Контакт

Сергей Гурджиянц

Контакт

Начало

Первый Контакт случился в декабре при трагических обстоятельствах, за пятнадцать минут до приезда спасателей. Стояла мерзкая беспросветная погода, ветер гонял взад-вперед по асфальту белую поземку. Желтый коммерческий автобус, лежа в кювете на боку, еще продолжал вращать колесами, за заляпанными грязным снегом окнами копошилось неясное, темное, стонущее месиво пассажиров. Кто-то, отчаянно ругаясь, бил изнутри ногами стекла. Бросая по обочинам свои машины, к месту происшествия бежали люди.

Виновник ДТП, большой черный Мерседес со смятым в гармошку передком, снеся ограждение, медленно сползал по обледенелой насыпи на речной лед. Хозяин Мерседеса, генерал-майор Власин от удара скончался на месте, но в салоне машины за стеклом металась еще живая девушка, разевая в беззвучном крике рот. Расколовшаяся приборная доска искалечила ей обе ноги, намертво пригвоздив к переднему сиденью.

Какой-то молодой человек догнал машину на насыпи, попытался удержать ее за бампер, но сил не хватило, и Мерседес вырвался.

– Дайте трос! – кричал молодой человек. – Дайте трос!

Троса не было. Побежали за тросом. Машина сползла на речной лед. Пару напряженных, как натянутый нерв секунд казалось, что он выдержит, над рекой нависла страшная тишина, но потом лед громко треснул и раздался в стороны. Мерседес провалился по самую крышу, исчез, снова вынырнул и медленно поплыл прочь от берега, постепенно погружаясь в воду. Люк в машине открылся. Вытянув руки вверх, девушка отчаянно пыталась подтянуться.

Сорвав с себя куртку, молодой человек прыгнул на удаляющийся капот. Еще не все было потеряно. Он рвал ее наружу через люк за тонкие запястья, а вода все быстрее смыкалась вокруг них. Наконец, он все понял. Вода в салоне стояла уже по грудь, генерал-майор Власин плавал в ней разбитым лицом в стылом крошеве и собственной пьяной блевотине. Вскинув вверх неестественно бледное лицо, девушка неотрывно смотрела на него большими васильковыми глазами, в которых застывали, становились бриллиантами слезы. Он только сейчас заметил, как она была красива.

– Бесполезно, – прошептала она. – Как тебя зовут?

– Витя.

– Почему мы не встретились раньше, Витя?

Водонепроницаемая сумочка от Луи Виттон плавала между ней и Власиным. Она достала из нее телефон. Рука дрожала. Вода была ледяной.

– Позвони маме. Прошу. Телефон найдешь в Контактах, – она уже начала коченеть и задыхаться. Ее лихорадило.

– Я была плохой дочерью.

Телефон в его руке пикнул, принимая сообщение. Экран осветился. Оба даже не взглянули на него.

– Я была плохой, Витя, – проговорила она.

– Держись, милая, сейчас нам помогут. Как тебя зовут?

– Вика. Миронова.

– Вика Миронова, – повторил он. Она слабо улыбнулась. Он тоже улыбнулся.

Ее глаза еще что-то говорили ему, но длилось это последние секунды, пока машина погружалась в реку. В люк хлынула вода. Расталкивая подхваченные водоворотом погружения льдинки, он с вытянутой вверх рукой, проплыл метров семь или восемь до берега. Окоченевшего, его с трудом втащили на насыпь. Он не мог стоять. Свет мерк перед ним, в глазах стояла Вика Миронова. Из перевернутого на бок автобуса на четвереньках выползали пассажиры. Снег вокруг был розового цвета. Издали приближались сирены МЧС.

Кто-то отпаивал его теплым кофе из термоса, пока его везли до города, отогревался в чьем-то микроавтобусе. Куртка вернулась к нему чудесным образом, с телефоном, деньгами и документами. Ледяной холод отступал, тело снова делалось гибким и сильным, как прежде, только горький вкус кофе на губах никак не хотел проглатываться. Его знобило. Потом он пил водку в каком-то баре, очень далеко от места происшествия. С кем, он не помнил. Он не пьянел, просто ему было все равно, с кем он пьет. Кто хлопает его по плечу.

