Моя Супердевочка. Начало

“Ты ведь не уйдёшь? Не бросишь меня?..”

“Нет. Я никогда не ухожу. Уходят, как правило, от меня... если я разрешаю...”

***

И, нет, я ничего не забываю. Хотя кому-то может показаться обратное. Ведь никто даже приблизительного понятия не имеет, как работает мой мозг. Вернее даже сказать, как работают мозги у таких отбитых отморозков, как я. Да и как тут вообще угадаешь? Я не из тех уникумов, чей язык тела – открытая для любого вуайериста книга. Ни черта подобного. Спешу всех огорчить. Поскольку, глядя на меня, хрен кто вообще догадается, что на самом деле происходит в моей работающей на все пятьсот и девять десятых процентов гениальной голове.

Например, как сейчас. Кто-то реально думает, что я тупо втыкаю в индустриальный пейзаж за панорамным окном кухни, пока неспешно подношу кофейную чашку к губам, перед тем как сделать очередной смакующий глоток? Вторая рука в кармане домашних штанов, поза на вид расслабленная, почти медитирующая. Даже взгляд, словивших стальной оттенок осеннего неба будто пустых глаз (прозрачный холст стекла хоть и не идеально точен, но старается копировать отражения, как и положено, по всем законам физики и природы), кажется, витает где-то в ста парсеках отсюда, как минимум, на другом краю вселенной.

И снова нет. Я не залипаю ни на чём, я не витаю в облаках, позволяя природным гормонам бомбить мою нервную систему всеми «наркотиками» счастья одновременно. Как правило, я анализирую. Вспоминаю, рассматриваю составленный заранее рабочий график на ближайшую пару часов, решаю, что для меня сейчас важнее, а что можно со спокойной совестью отправить в воображаемую корзину моего персонального вечного забвения. А там есть что крутить и править – постоянно меняющиеся и совершенствующиеся схемы сложнейших программ, написанных на моём авторском Бейсике. Грубо говоря, не напрягайтесь. Всё равно не поймёте.

Кофе, как обычно, до самой последней капли не допиваю. Просто делаю шаг от окна, чтобы вскоре развернуться в обратную сторону и пройтись до той части помещения, где находится одна из раковин-моек. Заодно по пути бросаю равнодушный взгляд на циферблат ручных часов, сверяясь с собственным внутренним хронометром. Сбой, можно сказать, минимален, как обычно, что нисколько не удивительно.

Чашка становится на столешницу в полуфуте от края мойки, и моё слегка подзаряженное качественным кофеином тело перенаправляет траекторию движения в сторону выхода из кухни. Пока держу курс обратно в спальню, пытаюсь понять, что мне сейчас больше всего хочется. Увы, но кофе на меня, как и секс, действуют практически одинаково – разъедают пустой желудок ненасытной чёрной дырой, в которую требуется в срочном порядке подкинуть высокоэнергетических калорий в виде органической пищи с приятным глазу, органам обоняния и языку съедобным видом, запахом и вкусом.

В принципе, составить меню не проблема. Проблема – понять, что этой дыре сегодня максимально приемлемо. Она у меня та ещё гурманка и не всякий кулинарный мусор готова принимать, засасывать, а потом ещё и переваривать. Правда, я не сразу хватаюсь за телефон, когда вхожу в спальню и преодолеваю расстояние в несколько ярдов до упомянутого мною ранее чёрного мраморного столика. Почти с неохотой поджимаю губы, сдержанно выдыхаю и приседаю на корточки.

«Хорошая девочка. Но твоё время уже истекло.» – я бы мог, конечно, всё это произнести вслух и даже ласково потрепать холку молчаливого женского тела, неподвижно лежащего всё в той же позе эмбриона у моей кровати. Но я лишь молча, даже не глядя на лицо покорной куклы, безмолвно и терпеливо ожидавшей своей ближайшей участи (если бы не выдержала и сходила под себя этой ночью, точно бы убил), потянулся руками к ножке столика, чтобы развязать на нём второй конец кожаного ремня. Первый, к слову, вместе с пряжкой был затянут (не сильно, не переживайте) на лебединой шейке женского тела.

– Всё, свободна.

