Необыкновенная история обыкновенного кота

Ирина Абрамкина

Необыкновенная история обыкновенного кота

глава 1. кот, который искал

Кота звали Фипс. Дурацкое, ничем не примечательное имя, кроме истории о том, как кот его получил. Крохотным рыжим котенком он попал в дом одной благообразной старушки, доброй, но к несчастью, страдающей аллергией на кошачью шерсть. В течение недели бабуля пыталась побороть свой недуг – ведь котенок был такой милый – и оглашала весь дом странным влажным звуком: "фипс-с-с!" Так Фипс привык к своему имени. И хотя гостеприимный дом ему пришлось покинуть путем вышвыривания за шкирку из машины племянника бывшей хозяйки, кличка прижилась.

Жизнь Фипса на городских улицах была не сладкой, но, в общем, ничего особенного. Как у всей помойной братии. В возрасте трех лет он женился на Жанин – миниатюрной белой полусиамке – и поселился в многоквартирном подвале на углу Рыбной-стрит и Бульвара Потерянных Хозяев.

Вскоре Фипсу пришлось сполна вкусить все прелести семейной жизни. Если до свадьбы малышка Жанин была милее нежных херувимчиков, то с тех пор, как понесла, превратилась в злобную фурию. День и ночь она капала Фипсу на мозги, что скоро у них будет прибавление (будто бы он сам этого не видел – из изящной фотомодели для рекламы диетических консервов его жена превратилась шарообразную стервозную домохозяйку). Порой Фипс даже подумывал о том, что слишком поспешил скреплять их хрупкие отношения узами брака. Но малыши вот-вот должны были появиться на свет. Жанин требовались какие-то витамины, да надо было еще платить за убогую каморку и с ужасом предвидеть день, когда эта метровая лачуга наполнится писком четырех, а то и семи малышей!

Оставшись без завтрака из-за очередного скандала, разъяренный кот отправился в бар "Мертвый Доберман", где Одноглазый Тимми по-прежнему не отказывался отпускать ему в кредит.

Тимми – здоровенный потрепанный жизнью ориентал – держал забегаловку в этих местах столько времени, сколько Фипс себя помнил. Поговаривали, что он замешан в грязных делишках, но в реале, котом он был добрым. Бар располагался в подворотне Дома Скорби, однако найти его было не так просто. Только знакомые и трижды проверенные коты знали эту подвальную нишу за мусорными контейнерами. Вид из низких решетчатых окон открывался преомерзительный – то и дело к воротам скорбного заведения подъезжали шикарные лимузины, пикапы и форды; из них выкарабкивались длинноногие женщины в легких одеждах, сопровождаемые плюгавыми самцами, и скрывались в недрах Дома. Оттуда они выходили, облаченные в шкуры, содранные, по меньшей мере, с пятидесяти кошек или других грызунов. От этого страшного видения хотелось напиться в стельку, так что "Мертвый Доберман" не оставался в убытке даже в дни облав.

После двух порций мятного отвара за счет заведения, здоровяк бармен улучил момент и грузно опустился на скамью рядом с Фипсом, тоскливо полоскающим усы в миске с мутной зеленоватой жижей.

"Слыхал, ты снова повздорил со своей?"

Фипс только устало отмахнулся, не желая затрагивать больную тему. Тимми придвинулся ближе и, наклонившись к самому уху Фипса, промурлыкал:

"Деньги, старик! Вот, что всегда затыкает им пасть!"

Будто бы Фипс сам этого не знал!

Беда в том, что в этом городе у него почти что не было шанса зарабатывать мало-мальски приличных денег. Конечно, в возрасте трех лет он все еще держал отличную форму, и вполне мог устроиться "домашним любимцем", но эта работа предполагала почти круглосуточную занятость, т.к. мало нашлось бы желающих приютить под своей крышей и его, и его беременную жену. А даже если и так, скорее всего, детей своих ему увидеть вообще не светило. Люди имели обыкновение разрушать кошачьи семьи с поразительной легкостью и цинизмом. Оставалось только продаться в лабораторию, обрекая себя на верную смерть. Но для этого необходимо было найти человека-посредника, да еще такого порядочного, который передаст потом деньги его жене.

Разошед во хмелю, Фипс выложил все это бармену. Однако Тимми не так мрачно смотрел на вещи, благо кое-какой житейский опыт у него имелся.

"Если ты готов уже продать свою шкуру в лабораторию, то пожалуй, лучше мне вмешаться, – тихо проговорил Одноглазый. – Есть одно дельце … Оно небезопасное, конечно, и абсолютно противозаконное, но не верная смерть. Тут все будет зависеть от твоих ног: убежишь – получишь большие деньги. Сможешь отовариваться в супермаркете "Пуссикэт". Да, пожалуй что, и кредит на дом сможешь оформить. Конечно, если ты понравишься парням Глоссера".

