Реплики в сборе: Литературные пародии

Александр Иванов

РЕПЛИКИ В СБОРЕ

_{Литературные пародии}

Многодумье

В плену ассоциаций

Я видел раз в простом кафе нарпита, как человек корпел над холодцом, трагическую маску Эврипида напоминая сумрачным лицом. Евгений Винокуров Я видел, как под ливнем кошка мокла, хотел поймать ее, но не поймал… Она напоминала мне Софокла, но почему его — не понимал. И видел, как из зарослей укропа навстречу мне однажды вылез крот, разительно напомнивший Эзопа и древний, как Гомер и Геродот. А раз видал, как с кружкою Эсмарха старушка из аптеки шла в метро. Она напоминала мне Плутарха, Вольтера, Острового и Дидро. Я мог бы продолжать. Но почему-то не захотел… Я шницель уминал, сообразив — но поздно! — что кому-то кого-то же и я напоминал!

Про наш навоз да ихний Анжелос

Тут не город Анжелос, Не страна Бразилия, Просто клунька, да навоз, Да моя фамилия. Даже местный агроном Не хотит в Бразилию. Николай Тряпкин Ох и чудо наш колхоз — Анжелос удавится! Клунька, Дунька да навоз — Мне ужасно нравится! Что такое Анжелос? Слышал, помню, в школе я, В общем, тот же наш колхоз, Может, чуть поболее. С урожаем погорим — Обуваем валенки. С агрономом говорим, Сидя на завалинке. Задаю ему вопрос, Нашему Василию: — Может, съездишь в Анжелос Али там в Бразилию? Он, тряхнув копной волос, Сипнет от усилия: — Не поеду в Анжелос, Не хочу в Бразилию! — Отчего ж, — пытаю я, — Так туда не хочется? — Он, сердешный, как змея Над жаровней, корчится. Агроном, гляжу, дошел От мово вопроса-то. Говорит: — С ума сошел! Али тут не досыта?! Головой опять потряс И добавил жалобно: — Там хужее, чем у нас: Там работать надобно!..

Полутона

(Владимир Соколов)

Четыре стены снаружи, Четыре стены внутри. А я отражаюсь в луже — Я, кошка и фонари. Пора подводить итоги, Долги отдавая всем. Да жаль, что промокли ноги, Промокли ноги совсем. Я весь из себя прозрачный, Я весь из полутонов. Во мне, как в аллее дачной, Запутался Иванов. Очерченный круг все уже, И дождик пошел опять. Четыре стены снаружи, Внутри их как будто пять. Хочу повернуть обратно, И не на кого пенять. Все было бы так понятно, Но этого не понять. Все те, кого смог обидеть, Простили меня давно. Давно я хочу увидеть, Что видеть нам не дано. А так приятно чирикать. Мурашки ползут по мне. Я скоро начну пиликать В несвойственной тишине. Из птичек меня увольте, Ни пуха мне, ни пера. О чем это я, позвольте? О том же, о чем вчера. Приснились мне ночью крабы Тоска о карандаше. Мяукает кот. Пора бы Подумать и о душе.

На охоте

И немеешь, почти не дыша, как охотник в догадке: «Не рысь ли?» И уже холодеет душа в несомненном предчувствии мысли. Владимир Гордейчев Ни пурги не боюсь, ни дождя на земле то безмолвной, то гулкой, по полям и оврагам бродя со своей неизменною «тулкой». Я природу ужасно любил в пеших странствиях с егерем Федей. Не поверите, сколько убил зайцев, рысей, волков и медведей. Я однажды устал и промок, и вот тут-то удача сверкнула; кто на это надеяться мог? — неожиданно мысль промелькнула! Это ж надо! Стреляй — не хочу! Я, конечно, от радости ахнул, вмиг двустволку приладил к плечу и дуплетом по мысли шарахнул. Лишь бы даром заряд не пропал… Я утерся вспотевшею шапкой, пригляделся и вижу — попал! Вон, голубушка, дрыгает лапкой… Тут же я ее освежевал; поспешив из укромной засады, Федя молча губами жевал и от зависти плюнул с досады. Притащил я добычу домой, а жена закричала: «Не рысь ли?»… И ни летом с тех пор, ни зимой мне уже не встречаются мысли.

