Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха

Четвертый король: Ключ ко всему триптиху

Представим, что мы стоим в мадридском музее Прадо перед «Поклонением волхвов». Триптих открыт. И наш взор, скользя по центральной панели, останавливается чуть левее от центра. На пороге хижины стоит человек в красном плаще, который смотрит на младенца Иисуса, сидящего на коленях у матери[31]. Лицо, плечи и грудь этого незнакомца загорелые, а тело необычайно бледно, словно его никогда не касались солнечные лучи (см. рис. 3)[32]. Примерно за 20 лет до этого триптиха Босх написал другое «Поклонение волхвов», которое сейчас хранится в нью-йоркском Метрополитен-музее[33]. Но там никого похожего на четвертого короля еще нет (рис. 9).

Во многих исследованиях, посвященных Босху, можно прочесть, что ни до, ни после него в сценах Богоявления этого странного персонажа не встретить. Он появляется только на копиях или вариациях мадридского триптиха, созданных его учениками и подражателями. И это действительно так. Однако Босх, сколь бы ни были необычны его миры, все равно складывал их из материалов, почерпнутых у предшественников и современников. А у них на «Поклонениях волхвов» встречались фигуры, которые могли быть прообразами загадочного господина в красном или играли похожую на него роль (рис. 10, 11)[34].

Рис. 9. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1470–1480 гг.

New York. The Metropolitan Museum of Art. № 1913, 13.26

Рис. 10. Трое волхвов перед младенцем Христом, сидящим на коленях у Девы Марии. Старший из них стоит на коленях, сложив руки в жесте молитвы. Он уже передал свой дар седовласому Иосифу. Как и у Босха, чернокожего волхва с серьгой в ухе сопровождает чернокожий слуга.

Рыжеволосый персонаж в желтом, который смотрит не на младенца, а на волхвов, и выглядывает из руин, судя по его облику, принадлежит к миру зла. В нидерландском и немецком искусстве того времени желтый устойчиво ассоциировался с иноверием и в первую очередь с иудаизмом. Да и рыжий цвет волос пользовался самой дурной репутацией. Рыжих подозревали в особой склонности к обману, лицемерию и предательству. Потому Иуду Искариота очень часто представляли в желтой одежде, с рыжими волосами и красным, под стать прическе, лицом. Здесь, в сцене Богоявления, странный персонаж в желтом, возможно, олицетворял ветхий еврейский мир, не признавший Иисуса мессией.

Мастерская Герарда Давида. Поклонение волхвов, ок. 1514 г.

Princeton. University Art Museum. № y1932–34

Рис. 11. Справа на заднем плане из дверей выходит бородатый человек с саблей на поясе. Предполагают, что это владелец постоялого двора, который прогоняет Иосифа, мужа Марии. Ведь Святому семейству «не было места… в гостинице» (Лк. 2:7). В любом случае эта композиция близка тому, что изобразил Босх. В дверях стоит бородач, а у него за спиной вершится какой-то (зловещий) совет.

Якоб Корнелис ван Остзанен. Поклонение волхвов, ок. 1510–1515 гг.

Amsterdam. Rijksmuseum. № SK-A-3324

Особая роль тут принадлежит Рогиру ван дер Вейдену – одному из самых влиятельных художников XV в. Около 1455 г. он написал триптих с изображением Благовещения, Поклонения волхвов и Принесения во храм, который был установлен в кёльнской церкви св. Колумбы. Этот образ быстро стал известен и превратился в модель для других живописцев, граверов и витражных дел мастеров[35].

В дверях хлева, в котором родился Иисус, стоит бородатый мужчина в тюрбане, с золотой серьгой в ухе и в длинном желтом одеянии. Его можно было бы принять за кого-то из свиты трех королей. Однако он держится очень величаво и скорее напоминает еврейского (вспомним о символике желтого) вельможу. Только не ясно, признал ли он в новорожденном, на которого ему показывает старик, мессию или, наоборот, олицетворяет неверие. Из-за его спины, как у Босха, выглядывают какие-то люди – его собственные придворные или советники? (рис. 12)[36].

