Сергей Ронин
Короткие рассказы. Часть 1
Никакой романтики!
Хорошо проснуться летом на даче! Проснуться не от городской симфонии автомобильных гудков и криков детворы с площадки, а от свежего сквозняка в окно, ласкового утреннего солнца. Лежишь в кровати и вставать не хочется. Комнатка маленькая, кругом тряпье, барахло. От подушек медом пахнет – это дед мой пчеловод ими ульи утепляет. За окном куры кудахчут, где-то вдалеке корова мычит.
Полежу еще недолго. Если ухом к стене прислониться – будто скребется чего-то. Мышь, наверное, да и пускай, не жалко. Гляжу удочка в углу пылится. Встаю, подхожу к ней, осматриваю. Всё на месте: леска, крючок, поплавок. Паутину только стряхнуть и хоть сейчас на рыбалку.
Надеваю старенькие, не раз латаные резиновые сапоги и во двор выхожу: червя копать. Набрал с десятка два в консервную банку; прихватил ведро побольше, и в путь.
Дом мой на пригорке стоит. Сверху всю округу видно. Внизу необъятное поле с пшеницей; дальше река, а за ней лес.
Спускаюсь и напрямик через поле к реке выхожу. В траве под ногами кузнечики прыгают, над головой стрекозы жужжат. На том берегу обрывы песчаные. Приглядишься: в них дырочками все усеяно, а оттуда птички крохотные вылетают. Течение в реке сильное, но ничего, клевать лучше будет.
Навстречу рыбак идет. Сразу видно – знаток. Обут в новенькие болотные сапоги; в одной руке спиннинг с катушкой дорогущей; в другой ведро с уловом через край. Почтительно киваю рыбаку, и он мне в ответ. Ну, думаю, тоже наловлю. Чем я хуже?
Вода в реке чистая прозрачная, а рыбы не видать. Наверно притаилась: вон в той заводинке, в тине. Вроде бы плещется там чего-то. Туда иду.
Приминаю траву, червя на крючок, забрасываю. Слежу…
Битый час скучаю, не клюет. Приманка наверно паршивенькая. Привередливая рыба пошла: на червя не берет, зараза. Надо бы стоянку поменять, да только куда идти?
А вот и ребята местные: один коротышка конопатый, другой длинный и тощий как стручок гороховый. Сейчас спрошу у них: где местечко получше.
– Привет, молодежь! – махаю им, – где тут у вас клюет хорошо?
Не отвечают, хохочут.
– Чего смеетесь то?
– Нету тут рыбы, давно уже, – наконец отвечает конопатый.
– Куда ж подевалась?
– Переловили всю, – отвечает стручок.
– Сочиняй больше, – ухмыляюсь, вспоминая рыбака, – всю…
– Раньше много было. А как мужики электроудочками ловить начали, то и пропала скоро, – говорит конопатый.
– Запрещено же? – удивляюсь.
– А кому какое дело? – улыбается стручок.
– Чего ж совсем нету? – с тоской спрашиваю, – река то большая. Ахава вашего видал, наловил еле тащил.
– Рыбу в магазине теперь ищите, – рассмеялся конопатый, – мороженую.
– Так он небось с пруда поселкового, – подметил стручок, – путевку там купите и ловите на здоровье, если умеете, – лукаво прищурился он.
– Ну… это за деньги, – отмахиваюсь, – никакой романтики!
– Тогда вниз по течению топайте, до соседней деревни. Километров шесть пилить, – ехидно предлагает конопатый, – там, говорят, еще чего-то плавает.
Ребята опять в смех и уходят довольные.
Нет уж, думаю, пропал настрой. Пойду лучше обратно. Сяду на лавочку в саду, на сирень полюбуюсь, птиц послушаю…
Сон в руку
Алексей Алексеевич Коромыслов уже лет как двадцать работал сторожем в музее военной истории. Охранял экспонаты, напоминающие о тех днях, когда люди, забыв о человечности, истребляли друг друга как дикие звери. Военная форма, ордена, оружие, письма солдат, погибших на полях сражений – все это бережно хранилось на полках музея. Коромыслов работал на совесть – летом его отправили в долгожданный отпуск. Жену с детьми дома оставил, а сам на дачу укатил.
Кругом поля, леса, речушка неподалеку от деревни. Решил Коромыслов искупаться после обеда. Расстелил одеяльце на берегу, окунулся, разлегся; лицо панамкой прикрыл, чтоб не напекло.
Лежит загорает. Рядом смятая рубашка валяется, а из-под нее пробка от коньячной бутылки выглядывает. Возле нее блюдце с нарезанным лимоном, на дольке оса сидит. Людей никого. Тишина. Ветерок пятки щекочет, на душе прекрасно.
Разморило Коромыслова с коньяка, задремал.