Электронные стихи

(Александр Еременко)

В тумане радиоактивном, Когда последний датчик гас, Быть термоядерно-активным Мне не мешал противогаз. Когда в магнитное лекало Включался электронный страж, Все человечество алкало С утра C₂ H₅ OH. В глуши коленчатого вала На биссектрисе бытия Густая женщина зевала, И стала женщина — моя. Технологическим домкратом Меня тянула на Олимп. И, обзывая технократом, Ко лбу привинчивала нимб. Способен осознать все это Лишь тот, кому известен код. Вот перфокарта на поэта: Он — трансформатор. И диод.

Бессонница

В кирпичных сотах                семьи спят, в железных парках спят трамваи, спит Летний сад, и зоосад, и магазины, и пивная. Леонид Агеев Традиционно ночью спят. Спит все — и Мойка и Фонтанка. В Москве заснул Нескучный сад и знаменитая Таганка. Спит индивид и спит Главлит, спит черствый сыр на бутерброде. В пивной напротив пиво спит, хотя одновременно бродит. Спит гастроном и зоосад, похрапывает парк трамвайный. Спит даже кот, и мыши спят — эпоха сосуществованья! Заснул на кухне табурет, сопит дитя, забыв про школу… Не спит поэт.           Творит поэт. Ну что бы принял димедролу!..

Многодумье

В голове роятся думы — дум невпроворот. Спит на стуле кот угрюмый, очень старый кот. Александр Шевелев Говорят, везде — о боже! — нужен интеллект. И в стихах, конечно, тоже — в этом весь эффект. Раньше как? Задремлешь в кресле — дум невпроворот; так и скачут! Ну а если все наоборот? Молоко на кухне киснет, и болит живот. Спит на стуле кот и мыслит, очень умный кот. Я весь день хожу угрюмый, напрягаю ум. В голове роятся думы, тесно в ней от дум. Час роились, два роились думы о коте. Тут и строчки появились, жалко, что не те… Думам я сказал: «Оставьте, хватит!» А потом я заснул, и мне, представьте, снился суп с котом!

Шаги в историю

Вдруг на плечо ко мне ложится Донского Дмитрия рука. И стены каменные слышат Мои и Дмитрия шаги. Юрий Головин Мечтая приобщиться к чуду, враг ежедневной суеты, я постоянно был и буду с родной историей на «ты». Идем Москвою — руки в брюки (вокруг сплошная лепота!) — два Юры — я и Долгорукий, и с нами — Ваня Калита. Доходим до Замоскворечья, я вдохновеньем обуян, чуть притомились, а навстречу идет еще один Иван. А Калита — мужик серьезный, он говорит Ивану — Ишь, ты что-то нынче, Ванька, грозный, войти в историю хотишь? Идем… На солнце плеши греем, поют в Зарядье соловьи… Войти в историю сумеем — я и попутчики мои.

Свое и мое

И вот я иду дорогой, Не чьей-нибудь, а своею, К друзьям захожу под вечер, Не к чьим-нибудь, а своим. Диомид Костюрин Я меряю путь шагами, Не чьими-то, а моими, Ношу я с рожденья имя, Не чье-нибудь, а свое. На мир я смотрю глазами, Не чьими-то, а своими, И все, как поется в песне, Не чье-нибудь, а мое. Вожу я знакомство с музой, Не с чьей-нибудь, а моею, Бывает, стихи слагаю, Не чьи-нибудь, а свои. Иду в ресторан с женою, Не с чьей-нибудь, а своею, Друзья меня ждут под вечер, Не чьи-нибудь, а мои. Я потчую их стихами, Не чьими-то, а своими, Я им открываю душу, Не чью-нибудь, а свою. Стихами по горло сыты, Не чьими-то, а моими, Они вспоминают маму, Не чью-нибудь, а мою…