Рис. 12. Слева: Рогир ван дер Вейден. Поклонение волхвов (центральная панель алтарного образа из церкви св. Колумбы), ок. 1455 г.

München. Alte Pinakothek. № WAF 1189

Справа: Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.

У ван дер Вейдена на голове человека в желтом тюрбан, а в руках он держит шапку с меховой оторочкой; так и у Босха на голове бородача в красном фантастический тюрбан с терновыми ветвями, а в руке он держит тяжелую корону еще более странной формы. К господину в желтом у ван дер Вейдена обращается седовласый старик; у Босха рядом с мужчиной в красном плаще тоже старик с темным лицом, красным носом и седыми клочковатыми волосами. У ван дер Вейдена из-за спины господина в тюрбане выглядывает человек со вздернутым носом и слегка приоткрытым ртом. Такой же типаж появляется у Босха. Очевидно, что мастер из Хертогенбоса перенес к себе эту группу, но придал всем персонажам более экзотичный и угрожающий вид.

В краснолицем бородаче, который у Босха стоит в дверях хижины, видели первого человека Адама; некоего безымянного еретика; иудея, не признавшего Христа мессией, а потому воплощающего неверие; Сатурна из астрологической символики; персонификацию низшего из металлов, свинца, из символики алхимической; самого Мессию как «мужа скорбей», о котором говорил пророк Исайя: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом» (Ис. 53:3-4).

По еще одной версии, это языческий прорицатель Валаам из города Пефор на Верхнем Евфрате[37]. В его предсказании «Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых» (Числ. 24:17) – христианские богословы нашли указание на Вифлеемскую звезду и рождение Христа. На исходе Средневековья подробнее всего о волхвах, чудесной звезде, которая привела их в Иерусалим и Вифлеем, и о том, что случилось с ними после возвращения в далекие царства, можно было узнать из «Истории трех царей» немецкого кармелита Иоанна Хильдесхаймского (между 1310 и 1320–1375 гг.)[38]. Он начинает рассказ как раз с пророчества Валаама. По его словам, иудеи называют его не пророком, а вещуном, и утверждают, что он предрекал будущее с помощью дьявольского колдовства. Христиане же видят в нем первого из пророков-язычников, который обращался к язычникам (propheta gencium ex gentibus) и возвестил им о грядущем рождении Спасителя. Тем самым он проложил дорогу волхвам – язычникам, признавшим Иисуса мессией[39].

В других текстах – например, в «Общепринятой глоссе» (Glossa ordinaria), официальном своде комментариев к Библии, который был составлен в XII в., – Валаама оценивали не столь позитивно. Там он был представлен как идолопоклонник и колдун, специалист по проклятиям, якшавшийся с демонами. Однако Господь избрал его одним из своих пророков и через него возвестил о грядущем боговоплощении[40].

По гипотезе, которой, в частности, придерживается историк Вальтер Бозинг, Босх изобразил в дверях хижины именно Валаама. «Но Валаам в "Поклонении волхвов" выступает не только предтечей волхвов – у него здесь еще одна, и более незавидная, роль. Хотя он отказался выполнить просьбу Валака и проклясть израильтян, впоследствии он все же вступил в сговор с моавитянами, чтобы склонить "сынов Израилевых к отступлению от Господа", т. е. к идолопоклонству. В Средние века его воспринимали не только как пророка, но и как ересиарха, основателя ложного вероучения. Потому-то художник и поместил его в полуразрушенный хлев […] Образом этого "растлителя умов" и лжепророка Босх еще раз напоминает нам о противопоставлении христианской Церкви и иудейской Синагоги»[41]. Даже если в библейской традиции и христианской экзегезе язычник Валаам балансировал на грани избранности и отверженности, остается неясным, зачем Босх стал бы его изображать в столь зловещем и странном обличье. Ведь в сцене Поклонения волхвов он выступает как пророк, возвестивший о рождении мессии в роде Иакова, а не как языческий колдун и тем более не как враг Христа.