У Фипса при звуке этого имени отвалилась нижняя челюсть.

Глоссер, то самое "огромное уличное чудовище", из-за которого мать Фипса – чистокровная сиамка – умерла при родах на операционном столе в бесплатной ветклинике, приходился Фипсу никем иным, как родным папулей. Об этом Фипс, конечно, промолчал, среди мужской кошачьей братии считалось чувством дурного тона, козырять своим родством по отцовской линии. Если ты кот, то ты сам чего-то стоишь, или не стоишь ничего. Толи хмель совсем забрал его бедовую голову, толи рыжий страдалец в самом деле был доведен до отчаяния, но Фипс неожиданно для себя ухватился за эту возможность.

Тимми посоветовал ему пойти отоспаться, а в полночь прийти на встречу в Парк Легкой Наживы.

Придя домой, Фипс молча улегся в свою обшарпанную коробку. Видя его гнетущее состояние, Жанин даже не раскрыла рта. Напротив, будто почувствовав неладное, молча притулилась рядом, прижавшись к его спине огромным теплым животом, и принялась вылизывать ему холку. От такого неожиданного перемирия решимость Фипса еще сильнее окрепла, но теперь к отчаянию примешивались нотки нежности, ощущение моральной поддержки со стороны супруги и желание сделать ее, наконец, счастливой.

Так, умиротворенный, Фипс задремал, а когда проснулся, не оставалось времени даже вылизаться как следует.

Он несся, как угорелый, боясь опоздать, но напрасно. На месте встречи пока вырисовывался лишь нелепый силуэт бармена.

"Я спецом пришел пораньше, чтобы представить тебя, – слегка задыхаясь, проговорил Тимми. – Смотри, малыш, это твой шанс".

Он помолчал с минуту. Потом продолжил.

"Если бы мир не был устроен так погано, я никогда не посоветовал бы тебе связываться с Глоссером. Но ты ведь и без меня все знаешь. – Он покопался в кармане своего блестящего барменского жилета и достал баночку с какой-то вонючей мазью. – Вот держи, это обманка для собак, пригодится на деле".

Мазь и в самом деле воняла псиной. Фипс слыхал про такие штуки, но никогда не думал, что придется пользоваться самому. Он поблагодарил Тимми, и стал напряженно вглядываться в темноту.

Минут через пять из кустов позади них выступили и нависли тени.

Он вспоминал все это спустя четыре часа, мчась, как угорелый, по переулку: и презрительную усмешку Глоссера, и ободряющие взгляды Одноглазого. Но теперь, настигаемый здоровенным мастино, он просто не мог понять, как ухитрился вляпаться в такое дерьмо. На поверку, он все сделал правильно, и мешок с травой болтался у него сейчас на загривке, больно хлопая по спине, но именно этот ароматный груз и позволял собаке так методично преследовать Фипса вот уже полчаса. Бросить контрабанду – означало провалить дело. Тогда пути в кодлу Глоссера ему более нет, да и к Тимми , пожалуй, показаться будет стыдно. Прощайте, мечты о доме, дорогом маркете и счастье для малышки Жанин. Поэтому Фипс бежал, не выпуская поклажи из зубов, и внутри него росло отчаянное решение – умереть, но не сдаваться.

А смерть была совсем близко – лишь на четыре корпуса отставая от него, тяжелой поступью несся охранник из аптеки. Его чавкающее придыхание Фипс ощущал всей своей усталой спиной, и в какой-то момент ему даже показалось, что на его шерсть попадают слюни фараона. Если так, то это конец, ему не уйти! – но не было ни времени, ни решимости обернуться, чтобы посмотреть смерти в лицо.

Кто-то окликнул его сверху далеко впереди. На всем бегу Фипс задрал голову, отчего его слегка занесло, и с удивлением увидел в окне первого этажа силуэт белой болонки:

"Эй, Рыжий, – крикнул маленький пес, – давай сюда!"

Фипс, совершенно уже не соображая, что делает, взгромоздился на мусорные баки под освещенным окном, и сиганул в распахнутые створки прямо на подоконник.

Фараон, слегка отставший, и совершенно сбитый с толку таким предательством со стороны соплеменника, закружился внизу, оглашая переулок гулким сердитым лаем. За такую вольность, он вскоре был вознагражден ведром воды, выплеснувшимся из окна третьего этажа. Ругаясь на чем свет стоит, грозя Фипсу и его неожиданному приятелю всевозможными расправами особой жестокости, охранник поплелся восвояси, тем более, что рассвет был уже не за горами, и, похоже, что смена у старика заканчивалась.

