– Нет, не родственников. Гена там у меня.
– А про Гену могла и не говорить. Мы тут с ним так флиртовали, расскажем! Давай с Генкой приходи!
Ира открыла входную дверь и поставила коробку в угол.
– Ираида Семеновна! – вылетел из кухни с объятиями Гена. – Где вы пропадали! Я так переживал! А у вас тут коллекторы все вынесли: две пары серег, ноутбук, шубу, кожаный плащ…
– И нечего было переживать, Геночка. Где бы я ни пропадала, в Утятин обязательно вернусь. А барахло – дело наживное. Давай спустись-ка вниз и принеси с крыльца две коробки. А потом иди к Погосянам. Они нас на харчо приглашают. И скажи, я попозже подойду, душ надо принять. Такой у меня период в личной жизни: все-то я с полотенцем на голове в гостях.
Когда Ираида Семеновна вышла из ванной, дверь зала была распахнута и Тамара сидела в кресле, явно карауля сестру. Мельком взглянув на нее, Ираида Семеновна взяла крем и стала массировать лицо.
– Ну! И почему ты отключила телефон?
– От долгов скрывалась.
– И скрылась?
– Да куда ж они денутся. Долги всегда надо возвращать.
– Ты не представляешь, что я тут пережила! Они пришли… такие наглые… – при воспоминании о пережитом Томка стала задыхаться. – Они нас убить могли!
– Ну, не фантазируй. Коллекторские агентства действуют законными методами, это тебе не арабские террористы.
– Они твое барахло описали! А то, что подороже, забрали. Кстати, серьги старинные у тебя откуда? Никогда не показывала. А говоришь, денег нет.
– Да, серьги придется выкупать, это память.
– Ты серьги пожалела, а сестру нет!
– А чего тебя жалеть? Тебя ведь не забрали. И не заберут. Никому ты на фиг не нужна.
– Ты что говоришь?!
– Да правду я говорю. Ты вспомни всю свою жизнь, Тамара. И скажи, любил ли тебя кто-нибудь, кроме мамы? Чтобы несмотря ни на что, на всю жизнь? Любил, а не вожделел, когда ты моложе и симпатичнее была. И даже этих… вожделевших, вспомни, надолго их хватало? Твоя стервозность любого отвратит. А теперь, на старости лет, скажи, кому ты нужна?
– Ах, вот как ты заговорила! Ты, бесплодная! Всю жизнь мне тобой в глаза тыкали! Ирочка красавица, Ирочка умница, Ирочку султан замуж позвал! С твоей красотой и умом и султана не удержала, и образование не получила. Рыночная торговка! А я образование получила, сына родила и воспитала, он меня любит!
– Ну, сыну твоему лучше бы в детдоме вырасти, ты из него преступника воспитала!
– Это кто преступник, это Слава преступник?
– Конечно. Игроман и альфонс.
– Тетя Ира, ты выражения-то выбирай! С чего это я альфонс?
– Альфонс, племянничек, это тот, кто из женщин деньги тянет.
– Я у тебя хоть раз просил?
– Ну, значит, ты альфонс с менеджером в лице мамы. Только диплом твой мне в такие деньги встал, что можно было небольшой заводик прикупить. А я, между прочим, образование получала, работая, да еще маме своей деньги посылала, только ей они не доставались, все на Томку уходило.
– Хватит уже про образование брехать! – во все горло заорала Тамара. – Ничего ты кроме средней школы не кончала! Я проверяла!
– Ну, не ты проверяла, а твои спонсоры-бандиты. А диплом мой – вон в стенке уже тридцать пять лет лежит.
Томка кинулась к стенке и стала расшвыривать бумаги:
– Вот! Нет тут ничего!
– Томочка, ты просто такого не видела. Он у меня красный.
Славка поднял с пола диплом и прочитал, запинаясь:
– Наппельбаум. Это же не твой.
– И почему это он не мой?
Тамара вырвала у сына корочки и некоторое время всматривалась в текст:
– Ты что, фамилию поменяла? Они же тебя как Голенкову искали!
– Для того я и фамилию сменила, чтобы они меня не нашли.
– Ты еще о любви говоришь! А сама даже родным людям не сказала, что замуж вышла.
– А сколько раз меня родные люди продавали? Ты знаешь, альфонсик Славочка, что уже лет тридцать живешь на земле по чистому недоразумению? Тебя вместе с бабушкой и со мной должны были убить в Геленджике по маминой наводке.
– Хватит уже нести этот бред!
– Подождите, дамы. Это за что меня убить хотели? Мать, помолчи, я знать должен.
– Как мы в Геленджик ездили, ты, конечно, не помнишь…
– Отлично помню. Помню, как плакал, когда тебе вдруг шлея под хвост попала, и ты нас с бабушкой увезла.
