–Элиза, –девушка протягивает руку и крепко пожимает ее ладонь.
– Нина. У тебя такое необычное имя.
– Да нет, –Элизахмыкает, и ее губная помада меняет цвет с розового на сиреневый. – Это у тебя необычное имя, а у нас последние тридцать лет фаньрон на оригинальность. Ой, прости, забыла, что ты не из нашего времени. Фаньрон – это… типо, бум, движ… Никудышный из меня переводчик, – Элиза морщит лоб и тут же улыбается. – У меня есть друг –Брабант, родители назвали его в честь породы туй. Печальный парень, –она фыркает и подхватывает Нину под руку. – Я – единственная, кто осмелился тебя встретить. Остальные ждут в зале. Дед боится словить инфаркт раньше времени, хотя, я считаю, ему давно пора на тот свет.
Нина ошарашенно смотрит на Элизу, но та только поджимает губы. На ее футболке вдруг оживает рисунок, и балерина в черной шопенкеначинает танцевать смесь хип-хопа и джаза.
Все в этом мире чужое, и с каждой минутой становится только хуже. Нина мысленно считает от одного до десяти, и к концу счета злость отступает, а желание что-нибудь разбить затихает, но не уходит окончательно. Нет. Необузданное чувство притаилось в тени, ожидая момента, когда Нина не сможет себя контролировать.
– Прихожая, – проводит экскурсию Элиза, – столовая, там кухня… Да чего я распинаюсь! – она разворачивается на пятках посреди длинного коридора на старом, но глянцевом паркете. – Планировка не менялась лет двести. Я уже устала просить деда обновить дом, а он упрямый. Говорит, дом – это его бремя, и он ничего не поменяет в нем, пока жив, –Элизакривит губы. – Только вот чует мое сердце, что после твоего вандефулвоскрешения он следующим побежит за новым телом. Кстати, не думай, что ты сможешь вернуться к южуал жизни. Скоро главврач той клиники всем разверещит о своем прорыве в науке, и тебя факнут сразу.
К концу речи Нина едва улавливает, о чем говорит Элиза, и видимо это отражается на лице, потому что та смущенно кривится:
– Прости. Забываю, что между нами социальная пропасть в пятьдесят лет. Постараюсь говорить по-человечески, – она уже разворачивается, чтобы идти дальше, но Нина ловит ее за руку:
– Послушай. Я понимаю, это все… неправильно, – нужное слово тяжело подобрать. – И я понимаю, что моя жизнь будет иной. Ведь на самом деле она закончилась много лет назад, оборвалась, когда меня столкнули вот… с этой… лестницы… – Нина замедляется и в ступоре смотрит на крутую лестницу с лакированными ступенями шоколадного цвета.
Момент смерти врывается в память оглушающим выстрелом. Нина наяву ощущает, как кто-то толкает ее в спину, между лопаток, ноги подкашиваются, и она летит вниз… Удар, еще один, боль, боль, боль…
– Баста! – Элиза поднимает руки вверх. Ее глаза широко раскрыты, и от ужаса кровь сбегает с лица. – Тебя убили? Здесь? – она оглядывается на лестницу. –Скабрезный черт! Ой, прости!
Повисает напряженная тишина, из-за которой на Нину вновь наваливается мигрень. Это уже слишком. Новый мир, новое тело, новая жизнь, но вот прошлое никто не отменял. Она здесь чужая. И она хочет домой.
Один, два, три, четыре, пять… Напряжение постепенно отпускает.
– А ты помнишь кто тебя убил?
Элиза с любопытством вглядывается в Нину. Мурашки бегут по рукам, волоски встают дыбом, потому что чем дольше она общается сЭлизой, тем больше замечает сходств. Маленькая родинка возле левого уголка рта, припухлость верхней губы, разрез глаз, их цвет… Жизнь продолжалась даже после смерти Нины. И в итоге получилась Элиза, ее внучатая племянница, которая сойдет за ее ровесницу. Лишнее доказательство того, что Нина– ошибка.
–Нет, – шепчет она. – Но хотела бы знать.
– Да, вот так нежданчик. Дед всегда говорил, что ты трагически погибла–сломала шею, упав с лестницы. Он первый нашел твое тело, – к Элизе возвращается безмятежность, и она подхватывает Нину за руку, после чего тащит наверх. – Знаешь, я, если честно, не воспринимаю тебя, как двоюродную бабку. Ты просто девчонка, которая теперь будет жить с намии выглядит слишком потерянной и запуганной для киборга.
Они останавливаются посреди коридора, устланного изумрудным ковром. На стенах висят семейные портреты, и на одной слегка пожелтевшей от времени фотографии Нина замечает себя. Вот она, с ее недостатками: секущиеся волосы, светлые отросшие корни волос, веснушки от солнца.
– Как будто не уходила, правда? – восхищенно шепчет Элиза.Она видимо не замечает никаких различий между той и нынешней Ниной.
– Послушай, получается твой дед –мой брат?
