Розовый Дождь

Skyrider

РОЗОВЫЙ ДОЖДЬ

Интерлюдия. Император

В последнее время мне часто снится мир, каким он был в далеком прошлом, во времена моей юности. Как вживую, я вновь вижу сочные изумрудные луга и аккуратно постриженые фруктовые деревья садовых рощ, бескрайние леса, больше напоминающие благоустроенные городские парки, и множество рек, словно кровеносные сосуды, перегоняющие из одного конца континента в другой потоки свежей, прозрачной как горный хрусталь воды. Я вновь вижу многолюдные города, которые ни за что не отличишь друг от друга — так они похожи друг на друга — , аккуратные черепичные крыши и кирпичные ограды домов, беззаботные толпы обывателей, работающих не до усталости, даже не подозревающих, что такое опасность, голод или старческая немощь.

Целестия…  Благословенная страна, обетованный край блаженства и покоя! Страна, где лето никогда не сменяется зимой, где дожди выпадают как по заказу, в лесах которой ты не найдешь ни одного хищного зверя. Миллионы квадратных миль ухоженных пашен, пастбищ, лугов, лесов и садов. Миллионы счастливых обитателей, не знающих что такое нужда, болезни, голод. Тысячи ничем не отличимых друг от друга городов. Пятьдесят королевств, спаянных, как пластины кольчуги, в единое Содружество под сенью могучего Авалона…

Когда я думаю о том, как жили тогда люди, первое, что приходит мне в голову — это дети. Ведь дети, пожалуй, единственные существа, которые воспринимают все имеющееся у них, как данность, как само собой разумеющееся, совершенно не подозревая, что все те блага, что у них есть, кто-то потрудился произвести, заработать, а, может быть, даже украсть. Ну, а если кто-то тебе эти блага дал, значит, ты уже от него зависим, значит, ты не свободен. Ребенок всегда зависим от своих родителей, даже если это самые лучшие родители в мире, даже если он сам об этом не подозревает.

Так жили тогда все обитатели Благословенной Страны. Жили в свое удовольствие, не замечая оков на своих руках и ногах, считая их просто ювелирными украшениями. И ведь и в самом деле — оковы наши были сделаны из чистого золота…

Имея вот уже почти полувековой опыт управления Империей, я могу сказать, что самая крепкая власть — эта та власть, о которой ты не подозреваешь. Так правили всем человечеством, ловко и умело, Небесные Владычицы. И лишь немногие тогда знали правду. Но даже из тех, кто знал о ней, лишь единицы могли желать иной доли.

Сейчас, когда прошло вот уже почти полвека, как минула Эра Порядка и Процветания, меня часто просят написать о том, что было тогда — каким был мир до того, как на него пролился Розовый Дождь. Да и сам я давал себе обет рассказать о том, что происходило со мной и с другими участниками мировой драмы в те смутные времена, на переломе Эпох. Но раньше на моих плечах невыносимым грузом лежало много неотложных государственных дел, и я никак не мог заставить себя взяться за перо. Сейчас, когда всем заправляют уже мои внуки и правнуки, я все же решил заставить себя выполнить обещанное, чтобы написать то, что должен. И, кто знает, может быть тогда эти сны оставят меня, наконец, в покое?

Писано в лето пятьдесят второе от начала Эры Императора.

КНИГА ПЕРВАЯ

ОТВЕРЖЕННЫЕ

Пролог

Пылающие небеса

1.

Огненный смерч как всегда обрушился словно из ниоткуда. Ревущие, воющие, охающие звуки, от которых закладывало уши, от которых хотелось, крепко-накрепко обхватив голову ладонями, бежать без оглядки, зарыться поглубже в землю или вообще перестать существовать, вскоре обрели форму пылающих как стога сена огненных шаров, которые то тут, то там разрывались с такой силой, что вековые дубы переламывались как щепки, а ещё влажная, терпко пахнущая древесина от поистине адского жара мгновенно вспыхивала, как высохшая былинка.