Единственное поощрительное от меня действие – сдержанный шлепок по упругой ягодице. До сих пор ещё пурпурно-розовой от моих ночных более щедрых жестов, но уже начавшая принимать кое-где более тёмные пятна болезненных гематом. Само собой, кукла сразу же ожила и, не удержавшись, втянула воздух сквозь стиснутые зубы, а потом ещё и сжала поплотней коленки с бёдрами. Не удивлюсь, если её прошибло сейчас неописуемым спектром самых разных и совершенно несочетаемых ощущений с желаниями. Острой резью в полном мочевом, жгучей болью по оголённым рецепторам кожи и вспышкой ненормального удовольствия в растёртом до кровавых ссадин женском лоне. Наверное, даже по пяткам ошпарило, раз поджала на ногах свои премиленькие, почти кукольные пальчики.

– Поживей, милая. У меня сегодня до хрена дел.

И опять, конечно же, безбожно вру. Или, хотя бы частично. Только мы вроде бы друг другу никто, и последняя фраза должна была нажать на те кнопки в слегка тормозящем сознании женского тела, которые отвечали за ускорение конкретных физических процессов, в частности, необходимых для данного случая телодвижений.

Кукла ещё более заметней ожила и постаралась подняться с пола вслед за мной, хотя поначалу и не так резво, как хотелось бы мне. Наверное, за долгие часы вынужденной неподвижности отлежала себе не менее половины тела, которого теперь почти не чувствовала. Лишь бы не надумала упасть, не ощущая одной ноги, и не свернуть себе что-нибудь. Но вроде как пронесло.

– М-можно в туалет?..

Я на неё уже не смотрел, почти уже успев забыть о её существовании и протягивая руку к источнику связи с внешним и виртуальным миром. Но её жалобный писк всё-таки резанул мне слух севшим после очень долгого молчания голоском где-то в трёх метрах за моей спиной.

– Ты ещё здесь?..

– Но мне… очень…

«Надо» договорить дѐвица не успела, поскольку добилась от меня того, чего хотела. Я к ней обернулся, так и не взяв со стола куда более нужный мне сейчас, чем она, девайс. И, судя по её моментально оторопевшему личику, от которого отхлынула вся кровь, она явно не ожидала увидеть то, что увидела.

– Я, так понимаю, из-за сильного желания облегчиться, ты каким-то образом успела забыть все правила твоего поведения в этой квартире, которые я тебе когда-то зачитывал и требовал соблюдать от пункта до пункта. А если всё-таки забыла не все, то какую-то немалую их часть по любому. Это очень плохо, милая. Очень и очень плохо. Но, так уж и быть.

Я демонстративно поднял левую руку с часами, чтобы взглянуть на их ювелирный циферблат и продемонстрировать, скорее, своей отупевшей жертве то, ради чего она до меня только что докопалась. Поскольку я и так прекрасно знал, сколько прошло минут (и даже секунд!) с моей последней проверки времени.

– Ты ведь хочешь именного этого? Чтобы я заново перечитал все касающиеся тебя правила, возможно, даже по два-три раза, и чтобы ты наконец-то смогла запомнить хотя бы большую из них часть. Поскольку, в отличие от тебя, я их помню досконально, до самого последнего слова. Правда, на это может уйти где-то ещё минут пятнадцать, а то и двадцать, и тогда ты точно не выдержишь и надуешь под собой лужу. После чего я обязательно сильно разозлюсь. А, насколько я помню, ты ещё не видела меня в данной ипостаси. И, что-то мне подсказывает, едва ли хочешь увидеть это прямо сейчас. Я прав или я прав?

Кукла не сумела ответить. Продолжала лишь таращить на меня свои и без того выпученные карие глазки, нервно сглатывать сухую слюну и даже обнимать себя за плечи, но едва ли в стыдливой манере или с целью прикрыть свою наготу. Естественная реакция по самозащите, как и попытка заглушить рези в мочевом с помощью сжатых что силы бёдер.

– Ну, так что, милая? Начнём всё сначала?

– Нет… не обязательно. Я уже ухожу!

– У тебя три минуты на сборы. Не больше, не меньше.

