнорировали зеленые ягоды, но как только на помидоре начинал краснеть бочок, они появлялись из чащи, продалбливали кожицу и выклёвывали семена. Вова беззастенчиво пользовался этой слабостью гурманов. Когда кончалась тушенка, он переставал собирать красные помидоры, брал в руки мелкашку и ждал, замерев на лежанке под солнышком. Бил петухов. Курочек с молодыми длинноногими и неуклюжими цыплятами не трогал.

Ходить за лето Вова стал увереннее, быстрее. Но силы в ногах было мало, а стопами он вообще практически не мог нормально двигать. Они просто шлёпались о землю. Чтобы фиксировать их в нужном положении Вова туго перетягивал их портянками и надевал сапоги. Так было надежнее. Но в лесу часто оступался, заваливался.

После дождей наступило время тропической жары. Через распаренную землю стали прорываться грибницы. Сначала пошли белые грибы. Огромные коричневые шапки покрыли сопку. Вова собирал, варил и ел от пуза. Часть мариновал. Молоденькие, небольшие, красивые грибочки нарезал тонкими пластинами и сушил.

Через пару недель белый гриб отошел, но проявились ярко-рыжие лисички. Они покрыли крутой южный склон небольшими семейками, которые жались к дубовым стволам. Поэтому собирать их было сложнее. Но если другие грибы надо варить, то лисички съедобные и в сыром виде. Вова находил гриб покрупнее, почище, обтирал от остатков земли и ел, наслаждаясь сочной и немного островатой мякотью. Но особенно ему нравились лисички, обжаренные с луком. Грибы пускали белесый сок, сами оставаясь ярко-желтыми. Вова вываливал грибное жаркое в котелок с отваренным рисом и целый день отмечал праздник живота грибным пловом!

За лисичками наступила пора груздя. Гриб рос на той же сопке. Только на самой вершине. За день Вова набирал пару вёдер. Собранное вываливал в ручей, чтобы груздь отмок в проточной воде. Через несколько дней разводил костер и переваривал грибы. Потом горячими закладывал в бочонок, пересыпая солью, стеблями дикого перца и душистых трав, которые рвал на поляне. Когда белый груздь стал отходить, Вова наткнулся на поляну оранжевых груздей, росших среди багульника. Срезал один – из него ручьем потёк млечный сок. Гриб молокан! Тот же груздь, но с особым вкусом. Сочный и плотный. Его надо будет засолить отдельно. А потом на тарелочку, покрошить лука и залить постным маслом. Пальчики оближешь!

Ближе к концу августа Вова как-то с грибами возвращался домой. Идти прямо вниз он не мог. Стопа не держала крутой угол склона. Поэтому шел, как парусник против ветра, галсами или длинным серпантином, постепенно спускаясь с вершины. Вдруг услышал посторонний шум в стороне лагеря. Толи что-то звякнуло, толи сломалось. Кто-то посторонний хозяйничает. Вова подал голос, сел на пятую точку и стал сползать по крутому склону. Этот способ спуска он называл «на лифте». Добравшись до лагеря, понял, что спугнул добровольных помощников, которые перекопали огород и почти убрали картошку. Урожай унесли с собой в желудках. По оставшимся следам стало понятно, что пообедала целая кабанья семья.

Эх, надо было картофель раньше собрать. Жалко, что помидоры им тоже понравились. Вот она – зона рискованного земледелия. Прямо в зверином доме. И хозяева устанавливают свои порядки. Правильно говорят китайцы: «Поселился у горы, живи горой!». А если разобраться – зачем ему огород? Хватает всего и так. Вот скоро виноград созреет. Год урожайный. На лианах вдоль ручья висят кисти, плотно набиты ягодой. И лимонника будет много. Вова так успокаивал себя, собирая остатки урожая. Набралась сетка мелкой картошки. Хорошо! Копать не надо!

Четвероногие гости и раньше заходили в лагерь. Первой с Вовой познакомилась любопытная лиса. Сначала он встречал её помёт на заметных местах – то на колодине, то на камне. А потом увидел рыжую у взгорка в метрах пятидесяти. Она мышковала. Сухую и солнечную поляну давно облюбовали мыши и змеи. Володя считал, что змеи сами норы не роют. Поступают как черные риелторы. Летом расползаются по сопкам, греются на каменистых склонах, прячась от хищных птиц, а ближе к осени вползают в мышиную норку, съедают хозяйку и селятся там на зиму. Лиса тоже была не прочь полакомиться серым хвостатым пирожком. Она уже выследила мышь, была готова к решающему прыжку, но увидела Вову. Отреагировала неожиданно – проигнорировала хозяина поляны. Он улыбнулся ей и мысленно пожелал удачи. Лисья охота прошла успешно. Вова решил, что с лисичкой у него установлен контакт.

А вот с секачом он побеседует зимой, в сезон охоты. По звериным следам Вова знал, что рядом живут зайцы, ходят косули. С северо-западной стороны сопки обитает енотовидная собака. Звериной норы он ещё не нашел, а вот на её «уборную» наткнулся. Свой помет зверёк никогда не закапывает, оставляя всегда в одном месте. В результате получается удобренная полянка.

Живности хватает и это надо учесть. За лето насушил грибов, папоротника. Мешок картошки во флягу с продуктами не затолкаешь. Надо делать лабаз. Выбрав дубок с тремя стволами, идущими от одного корня, на высоте роста Володя связал основу, на которую наложил палок. Получился настил. Таким же образом повыше сделал подобие крыши. Обложил корьем. Получилось сухое место для провизии. Ни мыши, ни кабаны не страшны. Разве что полосатые бурундуки заскочат. Но им и без того хватает желудей да лещины.

Была у Вовы одна неразрешимая проблема. Весь сухостой, который рос поблизости, он за лето использовал. Готовил пищу на костре, сушился, грелся вечерами. А скоро осень и зима. Правильно говорится, что лес боится не того, кто много берет, а того, кто часто ходит. Потихоньку, потихоньку – и сухостоя рядом нет. Надо начинать готовить дрова. Спилить живое дерево рука не поднимется. Да и не дело это – превращать райское место в пустыню. Придется таскать валежник с соседних сопок. Ну, ножки, держитесь! Вова стал готовить поленницу на зиму.

Сентябрь начался с жарких сухих дней. Трава стала сохнуть, желтеть. На шиповнике покраснели ягоды. Володя собирал их с помощью приспособления, которое сделал сам. На конец металлического совка прикручивал кусок доски с часто набитыми гвоздями. Такой «теребилкой» проводил снизу вверх по кусту шиповника. Ягоды отрывались, собираясь в совке. Потом высыпал их на полотно. Сушил, а потом заваривал. Получался густой ароматный настой. А ещё из шиповника готовил что-то, похожее на кашу. Отваривал ягоды в воде, протирал через мелкое сито. Колючие зёрнышки оставались сверху, а нежная кашица падала в котелок. Добавлял туда немного сахара и уплетал за обе щеки!