Помоги проекту - поделись книгой:
Комитет состоял из известных писателей, актеров, журналистов-евреев, которые во время войны, выступая в Западных странах и, прежде всего, в Америке и агитируя там за помощь Советскому Союзу, собрали огромные средства для нужд Красной Армии. Председателем его был великий артист и режиссер Соломон Михоэлс. Первой акцией по уничтожению этого Комитета было убийство Михоэлса в 1948 году. Он был задушен агентами КГБ и брошен под грузовик для имитации гибели под колесами. Официально было объявлено об автомобильной катастрофе. После этого началась неприкрытая травля евреев, обвинявшихся в космополитизме, международном заговоре и заговоре евреев-врачей, а также других смертных грехах.
Репрессивный сталинский антисемитизм продолжался до самой его смерти в 1953 году. Большое число евреев было исключено из партии, снято с работы, отправлено в Гулаг или расстреляно по решению специальных закрытых судебных присутствий, или «троек». Чтобы избежать слов «еврей» или «еврейский» и не быть обвиненными в антисемитизме, «журналисты в штатском» использовали в прессе, фельетонах и обвинениях термин «безродный космополит». Преследовалась еврейская интеллигенция: доктора, ученые, инженеры, деятели искусства, учителя. Кульминацией этой кампании государственного антисемитизма было судебное дело, которое вошло в историю как «Дело врачей». Около дюжины очень известных докторов с еврейскими именами, которые работали в Кремлевской больнице и курировали лечение самой высокой советской верхушки: членов ЦК и Политбюро, были обвинены в попытке убить Сталина и других советских лидеров, прописывая им неправильное лечение. Конечно, эти обвинения были абсолютно беспочвенны, и только сталинская мания преследования послужила основанием для ареста группы врачей. Лаврентий Берия хоть и был главным проводником преступных приказов Сталина, но отдал приказ освободить врачей тотчас после смерти своего шефа – настолько очевидной была их невиновность.
В манере диктаторов всегда было отдавать преступные приказы устно, чтобы не оставлять следов. Так были депортированы чеченцы, ингуши, крымские татары, немцы, болгары, греки, турки, курды и другие, – всего четырнадцать национальностей, в количестве 3 млн. 333 тысяч человек в отдаленные районы Сибири и Казахстана, что и было сделано в 1944-м.
Такую же депортацию планировалась провести и с евреями, только в 1953 году, которая не состоялась в связи со смертью диктатора. Нашлись свидетельские подтверждения.
Так, историк Я. Я. Этингер (сын одного из профессоров, проходивших по «Делу врачей») так описывает свою встречу с Н. И. Булганиным в 1970 году, бывшим Председателем Совета Министров в 1953 году:
«Булганин подтвердил ходившие в течение многих лет слухи о намечавшейся после процесса массовой депортации евреев в Сибирь и на Дальний Восток. В середине февраля 1953 года ему позвонил Сталин и дал указание подогнать к Москве и другим крупным центрам страны несколько сотен военных железнодорожных составов для организации высылки евреев. При этом, по его словам, планировалось организовать крушения железнодорожных составов, „стихийные“ нападения на поезда с евреями с тем, чтобы с частью из них расправиться еще в пути… Я задал Булганину вопрос: были ли какие-либо письменные указания Сталина относительно депортации евреев? Он усмехнулся и сказал: „Сталин не дурак, чтобы давать письменные указания по такому вопросу“. Да и вообще Сталин очень часто прибегал к устным распоряжениям, особенно когда он обращался к членам Политбюро. Он не считал нужным давать письменные указания им. Ведь Сталин общался с нами практически ежедневно.
Н. С. Хрущев рассказывал, уже тоже будучи в отставке, о своем разговоре со Сталиным, как планировалось организовать „народные выступления“ против евреев во время их депортации в Сибирь с тем, чтобы расправиться с ними. По словам Хрущева, опираясь на высказывание Сталина, до места назначения должна была доехать лишь половина.