– Через неделю отдыха я увидела этих арабов, что мой бывший муж прислал. Как они на нас вышли, ты сам догадайся.
– Ну, зная мамашку, не удивлюсь, что за денежки.
– Вот-вот. Адрес-то свой после двух переездов я от матери и сестры скрывала. А про поездку я ей не сказать не могла – вас ведь с собой брала. Я их увидела, когда почту смотрела. Они в регистратуру пошли. Я побежала за чемоданом, а мама не захотела без меня там оставаться. Ну, и уехали все вместе.
– А чего им бабку с внуком убивать? Тысячу раз они у нас были!
– Если бы они меня убили, пришлось бы их как свидетелей…
– Хватит твоей паранойи! Не собирались они тебя убивать!
– Тома, Ахмад умер месяц назад. Теперь я точно знаю, что им было нужно. Так совпало, что его обокрали как раз накануне моего побега. Так что этим мальчикам было поручено меня не просто убить, а сначала пытать. Если бы маму со Славкой взяли вместе со мной, их бы мучили тоже, чтобы мне язык развязать. Я бы им всё сказала, да не знала ничего: об этой краже мне поведали только два дня назад. Только одно тебе скажу, Тома: ты ведь тоже свидетель. Если бы они нас всех убили, то вернулись бы за тобой. Вот интересно: а Жорка их видел? Может, и его пришлось бы ликвидировать?
– Тетя Ира, это правда?
– Да чего я сочинять буду, в моем-то возрасте? Представляешь, как я жила последние сорок почти лет? Скрывалась от кровожадных бандитов, но что обиднее, от родной матери и сестры, которые за маленькие денежки им меня упорно продавали.
– Они же не знали, что все так серьезно…
– А слов моих они не слышали? Ладно, гости дорогие, меня ждут люди, которые ко мне относятся лучше, чем вы. Можно сказать, любят. Пошла я. А вы пока переваривайте пищу для размышлений.
Когда Ираида Семеновна вошла в кухню Погосянов, ее встретил хор голосов:
– Ирка! Все остыло!
– Ираида Семеновна! Жрать же охота!
– Ирочка, солнце мое! Какой у тебя вид возбуждающий! – это Роберт.
– Здравствуй, Ира! – а это уже Таисия, неизвестно как сюда попавшая.
– Ладно, поем харчо, потом поговорим.
После обеда она сказала:
– Докладывайте, агенты, как операция прошла, – все загомонили разом. – Сначала операция «Коллекторы».
– Значит, так, – начал Гена. – Когда Коля вошел, я обалдел. Ир Семённа, он такой представительный! Костюм-тройка сидит как влитой, наклеил усики, надел очки в металлической оправе. В руках легкая такая папочка с резиночкой. Хрен узнал, пока он рот не открыл!
– Боже, сроду я его в костюме не видела.
– А это Шурки, сына, свадьбишный, – пояснила Таисия.
– Взял он с собой Эдика-грузчика и Санька.
– Санёк? Он огромный, но добродушный.
– Ир Семенна, он тоже был в костюме. Это класс! Стоит в костюме, глядит добродушно в потолок и гудит под нос: «Буду резать, буду бить, буду резать, буду бить». Эффект ошеломительный! Это ему Коля сказал, что по Станиславскому, чтобы злодеем выглядеть, надо про себя злобные слова проговаривать. А он от стеснительности их вслух! И Коля так интеллигентно: поймите, мы все очень уважаем Ираиду Семёновну, мы понимаем, что ее обобрали какие-то проходимцы, но денежки счет любят. Поэтому мы стребуем с нее все до копейки. Если она скроется, стрелки переведем на вас. Сестрица ваша: почему это я должна за чужие долги расплачиваться? И тут Эдик наш, простой, как веник, влез: «А вы переведите стрелки на тех кровопийц, что её на деньги развели. Мы с них и деньги стребуем, и изуродуем как бог черепаху за нашу Ираиду Семёновну». В общем, довели ваших гостей до обморока. Это был театр! Не утятинский народный, а бери выше! Областной драматический. А может быть, Большой!
– Гена, в Большом поют и танцуют.
– А это и была песня!
– Ирка, я же просила меня с собой взять! Почему они понятых не взяли?
– Элла, это милиция понятых берет. А коллекторы – те же бандиты, только официально зарегистрированные. Генка, ты сам-то чем занимался?
– Да, Ген, тебе же поручили гостью за попку щипать, – вмешалась Таисия. – Ир, мы его на рынке теребим, а он молчит, как партизан. Может он вообще с ней… того?