Наконец-то Фипс смог осмотреться.

Это было настоящее человеческое жилье, вроде того, в котором он обретался в раннем детстве, только более запущенное и убогое, насквозь пропитавшееся запахом собачьей мочи. На диване перед рябью идущим световым ящиком храпел огромный нелепый человек, такой степени небритости, что смог бы сойти за сасквача.

Маленький пес спрыгнул с подоконника и жестом пригласил Фипса в дом.

"Давай уговоримся сразу, приятель, – дружелюбно сказал он. – Не метить и не закапывать, о'кей?"

Фипс, все еще не верящий в свое чудесное спасение, согласно закивал головой.

Незнакомец провел его в другое помещение, пол которого был обильно покрыт аппетитными объедками и прочим хламом, и пригласил к трапезе. От наплыва чувств, Фипс даже потерся о спасителя лбом, на что тот отреагировал вполне снисходительно и сдержанно лизнул Фипса в макушку. Обменявшись дружескими заверениями такого рода, кот и пес начали методично рыскать в поисках съестного, что не составляло особого труда при таком количестве недоеденных вега-бургеров и кусков холодной пиццы с сыром, валяющихся прямо на полу вокруг мусорного бака.

Насытившись, маленький пес, наконец, представился:

"Меня зовут Мартис, а ты кто, рыжая морда?"

"Я – Фипс".

"Ничего более дурацкого в жизни не слышал!"

Фипса вдруг разобрал смех, вероятно, напряжение прошедшей ночи и нелепость сложившей ситуации давали о себе знать, но смеялся он так, как не смеялся уже давно, и вскоре к нему присоединился Мартис.

"Нет, так не годится, – сказал Мартис. – Рано или поздно ты угодишь за решетку красного фургона, или тебя разорвет на части волкодав. Надо подыскать тебе легальную работу".

Волосатый человек давно уже проснулся и прошаркал в уборную. Его ничуть не удивило появление нового обитателя, кажется, ему было вообще все равно. Откопав в холодильнике бутылку с вонючим пойлом, он снова завалился на диван и меланхолично воткнул в ящик, в котором появилось размытое изображение.

Кот и пес сидели на подоконнике, подставив морды летнему солнцу.

"Черта с два я найду такую работу! – обреченно вздохнул Фипс. – Я же не собака".

Мартис подскочил, как ужаленный.

"Дьявол!" – воскликнул он.

"Заткнитесь, чертова псина и чертов приблудный кот! – эхом отозвался с дивана сасквач. – Моя голова сейчас лопнет!!"

Фипс весь съежился и вздыбил загривок.

"Не обращай внимания, – тихо сказал Мартис. – Это у него от пива голова болит. Сейчас выпьет пару бутылок и станет мячик кидать, как не в чем не бывало.

Болван, ты подал мне роскошную идею!"

Мартис скрылся в тесной коморке возле сортира, но вскоре вернулся, волоча за собой не что иное, как собачью шкуру.

"Это восточный европеец. Хозяин сбил его случайно. Хранит шкуру как напоминание о содеянном зле. Вообще он не плохой мужик, вегетарианец. Только глупый, как все люди. Ну, надевай!"

"Ты не спятил? – ощетинился Фипс. – Чтобы кот влез в собачью шкуру?"

Пришла очередь разозлиться Мартису.

"Да ты, я вижу, видист! Значит, намазываться собачьим дерьмом тебе было не в падлу, а это – в падлу? Ну, и дурак же ты, Фипс! А я-то подумал, что ты – кот прогрессивных взглядов, когда в переулке твой запах учуял. Такая смесь кошачьего пота и собачьего дерьма – закачаешься! Вот оно, я подумал, кот, который не признает видовых ограничений!"

Фипсу стало стыдно. Он и сам часто подумывал о том, как не справедливо устроен мир. Какое-то время даже питался только молоком при одной благотворительной столовой, мышей не жрал. Однако, от этого у него стала выпадать клоками шерсть, и идеи вегетарианства и трансвидовые соображения отошли далеко на задний план перед угрозой потери шубы.

Молча он облачился в этот странный, воняющий смертью наряд.

Мартис, уже отошедший от гнева, скептически наблюдал за этим процессом.

"Она тебе велика, – констатировал он уныло. – Но идея, согласись, была блестящая".

Тут они оба вздрогнули от неожиданно потрясшего воздух раската хохота. Человек на диване, уже излечивший себя от похмельного синдрома, тихо и зачарованно наблюдал за происходящим, но когда маленький рыжий кот утонул в недрах собачьей шкуры, терпению его пришел конец. Он смеялся, катаясь по полу на глазах у изумленных животных, время от времени хватаясь за сердце.