Британский историк искусства Эрнст Гомбрих в 1969 г. предположил, что человек в красном плаще – царь Ирод Великий, который, узнав о рождении соперника – царя иудейского, приказал истребить всех младенцев в городе Вифлееме, где тот появился на свет (Мф. 2:16) (рис. 13). Хотя в соответствии с евангельской историей Ирод остался в Иерусалиме, по одной из средневековых легенд, он тайно последовал за волхвами. Потому Босх, по версии Гомбриха, изобразил его в дверях хижины, а стоящие за ним мрачные персонажи – это его жестокие слуги и иудеи, которые, в отличие от язычников-волхвов, не признали в младенце мессию[42].

По другой, самой правдоподобной, гипотезе, которую в 1953 г. выдвинула немецкая исследовательница Лотта Бранд Филип, а потом скорректировали другие историки, перед нами еврейский мессия – т. е., с точки зрения христиан, лжемессия, сам Антихрист. А зловещие персонажи, которые прячутся внутри хижины, – это не свита волхвов и не шпионы Ирода, а слуги Сына погибели. Кроме того, все они, вероятно, олицетворяют Синагогу – еврейский мир, который отказался признать в Иисусе мессию и обрек его на смерть[43]. Дебра Стриклэнд, следуя той же логике, писала, что современники Босха могли видеть в этой фигуре одновременно Ирода и Антихриста. К примеру, калабрийский аббат-визионер Иоахим Флорский (ок. 1135–1202), чьи пророчества повлияли на всю средневековую апокалиптику, называл Ирода первым предтечей Антихриста[44].

Рис. 13. Царь Ирод встречает волхвов. За его спиной злой советник или, скорее, демон, который им верховодит.

Житие Христа. Англия, ок. 1190–1200 гг.

Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 101. Fol. 36

Если человек, стоящий в дверях хижины, – Антихрист, это значит, что Босх перебросил мост от первого пришествия Христа к последним временам, когда, как учили многие поколения богословов, случится финальное столкновение между Церковью и силами тьмы. Художник ввел в радостно-триумфальное действо (ведь поклонение волхвов – это первое явление Спасителя) сумрачного антипода Христа. По версии Филип, эта фигура воплощает силы зла, которые с самого начала угрожают богочеловеку, а через него – всем христианам.

В средневековой картине истории первое и второе пришествие Христа действительно были связаны. К примеру, английский монах Мэтью Пэрис (ок. 1200–1259) на полях своей «Большой хроники» изобразил Деву Марию на ложе, за ее спиной – ясли, в которых лежит новорожденный Иисус, а за ними – вола и осла. Под этим рисунком он сделал подпись: когда пройдет дважды по 600 и еще 50 лет после рождения сына Девы, родится Антихрист, «исполненный дьявола» (Tunc Antichristus nascetur daemone plenus)[45].