Я снова смотрю на часы, перед тем как развернуться к столику и забыть о существовании маячащего за моей спиной недоразумения. Тем не менее, раздраконить ей меня всё же удалось. Несильно, конечно, но я не привык по утрам в своей холостяцкой квартире сбиваться с привычного мне будничного графика. Сейчас я должен был её уже выпускать из этих барских апартаментов, а не плестись обратно на кухню, чтобы зарядить вторую порцию эспрессо под вторую чистую кофейную чашку. Моё личное пространство на то и личное, поскольку полностью исключало какие-либо раздражители из внешнего мира. Вот только сейчас один из этих раздражителей бесшумно носился по игровой гостиной в поисках раскиданных там шмоток, а меня эти вибрирующие метания уже начали ощутимо задевать и даже играть на слегка натянувшихся нервах.

Три минуты грёбаной вечности, которой мне нацедили из преисподней прямо в вены в виде серной кислоты. Правда, я успел за это время перенести ноутбук из кухни в смежную гостиную-столовую и соорудить в центральной зоне отдыха из секционного мягкого уголка и массивного журнального столика (больше похожего на жертвенный алтарь) рабочую точку на ближайшую пару часов, но!.. Я так ни черта и не заказал себе на завтрак. Может всё же нужно было зачитать этой кукле весь забытый ею список правил? По крайней мере, у меня бы появился повод спустить на неё ту часть демонов, которую она же по своей идиотской неосторожности умудрилась-таки во мне разбудить.

– До следующей встречи, Влад? – и даже набралась смелости что-то пискнуть мне на прощание. Более того, пошла ещё дальше, вернее, раздухарилась ни на шутку, когда рискнула обернуться на выходе из квартиры, приподнять своё разрумянившееся от «смущения» или собственной храбрости личико и… Да, да, чёрт возьми! Взглянуть прямо мне в глаза с явным намёком на тайную надежду в заискивающем взгляде.

Наверное, она хотела сказать всё это в утвердительной форме. Но потом как-то резко и сразу осеклась, тут же переведя произносимую ею фразу в заискивающий вопрос.

Зря я сегодня говорил по телефону с Карлом. Вечно он пробуждал во мне не самые приятные для меня чувства.

Говорят, демоны – это бывшие ангелы, с жутко подмоченной репутацией, у которых не было времени на походы к личным психотерапевтам, дабы избавиться от всех своих старых триггеров и глубоких психотравм, оставленных когда-то их щедрым попашкой Богом. А прошлое, увы, на то и прошлое. Чем больше у тебя прошлого, тем больше «спящих» под кожей заноз или весьма зубатых червячков, если не целых сколопендр.

– Посмотрим.

А ведь мог вообще ничего не говорить и просто захлопнуть двери перед кукольным носиком почти уже влюблённой в меня куклы. Хотя дверь в итоге захлопнул, разве что недовольно поморщившись и почти в сердцах тряхнув головой.

Надеюсь, это не первые позывные подобравшегося со спины нежданным песцом кризиса среднего возраста. Тем более, я так и не смог вспомнить имени этой куклы, да особо-то и не рвался. Значит, можно считать, ещё не всё потеряно и заказывать в интернете по мед.каталогам со скидкой инвалидное кресло (в паре с профессиональной сиделкой) пока ещё рановато. Пока решил ограничиться заказом завтрака на дом, как я, впрочем, и планировал до этого, если бы упорхнувшая только что в рассвет кукла не сбила мой чётко отлаженный утренний график почти на целых пять минут. Не смертельно, конечно, но осадочек, как ни крути, остался и осел.

Буду надеяться, что это единственная неприятность дня сегодняшнего и ждать других неожиданных подвохов откуда бы то ни было больше не придётся. Но, как видно, законы Мёрфи решили не ограничиваться первыми двумя пунктами, поскольку в ожидании заказанного мною завтрака я, какого-то чёрта, полез опять в почту и всё же открыл один из текстовых файлов, присланных мне Карлом.

Глава третья

«Как же я устал… устал от всего этого бреда… Ты и представить себе не можешь, как всё это давит на психику и как тянет послать этот маразм в пешее эротическое. Кажется, ему нет ни конца, ни края.»

«Тогда, зачем ты мне пишешь? Не думаю, что я чем-то отличаюсь от других твоих предыдущих пассий.»