Мартис соскочил с подоконника и закружился вокруг бородатого, заливисто лая и высоко подпрыгивая. Фипса захватило всеобщее веселье и, выкарабкавшись из вонючей шкуры, он взгромоздился на свисающую с оконной балки засаленную тряпицу.

Отсмеявшись, человек глотнул из бутылки, и сгреб собачью шкуру, задумчиво поглядывая то на Мартиса, развалившегося прямо на полу в квадрате утреннего солнца, то на Фипса, который балансировал на багете.

"Так, – произнес, наконец, Бородатый. – Не понял, что вы задумали, ребята, но, кажется, могу помочь. Мартис!"

Пес приял стойку "готовность служить до самой смерти".

"Если твоему другу надо по своим делам – пусть топает, но вечером возвращается".

Фипс и без перевода все понял. Попрощавшись с Мартисом, он прихватил пакаван с валерианой и осторожно, пробираясь закоулками, отправился восвояси, не совсем ясно представляя, что задумали его новые друзья.

По любому, он остался жив, и груз был при нем, а это означало, что какой-то шанс изменить бытие свое у него появился.

глава 2. мошенничество вселенского масштаба

1

Тим передал рыжему увесистый пакет с деньгами.

"Честно говоря, я и не ждал увидеть тебя … целым, – добавил он и вытер глаза лапой. – Как тебе это удалось?"

Фипс устало отмахнулся от расспросов и поспешил домой.

У Жанин, вероятно, выдалась паршивая ночь. Она встретила его, не поднимаясь с постели, лишь слабо улыбнулась, почти повторив слово в слово слова Одноглазого.

"Я уже и не надеялась увидеть тебя, Фип …"

С этими словами она изможденно откинулась на сбитую перину, и тут до Фипса дошло, что время Жанин наступило чуть раньше, чем положено. За три зеленых бумажки старуха из квартиры на втором этаже вызвала крестоносцев, и они отвезли Жанин в клинику. Десять бумажек перекочевали в карман коновала в белом халате. Долгих, почти бесконечных четыре часа Фипс ошивался в воняющем фармакологией коридоре больницы. Он то дремал, то бродил бесцельно под сводами бесконечной галереи из стульев.

Наконец, вышел доктор, но не подошел к Фипсу. Лишь издали отрицательно покачал головой.

Его впустили. Жанин лежала на операционном столе, ее живот был прикрыт окровавленной простыней. У Фипса потемнело в глазах. Запах крови Жанин доносился из мусорного ведра. Доктор лишь пожал плечами:

"Котята были слишком крупные. Первый умер еще в утробе. Второго можем усыпить сейчас…"

Фипс как во сне повернул голову к маленькому стеклянному боксу, в котором копошилось крохотулечка-облезлое-нечто. Когда кот приблизился, нечто замерло, подслеповато уставилось на него и запищало. Сердце кота сжалось от боли. Фипс облизал малышку, давая понять, что предложение доктора неприемлемо.

"Как скажешь, приятель, – устало и буднично произнес доктор. – Сестра! Поместите новорожденного в переносной контейнер для котов".

Десять долларов творили чудеса, Фипса совершенно раздавленного, с утепленным контейнером в зубах, доставили домой на той же машине с крестом. Соседи грелись на солнышке, ожидая новостей. Но, поняв все с первого взгляда, потихоньку начали расходиться, сочувственно потираясь о Фипса боками. На ступенях, ведущих в подвал, остался только Тимми.

Фипс без сил рухнул на ступени рядом с огромным барменом, в этот момент переносная сумка призывно запищала.

"Сын?" – спросил Одноглазый.

"Девочка. Вылитая Жанин".

Фипс заплакал. Он плакал тихо и беззвучно, по-мужски, но от этого горе не уменьшалось.

"Послушай, сынок, – прокряхтел бармен, – мы со старухой Лил возьмем малышку к себе, пока ты не решишь, что делать дальше".

Фипс поднял глаза на старика.

"Я не могу просить тебя об этом, Тим", – сказал он неуверенно.

"Тебе и не нужно просить".

Они сидели на ступенях в лучах уплывающего за крыши домов солнца и молчали. Старик Тимми схоронил уже двух жен, а для Фипса это была первая тяжелая утрата. Тим все понимал. Малышка Жанин окрепшим голоском потребовала маму. Фипс вылезал ее напоследок, стараясь сохранить в памяти ее аромат, так похожий на запах покойной жены.

Он насильно вручил бармену оставшиеся деньги, почти восемьдесят зеленых, и пошел прочь. Потом побежал.