Такие подсчеты опирались на предсказания Иоахима Флорского. Он учил, что около 1260 г. от Рождества Христова, эпоха Сына, при которой родилась Церковь, должна смениться эпохой Святого Духа. Она принесет более полное понимание Библии и обновление Церкви. А незадолго (вероятнее всего, за 3,5 года) до ее наступления явится Антихрист. Иоахим видел в нем не одного человека, а череду врагов веры. В его представлении, зло могло воплотиться как в императоре-тиране, подобном Нерону, так и в еретическом псевдопапе, подобном Симону Магу – отцу всех ересей[46]. Иаков Ворагинский в первой главе «Золотой легенды», посвященной пришествию Христа в этот мир, поместил и пространное рассуждение о знамениях последних времен, царстве Антихриста и Страшном суде. «Вторым видом предшествующих Суду событий будет ложь Антихриста. Ибо он попытается обмануть всех четырьмя способами. Во-первых, лукавым убеждением или ложным толкованием Писания. Ибо он постарается доказать и подтвердить Писанием, что он и есть обещанный в Законе Мессия. […] Во-вторых, Антихрист будет обманывать чудесами, как написано в Послании к Фессалоникийцам: „Того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою, и знамениями, и чудесами ложными“. […] В-третьих, Антихрист будет обманывать дарами, как сказано у Даниила: „И даст власть над многими, и землю раздаст в награду“ (Дан. 11:39). […] В-четвертых, Антихрист подвергнет мучениям, как написано у Даниила: „И он будет производить удивительные опустошения, и успевать, и действовать“ (Дан. 8:24)»[47].

Рис. 14. В XV в. Антихриста-тирана по моде того времени обычно представляли безбородым (см. рис. 20, 98, 111). Однако на некоторых изображениях предшествующих столетий он, как у Босха, был бородат. На этой миниатюре из Библии, созданной для наваррского короля Санчо VII Сильного (1194–1234), палач, под взором Антихриста, обезглавливает пророков Илию и Еноха.

Библия. Памплона, ок. 1200 г.

Augsburg. Universitätsbibliothek. Cod.I.2.4.15. Fol. 269v

Рис. 15. Звероподобный Антихрист сам убивает Илию и Еноха, которые поднялись против его пагубной власти. Он изображен с темной (в данном случае – синей) кожей, крючковатым носом и рыжими волосами. В иконографии XIII–XV вв. с такими приметами часто представляли демонов, а также архигрешников – прежде всего Иуду Искариота и истязателей Христа.

Апокалипсис (Dyson Perrins Apocalypse). Англия, ок. 1255–1260 гг.

Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. Ludwig III. Fol. 17

В отличие от дьявола, которого можно сразу узнать почти на любом средневековом изображении, иконография Антихриста была чрезвычайно изменчива. В разных сюжетах он представал в разных обличьях и «масках», призванных обманом привести народы к повиновению. Мы видим его полностью зооморфным: как зверя, поднимающегося из бездны (Откр. 11:7), или семиглавого зверя, вышедшего из моря (Откр. 13:1–8). Часто он предстает в облике человека: как лжепророк, лжемонах или лжеепископ, стремящийся совратить людей своей мнимой праведностью и пагубными речами; как тиран, восседающий на престоле (рис. 14); как рыжеволосый гигант, убивающий пророков Илию и Еноха, восставших против его сатанинской власти (рис. 15). Наконец его нередко представляли в облике монстра: гибрида человека и зверя или человека с тремя сросшимися лицами[48]. Однако фигура, которую Босх написал в дверях хлева, не похожа на изображения Сына погибели, которые бытовали в его эпоху и в предшествующие столетия. А потому мы можем предполагать, что это именно он, но доказать это, увы, крайне сложно.

Христос, Антихрист и иудеи

В церковной традиции волхвы, пришедшие с дарами к новорожденному богочеловеку, олицетворяли языческий мир, который принял Христа и признал его Спасителем. Но были и те, кто его отверг, – иудеи. Хотя еврейские пастухи, которые пасли стада в окрестностях Вифлеема, по призыву ангела, тоже поспешили к младенцу и возвестили о явленном им откровении (Лк. 2:8–20), их соплеменники не уверовали, а спустя 33 года обрекли Христа на смерть. Как было сказано в «Золотой легенде» Иакова Ворагинского, «в те времена Иосиф; происходивший из колена Давидова; отправился из Назарета в Вифлеем. […] И вот, когда они приближались к Вифлеему… Блаженная Дева увидела, что часть людей радуется, другая же скорбит. Тогда предстал перед Нею ангел и открыл Ей, что люди, охваченные радостью, – это язычники, которые в семени Авраама получат вечное благословение. Те же, что сетуют и скорбят, – это иудеи, которых Бог лишит заслуг по делам их и поступкам»[49].