Автопортрет

(Иван Жданов)

Распахано зеркало. В снежные груды спешит из рельефа стреноженный сом сушить под водой негативы Иуды над сферой нависших в зубах хромосом. Зияет во мне перфокарта рентгена, лежу, коллапсируя варежкой всей. Струится гербарий. И сном автогена Медузу Горгону кромсает Персей. Фарфоровый месяц устать не боится, чугунный венок излучает экстаз. Программа костей от часов отслоится, и в пол вдохновенный врастет дикобраз. Пусть бесится критик! Ан крыть ему нечем причестен Харон к многоструйной судьбе. Ударит по раме остывшая печень в углу мирозданья на чахлой резьбе. Исход непонятен, и взгляд необычен, как в дырке от бублика тающий гвоздь. А все потому, что я метафоричен, подобно спирали, включенной насквозь.

Когда-то в Москве

(Евгений Рейн)

В квартире коммунальной, теперь таких уж нет, Из туалета выйдя, не все гасили свет. Там жили продавщица, профессор и артист. Худой как черт Данилов, возможно, и альтист. И одинокий Котов, философ, эрудит, Как выяснилось позже, убийца и бандит. И молодая дама, что, кутаясь в манто, Работала ночами у станции метро… Никто и никого там на «вы» не называл, И пятый пункт анкеты жильцов не волновал. Ко мне по коридору прокрадывались в ночь То юная портниха, то генерала дочь. И как же проклинал я, голодный донжуан, Предательски скрипящий, продавленный диван!.. Объятья, сплетни, ссоры, дешевое вино! Нам встретиться на свете уже не суждено Ни в давних тех квартирах в исчезнувших домах Ни даже на Багамских волшебных островах… Кто пил из этой чаши, тот знает, что почем, А кто не понимает, то я тут ни при чем… Прекрасную квартиру я вспомню, и не раз. А смена декораций зависит не от нас.

Реплика пародиста

Очень остроумного и злого жаль мне пародиста записного, лучшего эстрадника Москвы. …есть в нем что-то грустное и даже что-то есть еще от тети Даши, не заведшей собственных детей. Сергей Давыдов Пародист немало озадачен, что-то вдруг случилось, не иначе: вдруг да пожалел его поэт!.. Он сравнил беднягу с тетей Дашей, видно, осознал, что в жизни нашей горше доли пародиста — нет. Пародист усталости не знает, пишут все! А он один читает горы графоманской чепухи. Легче быть, наверно, землекопом, сутками сидеть над микроскопом, нежели всю жизнь читать стихи… Пародист, конечно, пишет мало. Что и говорить. душа устала и бумагу портить ни к чему. Да, не вышло из него поэта! И, конечно, за одно за это можно ставить памятник ему!

Из-за мыслов

(Марина Кудимова)

Необходимо вспять. Мы — пленники. Одарены в ноздрю талантом. Мездра окучивает плевелы, Праматерь бредит прейскурантом. На коз, уснувших под наркозом, Внезапно снизошел не дух ли? Одры кончают токсикозом, А незаблудшие — протухли. В душе сто сорок пять по Цельсию А оборотни храм ограбили. Хотят сосцами млеко сцеживать Шпана, ханыги, мизерабли. Любимый — головой на скатерти, Неутоленности знак чей же? Убогой Зраком бдеть на паперти, Сиречь тамбовской казначейшей?! Прочь от укусов комариных, Гиперболы осыпьте перхотью!.. Земля стоит на двух Маринах, Но ужас в том, Что я — не первая.