Лес горел уже повсюду, грозя поглотить весь лагерь. Полуодетые люди выскакивали из охваченных пламенем палаток, на ходу сталкиваясь друг с другом, осыпая друг друга ругательствами и совершенно не обращая внимания на тех несчастных, кого постигла ужасная участь превратиться в живой, пылающий факел. Десятки таких — извивающихся, как полураздавленные черви, воющих, как поросята на бойне, — ни одна милосердная рука не захотела прикончить. Никому до них не было дела. Каждый хотел только одного — выйти за пределы огненного смерча, спастись самому.

Хаоса и беспорядка как всегда добавили лошади. Обезумевшие животные скидывали всадников, рвали уздечки, оглашая лес неистовым ржанием, затаптывали раненых. Где-то перевернулась телега — возница ругался на чем свет стоит, придавленный ею к земле. Но на него никто уже не обращал внимания.

Огненные снаряды падали все чаще, все ближе подбираясь к сердцевине лагеря — обители «черных» — , отгороженной от всех остальных бревенчатым частоколом, на заострённых вершинах которых красовались человеческие — и не только — черепа, неизменно испускающие из своих унылых пустых глазниц пучки зеленовато-белесого мертвенного света.

Но внутри цитадели как раз и не наблюдалось ни следа паники. Несколько десятков мужчин в черных одеяниях и непроницаемых черных металлических масках, наглухо скрывавших лица, быстро, но без панической торопливости, образовывали магический круг вокруг его стен. Слова заклинаний, произносимых ими, вряд ли кто мог расслышать и в обычное время, а сейчас, в этом сплошном огненном аду ревущего пламени и криков боли, страха и ужаса, — и подавно.

Можно было видеть лишь как они мерно раскачиваются в такт мелодичным напевам с таким видом совершенного безразличия ко всему происходящему, как будто вокруг совершенно ничего не происходит. Но так мог подумать лишь невежда. Всем известно, что «черные», даже погруженные в самый глубокий транс, продолжают видеть все происходящее лучше самого внимательного наблюдателя — «умным», магическим зрением. А вскоре стал очевиден и результат их усилий. Пламя, ревущее как стая голодных драконов, внезапно остановилось, словно наткнувшись на невидимую стену, и подалось назад, охватывая ещё недоеденные островки зеленого леса. Ни дать, ни взять морская волна, разбившаяся о каменный мол.

Но это было только начало сражения.

Внутри лагеря уже вовсю пели серебряные трубы, выбивали дробь барабаны. Тысячи рук выхватывали из стоек оружие, тысячи ног пришпоривали лошадей. Разорённый муравейник обретал утраченный было порядок. Хаотическое движение сменилось движением упорядоченным, бодрые звуки заговоренных музыкальных инструментов развеяли панику в сердцах людей также легко, как магический ветер — наступающее пламя. И вот уже вместо криков и стонов тысячи глоток лающими голосами выкликивают «песнь ненависти», испытывая только одно желание — разорвать, уничтожить, растоптать того, кто осмелился совершить это дерзкое нападение.

Снаружи лагеря тем временем все стихло, остался лишь гул угасающего пламени, треск разламывающихся от жара стволов деревьев и камней. Несмотря на глубокую ночь, от пылающего зарева было светло, как днем.

Сколько будет остывать лес? Не меньше чем двое-трое суток. Но у подвергшихся ночному обстрелу было другое мнение. Так долго ждать они не могли.

Внезапно, как по команде, со стороны лагеря подул сильный холодный и влажный ветер, словно огромный язык циклопического невидимого существа слизывая остатки пламени, а вслед за ним, по дюнам из серого, ещё теплого пепла, хлынула стальной змеей конница. У каждого всадника за спиной располагался лучник, а также длинный шест с флагом, на котором трепетал фамильный герб. А вслед за ними со стороны лагеря вверх взметнулись какие-то тени, на миг закрыв луну и звезды.