По крайней мере со времен отцов церкви, во многих текстах, посвященных Богоявлению, был заложен явный антиеврейский посыл. Например, Иоанн Златоуст (ок. 347–407), архиепископ константинопольский и один из трех «вселенских учителей», почитаемых Православной церковью, писал, что иудеи осудили и распяли того, кому иноземцы-волхвы пришли поклониться. А папа Лев I Великий (440–461) объяснял, что звезда, за которой они устремились в Вифлеем, означала просвещение язычников, но иудеи остались слепы к ее свету[50].

В разных «биографиях» Антихриста, которые бытовали на исходе Средневековья, он почти всегда так или иначе был связан с иудеями[51]. По самой распространенной версии, Сын погибели появится на свет в еврейском колене Дановом. Еще в утробе или после рождения в него вселится дьявол. Начав свою пагубную проповедь, он заставит иудеев поверить в то, что он и есть мессия, обещанный им ветхозаветными пророками. Как писал Рабан Мавр (ок. 780–856), богослов и поэт, аббат Фульды и архиепископ Майнца, «евреи мечтают о приходе своего Христа, который, как мы знаем, будет Антихристом». Затем он явится в Иерусалим, где примет обрезание и восстановит иудейский храм. Поэтому евреи вместе с другими иноверцами под его властью развернут гонения против христиан[52].

Парижский богослов Петр Едок (ок. 1100–1179), опираясь на древнюю традицию, отождествил Гога и Магога – апокалиптические народы, которые должны обрушиться на христианский мир в последние времена, с десятью еврейскими коленами, «потерянными» после того, как ассирийцы в VIII в. до н. э. сокрушили Израильское царство[53]. В германских землях на основе этих представлений возник миф о так называемых красных евреях (Roten Juden). Считалось, что это свирепый и воинственный народ, который Александр Македонский некогда заточил за Каспийскими горами. Когда явится Антихрист, они вырвутся на свободу и пойдут войной на Церковь Христову[54].

Конечно, далеко не все средневековые тексты представляли евреев исключительно как верных союзников Антихриста. Древняя традиция, восходившая, в частности, к Августину, гласила, что в конце времен они будут совращены Сыном погибели, но потом массово обратятся в христианство. Тем не менее перспектива обращения не отменяла того, что с XII по XVI в. в апокалиптических пророчествах, проповедях или мистериях иудеев все чаще выставляли как главную опору Антихриста, а роль, которую им приписывали в антихристианских гонениях, становилась все более зловещей. Как писал историк Эндрю Гау, подробно исследовавший миф о «красных евреях», «апокалиптизм и антисемитизм были неразрывно переплетены». Хотя многие ученые богословы склонялись к идее о том, что Антихрист – не конкретный человек, а коллективная сущность, череда врагов Церкви, проходящих сквозь века, «чаще встречалось представление об Антихристе как об одном человеке – еврее, окруженном приспешниками-евреями»[55].

В середине – второй половине XV в. история Антихриста и его союзников-иудеев получила еще большее распространение благодаря новым технологиям. Речь идет о гравюре на дереве (она позволяла издавать «блокбухи» – небольшие книги, где текст и изображение печатались с доски) и о появившемся позже печатном станке (когда текст уже набирался с помощью отдельных литер). Многочисленные «жития» Антихриста, выходившие в германских землях, рассказывали о том, как Сын погибели отправит своих «апостолов» во все концы земли, в частности к амазонкам и «красным евреям». И они во всеоружии выступят в Иерусалим. В самом начале XV в. Ульрих фон Поттенштейн (ум. ок. 1417 г.), капеллан австрийского эрцгерцога Альбрехта IV, в своем «Катехизисе» упоминал о том, что некоторые евреи верят, что их мессия родился во времена, когда римский император Веспасиан разрушил Иерусалимский храм, т. е. через 70 лет после Христа. Сейчас он, по их представлению, пребывает с ангелами или по ту сторону Каспийских гор (вместе с «красными евреями» – десятью потерянными коленами). И останется там, покуда Господь не отправит его освободить остальных евреев, ныне находящихся во власти иноверцев[56].