Преображение

Вдруг зальюсь румянцем — Скрою боль и грусть. С помощью двух пальцев Больше не сморкнусь. Виктор Коротаев Грустно признаваться, Боль скривила рот. Я, конечно, братцы, Раньше был не тот. Был я хулиганом, Сопли до пупа. Водку пил стаканом, В общем, шантрапа. Нынче изменился, Галстуки ношу. Как бы вновь родился И стихи пишу. Встречных не пугаю, Редко матерюсь, Громко не рыгаю, На пол не сморкнусь. Вежлив непривычно, Пью теперь боржом. Шамаю прилично — Вилкой и ножом. Не шути со мною, Ставь на постамент! Был шпана шпаною, Стал — интеллигент!

Нехватка

Мы с Разиным в битвах не бились, Не шли в пугачевских полках, Но как бы мы им пригодились, Тихони, Разини, В очках… Евгений Храмов В казацких набегах крамольных, Где каждый по-своему прав, Нехватка была Малахольных, Растяп не хватало, раззяв. Жаль, нас разделили эпохи, А как бы мы были лихи, Разини, сачки, пустобрехи, Очкарики и лопухи! Явили бы чудо отваги Мы, рохли, сморчки, дохляки, Застенчивые доходяги, Мечтательные слизняки! Как мы бы собою гордились В те, кровью умытые дни… А как бы теперь пригодились Дубины, Ножи, Кистени!..

Рыбацкое счастье

Рыбный запах сквозит От меня за версту… … Пожелай мне, подруга, Веселой удачи! Анатолий Парпара Здравствуй, милая! Я не пропал, не зачах. Укрепил я на сейнере Мышцы и нервы. Рыбным запахом я Так безбожно пропах, Что уже из меня Можно делать консервы. Я успехом с тобой Поделиться хочу, Так велик мой улов, Что общественность ахнет! Приезжай, я в объятья Тебя заключу, И тогда от тебя Тоже крепко запахнет. Я рыбак, значит, Мужественный человек, Но порой мне тебя Не хватает, подруга… До свиданья. Пиши. Серебристый твой хек. Пожелай мне веселой удачи, Бельдюга!

Турусы на торосах

Нет, не зря в ледовитый торос упирается русская карта: одинаково страшен мороз и для СПИДа и для Бонапарта. Поскользнешься в родной темноте, чертыхнешься в морозных потемках… Вспомнишь — мамонты спят в мерзлоте и алмазы хранят для потомков. Станислав Куняев Я люблю говорить: «Мой народ», так как я из народных поэтов. Столько брошено в наш огород и каменьев и прочих предметов… Русский мамонт пока еще спит, не разыграна русская карта, но уже пробирается СПИД к нам     в потомках мосье Бонапарта. Били вороги нас под ребро, постоянно кусая и жаля… Быть должно с кулаками добро — нам пора начертать на скрижалях! Кто поймет,          что у нас на уме, наш огонь до поры только                     тлеет… На родном поскользнешься дерьме, и на сердце озябшем теплеет. Не впервой нам в сплошной мерзлоте первородство отстаивать в драке. Мы уж как-нибудь так,                  в темноте, в наготе, в запустенье, во мраке…

Даешь перестройку!

Уроки потерь и промашек Сегодня особо важны. Чем меньше мы — нашим и вашим, Тем крепче здоровье страны. Ведь нас перестройка крутая Призвала — крути не крути — Все хаты, налипшие с краю, Расставить на Главном пути. Эрик Тулин Пусть я не открою Америк, Но нынче — не то что вчера. Вам я говорю это, Эрик, Певец ускоренья: пора! Весна наступила в апреле, Мы энтузиазмом горим! Мы все как-то сразу прозрели И смело в грядущее зрим! Повсюду кипевшая стройка Должна по-другому кипеть. Сейчас нам нужна перестройка, Иначе, друзья, не поспеть! По-новому сеем и пашем, Повсюду работа идет! А если мы — нашим и вашим, Так дело теперь не пойдет!.. Уже перестроились МХАТы, Должны уж и мы как-нибудь… И с краю налипшие хаты Поставим на правильный путь! Поэты, даешь ускоренье! Идет наше дело на лад. И это вот стихотворенье — Весомый, по-моему, вклад!