Запершись от пьяного шума в грязной кабинке туалета, он достал ее телефон. На экране светились десять пропущенных звонков и одно непрочитанное смс. Он не знал, что это сообщение было первым в истории Контакта и что за ним последуют другие, схожего характера. «Генерал-майор Власин Алексей Вениаминович обвинен во всех семи смертных грехах1 и нарушении восьми Заповедей из десяти2. Божьей волей направлен на муки вечные в Ад», гласил смс-приговор. Виктор подивился чьей-то злобной шутке. Он не знал никаких генерал-майоров.

– Алло? Квартира Мироновых?

– Вика! Викочка! – закричал в трубку женский голос. – Где ты? Я звоню – ты не отвечаешь! Мы с папой в трансе, нам обоим пришло одинаковое странное сообщение, будто ты… будто ты…

– Это не Вика, – перебил он. – Я звоню по ее просьбе и с ее телефона. Ваша дочь погибла сегодня в ДТП.

Она вскрикнула.

– Негодяй! Кто это? Не звоните сюда больше и не смейте слать нам свои идиотские смс! Вам потом будет стыдно!

Она дала отбой. Виктор долго стоял, прислонив лоб к холодной переборке. Он решил, что позвонит ей позже, а сейчас нужно тихо улизнуть домой от своих непрошеных собутыльников, избравших его в народные герои. Но сначала необходимо было перенести номер Мироновых в свои Контакты, пока телефон Вики не разрядился и не заблокировался. Он пошарил в куртке.

Его тоже ждало входящее сообщение, полученное два часа назад, когда он барахтался в ледяной воде. «Божьей волей Виктория Юрьевна Миронова обвиняется в лени, завистливости, непочтительном отношении к родителям, половой распущенности, отравлении клофелином, краже, и четырех умерщвлениях своих не родившихся младенцев. Направляется на муки вечные в Ад». Отправитель этой гнусности, презревший правило «О мертвых хорошо или ничего», определялся как «неизвестный» и ответить на его сообщение было невозможно. Уже из дома Виктор позвонил приятелю в салон сотовой связи, чтобы тот пробил его номер по компьютеру. Никаких сообщений ему в этот день не поступало.

Он выложил перед собой оба телефона и долго сравнивал время получения смс и текст, размышлял, пока не уснул прямо на диване, с включенным светом, в одежде и с поднявшейся температурой.

Голгофа

3

На следующей неделе шквал телефонных сообщений без обратного адреса накрыл человечество. Стоило кому-то умереть, как всем его родственникам и знакомым почти мгновенно приходили одинаковые сообщения о грехах и заслугах покойного и о его дальнейшей судьбе. В Ливии какой-то молодой фидаин4 выстрелил в голову своему шейху5, одному из мучителей и убийц полковника Каддафи6 и все племя получило про шейха одинаковое смс. Он оказался повинен в ежедневной содомии и растления несовершеннолетних мальчиков. В убийстве святого Муаммара Каддафи. В надругательстве над его телом. И был направлен на муки вечные в Ад.

Слово «святой», относящееся к бывшему лидеру страны всполошило ливийскую общественность. В тот же день толпы раскаявшихся победителей, участвовавших в одиннадцатом году в боях против Джамахирии7 на стороне США и НАТО, стихийно взялись за оружие и растерзали всех своих главарей. Тринадцать шейхов от стыда покончили с собой. Марионеточное правительство в Триполи оказалось изолированным, власть на местах вновь захватили народные комитеты. Ливийский лидер был объявлен мучеником, срочно канонизирован и посмертно причислен к лику Святых.

Весь мир сошел с ума. Мировые мобильные операторы были в панике. Никто не мог вразумительно объяснить, почему эти смс, написанные на разных языках, не фиксируются офисными компьютерами. Впрочем, логичное объяснение не заставило себя долго ждать, его подсказала однообразная тематика сообщений. В Рим хлынули паломники. На площади Святого Петра и на всех прилегающих к площади улицах собралась молчаливая гигантская толпа верующих с телефонами в руках. Их было больше двух миллионов.

Пятнадцать тысяч полицейских пытались патрулировать улицы, но люди стояли плечом к плечу, и протиснуться сквозь толпу было практически невозможно. Второй день все ждали Папу. В стратегически важных районах города военные развернули мобильные ракетно-зенитные установки и другие средства ПВО, чтобы защитить небо Рима от посягательств неизвестных. На крышах домов всех проспектов, прилегающих к Ватикану, разместились агенты спецслужб и снайперы. В небе дежурили полицейские вертолеты с полным вооружением и американские самолеты-шпионы «Авакс».