Одним из самых юдофобских текстов позднего Средневековья был «Щит веры», написанный в 1460-х гг. испанским монахом-францисканцем Альфонсо де Эспиной[57]. Этот полемический трактат благодаря печатному станку стал известен и на севере Европы. Он был направлен против тех, кого автор считал главными врагами христианства: еретиков, иудеев (и иудействующих конверсо, которые лишь делают вид, что исповедуют веру Христову), мавров и демонов. Описывая последние времена, Эспина воспроизводил миф о том, как Антихрист явится к «сынам Израилевым», которые некогда были заключены Александром Македонским за Каспийскими горами. Они пребывают на границах империи великого хана, между крепостями Гут и Магут (эти названия, конечно, восходят к Гогу и Магогу). До прихода Антихриста этих нагих дикарей, которые питаются сырым мясом и плодами с деревьев, будут удерживать непроходимые горы, а также воинства великого хана и амазонок, которые живут неподалеку. Однако в конце времен евреи, изолированные Александром, вместе с Антихристом отправятся в Иерусалим, где Сын погибели воцарится. Затем туда устремятся и остальные евреи со всего мира, которые будут поклоняться ему как богу. Однако против него поднимутся пророки Илия и Енох. Они разоблачат его перед иудеями как обманщика и лжемессию, так что многие из сынов Израиля обратятся к Христу[58].

Поскольку в позднесредневековом представлении иудеи были неразрывно связаны с Сыном погибели, а Сын погибели – с иудеями, Дебра Стриклэнд в недавней книге, посвященной «Поклонению волхвов» Босха, предположила, что фигура Антихриста придает этой сцене не только эсхатологический, но и явный антииудейский посыл. Зловещий бородач и его клевреты, выглядывающие из хижины, напоминают о том, что, в отличие от волхвов-язычников, иудеи не признали младенца своим спасителем. В качестве доказательства Стриклэнд ссылается на другие работы Босха, где евреи предстают со зловещими и демоническими атрибутами.

Она напоминает об агрессивной иерусалимской толпе, которая требует распять Христа, на панели «Се человек» (Франкфурт), или о «Несении креста» (Вена). Там перед согбенным Христом идет персонаж в белой одежде и в белом тюрбане. На его спине щит с распластанной толстой жабой. А в руках веревка, за которую он тянет Христа вперед, на Голгофу – к месту распятия (рис. 16)[59]. Конечно, жабы, наряду со свиньями, козлами, ослами и совами, часто использовались на различных антииудейских образах. Эти существа считались нечистыми, а потому могли олицетворять любую нечистоту, например презренные доходы от ростовщичества[60]. Однако и средневековые мастера, и сам Босх активно использовали негативный потенциал жаб в сюжетах, которые не были направлены именно против иудеев.

Рис. 16. Иероним Босх. Несение креста, ок. 1490–1510 гг.