Лирика с изюминкой

Лирика с изюминкой

Я слышу, как под кофточкой иглятся соски твои — брусничники мои, ты властна надо мною и не властна, и вновь сухи раскосинки твои… Владимир Цыбин Ты вся была с какой-то чертовщинкой, с пленительной смешинкой на губах, с доверчинкой до всхлипинки, с хитринкой, с призывной загогулинкой в ногах. Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой, с лукавинкой в раскосинках сухих, что сам собою нежный стих с лиринкой слагаться стал в извилинках моих. Особинкой твоей я любовался, вникал во все изгибинки твои, когда же до брусничинок добрался, взыграли враз все чувствинки мои. Писал я с безрассудинкой поэта, возникла опасёнка уж потом — вдруг скажут мне: не клюквинка ли это с изрядною развесинкой притом?..

Про мед и деготь

Невозможно не заметить Вам моих блестящих глаз! У меня медовый месяц! И уже не в первый раз. Галина Чистякова Не могу понять, хоть тресни, Где вы, юные года? Замечательную песню Хором пели мы тогда: «Юбку новую порвали И подбили правый глаз! Не ругай меня, мамаша, Это было в первый раз!» А теперь, прошу заметить, Манны с неба я не жду. У меня медовый месяц Десять месяцев в году! Я с избранниками смело То вожусь, то не вожусь. Надоело это дело — Через месяц развожусь. А потом опять как в воду, Не зевай да успевай… Да и что мне ложка меду? Ты цистерну мне давай! Но вину свою за это Мне придется искупать: Могут девушку-поэта В бочке дегтя искупать…

Примета века

И стала я приметой века: не волновалась, не ждала, от женщины до человека довольно легкий путь прошла. А мой талантливый ребенок был в непорочности зачат. Лариса Васильева Была я женщиной. На блюде мне был предложен бабий век. Мне захотелось выйти в люди, и вот теперь я — человек! Оригинальной быть решила, и это удалось вполне, ведь я не стряпала, не шила, поскольку это не по мне. Была допущена в печать я, не поэтесса, а поэт! И непорочного зачатья познала редкостный секрет. К несчастью, избежать пеленок до сей поры никто не смог. Но мой особенный ребенок зато талантливый как бог. И стала я приметой века, везде и всюду на виду. И вот теперь от человека я к божьей матери иду…

Гимн корове

Мне бы в дебри судеб деревенских, чтоб искать, ночь возя на возах, сокровенное если не в женских, то хотя бы в коровьих глазах. Василий Журавлев Я не то чтобы с бычьим здоровьем, но и, как говорится, не слаб. Потянулся я к чарам коровьим, хоть корова — а тоже из баб! Мне с коровою очень бы надо для начала хотя бы дружить. Чтобы жить интересами стада, по-простому, по-честному жить. От сомнений избавиться мрачных, чтоб увидеть себя наяву среди парнокопытных и жвачных самым первым поэтом в хлеву. Мне бы с ней, если быть откровенным, постоять бы хоть рядом, молчком. Поделиться бы с ней сокровенным, получить от нее — молочком. Возле куч прогуляться навозных, научиться родную доить… И намерений — очень серьезных! — от любезной своей не таить. Чтобы те, кто от благ не вкусили, говорили, косясь на сарай: ну устроился этот Василий, ах, корова его забодай!

В тоске по идеалу

Когда Адам пахал, а Ева пряла, Не был ли мир подобьем идеала? Людмила Щипахина Когда Адам пахал, а Ева пряла, Щипахина еще не сочиняла. Был сам Адам мужчиною, а дама Была подруга верная Адама. …Вот наше время наконец настало, И, боже мой, что нынче с нами стало! Возникли очень странные моменты: Мужчины всюду — имп… интеллигенты. Я тут недавно с ужасом узнала О женщине, что мужу изменяла! О, страшное трагическое время, На женщину легло такое бремя! Как наше время к женщине жестоко, Как женщине сегодня одиноко! Днем бьется, как подраненная птица, Приходит ночь — и ночью ей не спится, И мечется под душным одеялом В тоске по незабвенным идеалам…