С высоты птичьего полета все окружающее выглядело площадкой для игры в солдатики. Выгоревшая часть леса неровной черной кляксой виднелась внизу, оскверняя океан девственной зелени, словно уродливое пятно на ткани роскошного костюма. Вдали можно было различить темную ленту реки, в водах которой поблескивали звезды. Ещё дальше начиналось лесистое всхолмье. Туда в первую очередь устремились крылатые наездники, судя по всему именно оттуда стреляли.

И в самом деле, стоило только подлететь им поближе, как целый рой огненных стрел, со свистом прорезая воздух, устремился им навстречу. На ночном небе одновременно распустились несколько десятков багрово-алых цветов, а вслед за ними, запаздывая, послышался оглушительный грохот разрывов, от которых закладывало в ушах. Шипение и свист раскаленных добела осколков — и вот уже несколько темных крыланов вспыхнули и, шипя как ракеты из праздничного фейерверка, рухнули прямо в воду, всего в нескольких десятков шагов от моста, по которому уже отбивали звонкий марш ярости сотни подкованных копыт.

Впрочем, и здесь не обошлось без неожиданностей. Передовые всадники едва успели затормозить — почти в самой середине моста произошел взрыв, однако напиравшие сзади силой инерции вытолкнули впереди стоящих прямо в разлом — и вот уже множество закованных в броню воинов камнем пошли ко дну, исключая тех, кто сумел удержаться на спинах своих коней. Из прибрежных кустов раздались торжествующие вопли — и тяжелые свинцовые пули раскаленным градом полетели навстречу нападавшим. Те смешались, подались назад. Чтобы не быть раздавленными в толпе, пехотинцы спрыгивали с моста в воду — их доспехи были не так тяжелы. Но по ним уже прицельно стреляли с берега — огненные цветы в воздухе позволяли увидеть — куда.

Между тем битва в воздухе только разгоралась. Подлетев поближе к холму, со спин уцелевших черных крыланов — что-то вроде гигантской летучей мыши с мордой очень большого крокодила — всадники уже могли различить располагавшиеся на вершине огневые точки. Собственно, что они из себя представляли, видно ещё не было. Зато отчетливо можно было заметить, как из определенных мест — густо покрытых зеленью — вспыхивали огненные молнии.

Именно туда хищно спикировало передовое звено черных крыланов, сложив крылья на манер ястребов, завидевших на земле добычу. Потеряв ещё несколько сбитыми и заживо согревшими, они бреющим полетом пронеслись над вершиной, пока всадники сбрасывали вниз какие-то черные круглые предметы. Черные мячи, бесшумно упав на поверхность или зацепившись за ветви, стволы деревьев, начинали стремительно набухать, а потом, достигнув объема примерно с трехэтажный дом, с треском лопаться. Из вязкой черной зловонной слизи на свет выползали странные существа — размером почти с тигра, закрытые блестящей хитиновой броней крабопауки и ракоскорпионы, а также Создатель знает какие ещё противоестественные уроды. Учуяв добычу, они бросились в заросли и вскоре лес огласился воем попавшихся в их хищные жвалы и клешни невидимых врагов.

Впрочем, на реке битва тоже была в самом разгаре. Кому-то из всадников и пехотинцев удалось догрести до противоположного берега — благо, река была хоть и глубока, но с характерным для равнинной реки медленным течением — и мечами и кинжалами расчистить небольшой песчаный выступ. Под градом раскаленных свинцовых пуль они несли большие потери, но с каждым разом к мысу прибывали пополнения — уже на грубо сколоченных плотах. А когда до места добрался один из «черных», точность стрельбы заметно снизилась, а сплошная стена из стальных копий с исступленным бешеным воем перешла в наступление.