– Скажешь тоже! Я, извините, Ир Семённа, поглядел на вашу сестрицу и понял, что этим её не обидеть. Поэтому действовал иначе: «Вы приехали младшей сестрёнке помочь?»
– Ой, Генка, ударил по самому больному! Теперь ты для нее враг номер один!
– Еще бы! «Вы до таких лет дожили, а убирать за собой не научились». И с Эллой Маркаровной перемигивался.
– Да, Ирка, обменялись мы с ним страстными взглядами. И в гости я его громким шепотом звала.
– Ира, я, как восточный человек, должен был его зарезать. Как сдержался, послушай! Говорю: вон Майя Станчиц, молодая симпатичная, мигай ей!
– Ты что, она приличная девушка, нашей театральной жизни не поймет, смутится и обидится.
– А она, между прочим, в нашем театре участвовала, – вступила Таисия. – Да не гомоните вы так, я только начало расскажу, а потом вы добавите. Думаешь, будет эта чёрт Катька дома сидеть, пока Гена над твоими родственниками измывается? Да я еще ей сказала, что в музыкалке настройщик работает, и у меня от него голова раскалывается. Она явилась к вашей приличной Майе. Представляешь? Ну да, культурная еврейская девушка. Библиотека, рояль, салфетки, манеры. Ни послать, ни глаз подбить. И наша Катя, которая матом не ругается, она на нем разговаривает. Явилась к ней: ах, какой рояль, это же Беккер!
– Что, действительно Беккер?
– Надо думать, не «Красный Октябрь», проконсультировалась. Навязала ей настройщика. Та: мне на работу, да соседи будут возражать. Эта: я подежурю, с соседями договорюсь, а Ираида уже согласна. Та: хорошо бы, мы тут заседание клуба любителей искусства собираем, памяти Коневича. Эта: а что, он умер? Какая неприятность!
– Что, в самом деле, так сказала?
– Это для прикола, она без этого не может. А про Коневича у нас каждая собака знает. Ну, явилась в чужой дом, настройщика привела. Он по клавишам барабанит, она чебуреки жарит…
– Почему чебуреки?
– А она всегда чебуреки жарит, когда с Геной подерется. Он их терпеть не может.
– А в чужом доме-то зачем?
– Да по инерции. Потом спохватилась, а их уже полведра. Стала настройщика угощать. Из свиного фарша… еврея…
– А он что?
– Да ничего, ел. Она ему за это время сплела трогательную историю, что она незаконнорожденная дочь Майиного папы, и что они каждый месяц первого числа ездили с бедной мамой в Уремовск за пособием от блудного отца, и Майина мать дарила ей что-нибудь из старых вещей дочери. А она глядела на этот рояль и страстно хотела научиться играть. Рояль этот, кстати, Майя вместе с квартирой у Левиных купила. Он на этом месте с XIX века стоит. Ну, настройщик стал дальше барабанить, а она по соседям пошла. Всех угощает культурно, будто в самом деле дочка Станчицев: «Майя Александровна приносит извинения за причиненные неудобства. Примите это угощение в знак прощения…» Соседи угощаются, говорят «что вы, что вы, искусство – это святое!», хоть головы у всех болят. Вот, Консуэлку умудрилась даже на литературный вечер пригласить…
– В чужой дом?
– Да, Катька у нас такая. Вечером собрались любители Коневича… Дальше, наверное, Консуэлка расскажет…
Это полное имя Эллы – Консуэло. Кроме Таисии, ее никто так не звал. Элла замахала руками:
– Таисия здорово рассказывает, пусть говорит!
– Таиска, ты с ними тоже заседала?
– Да не, где уж мне. Но есть источник информации – Огородниковы у нее были. Нина Ивановна на скрипке играла, Сергей Петрович на рояле аккомпанировал. Катька в платье с белым воротничком, ну чисто гимназистка. Ни разу не прокололась. Разливала всем чай, декламировала «Последний луч угаснувшего дня» и «На озере туман». Консуэлка принесла слайды со старинными видами Конь-Васильевки, фотографию хора Коневича, их Рубен из Москвы привез. Культурное мероприятие! А назавтра Консуэлка баб с рынка пригласила песни петь. Тут уже и я пришла. И Майю по-соседски пригласили. Катька три раза запевала «По Дону гуляет». Вот мука-то!
– Почему мука?
– А ты пения Катькиного не слышала? Ей не то, что медведь на ухо наступил, а целое семейство на обоих ушах топталось. И голос громкий, противный…
– А Майя как?
– А Майя хорошо поет. Голосок слабенький, но приятный. Стали когда прощаться, Элка спрашивает: что напоследок споем? А Майя: Катя, спойте еще «По Дону гуляет»! Элка говорит: «Майя, я думала, вы культурная девушка, а вы мазохистка!»