Диалог

Все тебе бы мять меня да лапать, Ты с кого берешь такой пример? Что же у тебя, ядреный лапоть, Никаких красивых нет манер? И катись-ка ты к чертям и лешим, Тоже мне нашелся Дон Иван. Нина Краснова «Сетованье Нюшки» — Что ж ты, сукин кот, меня залапал, Это же гумно, а не панель. Встал бы на колени лучше на пол Али преподнес в презент «Шанель»! Сел бы лучше рядом на диване, А не то заместо чувств — обман! Может, даже звать тебя не Ваня, Может, ты теперя Дон Иван? — А чего ж, — смеется он, — не лапать, Нешто я какой-то моветон. Ты ведь, — говорит, — ядрена лапоть, Тоже ведь не Лида Гамильтон!

Камские страдания

Не пойму, куда мне деться! — у реки, как дивный дар, ты в траве сидишь с младенцем, Лена Лишина, маляр. И простит Буонаротти эту вольность или нет — я тайком пишу напротив твой задумчивый портрет. Николай Зиновьев Становлюсь я, видно, старше, налит силою мужской. Вот уж прелести малярши мой нарушили покой. Увидал ее босую, начал голову кружить. Я тайком ее рисую, нарисую — буду жить. С ней мы встретились на Каме, с дамой сердца моего; обращаюсь к ней стихами — этот путь верней всего. Это — дело упрощает, только вот душа грустит: Микеланджело прощает, муж малярши не простит… Но поэту риск не страшен, поздно пятиться назад. Будет славно разукрашен мой задумчивый фасад. Впрочем, муж — такая туша Вновь тревожится душа, потому что штукатурша тоже дивно хороша!..

Куда ни кинь

Ты пахнешь, как охотники в лесу наутро после дымного ночлега. Мне кажется, я скоро понесу не от тебя — от пороха и снега. Тамара Жирмунская Гуляла я в заснеженном лесу, где все вокруг — безмолвие и нега. И поняла, что скоро понесу не от тебя — от холода и снега. Идя весной, любуясь на красу природы юной, слыша птичьи трели, почувствовала: скоро понесу не от тебя — от ветра и апреля. Бродила летом, видела росу, в грозу попала далеко от дома. И показалось: скоро понесу не от тебя — от ужаса и грома. А осенью, когда свербит в носу и в небе птиц печальных караваны, мне стало ясно: скоро понесу не от тебя — от мрака и тумана. Вот так всегда… Ну, право, отчего куда ни кинь — интимные моменты?.. Одно лишь непонятно: на кого я буду подавать на алименты?

Если выследить…

Если долго за нами следить, если наш разговор записать, то обоих нас надо судить, но меня за любовь оправдать. Ирэна Сергеева Начинаем с тобой понимать, если долго за нами следить, если выследить нас и поймать, то, конечно, нас надо судить. И хоть ты, мой любимый, не вор и на мне не разбоя печать, будет очень суров приговор, громом с неба он будет звучать. Обрекут нас, дабы проучить, ты и я будем вместе страдать: я — пожизненно в рифму строчить, ты — пожизненно это читать…

В школе жизни

А ревность — что? Она забыта И мною пройдена давно. Я говорю о ней открыто, Как будто мы глядим кино. Ирина Малярова Все резче времени приметы, Все зримее черты зимы… Какие дивные предметы Когда-то проходили мы! Дождей весенних вспомнишь струи, И вмиг — мурашки по спине… Давно забыты поцелуи, Сданы прогулки при луне. Не пропускали мы занятий, Преподавали нам интим. Мы проходили курс объятий И летом — практику по ним. Экзамен вспомнишь, станет грустно, Как волновалась, не спала… И как засыпалась на устном, Но осенью пересдала. И ревность! Вот предмет предметов! Пусть жизнь, что нам преподает, Всех — в том числе меня — поэтов Хоть на второй оставит год!