Бой прекратился также внезапно, как и начался. Просто в какой-то момент все стихло. Карлики (а судя по оставшимся на поле брани трупам, это были они), всегда исчезли также тихо и незаметно, как и появлялись. Попрятались в подземных норах, расположение которых знали только они сами, оставив только изуродованные тела павших и потрясающие воображения остовы диковинных металлических орудий, из которых вели стрельбу. Очередное безымянное сражение в этой Создателем забытой глуши закончилось вничью.

В этих лесах карлики уже не раз устраивали свои совершенно неожиданные засады — которые так характерны для этого хитрого и подлого народца! — , каждый раз ловко избегая заслуженной расплаты. Найти проход в их подземное царство, из которого они каждый раз появлялись, до сих пор не удавалось даже с помощью магии «черных».

Будучи на первый взгляд такими неуклюжими со своими короткими, кривыми волосатыми ножками и пухленькими брюшками, карлики были на удивление ловкими и шустрыми, когда убегали от преследователя в знакомой им местности. Считается, что тут не обходилось без магии. Хотя карлики обожали строить самые разные технические штуковины, вроде огнестрельных орудий, начиненных искусственным драконьим огнем разрывных снарядов, механических летательных драконов или бурильных установок, они не пренебрегали и магией. Поговаривали, что карлику достаточно вырвать один волосок из своей густой и длинной бороды, чтобы стать невидимым, бесшумным, а вдобавок приобрести недюжинную скорость. Даже быстрые и ловкие в преследовании добычи крабопауки и ракоскорпионы не могут угнаться за ними и на плечах ворваться в их подземные владения.

Но даже если бы им это и удалось сделать, война в бесконечных лабиринтах Подземья продлилась бы много лет. Заминированные тоннели, тупики, коварные ловушки, а также множество превосходных воинов верхом на причудливых обитателях подземного мира и хитроумных машинах — все это делало их страну практически неприступной крепостью. Впрочем, завоевание Подземья и не представлялось целесообразным, потому что ключ к победе в этой войне был не внизу, в мрачных туннелях хитроумного народца, а наверху, за пеленой зловеще черных этой ночью облаков — в розовой стране тех, кто претендует на владычество в Целестии.

2.

Но вот тишина предрассветных сумерек, нарушаемая только редкими стонами раненых и умирающих, разорвалась радостными воплями, гоготом и возбужденным гомоном. На вершине только что взятого безымянного холма происходило явно что-то примечательное.

За кругом из больших камней, искусно замаскированных ветками и охапками травы, располагался, по-видимому, вражеский командный пункт. Об этом говорил круглый обсидиановый стол-тележка, с вделанным посредине круглым хрустальным шаром-визатором, при помощи которого опытный маг мог обозревать своим мысленным взором окружающее пространство.

Судя по всему, здесь ещё совсем недавно кипела короткая и отчаянная схватка. Отрубленные, ещё шевелящиеся черные щупальца, клешни и жвала, источающие на редкость отвратительный смрад, растерзанные, опутанные липкой мерзкой паутиной тела дюжины карликов, зазубренные топоры и сломанные алебарды.

Но не эта привычная для бывалых воинов картина смерти так развеселила патрульных.

У одного из камней, опутанная липкой гадостью, билась, как бабочка, попавшая в коварные паучьи сети, какая-то хрупкая и тоненькая фигурка. Толком рассмотреть, что это такое, было нельзя из-за слепящего радужного света, исходившего от неё. Именно этот свет доводил до исступления двоих мохнатых, как медведей, крабопауков, пугливо пятившихся назад, но в то же время не в силах оставить намерение разделаться до конца с пойманной в их сети добычей — эти чудовища удивительно ловко и метко выстреливают свои липкие и невероятно крепкие нити на расстояние до трех сотен шагов. Само же существо тщетно пыталось взлететь в воздух на одном крыле — второе было намертво склеено паучьим клеем — , равно как и дотянутся до волшебной палочки, лежащей у столика с кристаллом. Тот же самый клей накрепко удерживал её возле камня.