О плане депортации евреев есть свидетельство Николая Николаевича Полякова, бывшего сотрудника аппарата ЦК ВКП(б), а до этого работавшего в системе органов государственной безопасности*. Перед своей кончиной Н. Н. Поляков решил рассказать об известных ему фактах, связанных с подготовкой депортации. Из записи его свидетельств выясняется, что в принципе решение о полной депортации евреев было принято Сталиным в самом конце 40-х – начале 50-х годов. Н. Н. Поляков был участником мероприятий, связанных с подготовкой выселения еврейского населения. Для руководства этой акцией была создана специальная комиссия, подчинявшаяся непосредственно Сталину. Председателем комиссии Сталин назначил секретаря ЦК КПСС М. А. Суслова, а ее секретарем стал Н. Н. Поляков. Для размещения депортированных в отдаленных районах страны форсированно строились барачные комплексы по типу концлагерей, а соответствующие территории разбивались на закрытые, секретные зоны. Одновременно по всей стране составлялись списки (отделами кадров – по месту работы, домоуправлениями – по месту жительства) всех лиц еврейской национальности. Причем существовало два вида списков – на чистокровных евреев и на полукровок. Выселение должно было осуществляться в два этапа: чистокровные в первую очередь; полукровки – во вторую. Все это очень напоминало гитлеровскую практику „решения“ еврейского вопроса.
О подготовке депортации евреев рассказывал мне вскоре после освобождения известный историк академик Евгений Викторович Тарле, сам сидевший в начале 30-х годов на Лубянке по вымышленному обвинению. Е. В. Тарле, человек весьма знающий и осторожный, прямо заявил мне, что готовилась депортация евреев в отдаленные районы страны. По словам Е. В. Тарле, евреев намечалось депортировать весной 1953 года в Сибирь, где для них уже были сооружены бараки со стенками в одну доску. И сразу из-за сильных морозов должна была погибнуть значительная часть евреев. Операция, которую курировал лично Сталин (его Тарле глубоко презирал), была разработана во всех деталях, вплоть до составления списка тех, кому суждено было погибнуть в первую очередь, спасаясь от „возмущенных масс“. Это были, в основном, ученые, врачи, инженеры, военные, которых в то время было еще немало в Советской Армии».
В 1996 году вышла книга председателя Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте Российской Федерации академика А. Н. Яковлева, бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, человека очень информированного и, безусловно, имеющего доступ к самым секретным архивным материалам. В книге, названной «По мощам и елей», говорится: «В феврале 1953 года началась подготовка к массовой депортации евреев из Москвы и крупных промышленных центров в восточные районы страны».
Далее А. Н. Яковлев пишет: «Делалось это со сталинским иезуитством. Дело представлялось так, будто группа евреев подготовила письмо советскому правительству с просьбой осуществить массовую депортацию евреев, дабы спасти их от справедливого гнева советских людей». Указанное письмо находилось в газете «Правда». А. Н. Яковлев сообщает, что главными организаторами сбора подписей деятелей литературы, искусства, науки – евреев по национальности – были бывший в годы войны генеральным директором ТАСС, а в то время политический обозреватель газеты «Правда» Я. С. Хавинсон, где он выступал под псевдонимом М. Маринин, и академик М. Б. Митин. К несчастью, им удалось собрать значительное количество подписей. В подготовке письма активное участие принимал и академик И. И. Минц.
Далее Я. Этингер приводит проект текста этого письма, которое ему принесла дочь секретаря-машинистки редакции одной из центральных газет, где оно готовилось к публикации по команде сверху:
«Дорогие братья и сестры, евреи и еврейки! Мы, работники науки и техники, деятели науки и искусства – евреи по национальности – в этот тяжкий период нашей жизни обращаемся к вам. Все вы хорошо знаете, что недавно органы государственной безопасности разоблачили группу врачей-вредителей, шпионов и изменников, оказавшихся на службе американской и английской разведки, международного сионизма в лице подрывной организации Джойнт. Они умертвили видных деятелей партии и государства – А. А. Жданова и А. С. Щербакова, сократили жизнь многих других ответственных деятелей нашей страны, в том числе крупных военных деятелей. Зловещая тень убийц в белых халатах легла на все еврейское население СССР. Каждый советский человек не может не испытывать чувства гнева и возмущения. Среди значительной части советского населения чудовищные злодеяния врачей-убийц закономерно вызвали враждебное отношение к евреям. Позор обрушился на голову еврейского населения Советского Союза. Среди великого русского народа преступные действия банды убийц и шпионов вызвали особое негодование. Ведь именно русские люди спасли евреев от полного уничтожения немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной Войны. В этих условиях только самоотверженный труд там, куда направят нас партия и правительство, великий вождь советского народа И. В. Сталин позволит смыть это позорное и тяжкое пятно, лежащее сегодня на еврейском населении СССР. Вот почему мы полностью одобряем справедливые меры партии и правительства, направленные на освоение евреями просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. Лишь честным самоотверженным трудом евреи смогут доказать свою преданность Родине, великому любимому товарищу Сталину и восстановить доброе имя евреев в глазах всего советского народа». (Этингер Я. Я.