Кому кого

Не та, что есть,— Совсем иная Ты плакала легко во мне. Себя однажды вспоминая, Не думай плохо обо мне. Борис Пуцыло Не ты во мне, А ты — иная, Иная, впрочем, не вполне, — Себя однажды вспоминая, Тебе нашла себя во мне. Не я в тебе, А ты, родная, В моей запутанной судьбе Меня однажды вспоминая, Себе нашла меня в тебе. Ты плакала, Ты мне внимала, Моя твоя рвалась к себе. Твоя моя не понимала, Того, что я в себя в тебе. Косноязычно и занудно Тянулись мысли в полусне… И понял я: Конечно, трудно Не думать плохо обо мне.

Наливание

Твои ресницы, словно коромысла, Легко несут большие ведра глаз, Что так полны живой небесной сини, Плескающейся даже через край. Я ждал:       а вдруг плеснешь в меня случайно, И брызги жгуче звездами сверкнут И ослепят,         чтоб я других не видел… Но ты те ведра             мимо пронесла. Дмитрий Смирнов Не губы, не колени и не бедра, А ведра глаз твоих меня пленили, Их было два.           С ресниц они свисали, К тому же ты с утра их налила… И я все ждал:           а вдруг пройдешь и спрыснешь, Вдруг отольешь,             пускай непроизвольно… Но мимо ты прошла,                не отлила. И я с тоски          свои глаза налил.

Давай не говорить

Давай не говорить о лете, лоскутик памяти порви. Сегодня нет со мной                 на свете ни колоска твоей любви. Марина Тарасова Судьбы моей поникли перья, любви загнулся колосок. Порвалась ниточка доверья, и выпал дружбы волосок. Подохла в клетке птичка страсти, котенок ласки не поет. И щепочка былого счастья в корыте памяти плывет. Давай погасим пламя муки, обиды тряпочку порви. Меж нами дырочка разлуки и нет ни корочки любви. Ты не смотри на это косо, как ясный полдень на грозу. Ведь я нашла отличный способ немножко выжимать слезу…

Любовная рыбалка

И полноводная — спасибо! — Течет любовная река, И плещет женщина, как рыба, В счастливой хватке рыбака. Нонна Слепакова Года к нам, женщинам, суровы, Недолог путь наш до зимы. Поэтому всегда готовы К самопожертвованью мы. Кто он, мужчина? Камень. Глыба, Нам созданная на беду. А женщина — она, как рыба, Попасть стремится на уду. Чего нам, рыбкам, не хватает? Зачем в тщеславии пустом Любая о крючке мечтает, Особенно о золотом?.. Так шли разбойники на дыбу. О женщины! Святой народ… А он, мужчина, ловит рыбу, С ухмылкой бормоча: «Клюет!» Река недвижна. Солнце парит. Подсечка! Хриплый шепот: «Есть!» Вот он поймал ее и жарит, Когда изжарит, будет есть… Красивы под пером поэта И наше счастье и беда… Не говорите мне, что это На постном масле ерунда.

Морской волк

Как на штык напороться, оказаться под танком — если влюбится боцман в жену кавторанга. Владимир Жуков Что за казус случился, аж душа замирала, — бедный юнга влюбился в жену адмирала. И она — вот мученье! — умудрилась влюбиться. Адмирал с огорченья все хотел утопиться. А потом закричал: — Как посмела ты, дура, я служить начинал со времен Порт-Артура! А она закричала: — Не держи меня в клетке, ты подумай сначала, мы ведь с ним однолетки! Адмирал зарыдал, и она зарыдала. И решил адмирал, что не нужно скандала. Дал супруге развод, и (секрет вам открою) очень дружно живет с ее младшей сестрою.

Кризис жанра

Мой друг, вас нет в моих стихах, и это очень странно: ведь между нами было — ах! — подобие романа. Майя Борисова