В самом Ватикане царила обстановка, близкая к едва сдерживаемой истерике. Сто восемнадцать кардиналов со всех концов света примчались в Рим поддержать истинную веру в дни ее Апокалипсиса. Большинство из них были в столь преклонном возрасте, когда любое изменение привычного уклада жизни превращается в трагедию и встречается в штыки. Никогда еще великолепные гранитные колоны базилики Святого Петра не казались им хрупкими как спички. Под полутемными сводами собора красные одежды кардиналов напоминали одеяние средневековых палачей. Каждый из них готов был вцепиться в горло другому. Паника мешала им объединиться, проявить мудрость и опыт.

– Они ждут! Они ждут; что мне сказать этим людям? Я никогда еще не был в такой страшной растерянности, как сейчас, – меряя нервными шагами залу, восклицал понтифик. Из-под длинных белых, расшитых золотом одежд лукаво мелькали щегольские красные туфли от Прадо8. – Моя голова скоро лопнет от напряжения. Вот моя Голгофа! Как выдержать этот тяжкий крест?

– Успокойтесь, отец мой. Скажите им, что сказка стала былью, – язвительно заметил один из североамериканских кардиналов, без малейшей почтительности в голосе.

– Вы так говорите, отец мой, – едко одернул его австрийский кардинал, Венский архиепископ, – будто всю жизнь сомневались в существовании Господа нашего! Вы только что назвали Священное Писание сказкой!

Пять или шесть кардиналов злорадно рассмеялись.

– Я никогда не сомневался!

– Сомневались! Теперь все маски будут сорваны, дождитесь только срока!

– В отличие от вас я этого не боюсь.

– Не ссорьтесь, отцы мои, – мягко сказал понтифик, останавливаясь напротив спорщиков. – Боюсь, вы оба правы. Все маски уже сорваны. Хочу чистосердечно признаться вам. Я верил и верю и счастлив был и счастлив теперь, но, – тут голос его упал до виноватого шепота, – где-то в глубине души я иногда допускал возможность ошибки. И верил, как ребенок верит в сказку. И счастье мое сегодня оттого, что вера наша действительно материализовалась, получила подтверждение, превратилась в быль.

Кардиналы закричали. Одни кричали гневно, осуждающе, другие одобрительно, третьи просто кричали. Поднялся общий шум.

– Судите, если я грешен, – сказал понтифик, склоняя голову. Снова лукаво выглянули из-под белоснежных одежд кончики щегольских красных туфель.

– Лучше подумайте о том, как удержать авторитет Церкви в условиях, когда все напрямую получают послания от Бога! – рявкнул в сердцах темнокожий кардинал из Сан-Паулу, Бразилия. – Сегодня получают, а завтра, быть может, сумеют отправлять!

– Авторитет Церкви! – задумчиво повторил самый старый кардинал, итальянец, которому уже исполнилось восемьдесят лет. – А был ли он у нас?

– Что вы хотите этим сказать, отец мой? – нахмурился понтифик.

Стало тихо. Кардинал говорил так негромко, что лишь при этом условии слова его можно было расслышать.

– У меня всегда было ощущение, что наша паства, и мы сами только притворяемся, что верим. Если это не так, как тогда объяснить мастурбацию?

– А что вам тут уже неясно? – грубо крикнул кто-то, и все рассмеялись.

– Стали бы вы этим заниматься в присутствии вашей матушки? Стали бы вы этим заниматься, одновременно уверяя, что Господь Всемогущий видит вас каждую минуту, куда бы вы ни спрятались? Стали бы вы при нем этим заниматься? Если да, то человек вы искренне верующий, хоть и бессовестный, ибо вера ваша не расходится с вашими словами. Если нет – значит, вы подсознательно лжете – не верите, что матушка ваша с Небес и Отец наш Всеблагий видят вас каждую минуту и знают, чем вы порой занимаетесь в туалете, хотя вы утверждаете, что верите и что не занимаетесь. Я долго ломал голову над этой казуистикой и, в конце концов, пришел к выводу, что мы веками невольно обманывали себя, а наша паства лжет и себе и нам. Настоящей веры никогда не было.

Кардиналы снова возмущенно загалдели.

– Заткните ему рот! – послышались выкрики. – Заткните ему рот!

– Что же получается, отцы мои? – напрягая связки, чтобы перекрыть поднявшийся гомон, кричал венский архиепископ. Он покраснел, жилы на его толстой шее вздулись. – Как раз сейчас, когда мир получил знак от Господа и в него уверовали все, кто имеет хоть толику разума, мы, служители церкви, напротив, утеряли всякую веру? Мы сошли с ума, поливаем друг друга грязью и признаемся в страшных сомнениях, хотя никаких сомнений больше не осталось.