На фотографии Нину обнимает высокий темноволосый парень. А сейчас ему семьдесят лет.
– Ну, да… – энтузиазм Элизы исчезает.
– А кто еще там будет? В зале.
– Только дед и Людмила Ивановна. Она вроде как твоя лучшая подруга была. Больше никого нет. Мои родители, они… погибли.
Нину пробирает дрожь. Удивительно, как работает человеческий мозг в теле робота. Он полностью синхронизирован с ним и посылает импульсы даже в кончики пальцев.Почему врач не подправил его и не убрал у Нины агрессию, которую сдерживать становится все труднее и труднее? Один, два, три… Нина сжимает и разжимает пальцы. … Четыре, пять, шесть… Брак человеческого мозга – вот что это такое. И даже медицина будущего бессильна перед ним.
– Сожалею.
– Угу, – мрачно кивает Элиза. – Два флаймоба столкнулись. Техническая ошибка. Мне было пятнадцать. С тех пор я уже два года живу с дедом, но даже не знаю, что лучше: приют или дед-опекун?
– Что ты хочешь сказать? – Нине никак не совместить в голове два образа: брат –молодой, задорный Денис и… старый дед?
Она переводит взгляд на другую фотографию в серебряной оправе: на ней «дед» ловит рыбу и лихо закидывает удочку в реку. Снимок напоминает живое фото, которые делали на телефоне в ее времена. Только это был не смартфон, а тонкий экран, почти как бумага, а на нем–пять секунд из жизни человека. В профилепожилого мужчины угадываются черты Дениса, но больше ничего не напоминает о нем. Седая копна волос, острая ухоженная бородка. Чужой человек. А ведь для Нины еще вчера он был молодым.
–Долго рассказывать, – хмурится Элиза. – Пошли, мы и так слишком долго идем. Дед, наверное, весь извелся.
Она толкает соседнюю дверь и с радостным кличем заходит внутрь:
– Представляю вашему вниманию Нину! Девушка, которая вернулась с того света!
В зале светло, и когда Нина переступает порог, кажется, что она снова дома. Здесь нет ни живых фотографий, ни медсестер с одинаковыми лицами, ни флаймобов. В гостиной приветливо горит камин, мягкие ретро-кресла приглашают в них сесть, а кофейный столик накрыт кружевными салфетками и засервирован изогнутыми чашками с чаем.
Фарс Элизы никого не впечатляет. Две пары глаз неотрывно глядят на Нину, и от пристального внимания ей становится не по себе. Первой приходит в себя пожилая женщина в длинном платье блекло-желтого цвета, который невыгодно подчеркивает пергаметность ее кожи.
–Божечки мои, – знакомое выражение из уст старухи режет уши. – Нинуля, это и правда ты…
– Люся?
– Ой! – Людмила стаскивает с седой головы широкополую шляпу, и в ее голубых глазах замирают слезы.Время не убило любви Люси к экстравагантным нарядам.
Нина падает в свободное кресло. Нет, этого не может быть. Дурной сон не иначе…
– Ниночка! – опираясь на трость, на ноги поднимается мужчина, которого она уже видела на фотографии. – Я не верю, что получилось. До последнего боялся, все ждал звонка, что… ничего не вышло. Но вот ты здесь.
Прихрамывая, он подходит к Нине и отбрасывает трость. Раскрывает объятия, и она не выдерживает. Кидается ему на шею и, наконец, дает волю слезам. Она дома, она все-таки дома. Спустя пятьдесят лет.
***
***
…Помнишь, накануне твоей… твоего ухода мы поругались? Я обвинила тебя, что ты увела у меня парня. Такая дура была! Из-за мужика ругаться, а ведь он тем еще мудаком оказался. Прости меня, Нинуля…
…Когда я нашел тебя возле лестницы… не мог поверить, что тебя больше нет. Родители были подавлены, мать так и не оправилась, а отец… Он стал носиться с этой идеей насчет заморозки мозга и сделал все в тайне от нас, потому что мама была против. Ты же знаешь, она была богобоязненной женщиной. Жаль, что они не дожили до этих дней….
Они долго говорили, уже давно стемнело, когда Нину, наконец, провели в спальню. Ее комната, ее прежняя комната изменилась. Исчезли книги, картины, занавески сменились на современные экраны, которые показывают за окном море, леса, все, что угодно, только не тоскливые серые дома в старой части города. Односпальная кровать в углу стоит не на ножках, а парит в воздухе.Покрывало скользит под пальцами теплым плюшем.
– Теперь здесь я живу, но мы решили, что тебе будет комфортнее в своей старой комнате, пусть обстановка и стала современнее, –Элиза хмыкает. – Я поживу в гостевой.
– Да, знаешь, мне уже не важно, – Нина садится на кровать и поддается странному порыву зарыться головой в подушку.
– Не, не, так решил дед. Его лучше не злить. Слушай, –Элиза падает на большой мягкий шар вместо кресла и утопает в нем. – Ты не вспомнила, кто тебя убил? Может дед знает или…
– Люся.