Wien. Kunsthistorisches Museum, Gemäldegalerie. № GG-6429

В иконографии того времени жабы служили одним из главных символов зла и одной из масок дьявола. Потому их нетрудно встретить на гербах и флагах, которые приписывали любым иноверцам (от древних карфагенян и римлян до мусульман и монголов) или самому Сатане[61]. Человек в белом не обязательно означал кого-то из евреев – это мог быть и воин-язычник, римлянин. Ни в его облике, ни в облике других персонажей, обступивших Христа, нет знаков, которые явно отделяли бы римлян от иудеев. Зная сюжет, мы (как и зрители – современники Босха) понимаем, что он окружен римскими воинами и евреями: книжниками, фарисеями и другими врагами. Однако, кто из них кто, сказать сложно – в этом Босх, как и многие мастера того времени, не стремился к определенности[62]. Точно так же и на мадридском «Поклонении волхвов» в чертах и одежде Антихриста и его клевретов нет атрибутов, которые в североевропейском искусстве того времени однозначно указывали на иудейство, – ни желтых одежд, ни желтых же нашивок, ни остроконечных шапок – «юденхутов». Антиеврейский посыл в этой сцене вполне вероятен, но не лежит на поверхности.

Багрянец и тернии

Присмотримся внимательнее к облику бородача, стоящего в дверях хижины. Он одет лишь в красный плащ на голое тело. Эта деталь, вероятнее всего, отсылает к изображениям полунагого Христа, которого во время издевательств в претории у Пилата раздели и обрядили в «багряницу» – плащ, выкрашенный в какой-то оттенок красного. «Надели на Него багряницу и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели на распятие» (Мф. 27:28–31)[63]. Смысл этого издевательства становится понятен, если вспомнить о том, что в Риме одним из знаков высокого статуса и императорской власти был пурпур. Этот краситель получали из желез моллюсков, обитающих у берегов Восточного Средиземноморья. Его цвет варьировался от алого до темно-красного и фиолетового. Он был чрезвычайно труден в добыче и дорог, а потому в покрашенные им ткани одевали военачальников, жрецов и статуи богов. В поздней Римской империи выражение «надеть пурпур» означало занять очень высокую должность, а одежды, полностью сшитые из пурпурных тканей, мог носить только император[64]. Потому воины Пилата, издеваясь над Царем иудейским, по формулировке Петра Едока, «возложили на него алый плащ, напоминавший пурпурный, какие носили цари»[65].

Во времена Босха израненного Христа регулярно изображали в красном плаще, надетом на голое тело. Он был в него облачен на бесчисленных сценах, где Понтий Пилат выводил его на суд иерусалимской толпы, требовавшей предать его смерти (Ин. 19:2-5) (рис. 17). Цвет плаща напоминал не только о царственности Иисуса (для язычников – мнимой, а для христиан – истинной), но и о цвете крови.

Рис. 17. Часослов (Poncher Hours). Париж, ок. 1500 г.

Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 109. Fol. 194

На исходе Средневековья в католическом мире были очень популярны образы Христа, который демонстрировал свои отверстые раны. Этот иконографический тип, известный как «Муж скорбей» (vir dolorum) или «Образ сострадания» (imago pietatis), напоминал о страданиях, которые богочеловек претерпел во имя спасения рода людского. Такие образы в XIV в. пришли на Запад из Византии: сначала они приобрели популярность в Италии, а потом – и в Северной Европе. На них Христос представал по пояс, восстающим из саркофага, в котором был погребен, либо в полный рост, стоящим на алтаре. На некоторых из них он был одет в «багряницу»[66].

Красный плащ напоминал о крови, пролитой Христом, а значит, о его роли заступника за страдающее человечество. На многих изображениях, которые создавали в эпоху чумных эпидемий XIV–XV вв., кровоточащий Христос, одетый в «багряницу», вместе с Девой Марией стоял на коленях перед гневным Богом-Отцом, который карал человечество мором. Сын молил его о пощаде и (или) укрывал людей под полами своего плаща[67].

Наконец, в «багрянице» представляли воскресшего Христа, восстающего из гробницы, а также Христа-Судию. На изображениях Страшного суда он обычно восседает высоко в небесах на радуге и демонстрирует свои раны – отверстия от гвоздей на ладонях и овальную рану на боку, оставленную копьем Лонгина. Эта рана вела к сердцу Спасителя, а кровь, которая из нее текла, напоминала об искупительной силе евхаристии – главного христианского таинства, без которого, как учила Церковь, спасения быть не может.