Смерть Сталина 5 марта 1953 года спасла евреев от бесчеловечной акции, которая была уготована для тех, кто не погиб на фронте или спасся от Холокоста. Если бы не она, это было бы «окончательным решением» еврейского вопроса в Советском Союзе.
С уходом сталинской эпохи государство прекратило варварские антиеврейские акции, но евреи продолжали испытывать негласный партийный антисемитизм вплоть до конечной фазы перестроечной эпохи. Конечно, официальные лица никогда этого не признавали. Из открыто репрессивного (конец 1940-х – 1950-е) антисемитизм трансформировался в скрытый в 1960-х – 1980-х годах. Власти поощряли антисемитские фельетоны, публиковавшиеся в центральных и местных газетах, высмеивая людей с еврейскими именами на почве «экономических обвинений», или объявляли их участниками сионистского заговора или как «безродных космополитов». Официальные лица никогда не высказывались по поводу антиеврейских настроений в народе. «У нас в стране еврейского вопроса не существует», – сказал когда-то Н. С. Хрущев. «Это еще одна попытка психологической атаки на Советский Союз», – заявил М. С. Горбачев где-то между 1985 и 1987 годами, отвечая на вопрос, почему не выпускают евреев из страны.
Несмотря на то, что советские евреи были более ассимилированные, чем любые другие, тем не менее, они притеснялись режимом. Даже если еврей считал себя русским, компетентные органы знали, кто он по крови, и его еврейские корни были для него проблемой – повышения по работе он получить не мог. Те, кто такое повышение все-таки получал, – а такие тоже были, – должны были быть абсолютно незаменимыми по способностям и знанию дела.
Поддерживаемый государством, советский антисемитизм 50-х – 80-х годов прошлого века был точно не религиозным, он представлял собой обывательскую разновидность с политической примесью традиционной советской ненависти к Израилю. С одной стороны, евреи, среди которых было много выдающихся ученых, организаторов производства, деятелей культуры, приносящих материальные, оборонные и культурные выгоды режиму, были очень полезны государству, а с другой стороны, большое их число не находило применения своим способностям, особенно в последний период существования Союза, в семидесятые – восьмидесятые годы. В то же время, это был и расовый антисемитизм, поскольку, как бы советский еврей ни отстранялся от своего еврейства (что положительно принималось теми, кто ненавидел евреев именно за их еврейские черты), компетентные и партийные органы все равно не доверяли и не продвигали евреев, отрекшихся от своих соплеменников: национальные связи – сильные связи, считали они.
Три поколения евреев воспитывались в атеистической среде. Не удивительно, что большинство из них далеки от иудаизма или совсем его не знают. YIVO Энциклопедия Евреев Восточной Европы в статье «Советские школы Идиш» указывает, что к 1951 году последние школы Идиш – в Биробиджане – были закрыты. В таких условиях только очень малое число пассионарных евреев начинают скрытно от всех изучать иврит, посещают частные семинары по еврейской культуре и практикуют традиции и обряды. Эти люди хотели понять и принять иудаизм как систему морально-этических ценностей. Практически все они репатриировались в Израиль в конце 60-х – начале 70-х годов прошлого века – как только приоткрылось окошко эмиграции.
Поколения, жившие при советском строе, хорошо помнят, что такое «пятый пункт» – графа в паспорте, указывающая национальность. Этот пункт стал синонимом слова еврей. Если говорили «он не прошел по пятому пункту», было ясно, почему человек не принят на работу или учебу. Все настолько привыкли к таким распространенным случаям, что никому и в голову не приходило удивляться, почему евреи не пользуются равными правами с другими народами: ну как же, и без объяснений понятно – почему!