«Сложно объяснить. Думаю, виною всему, новизна отношений. Когда всё только-только начинается и необычный вкус экзотического для тебя фрукта ещё не успел набить оскомину и приесться. Так сказать, очаровывает своим неповторимым букетом на первых и последующих глотках. Когда ещё хочется исследовать что-то для тебя новое, необычное, пробуждающее не только спортивный интерес, но и нездоровое любопытство. И даже хотеть чего-то большего…»

***

Автор (или авторка) оказался тем ещё пройдохой. Я и в самом деле поначалу решил, что данное произведение называется так, как его и сохранили в текстовом файле для гипотетических желающих прочесть сию нетленку – «Между правдой и вымыслом. Книга первая». Название, можно сказать, банальное, ничего конкретного не обозначающее и не предлагающее. Угадать по нему жанр, как и всю скрытую в нём начинку так же нереально, как и определить по титульной картинке печатного издания всю сюжетную линию спрятанной под ней истории. Чтобы узнать, надо открыть, прочесть и где-то с первых строк (а то и с одной только аннотации) понять – стоит ли оно твоего внимания вообще или же его истинное место на дне виртуальной клоаки.

Как правило, чисто по профессиональной привычке, я смотрю на объём подобных творений. И, нет, энное количество в них страниц меня никогда не пугало и не отталкивало. Если книга действительно стоила читательского внимания, то внушительное число печатных в ней знаков скорее шло ей в жирный плюс, чем в минус. Каково же было моё изумление, подкреплённое шокированным смехом и округлившимися глазами, когда на нижней панели документа в разделе счётчика страниц и слов накрутило что-то нереально астрономическое. Я даже протянул бегунок до последней страницы, после чего ткнул в полную статистику, дабы убедиться в том, что мой текстовый редактор не глюканул, и он действительно насчитал то, что я увидел.

Почти два миллиона знаков с пробелами и за триста тысяч слов. Не удивительно, почему Карл назвал сию нетленку неформатом. Чтобы её напечатать, нужно будет только этот файл разбить на несколько томов – минимум где-то на три. То есть, затрат на неё пойдёт немало, а вот какая будет отдача. Естественно, ни одно издательство на подобные риски не пойдёт, даже если напечатает текст мелким шрифтом и попытается запихнуть побольше абзацев на одно поле страницы. Даже если его автор окажется трижды гением сразу в трёх воплощённых в нём реиркарнациях Толстого, Достоевского и Диккенса.

Это раньше книги оплачивались за объём и количество входящих в них слов, сейчас подход резко поменялся, как и ведущие тенденции в мировой литературе. Да, основная публика всё ещё диктовала главный спрос, но всё чаще его уже настраивала по своему усмотрению невидимая рука рынка, подсовывая потребителю именно тот товар и тот мусор, который, на деле тому и на хрен не упал. И литература, увы, этого не избежала. Правда она и в прошлом мало чем отличалась от сегодняшнего популярного мусора. Ширпотреб был всегда, единственное, мало кто вспомнит, что же было модно читать из бульварного чтива лет эдак сто назад (а двести и подавно).

Взять для примера «Шекспира». Чтобы втюхать свои гениальные шедевры массовому обывателю, приходилось идти на поводу у существовавших тогда устоев, разбавляя весьма серьёзные темы популярных и по сей день пьес доступным для неприхотливого зрителя языком и пошлыми фразочками. Это сейчас мы и половины не поймём из того, над чем когда-то почти уже четыре века назад смеялся средневековый английский плебс. Тогда это было актуально и к месту, а сейчас это уже мировая ещё и бессмертная классика.

Сегодня читателя кормят уже сто раз пережёванной жвачкой для мозгов со вкусом использованных презервативов, как фастфудом в массовых забегаловках из напичканных гормональными и ГМО-препаратами продуктов, которыми нормальный человек побоиться накормить даже свою домашнюю кошку. Как это ни парадоксально, но мозгам тоже нужна своя пища. Страшно представить, во что они превратятся, если их будут постоянно кормить этим!

Но, надо отдать должное, я действительно был удивлён. В редакции нашего издательства присылают достаточно неформатных рукописей, но едва ли они отличаются по своему содержанию от примитивного шлака вроде Фрэнка Герберта или Э.Л.Джеймс. Зачастую неформат – это та же попса, разве что написанная «задом наперёд» или вывернута наизнанку кишками наружу. Это как абстрактная живопись или Чёрный Квадрат Малевича – достаточно уметь держать в руке карандаш или перо, а что из-под него выйдет – пусть уже гадают эксперты. Либо это самая обыкновенная мазня, либо весьма исключительный серди очень узкого круга специфических ценителей шедевр.