Снится ему сон: бравая кавалерия неприятеля атакует, а сам он впереди всех с шашкой наголо несется. Рубит врага налево и направо, только головы летят. Тут пальба начинается и сражает его шальная пуля.
Вдруг просыпается, а вокруг шум, смех, матерщина отборная. Приподнимается и глазам не верит. Солдаты повсюду в французской униформе – Наполеоновских времен. Среди солдат и сам легендарный император важно прохаживается. Со стороны леса еще отряды подступают и пушки катят.
«Допился до чертей!» – подумал Коромыслов и перекрестился.
С другого берега солдаты реку в брод переходят.
«Наши!» – обрадовался Коромыслов, вглядевшись в их мундиры, а когда увидел Кутузова с повязкой на глазу то совсем успокоился.
Притих Коромыслов и задумчиво наблюдает.
Встретились две армии – не как на поле брани, а как друзья закадычные и уже не различишь, где русский, где француз: разделись солдаты и в речке купаются. Обнялись тогда и Наполеон с Кутузовым, а затем за мир выпили.
Долго Коромыслов соображал, а потом вспомнил что деревня его неподалеку от поля Бородинского стоит; а ребята эти никак с реконструкции, тоже искупаться пришли.
Азбука
Жили в нашем дачном поселке два приятеля. Отставной полковник Валентин Михайлович Степанцев и бывший летчик Николай Петрович Дядькин.
Степанцев, бывало, выкатит пузо на крыльцо, оглядится украдкой; затем достанет из нагрудного кармашка расческу и давай волосы на залысине поправлять. В тоже время на крыльце одного их соседних домов стоял Дядькин и проводил точно такой же ритуал.
Все дело в том, что приятели были большими любителями поболтать за бутылочкой другой и между делом поиграть в шашки. Их жены, зная, чем кончаются подобные застолья, оставаться наедине им запрещали. Тогда хитрые приятели выдумали свою «семафорную азбуку». Красная расческа – жена дома – приходить нельзя. Белая – путь свободен.
Степанцев современной техники, навроде мобильных телефонов, сторонился, а для таких ответственных дел и вовсе всерьез не воспринимал; а Дядькин мобильника не имел оттого, что пальцы у него были толстые как сардельки.
Степанцев просигналил красным, Дядькин ответил белым. Степанцев осторожно прошелся огородами, и скоро добрался до дома приятеля. Стол уже был накрыт. На нем по-военному опрятно, как войско на параде, лежали доска с шашками, бутылка водки на бруньках, два стакана и бутербродики с колбасой.
Выпили. Разговорились.
– Ну, Николай Петрович, все-таки жена у тебя… Кому хошь даст прикурить!
– И не говори, – грустно ответил Дядькин, – в баню соберешься, сначала обыщет с ног до головы, только потом отпускает. А бывает и веник обнюхает для надежности.
– Суровая, – кивнул Степанцев и разлил по стаканам остатки бутылки.
– Никуда от нее не спрячешься, – продолжил сетовать Дядькин, – сейчас хоть в город поехала. Другой раз сижу на кухне чай пью, а она из-за двери за мной подглядывает, будто я без этого дела и дня не проживу, – проворчал он и щелкнул по горлышку бутылки.
– Ну дела! Ты еще скажи, что она в том шкафу сидит, за нами подглядывает! – махнул Степанцев на большущий платяной шкаф у стены.
– А то и сидит!
– Болтай! – рассмеялся Степанцев и с маху осушил стакан.
– Точно говорю, сидит, – шутливо заговорил уже порядочно захмелевший Дядькин, затем схватил стакан и поднялся со стула, – давай-ка проверим, – сказал он и игриво подмигнул.
Степанцев расхохотался от души и за живот схватился.
Подошел Дядькин к шкафу, открывает, а там и впрямь его жена на табуретке сидит и посапывает.
– Ну дела! – изумился Степанцев и еще хлеще в смех.
Дядькин вмиг помрачнел, аккуратно закрыл шкаф и бесшумно попятился назад. Дверцы шкафа вновь распахнулись и первым что увидел Дядькин это сердитый взгляд жены, прикованный к стакану в его руке.
– Не померещилось, – тихо пролепетал Дядькин, заискивающе улыбнулся жене и спрятал руку со стаканом за спину.
Он и не догадывался что жена давно разгадала тайную азбуку и искала удобный случай его обличить. Сказала, что в город поедет, а сама в шкафу в засаду села; да только сил не рассчитала и уснула пока через щелочку следила.
После того случая приятели все-таки перешли на мобильники.
Мустанг
В студенческие годы каникулы я проводил на даче с друзьями. Ночами мы большой компанией сидели у костра, где-нибудь поближе к лесу и с шумом выпивали. Если денег на выпивку не было, то мирно болтали или играли в карты.