Советские евреи были глубоко вовлечены в русскую жизнь, культуру, имели русских друзей, родным языком для них был русский. Несмотря на все это, наличие «пятого пункта» было большим недостатком: их не принимали в престижные университеты; большое количество институтов и конструкторских бюро, особенно оборонных отраслей, не брали евреев на работу, а те другие, что брали, никогда не продвигали по служебной лестнице; существовали списки предприятий, куда евреям-выпускникам ВУЗов, даже отличникам, доступ был закрыт. При этом никто и никогда не признавал этого открыто, все делалось тихо, без шума: «А-а, он еврей, ну что поделать, вот вам и причина», – говорилось где-то в уголке, чтобы, не дай бог, не услышал никто. Такое отношение заставило самих евреев принимать государственный антисемитизм как должное и неизбежное, как первородный грех, смириться и делать поправки в своих жизненных планах с учетом этого явления. Так отвратительное и унизительное положение целого народа, которое ставило ни в чем не виноватых людей в положение граждан второго сорта, стало в представлении этого народа чем-то самим собой разумеющимся.
В самом начале семидесятых я встретил профессора морского училища, которое я закончил несколькими годами ранее. Профессор сказал мне, что заведующий одной из лабораторий ищет толкового сотрудника и добавил, что он (профессор) подумал обо мне как о кандидате на эту должность. Заведующий лабораторией также хотел взять меня на эту должность – он знал меня еще по дипломному проекту, который я выполнял в его лаборатории. Я был очень воодушевлен после разговора с завлабом, и уже ждал официального предложения. Предложения не последовало. Через пару недель я зашел в отдел кадров спросить, принято ли какое-то решение и получил ответ, что эта должность ликвидирована, ее больше не существует. Я тут же позвонил завлабу, спросив, правда ли то, что должности больше нет. Он сказал, что все еще ищет сотрудника на эту должность.
Примерно в это же время я заполнил документы на продление визы для загранплавания. После нескольких месяцев ожидания и многих запросов, человек из парткома как-то мимоходом сказал мне, что виза мне выдана не будет без объяснения причин. «Я имел эту визу раньше, по какой причине мне отказывают сейчас?» – спросил я его. Он не ответил, но пальцем показал на потолок – жест, понятный в России всем. Каждый раз, когда я получал такой пинок, я задавал себе все те же риторические вопросы: почему моя страна так со мной поступает? В чем я виноват перед ней?
Антисемитизм в народе был тоже распространен широко, от этого особенно страдали люди с выраженными еврейскими фамилиями. Всем известно, что дети в школе не очень выбирают выражения, общаясь со сверстниками. Так, иметь такие еврейские фамилии как Розенвассер или Шмуленсон, было большим препятствием не только в карьере, но и в жизни. Понятно, что сверстники издевались, но подчас и некоторые учителя намеренно искажали имена евреев-учеников так, чтобы они звучали совершенно нелепо. Поэтому в послевоенные годы родители практически не давали еврейские имена своим детям, чтобы хоть как-то сделать их жизнь легче в дальнейшем.
Несколько слов о большом труде А. И. Солженицына «Двести лет вместе» о совместном сосуществовании русского и еврейского народов. Не считал, сколько раз в этой книге рассказываются хорошие, а сколько раз плохие истории о еврейской активности в России, но абсолютно очевидно, что великий писатель и историк высказывается отрицательно о евреях в подавляющем большинстве раз. Интересен прием, который он при этом использует. На плохие истории о еврейской роли в русском обществе имеются ссылки на литературные источники. Пытаясь быть «непредвзятым», почти все ссылки на антиеврейские источники имеют авторами евреев, как бы подчеркивая: вот, посмотрите, это они сами пишут о себе, значит, это правда! Коммунистическая газета советских времен «Правда» использовала тот же самый прием для критики политики Запада: обвиняй, ссылаясь на их собственные, – подчеркнем: свободные! – масс-медиа. Если они об этом сами говорят, значит, те действительно плохие! Есть разница в том, когда представители какого-то народа критикуют своих соплеменников от того, когда они же критикуют национальные черты этнически другого народа. Здесь легко перейти какой-то эфемерный рубикон, за которым начинается национал-шовинизм. Это тот случай, когда нужна тонкость и политическая корректность в оценках. В этой теме, с моей точки зрения, Солженицын ее не демонстрирует.