Сейчас же я больше (и не без основания) опасался за психику подсунутого мне автора. Писать такие объёмные тексты, способны только законченные графоманы или серийные фантазёры (считай, полные психи). Говорят, в Китае сейчас такое модно – сочинять очень длинные новеллы без начала и конца. Но здесь изначально, ни к чему из вышеперечисленного мною не относилось. Я уже молчу про отсутствие аннотации, синопсиса или хотя бы оглавления. Зато перед моими глазами открылось полное название книги с не указанным до этого в файле именем автора.

«Между правдой и вымыслом. Чудовищная история Бланш Монье, или Когда реальная жизнь, куда интересней художественных вымыслов всех вместе взятых» автор М.Хаксли.

Опять пришлось не без лёгкого удивления хмыкнуть и затем дождаться полной загрузки документа. А там уже искренне обалдеть от количества открывшихся в нём слов.

«Любое заточение способно искалечить и тело, и разум человека. Почему юная красавица из старинной семьи оказалась в плену собственной матери, и что стало с ней после освобождения из узилища – читай в нашем материале.» В наше время это уже стало некоей привычной обыденностью. Открываешь новостную ленту или свежую газету и натыкаешься на очередную страшилку, которая просто обязана притянуть твоё внимание своим кричащим, чаще пугающим названием. Даже не знаю, как это назвать. Попыткой авторов статей побить все немыслимые рекорды по доведению читателей до инфаркта или выработать у оных нужный рефлекс к подобному чтиву? Вы ведь, наверное, тоже замечали, что позитивных новостей почему-то в разы меньше, чем историй про экологические катастрофы, пожары, аварии и убийства. Про школьные колумбайны можно и не упоминать. А теперь ещё и эта странная мода – «искать» жуткие темы для своих сенсаций в ворохе народных мифов и легенд давно минувших дней.»

Что ж, начало, можно считать, почти нестандартное, но и ничем не примечательное. Всё равно, что открыть чей-то личный дневник и погрузиться в чужие бессистемные размышления или же в самый обыкновенный мыслительный поток.

Я бы мог закончить своё знакомство данным Хаксли, который явно влепил в свой псевдоним первое, что попалось ему на глаза с ближайшей книжной полки, но я определённо не рассчитал главную ловушку от скрывавшегося за чужим именем ловца человеческих душ.

«А вам бы хотелось побывать в шкуре жертвы или, наоборот, её охотника? Нет, не узнать, а именно прочувствовать, что она или он испытывают в те или иные моменты? Буквально!..»

Я всего лишь просто пробежался чуть дальше по тексту и зацепился вначале за эту фразу, потом за следующую… Очнулся я уже где-то поздним вечером, когда одна из ближайших трубок стационарного телефона разрывалась от установленной в ней музыкальной трели уже которую минуту подряд.

Тогда-то я и охренел по самое небалуй, ещё какое-то время втыкая, что к чему. И, надо отдать должное, со мной подобное случалось едва не в первые – наркотические, алкогольные или нейропаралитические провалы не в счёт. Потому что сейчас я был чист, как стёклышко, а если что-то в течении прошедшего дня и употреблял, то едва ли теперь вспомню, что именно даже под воздействием сильнейшего гипноза.

Всё, что я знал на тот момент – то, что меня вырвали из тёмного сырого подвала, где я до недавнего времени изощрённо трахал мозги одной из сидевших там героинь романа. Судя по ощущениям, «моего» романа. А ощущения были просто убийственными и до усрачки запредельными. Как будто меня напрямую подключили к чужому телу, к чужому сознанию и к электрическому стулу одновременно, пропуская по нервам и через кости смешанный ток из чужих эмоций и сводящих с ума желаний разрядом в тысячу вольт. Может как раз этот ток и выжег мне часть мозгов вместе с памятью?

Я не знаю, как это назвать. Но… похоже меня поимели во всех известных позах, во все щели, дыхательные и, в качестве контрольного, с особым садизмом изнасиловали мозги. Что из всего этого было самым шокирующим – не рискну сказать. Видимо, я ещё долго находился под глубоким впечатлением, не зная, как из всего этого всплыть и вернуть на место себя прежнего. Ещё бы. Несколько часов подряд читать, читать и снова читать, не обращая внимания ни на что, даже на то, что я быть может тогда делал.