В одну из таких безденежных ночей, пока приятели грелись у костра, я лежал на травке и задумчиво глядел на звезды. Вдруг заметил, как одна звездочка упала и поспешил загадать желание. Хотелось в тот момент только одного: хоть немного разбавить нахлынувшую скуку.
Не прошло и минуты как за деревьями послышался шелест.
«Все-таки есть там на небе кто за нами приглядывает…» – подумал я, заметив, как из темноты показался приземистый плечистый силуэт с бутылкой в руке. Это был наш приятель Сашка.
– Ребятушки мои, дело есть! – весело начал он, подходя к костру, – пару человек нужно, один не справлюсь. Вставай, сбегаем по-быстрому! – приказал он и пнул приятеля, безмятежно лежащего на травке.
– Не нарушай тишину, – недовольно отозвался тот.
– Чего стряслось то? – вмешался я.
– Мустанг в колее застрял, надо бы толкнуть. Тут неподалеку, – махнул Сашка рукой в темноту, – давай, давай, пойдем! Минут за двадцать управимся.
Сашка вынул сигарету из помятой пачки, присел на корточки и, достав из костра веточку с угольком, прикурил.
Я заметил, что Сашка с ног до головы был вымазан в грязи.
– Ну тебя, – отмахнулся я, – утром сходим. Никуда твой Мустанг за ночь не денется, – лучше показывай, чего там у тебя такое блестит.
Остальные меня поддержали и накинулись на принесенную Сашкой бутылку. Сашка обиделся на наше равнодушие, почти не пил и до конца ночи был немногословен.
На рассвете мы потихоньку разбрелись по домам.
* * *
Уже часам к девяти ко мне явился Сашка с отрядом добровольцев. Я сонный едва выспавшийся нехотя оделся и вместе с остальными отправился спасать знаменитый на всю округу Мустанг.
Этим именем, в честь одичавшей домашней лошади, Сашка нарек свой старый насквозь ржавый и гнилой «Запорожец», купленный за тысячу рублей у какого-то деда из соседней деревни. Из обещанной суммы дед получил аванс в триста рублей и две бутылки пива. Тот еще долго надеялся получить остальное пока все же не отчаялся и радовался хотя бы тому, что избавился от этого бесполезного хлама на колесах.
Сашка был талантливым автослесарем и разбирался в подобной технике как физик-ядерщик в атомном реакторе. Автомобиль, на который все давно махнули рукой, он с легкостью отремонтировал, а затем с такой же легкостью и профессионализмом обмыл.
Цвета Мустанг получился в основном красного, в вперемешку с черным, зеленым и другими какие нашлись в гараже при ремонте. Даже новенький – только с завода «Запорожец» отличался изрядным шумом; а Мустанг тот и вовсе ревел как разъяренный зверь и при этом испускал из выхлопной трубы клубы едкого черного дыма. Дачники за такие особенности невзлюбили его с первых дней и грозили сдать в металлолом.
* * *
В ту ночь Сашка, как и я скучал. Его почти не было заметно, помню только как он сел за руль Мустанга и умчал, даже не попрощавшись. Как рассказывал Сашка, поехал он в магазин – до ближайшего круглосуточного пара километров по шоссе. Денег едва хватило на бутылку клюквенной настойки и пачку самых дешевых сигарет. На обратном пути он заметил, что его преследует серебристый «Форд» ДПС – не самая приятная встреча для тех, у кого нет документов на машину. Сашка понадеялся, что он для них добыча неприбыльная и тормозить его не станут. Но Мустанг был настолько приметен что проехать мимо было невозможно. Завопила сирена, на крыше «Форда» замигали красно-синие огни и в громкоговоритель раздались настойчивые просьбы прижаться к обочине. Сашка не растерялся и поддал газу, выжимая из Мустанга все силы. Сопротивляться мощному «Форду» тот долго не мог, потому Сашка при первой возможности свернул с шоссе на проселочную. Фары у Мустанга не горели – Сашка ехал почти вслепую, виднелись только неработающие фонарные столбы и слабые очертания каких-то сараев. Метров через сто Мустанг застрял. Вой сирены стремительно приближался – Сашка выбежал из машины и бросился наутек. Он укрылся в темноте и наблюдал. «Форд» остановился неподалеку, из салона вышли двое полицейских. Они подошли к Мустангу, походили вокруг, заглянули внутрь; и видимо поняв, что дело того не стоит, вернулись к «Форду» и уехали. Сашка тут же вернулся к Мустангу. Вытолкнуть его не удалось, тогда-то Сашка и отправился к нам за подмогой.
* * *
Когда мы дошли до той самой проселочной, стало ясно что это территория полузаброшенной фермы. Дороги там считай не было – шли мы по вязкому размокшему чернозему мимо кирпичных коровников с провалившимися крышами. Навстречу проковылял пастух и, не обращая на нас внимания, повел куда-то несколько черных буренок.