– Что? – опешиваетЭлиза.
– Думаю, что Люся могла меня толкнуть с лестницы. Она была в тот день в гостях, и мы поссорились, потому что ее парень сказал ей, будто встречается со мной. Она поверила ему, но не мне, – Нина сжимается калачиком. Кажется, что все было вчера, но нет. Прошло много, много лет.
Злость сжимается в груди тугим огненным шаром. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Вдох-выдох.
– Вот скабрезность! – ругается Элиза.
– Что?
– Ну, плохи дела, короче, – она смущенно чешет затылок.
Нина выдыхает и засовывает под подушку руку. Пальцы натыкаются на холодный металл.
– Что это? – она вытаскивает на свет маленький серебристый пистолет, который идеально ложится в женскую руку.
– А, это… Последние полгода мне спится только с ним. Но оставь его под подушкой, думаю, сегодня он мне не понадобится, –Элиза быстро встает и подходит к двери. Нервно выглядывает в коридор, затем бросает взгляд на Нину. – Не говори деду.
– Постой. Зачем он тебе? Ты боишься Дениса?
Элиза только поджимает губы и съеживается:
– Ты не знаешь на что он способен. Прости, я… Бай, короче, – и она растворяется в темноте коридора.
Нина вытягивается на постели и пялится в потолок. На нем загораются звезды, планеты, целая вселенная. Она видит землю, маленькую, круглую, одинокую и чувствует себя такой же. Слишком много, слишком тяжело, слишком…
Глаза смыкаются, и Нина вновь в прошлом. В своей предыдущей жизни. Ее толкают в спину, и она летит по лестнице вниз. Удар, боль… Говорят, после смерти мозг еще живет несколько секунд, и этого крохотного времени хватает, чтобы увидеть, как над ней наклоняется молодой Денис и злорадно улыбается.
– Сдохни, тварь, – шепчут его губы.
Нина с криком просыпается. Ее трясет, по вискам течет пот, а руки дрожат. Нет, нет, нет! Родной брат! Нет!
Один, два, три…
Нина берет пистолет и выходит из спальни. Комната брата находится в другом конце коридора.
…четыре, пять…
Она толкает дверь. Денис еще не спит, он сидит на старой кровати, зарывшись в старые фотоальбомы. Поднимает на Нину выцветвшие от старости зеленые глаза.
…шесть, семь, восемь…
– Почему ты убил меня? – выдыхает Нина.
Она больше не может сдерживать себя. Злость бьет фонтаном из ее израненной души, которой у нее теперь нет. Зато есть мозг, и он истекает кровью. Нина направляет на брата пистолет.
– Наследство, – тонкими губами отвечает Денис. – Отец хотел лишить меня наследства и переписать все на тебя. Я думал, врач стер тебе память…
…девять, десять.
– Нет. У него не получилось.
Она стреляет брату прямо в мозг. Чтобы его не смогли воскресить, как ее. Чтобы он умер. Навсегда.
***
Игорь Михайлович барабанит пальцами по столу, раздражая Дениса Швецова. Тот хмурится, глядит на экран, где они просмотрели очередную модуляцию, созданную подсознанием Нины на основе тех фактов и фотографий, которые загрузили в ее мозг.
– В этот раз она застрелила вас, а не Людмилу. Прогресс, – он пытается приободрить клиента, но получает лишь гневный взгляд.
Картина на прозрачном экране меркнет,справа вновь мельтешат показатели состояния Нины, и они видят за стеклом мирно спящую девушку.
– А можно сделать так, чтобы она никого не убила?! – рычит Денис.
– Все дело в ее смерти. Мозг Нины отказывается признавать, что она умерла по столь глупой случайности, и она ищет виновного. Но главное – модуляция развивается по разным сюжетам, а значит есть шанс, что однажды она воспримет все правильно.
– Я просто хочу воскресить свою сестру и пообщаться с ней еще раз перед смертью, – Денис трет глаза и устало встает, опираясь на трость. – Знаете, как тяжело смотреть ваши фильмы с участием Нины и знать, что если я ее оживлю, все закончится вот так?! Почему она видит во мне врага?
– Потому что ее мозг успел зафиксировать ваше лицо перед смертью. Да, ваш отец среагировал быстро. Мозг извлекли из тела и заморозили, он еще жизнеспособен, но возможно технологии того времени не позволяли сделать все правильно. К тому же, у Нины психическое расстройство, она вспыльчива и агрессивна. И мир настолько изменился, что она не успевает все усвоить и переварить, не потеряв контроль.
– Вы обещали, что оживите ее! – кричит Денис и тростью стучит по полу.
Игорь Михайлович раздраженно хмурится:
– Я это и сделал. Но я предупреждал, что будут последствия. Я ведь не бог.
Денис разворачивается к двери и глухо бросает перед уходом:
– Ищите способ избежать ваших чертовых последствий. Иначе придется…, – он судорожно вздыхает. – В конце концов, я плачу деньги. И я хочу получить чудо.