Грубые солдафоны, ещё не остывшие от жаркого ночного боя, вовсю наслаждались неожиданно подвернувшимся им развлечением. Лагерная жизнь — увы! — не слишком разнообразна, а увольнительных они не видели уже шестой месяц.

— А ну-ка, ребята, давайте-ка поближе посмотрим, что за рыбка попала в наши сети!

С этими словами несколько парней осторожно подобрались поближе к радужной фигурке, но только один из них запустил куда надо руки.

— Ого, парни, да это ж баба!

Взрыв восторженного гогота, однако, вскоре сменился криками ужаса и боли. Увязнув в паутине, чересчур любопытный солдат стал добычей сразу обоих крабопауков. Его товарищи, похватав оружие бросились спасать несчастного. Когда наконец, после довольно продолжительной схватки, разрубленные, но ещё судорожно дергающиеся тела чудовищ были с отвращением низвергнуты с холма, солдаты получили ещё один повод для веселья.

— Смотрите, смотрите, а-ха-ха! Рой превратился в дохлого клоуна!

Спелёнатый в кокон как младенец, его молочно-бледное, опухшее лицо с остекленевшими глазами и удивленно открытым ртом действительно напоминало чем-то изуродованную детскую игрушку.

Однако вволю посмеяться им и на этот раз не дали. Порыв ветра разметал в стороны сухие ветки и листья, и огромный черный крылан приземлился прямо в центре площадки. Сложив кожистые крылья таким образом, что всадник смог спуститься по ним со спины, он покорно затих — что представлялось совершенно невероятным, надо сказать, при его росте и силе.

При появлении черного человека в маске веселье само собой прекратилось. Солдаты встали по стойке «смирно», но тот даже не обратил на них внимания. Казалось, он целиком был поглощен представшим его взору зрелищем. Затем, подойдя к столу, он заметил потерянную палочку, внимательно её осмотрел и покачал головой. Радужная фигурка перестала двигаться, застыв в немом ожидании решения своей судьбы.

— Тебе все равно не вырваться из паутины без усилителя, — наконец, произнес «черный». — Сдавайся, и я гарантирую тебе жизнь.

В ответ на его слова из кокона радужного света донесся удивительно мягкий, тонкий и чистый голосок, настолько музыкальный, что могло показаться, что существо поет, а не говорит, и настолько сладкий, что всякий, слушающий этот голос, готов слушать его вечно.

При первых же звуках этого необыкновенного, чарующего голоса солдаты пришли в замешательство — чувство всепоглощающего благоговения и восхищения перед носительницей такого прекрасного голоса заполнило их грубые ожесточенные сердца.

— Тот, кто дает такие серьезные обещания, не скрывает своего лица под маской, — услышали они. — Да и потом, где гарантия, что, сохранив свою жизнь, я не потеряю нечто гораздо более важное, чем она?

— Не потеряешь, — послышался глухой ответ.

— Но даже если это и так, возможно, тот, кто является твоим господином, милейший, не разделит твоих благих намерений.

— Нет никого во всем мире, кто был бы выше меня, фея. Я сам себе господин! — с этими словами «черный» снял маску и взорам всех присутствующих открылось хорошо известное лицо, чей профиль каждый день можно было увидеть на монетах и воинских штандартах.

— В таком случае, я сдаюсь, — после некоторой паузы с оттенком легкой грусти выдохнул голос.

Радужное сияние постепенно угасло и на месте искрящегося шара оказалась совсем юная хрупкая девушка в белоснежной тунике, украшенной рисунком с изображением пчелы угрожающе выставившей жало.

Вскоре крылан уже нес воина в черном и его прекрасную пленницу по направлению к лагерю. Девушка сидела впереди него, держась тоненькими ручками за кожистую складку на шее чудовища и с видимым любопытством рассматривала то, что творилось внизу. Врожденное острое зрение существа, усиленное немалыми магическими способностями, позволяли увидеть происходящее в деталях.