Наверное, в те минуты вполне естественной реакцией должен был прозвучать вопрос «Что это за на хрен было?» Но я не смог выдавить из себя и этого. По ходу я и не пытался возвращаться в реальный мир, потому что меня выплюнули в него против моей воли, настойчиво требуя, чтобы я наконец-то взял эту грёбаную трубку.

А я действительно должен был её взять?

«Отключи его на хрен! И вернись туда, где мы остановились. Тебя ждёт Молли! Ты хочешь, чтобы она вся извелась за всё то время, пока ты будешь торчать тут, как какой-то законченный задрот?» – я явственно услышал голос мистера Клеменса (который, на деле, оказался Роландом Кэлвином Фергюсоном) в своей голове. Надо отметить, он обозначился в течении чтения не сразу, но к определённому моменту уже настолько явственно звучал в моих ушах, что порою я начинал путать его с собственным чуть искажённым баритоном.

А вообще, если так подумать и попытаться проанализировать эту чертовщину от начала до конца, то на деле всё выглядело вполне себе обыденно и даже в какой-то степени банально. Как говорится, ничего не предвещало беды. Автор (или авторка) предлагал небольшой экскурс-расследование по найденной им когда-то статье, про некую Бланш Монье, на которую он наткнулся как-то в интернете, а потом по прилагающимся фотографиям определил, что всё это фейк. По крайней мере, выдаваемые интернет-журналом ретро-снимки за реальные к описываемым людям никакого отношения не имели. Хотя история выглядела довольно жутковатой. Но в том-то и дело. В одной версии использовали фото девушки, сделанное в начале двадцатого века (хотя речь шла о конце девятнадцатого), а во второй, почему-то, американской актрисы немого кино Мод Фили.

Ну, а дальше, каким-то невообразимо хитросплетённым манёвром история начала обретать документально-художественную основу. Я не знаю, как автор это сделал, но изначальное по сюжету расследование плавно и почти незаметно обернулось настоящим триллером, перескакивая из одной головы персонажа в другую, или, точнее, из одного измерения (или плоскости) в третье, а иногда и десятое. Если у того же Кинга их могло насчитываться не более двух или трёх, то здесь у них вообще не было счёта. Как будто и вправду попадаешь в некое зазеркалье, чувствуя себя при этом героем из фильма «Эффект бабочки», которого затягивало в собственное прошлое через «провалы памяти» в старом дневнике. А может это было эффектом кроличьей норы, разве что в искажённом от кэрролловской задумки варианте? Где ты, на деле, попадаешь не в одну червоточину, а сразу в несколько. И, в итоге, уже не понимаешь, где ты на самом деле находишься. Где реальность, а где иллюзия. Где настоящие двери, а где твоя квартира с привычными тебе комнатами и вещами. Где безликие куклы с хлопающими от страха или обиды глупыми глазёнками, а где Кристина Одли или Молли Фенниган, которая в конечном счёте задирает перед тобой подол грязной сорочки и подставляет горячую и мокрую «бездну», покрытую снаружи жёсткими кудрями лобковых волос.

Я однозначно не мог спятить так скоро и не пойми от чего. Но, бл**ь… Когда телефон снова зазвонил, и я всё-таки заставил себя всплыть из этого пугающего до лихорадящей дрожи безумия, чтобы потянуться за трубкой, только тогда я заметил, какой сильный у меня стояк. Настолько сильный, что я чуть было не застонал от боли при попытке встать с дивана. Даже в голове зашумело и пришлось на несколько секунд зажмуриться, замереть и кое-как отдышаться. И это после последней ночи с убойным секс-марафоном, где я и без того успел кончить четыре раза подряд. Это вообще моё тело или что?..

Твою ж мать! Да что же это за хрень-то такая? Меня даже замутило, потому что… Потому что я не хотел возвращаться! Я хотел читать дальше! Но…

– Влад, ты совсем сдурел? Я уже почти целый час пытаюсь до тебя дозвониться. Какого хера ты не берёшь трубку?

Глава четвёртая

«Где-то в глубине души мне бывает стыдно. Но, видимо, не настолько, чтобы остановиться»

Из просторов интернета

«Если ты меня не спасёшь и не вытянешь из этой клоаки… меня уже никто не спасёт…»

«Порой мы сами не ведаем и не ждём того, откуда может прийти спасение. Просто иногда для этого нужно чуть больше времени и терпения…»

***

Меньше всего в этот момент я ожидал услышать голос Спенсера, который никогда в жизни без вынужденной надобности не станет мне звонить даже под давлением дула чужого пистолета на его жидковолосый затылок.