На множестве разных изображений кровоточащие раны Христа одновременно говорили о страданиях, на которые его обрекли грешники, о силе искупления и о победе над смертью; о Божьем гневе против тех, кто недостоин войти в Царствие небесное, и о Божьей любви, к которой можно приобщиться через со-страдание богочеловеку, пролившему столько крови ради каждого из людей[68]. Алый, багряный или пурпурный плащ на голое тело был постоянным атрибутом страдающего Спасителя в позднесредневековой иконографии. Видимо, поэтому Босх одел в него и Антихриста – его дьявольскую пародию, Сына погибели.

На голове Антихриста вместо тернового венца одет похожий на чалму шлем, вокруг которого обернуты тернии (рис. 18, слева)[69]. Если на голову Христу колючки были водружены как орудие пытки, у Антихриста они безопасно обернуты вокруг тюрбана. Одна из сухих ветвей, пройдя сквозь стеклянную трубку, оживает, и на ее конце распускается синий цветок[70]. Такие же – синие, белые и лиловые – цветы украшают ткань, свисающую с его головного убора.

Рис. 18. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.

В левой руке Антихрист держит второй – судя по виду, очень тяжелый – шлем (рис. 18, справа). Он украшен странными сценами: человечек в остроконечной шапке, напоминающей юденхут, сжимает обеими руками драгоценный камень, а его соседи ловят за шеи белых птиц, похожих на цапель. Хотя этих персонажей часто, не рассмотрев, принимают за жаб, это, скорее, человеческие фигуры.

По своему стилю и цвету «многоэтажный» шлем очень напоминает плечевое украшение второго волхва, стоящего перед хижиной (рис. 19)[71]. Тем не менее этот странный убор, видимо, принадлежит самому Антихристу. Дело в том, что у него наверху есть отверстие, подходящее для стеклянной трубки с цветком, закрепленной на шлеме-тюрбане с терниями. Возможно, Босх специально изобразил шлем Антихриста столь похожим на одеяние второго волхва, чтобы соотнести их друг с другом.

Рис. 19. На тяжелом наплечнике второго волхва Босх изобразил царицу Савскую, пришедшую с дарами к царю Соломону (3 Цар. 10:1–13). Этот сюжет считался одним из ветхозаветных типов, т. е. прообразов, поклонения волхвов. Как писал в «Житии Христа» Лудольф Саксонский, «трон Соломона – это святая Дева Мария, и на нем восседает Иисус Христос, истинная мудрость». Например, на триптихе, созданном Артом ван ден Босхе в Брюсселе в 1490-х гг., в центре изображены волхвы перед Иисусом, на левой створке – Авенир перед царем Давидом, а на правой – царица Савская перед царем Соломоном. У Босха под этой сценой помещен сюжет, который был чрезвычайно редок в искусстве до середины XVI в. Это жертвоприношение, которое совершили Маной и его жена, когда ангел им возвестил, что у них родится долгожданный сын – Самсон. Им было обещано, что он спасет Израиль от филистимлян (Суд. 13). В этом эпизоде христианские богословы видели один из типов грядущего Рождества Христова.

Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.

Рис. 20. Гравюра из цельногравированной книги «Антихрист и пятнадцать знамений Страшного суда», изданной в Нюрнберге (?), вскоре после 1450 г.

Процветшая терновая ветвь могла напомнить об одном из пагубных лжечудес, которые в средневековых текстах, посвященных концу времен, приписывали Антихристу. Чтобы доказать свою божественность, он обещал четырем королям, что заставит деревья расти кроной вниз, что на их корнях вырастут плоды или что мертвое дерево зацветет. Изображения этого «чуда» можно найти в иллюстрированных «житиях» Антихриста, которые неоднократно печатали во второй половине XV в.[72] (рис. 20).