Цепи солдат с факелами, сверху казавшимися россыпью рыжих звезд на темном небосклоне, обшаривали округу в, как всегда, тщетных поисках нор, в которых скрылись враги. Другие на носилках относили тела убитых к реке, где над ними колдовали фигуры в черном. Третьи приступили к починке взорванного моста, чтобы солдаты могли переправиться обратно. Больше всего внимание феи привлекло то, что происходило с мертвецами. После некоторых манипуляций чернокнижников, те начинали судорожно подергиваться, а затем вставать, постепенно образуя стройную и, надо сказать, довольно жуткую колонну, готовящуюся, по-видимому, после починки моста протопать в лагерь.

Всецело поглощенная зрелищем внизу, девушка как будто и не замечала такого же пристального внимания к своей особе. Воздушная материя туники плотно облегала тело, в точности повторяя его восхитительные формы, не скрывая ни одной возбуждающей воображение черты. Золотистые волны волос, ниспадавших на плечи, излучали мягкое свечение в темноте. Влажный блеск глаз, полных, словно рожденных для поцелуев, губ, ну, и, в дополнении ко всему, ни с чем не сравнимый сладковато-медовый аромат, источаемый каждой порой её слегка розоватой бархатной кожи — все это, пожалуй, смогло бы свести с ума любого мужчину!

«Это тело словно создано для любви», — пронеслось в голове воина. — «Как же такое существо способно воевать, сеять разрушение и смерть?» — словно одна морская волна нагнала другую, возникла в его голове следующая мысль.

Совершенно бессознательно одной рукой он прикоснулся к осиной таллии прекрасной пленницы. Что-то мягкое, теплое, нежное затрепетало под его холодными пальцами. Ему на миг показалось, что он услышал легкий полувздох и ответное движение…

Впрочем, крылан уже начал снижение и пришлось сосредоточиться на посадке.

3.

— Прошу проследовать в мои скромные владения, — хрипло выдохнул воин. — Они не рассчитаны, конечно, на таких гостей, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя как можно уютнее.

Ему действительно было стыдно за эти, впервые показавшиеся ему нелепыми, черепа на вершине частокола, за эти черные шатры с вышитыми на них хищными мордами чудовищ, за уродливую тварь, что скулила у его плеча, изрыгая волны нестерпимого зловония из клыкастой пасти, от вида уныло плетущейся колонны оживших мертвецов, входящей через открытые ворота лагерной цитадели. Он сам себя не узнавал, но ему было стыдно.

Наоборот, любопытные глазки прекрасной гостьи, казалось, не упускали из виду ничего, с жадностью пленника, только что выпущенного на свободу, наблюдавшие за всем, происходящим вокруг. Она с видимой неохотой нырнула в открывшееся чрево самого большого шатра, стоявшего на отдалении от остальных.

Внутреннее убранство помещения оказалось намного более привлекательным, чем снаружи, демонстрируя одновременно солдатскую аскетичность и немалый вкус. Примитивная раскладная походная кровать была застелена шелковым бельем с причудливым орнаментом. Все пространство шатра разделялось на несколько «комнат», отделенных друг от друга ложными стенами, роль которых выполняли шпалеры с полотнами, имитирующими гобелены, расшитыми сценами охоты на самых причудливых существ, сценами войны и придворного быта, по-видимому, хорошо знакомого хозяину шатра. Черный, эбенового дерева стол украшали изящные статуэтки из слоновой кости, а несколько шкафов были буквально забиты самыми разнообразными книгами в роскошных кожаных переплетах. Пол шатра был устлан мягким ковром с густым ворсом, ласкающим ноги, а тускло горящая под самым куполом ароматическая палочка источала приятный запах свежей хвои.

Войдя в такие покои, можно было поразиться, насколько они контрастировали с этим ужасным лагерем. Войдя сюда, мысли о войне, крови и страданиях уходили прочь. Можно было подумать, что ты находишься в покоях какого-нибудь аристократа, совершающего длительную прогулку по своим лесным угодьям, а не в лагере чернокнижника.