– Это ты какого хера обрываешь мне все телефоны в такое позднее время? Так сильно соскучился, что готов страх потерять перед возможностью пережить публичную порку от руки выбранного мною Мастера? Если я не ошибаюсь, ты предпочитаешь больших, крепких мужиков с не менее богатым хозяйством в мотне? Фемдом не для тебя, да?

– Влад, мне сейчас не до твоих похабных шуточек и тебе скоро будет тоже.

Меня и до этого неслабо резануло через трубку раздражающим голоском Грэйсона, как будто он реально возник за моей спиной, процедив мне в шею сквозь апгрейдированные люминиром зубы свою вступительную судебную речь. А сейчас так и вовсе обдало по оголённым нервам позвоночника жгучей кислотой, которая тут же сменилась мгновенно вымораживающими каплями жидкого азота.

Если что-то действительно случилось очень и очень для меня плохое, Спенс незамедлительно воспользуется данным шансом, чтобы приложить меня по самое не балуй.

– А ты-то сам способен обойтись без столь излюбленного для тебя пафоса, милый? Было бы что-то действительно весьма для меня серьёзное, сказал бы сразу…

Я сам не заметил, как внутренне сжался, вернее, как мои внутренности скрутило в то ли ноющий, то ли тупо пульсирующий комок зарождающейся паники, а вместе с ней и боли. Кажется, даже лёгкая испарина проступила на лбу, под носом и на пояснице. Недавняя каменная эрекция помахала на прощание быстро слабеющей «ручкой».

Ещё и этот недомерок, явно спецом, ответил не сразу, решив (впрочем, как и всегда) поиграть в драматические паузы от Марлона Брандо. Да, садистских рудиментов у Спенсера Сесила Грэйсона (в миру и по прадедушке польского еврея эмигранта Грабовского) хватало с избытком на все случаи жизни.

– К твоему сведенью я звоню из больницы, если что… – наконец-то он распечатал свой далеко нечувственный тонкогубый рот (увы, но память сама нарисовала перед внутренним взором не самую приятную картинку упитанного, розовощёкого лица милого скромняжки Спенса) и… Земля под моими ногами какого-то лысого хера дрогнула.

Я и не думал, что окажусь настолько неподготовленным к подобному роду неожиданностям. Видимо, пережитое перед этим чтение чьего-то неформального и до жути пробирающего опуса как-то размягчило моё подсознание, подточив заодно железобетонный до недавнего времени фундамент эмоционального каркаса. Короче говоря, я дал слабину. Причём весьма нехилую.

– А что так? Предварительные игры закончились чем-то непредвиденным? Бутылка не желает выходить обратно без хирургического вмешательства? Или так глубоко зашла? – слава всем ретроградным планетам, контузило меня не до полной потери речи, как и не лишило способности «беззлобно» шутить. Правда, последнее, больше походило на условный рефлекс, когда говоришь, скорее, на чистом автомате, чем до конца осознаешь, что именно выдаёт твой бескостный язык. – Я же столько раз тебя предупреждал, Спенс, твои тайные пристрастия ничем хорошим для тебя не закончатся.

В этот раз Грэйсону хватило ума не вступать со мной в словесные перепалки, тем более, что именно на его руках сейчас находились все основные козыри. А ещё точнее, большая остро заточенная секира, которой он не преминул рубануть меня наотмашь с хорошо скрытым самодовольством.

– Карл в реанимации. Перелом бедра в трёх местах и сильное сотрясение мозга до глубокой потери сознания. Лицо тоже неслабо помято, с позвоночником вроде бы всё нормально, но нагрузка оказалась настолько серьёзной, что теперь ему придётся носить бандажный корсет не менее месяца. В общем, жить будет, так что можешь особо не напрягаться. Хотя, по всем законам классики жанра, это ты должен находиться сейчас здесь на моём месте и обзванивать всех своих родственников с ближайшими Карлу друзьями.

«Ты-то сам как? Хотя бы высыпаешься?» – «Да всё путём. Как обычно. Ничего нового, кроме этих текстов. Никаких тайных сигналов, если что, я тебе не подаю.»