– Что мне сказать народу на площади? – возопил несчастный понтифик.

– Вот об этом и скажите!

– О чем? Что мы две тысячи лет занимались онанизмом?

– Скажите, что сомнений больше не осталось.

– Тишину! – властно крикнул понтифик, простирая руки в стороны. Взметнулись белые с золотом одежды. – Тянуть больше нельзя. Оденьте меня!

Народ на площади взволнованно ахнул, когда на балконе собора Святого Петра, с которого папа раз в год поздравлял христианский мир с Католическим Рождеством, появились техники и принялись устанавливать микрофон и аппаратуру. С балкона свесили красный с золотом коврик. Папу одели, точнее, он мудро отказался от лишней помпезности, отказался от митры и расшитой ризы, оставшись в своей белой шапочке и повседневной одежде. На него лишь надели моццетту из бархата – короткую красную накидку с застежкой на груди, подбитую и опушенную белоснежным горностаем. В этой накидке, бывшей когда-то символом папского могущества, понтифик почувствовал себя облаченным в латы крестоносцем, борцом за веру. Он вышел к народу.

Темнело. Декабрьская погода в Риме была удивительно мягкой, но понтифик дрожал. Люди внизу не сводили с него глаз. Их черты были смазаны из-за дальности расстояния, стояла тишина и вдруг в этой мертвой тишине все они как один протянули к нему свои руки. В руках были телефоны. На всех экранах светились сообщения. Понтифик испуганно попятился. Бесчисленное множество телекамер мировых телевизионных агентств новостей ловили каждое его движение. В дверях за его спиной толпились кардинальские красные шапочки. Ему пришлось взять себя в руки и вновь выйти к микрофону. Происходящее казалось ему кощунством, языческим действом, поклонением новому фетишу – телефону. В груди кипело.

– Кхм, – сказал он. Звук усилился и разнесся по городу. Город замер. Нужно было говорить.

– Я, – сказал он, – все детство ждал прилета инопланетян. Верил, что мы не одни во Вселенной. И все ждали. Ждали контакта с братьями по разуму, говорили об этом. Ученые телескопами обшаривали Космос, расшифровывали какие-то сигналы, разочаровывались и искали снова. Мы мечтали о встрече. Но никогда всерьез не думали о гораздо более важном для нас и гораздо более реальном контакте, чем НЛО, не ждали и не верили в него, хотя утверждали обратное. Крепка ли была наша вера? Скорее нет, чем да. Мы верили в существование высшего существа, как дети верят в сказки. Нам было некогда думать об этом, мы ждали инопланетян, мы верили в инопланетный разум. Но случилось то, чего мы никак не ждали. Он есть! Он реален! Он подал нам знак!

Рев гигантской толпы прервал его. Неподдельная радость звучала в этом дружном реве. Папа признал очевидное, ясное каждому на площади и тем самым придал ему необходимый официальный статус.

– Сомнений больше не осталось, – сказал папа, дождавшись тишины. – Господь так же реален, как мы с вами. Есть загробная жизнь, семь смертных грехов и Законы Божии. И открывшись нам, Бог сорвал маски лицемерия с наших лиц. Теперь бесполезно надеяться на то, что постыдное и тайное, скрываемое нами, никогда не станет явным. Это шанс исправления для нас, ибо кому хочется ославиться?

Новый одобрительный рев прервал его речь. И снова стих.

– Сможем ли мы жить без масок, покажет время. Но я искренне верю, что сможем. Сможем стать чище, душевней, добрее друг к другу. Мир станет лучше. Нас ждут великие изменения. Возможно, из нашей жизни навсегда исчезнут войны. Во всяком случае, я сильно надеюсь на это.

Он вскинул вверх руку, чтобы осенить крестом площадь, но сил не хватило, и она застыла, вскинутая вверх. И тотчас же в прямом эфире все телевизионные каналы новостей передали сногсшибательную новость: они показали рыдающего в микрофон папу Римского, от избытка чувств не имеющего силы завершить крестное знамение.

Никто не знал, плачет он от того, что своим признанием похоронил официальную тысячелетнюю религию или, наоборот, от нахлынувших на него надежд, но все плакали вместе с ним.

В ту же ночь все как один мировые мобильные операторы, не сговариваясь, вновь ввели отмененные много лет назад тарифы на входящие сообщения.