— Очень мило, Ваше Высочество, очень мило, — похвалила ночная гостья. — Я вижу, несмотря на весь этот кошмар, Вы не утратили поистине королевского вкуса.

— Хотите вина? Поесть?

— От вина не откажусь, — лукаво улыбнулась пленница и буквально упала на мягкие подушки, рассыпанные по ковру. — Умираю от усталости!

Раздевшись, он направился к шкафу. Резко пахнуло потом, грязными ногами и мокрой кожей. Фея брезгливо поморщила носик, но ничего не сказала.

Вскоре из-за шпалеры показался её господин. На этот раз фее удалось внимательно рассмотреть его внешний вид, более не скрытый излишней одеждой. Высокий и широкоплечий, казалось, состоящий из одних мускулов мужчина, его фигуре, тем не менее, не хватало тех пропорций, которые разительно отличают людей подлинно благородных от тех, кто ими является, если угодно, только по титулу. Сейчас, сняв с себя величественный плащ, шлем с маской, кирасу, он уже не казался таким статным, как при первой встрече. Некоторая сутулость плеч, излишняя широта туловища, короткие — хотя и мускулистые — ноги придавали ему сходство скорее с дровосеком или конюхом, чем с лицом королевского происхождения. То же самое касалось лица — слишком широкое для аристократа, борода лопатой, нос-картошка, слишком уж низкий лоб и немного оттопыренные уши, наверное, разочаровали не одну женщину. А вдобавок ещё этот непонятный цвет волос — огненно-рыжий! Разве бывают на свете рыжие и бородатые принцы?

Впрочем, такое впечатление возникало только у того, кто смотрел на него только глазами. Умный и смелый взгляд его желтовато-зеленых глаз, галантные манеры и правильная речь выдавали человека благородного происхождения даже несмотря на внешний вид простолюдина.

Фея невольно залюбовалась тем, как он необыкновенно изящно разливал по серебряным кубкам терпко пахнущее вино, как раскладывал на серебряном блюде мясо, сыр, засахаренные фрукты.

«Что же толкнуло этого человека на сторону зла?» — недоуменно подумала она — и её высокий умный лоб прорезала еле заметная, неприятная складка. — «Что заставляет его вот уже какой год служить причиной самых жутких страданий для обитателей всей Нижней Целестии»?

— Позвольте и мне оказать Вам, Ваше Высочество, ответную услугу, — бархатным голоском пропела она.

Не дожидаясь ответа, она извлекла из кармашка пояса крохотный пузырек и, молчаливым жестом указав принцу на подушки, начала втирать его содержимое в обнаженные ступни. По шатру разнеслось приторное благоухание только что распустившихся бутонов роз, ощущение свежести и мягкости охватило ноги принца, которое, вместе с кровью, поползло вверх, и вскоре усталость тяжелого дня и неспокойной ночи как рукой сняло.

— Ну, а теперь, думаю, пора выпить за Вашу блестящую победу, мой…  спаситель! — закончив, нежно пропела красавица. С этими словами она опустилась на мягкие подушки и взяла с маленького коротконогого столика, специально предназначенного для еды лежа, бокал.

Принц поперхнулся.

— В чем же тут победа, извольте? Нападавшие разбежались и попрятались в своих норах, как кролики. И вот в который раз я опять остался с носом!

— Неправда, милейший. Вы взяли в плен меня — ту, которая изводила все Ваше победоносное войско в этой глуши, и, вдобавок, спасли мою жизнь и честь от поругания, совершив колоссальную нравственную победу! Теперь, если Вы отпустите меня восвояси, я непременно донесу до слуха Их Премудрости — да будет благословенна она во веки веков! — о том, что Вы не кровожадное чудовище, а весьма милый молодой человек, который пока, по непонятным нам причинам, находится в сетях заблуждения и обмана…

Свою пышную тираду, с таким свойственным для своей расы пафосом, фея произнести до конца не успела, потому что её прервал приступ громкого хриплого смеха.