В этот раз земля не просто дрогнула под ногами. Я не заметил, как осел обратно на диван, неосознанно хмурясь и глядя в разверзнувшуюся передо мной чёрную дыру параллельного измерения. Казалось моё отчаянно пульсирующее сознание сопротивлялось перед её ненасытной бездной на чистых инстинктах и вопреки моему полностью отупевшему состоянию, словно жило своей отдельной жизнью, проявляя удивительные навыки по самовыживанию и конвульсивной стойкости.

– Где он? – я даже не сразу понял, что этот прозвучавший только что хриплый голос исходил из недр моего резко пересохшего и практически пережатого паническим удушьем горла.

Похоже, с сегодняшнего дня Спенс будет завсегдатаем не одного лишь моего пожизненного чёрного списка, но и тем гонцом с плохими вестями, которого я буду с особым садизмом расчленять в своих не в меру больных фантазиях в тоскливые серые будни и крайне депрессивные моменты.

Нельзя так бить людей по голове, ещё и со спины. Их в принципе против их согласия бить нельзя, а подобным изощрённым способом и подавно. Я, конечно, тот ещё засранец и даже в чём-то извращенец, но насилие (особенно ради насилия) меня никогда не заводило. Поэтому Грабовского-Грейсона я и не переваривал по всем показателям. Поскольку это недоразумение с бесформенным и вроде как по умолчанию мужским телом ни дня не мог прожить, чтобы не попить из кого-нибудь крови. Неважно чьей, человеческой или животной.

Я и после его телефонного звонка не мог теперь отделить его раздражающий образ от нанесённого им удара, подпортившего кару Спенса, как говорится, дальше уже просто некуда. Ему удалось это сделать снова, постучать снизу, в который уже, млять, раз. Может поэтому меня так и колбасило, когда я с частичными провалами памяти пытался пересечь расстояние от своего кондоминиума до озвученного этим долбоёбом медцентра. Кажется, на это ушла целая вечность и даже небольшая пробка по пути. Если бы меня так не скручивало и не бомбило, я бы, наверное, сразу заказал вертолёт с профессиональным пилотом, поскольку мой собственный автопилот был полностью сбит с заводских настроек, требуя глубокого переформатирования и тройной прошивки.

Я даже не знал, чем меня больше всего выбешивало – тем, что я едва не последний узнал о несчастном случае с Карлом или тем, что эту новость мне преподнес никто иной, как недомерок Грейсон. Не говоря о том факте, что в эти минуты я мало чем походил на себя прежнего и успокоиться мог только тогда, когда моим глазам предоставят прямые доказательства в виде живого пусть и относительно целого, но не превращённого в тухлый овощ брата.

– Простите… Эй! Вы куда это? Да стойте, я вам говорю!..

Я заметил её не сразу. Даже после того, как её ухоженная бледная ладошка упёрлась в мою грудь, намереваясь столь тщедушным рефлекторным жестом хоть как-то меня притормозить.

Я, конечно, притормозил, правда, чуть погодя и всё ещё не осознав до конца, что ко мне без моего на то разрешения кто-то прикоснулся. И не просто прикоснулся, но и попытался отпихнуть в обратную от дверей больничной палаты сторону.

– Ты ещё кто такая? – вот тогда-то я её наконец-то заметил, хоть и не вполне осознанно. И это несмотря на то обстоятельство, что наши лица находились друг от друга на очень близком расстоянии. До меня лишь в тот момент дошло, что ударивший мне в нос лёгкий аромат то ли «лекарственных» парфюмов, то ли едкого эвкалиптового масла принадлежал именно этой курице.

Ну, хорошо. Далеко не курице. Её мордашка, на удивление, оказалась очень даже симпатичной. При иных обстоятельствах я бы мог вполне назвать её красивой и даже с интересом, более тщательно её осмотреть. Возможно не торопясь, смакуя каждую секунду и замеченную мною деталь-мелочь. Но только не сейчас. Не в те бешеные мгновения, когда перед моими глазами едва не буквально сотрясается весь мир, намереваясь расплавиться в огненных всполохах, подобно киноплёнке, застрявшей в кинопроекторе во время короткого замыкания.

Тем не менее, симпатичное личико молоденькой дурочки, вытаращившейся на меня и без того огромными глазёнками неопределённого цвета, никуда исчезать или испепеляться под моим охреневшим взглядом не собиралось. Ещё одно долбанное доказательство того, что я не сплю и всё происходящее до разрыва аорты реально.