Политика и политики

– Старый дурак, – процедил с ненавистью президент США, отворачиваясь на крутящемся кресле от большого монитора, на котором транслировались новости из Рима. – А ведь я ему звонил! Джон, выключите звук, пока я не запустил в экран ботинком! Итак, господа?..

Члены Большой Восьмерки9 и впервые приглашенный на саммит представитель Китайской Народной республики как по команде оторвались от телевизора и повернулись к хозяину этой тайной встречи. Встреча проводилась на одном из авианосцев шестого оперативного флота ВМС США вблизи испанских берегов и обставлена была по законам военного времени. Война неизвестно с кем неизвестно за что могла начаться в любой момент, и они должны были успеть договориться.

Впрочем, у американского президента впечатление было такое, что война с его страной уже началась. События в Джамахирии и на Ближнем Востоке совершенно вышли из-под его контроля. Это добавило ему седых волос. Лицо президента дергалось. Сегодня его среди ночи разбудил государственный секретарь с телефоном в руках. Внешняя политика США получила официальное высочайшее неодобрение, своим вмешательством, в который уже раз превратив очередное процветающее государство в нищую разоренную разобщенную страну.

Получив такие же смс, все мировые СМИ смаковали эту тему. Спорить со своим высочайшим оппонентом даже у США не было возможности. Возмущенные страны арабского мира требовали срочного созыва Организации Объединенных Наций. До простых американцев наконец стало доходить, что их любимая страна превратилась в мирового жандарма, под видом демократии насаждающего везде свои порядки. Американский патриотизм затрещал по швам. Вера оказалась сильнее демократии.

Лица участников секретного совещания были полны льстивого сочувствия к проблемам своего американского коллеги, вместе с которым и они оказались по уши в дерьме. В Ливии НАТО сделало свою грязнейшую работу. Исключение составляли лица японского премьера и китайского представителя, по которым ничего нельзя было прочесть.

– Что скажете?

– Ужасно! Эти смс связывают нас по рукам и ногам. Из-за них чувствуешь себя, как будто разделся перед всеми, – вздохнул премьер-министр Великобритании.

– Ну, кое-кому к этому не привыкать, – сострил французский президент.

– Что вы хотите этим сказать?! – гневно вспылила канцлер Германии10.

– Совершенно ничего.

– Господа, не отвлекайтесь! Я жду ваших предложений. Мы попали в ужасное положение. Политика – грязная работа, которой мы вынуждены заниматься. Мораль, справедливость, истина в нашей профессии всего лишь абстрактные понятия. Превыше всего благо государства, но оно часто сталкивается с чужими интересами. Не мне вам рассказывать, какие тут скрыты подводные камни и течения!

– Что русскому хорошо, то для немца смерть, – подсказал президент России, – И наоборот.

– Спасибо. Именно это я и имел в виду, только не так прямолинейно. У всех свое понимание блага для его государства. Очень трудно прийти к общему знаменателю и одновременно остаться чистеньким, а тут еще в новых создавшихся условиях вся наша политическая деятельность становится прозрачной и, несмотря на всю свою великую важность, начинает выглядеть мерзко.

– Значит нужно вернуть старые условия и прекратить поток смс, которые портят нам всю политику! – твердо сказал премьер-министр Канады, словно готовое решение уже лежало у него в кармане.

– Как?

– Давайте думать.

– Да что тут думать, – усмехнулся российский президент. – Запретить смс-сообщения и все. Закрыть эту услугу.

Осуждающий гул голосов был ему ответом. Только по лицам японского премьера и представителя Китая опять ничего нельзя было прочесть. Они остались внешне невозмутимыми.

– Удивляюсь я вашим методам, – неприязненно сказал американский президент – Как все просто. Запретить. Даже завидно, за какие заслуги у вас такой кредит доверия в вашей стране?

Президент России скромно улыбнулся и развел руками, мол, работаю, что тут непонятно?

– А тут попробуй оступись, – глаза президента США сузились, налились кровью и обидой. – Все только этого и ждут. Нет, не могу я нарушить нашу Конституцию и свободу частного предпринимательства, прихлопнуть смс-сервис. Это нарушение демократических принципов. Удар по западным ценностям.

– А эти смс разве не нарушение демократии? – внезапно выкрикнула канцлер Германии. – Человек должен иметь право на неприкосновенность своей личной жизни! Что Он себе позволяет? До чего мы в итоге докатимся?

– Вы меня спрашиваете?