— Что, я что-то не так говорю? — удивилась девушка.

— Нет, ничего. Просто я настолько отвык от женского общества…  Не обращайте внимания.

Но повторить или продолжить свою речь фея не захотела. В желтоватых глазах принца мелькнул холодный хищный огонек.

— Скажите, Ваше Высочество, что заставило Вас, — тут она почему-то бросила взгляд на изящные фигурки из слоновой кости, стоявшие на столе, — развязать эту ужасную войну?

— Хотите сыграть? — не слишком заботясь о манерах, грубо перебил принц.

Не дожидаясь ответа, он принес фигурки и игровое поле со стола на ковер.

— Белые и черные…  Не правда ли, весьма символично? Вы — за белых, я — за черных, или хотите наоборот?

— Нет, — вздохнула фея.

Поле — Целестия в миниатюре: травянистые луга и густые леса, а посредине — катит свои воды в неизвестность, за пределы поля, широкая и полноводная река.

Фигурки представляют собой разных существ — реальных и магических, каждая из которых имеет определенные свойства — свои преимущества и недостатки, учет которых в игре позволяет игроку проявить в полной мере свои способности стратега. Поставленные на свои места, с началом игры фигурки таинственным образом оживают, двигаются, издают звуки, сражаются, умирают. Среди них можно увидеть и людских воинов в доспехах, и карликов со своими причудливыми машинами, и огнедышащих драконов, и оживших мертвецов, паукообразных чудовищ и даже прекрасных фей. Каждая фигурка удивительно точно похожа на свой оригинал, разумеется, за исключением размеров.

— Так Вы спросили, почему я играю за «черных»? — расставляя свои фигурки, задумчиво произнес принц. — Разве не видите сами? Место белых уже занято, а не играть я не могу, что ж мне тогда остается?

— Это только в том случае, — натянуто улыбнулась фея, — если Вы хотите командовать. Посмотрите, сколько фигур у белых! — она показалась на два десятка уже оживших, зашевелившихся фигур на своей стороне. — Вы можете занять любое место в строю! Лю-бо-е! Вам предоставлен абсолютно свободный выбор!

— Абсолютно свободный…  — криво усмехнулся принц. — В рамках заданного поля!

— Ну и что ж? — изящно пожала плечиками она. — Все мы находимся в рамках заданного! Я не выбирала родиться феей, Вы не выбирали родиться человеком, я не занимаю высоких постов в иерархии Сообщества, а кто-то мог бы позавидовать Вам, что не родился принцем…  Жизнь — это не маскарад, где каждый из нас выбирает свою роль, свою маску. Жизнь — это школа, куда мы приходим, чтобы получить урок и постараться усвоить его. Учителя дают нам знания и полезные навыки, которые мы можем приобрести лишь если проявим должное послушание и смирение!

— «Послушание и смирение»! — по лицу принца пробежала тень, а губы скривились, словно он съел ложку соли. — Вижу, в «ЖАЛЕ» Вам изрядно промыли мозги!

— Неправда! Ещё до поступления в «ЖАЛО» я согласилась с этими мыслями, очень и очень давно, когда деда твоего отца ещё не было на свете!

— Это ваше личное дело, прекрасная фея, с чем соглашаться, а с чем нет, — парировал принц. — Что касается меня, то я не собираюсь до гробовой доски быть лишь маленькой фигуркой в чужой игре, — тут он щелкнул пальцами по шлему широкоплечего рыцаря с гордо развевающимся стягом над головой, стоящего в первом ряду войск «белых», самой игрой обреченного сыграть скромную роль разменной фигуры. Тот обиженно погрозил человеку закованным в железо кулаком и что-то пропищал. — Поэтому я и выбрал сторону, оказавшуюся ещё не занятой.