Отличие советского антисемитизма от любого другого состояло в том, что он практически не был связан с неприязнью к еврейским традициям или религии – их проявление было исчезающе мало в советские времена. Он также не был связан со специфически еврейским родом занятий – ростовщичество, торговля, – как это было в других странах. В средние века евреи, расселенные по странам Европы, резко отличались от местного населения своим внешним видом, языком, религией и традициями, родом занятий. Это питало средневековый антисемитизм. Советский антисемитизм был уникален в том смысле, что евреи не были носителями тех черт, за которые их притесняли в средние века в Западной Европе. Они работали на тех же предприятиях, заводах, институтах, что и люди других национальностей, также одевались и выглядели, не разговаривали ни на идиш, ни на иврит, они не были ростовщиками, не были религиозными и… тем не менее, не чувствовали себя и не были равны с остальными. Так почему же, черт возьми, евреи были бельмом в ясном глазу советской власти?
На мой взгляд, имеются три причины чисто советского антисемитизма.
Существуют разные формы антисемитизма, бытующие и по сей день: религиозный, обывательский и расовый. Если религиозный антисемитизм сложился еще в древности, а обывательский – в раннем средневековье, то расовый антисемитизм – это плод псевдонаучных фантазий, появившихся в девятнадцатом веке и развившихся в двадцатом. Вот слова русского философа Н. Бердяева об этой расовой составляющей:
«Настоящая идеология антисемитизма есть идеология антисемитизма расового, и это самая распространенная форма вражды к еврейству. Германия – классическая страна этой идеологии, ее можно найти и у великих немцев, например, у Лютера, у Фихте, у Р. Вагнера. Евреи объявляются расой низшей, отверженной и враждебной всему остальному человечеству. Но при этом эта низшая раса оказывается самой сильной, вечно побеждающей другие расы в свободной конкуренции», (Н. А. Бердяев.
Будем честны и признаем факт, что число одаренных людей среди евреев-ашкенази выше, чем в среднем по другим этносам. Правда, нет статистики, сколько дураков среди евреев… осмелюсь предположить, что немало. Если народ избранный – то должен быть избранным во всем!
Итак, с 1906 по 2010 год общее количество Нобелевских Премий по литературе, химии, медицине, биологии, физике и Премий мира составило 813, из которых 66, или более 8 %, были присуждены евреям, количество которых в процентном отношении составляет порядка 0,2 %, т. е. в 40 раз опережает долю населения. Такие факты всегда вносили свой вклад в антисемитизм. Худшие проявления антисемитизма наблюдались в обществах с наименьшей степенью толерантности, но с наибольшими традициями зависти. К сожалению, опыт последних лет показал, что и в развитых странах с более высокой толерантностью к другим расам и национальностям антисемитизм может очень даже процветать – некоторые страны Европы даже обогнали в этом ряд арабских стран. На какой бы почве ни взрастал антисемитизм, слова Черчилля «мы не настолько глупы, чтобы быть антисемитами», думаю, очень точно охватили проблему.
Процитирую Н. Бердяева о некоторых национальных качествах евреев:
«Есть еврейское самомнение, которое раздражает… Еврейский народ есть народ полярно противоположных свойств, в нем соединяются черты высокие с чертами низкими, жажда социальной справедливости со склонностью к наживе и к капиталистическому накоплению», (Н. А. Бердяев.
Каждый человек уникален во всем, начиная с молекулы ДНК и кончая умственными способностями, данными природой. Более того, некоторые объясняют свое отрицательное отношение к евреям их интеллектуальными способностями как дающими им возможность обманывать и использовать других людей для своей выгоды. Они обвиняют евреев в лукавстве и нечестном отношении к своим партнерам-неевреям. Такие люди имеются в любой национальной среде, но по каким-то причинам, плохие примеры с евреями оказываются достаточными, чтобы распространить эти качества на весь народ. Другие, честные, страдают от предвзятого, отрицательного отношения к евреям. Всегда существовала потребность обвинить кого-то в своих неудачах, и евреи были в этом отношении легкой целью. В условиях постоянных провалов советской экономической системы – неурожай, низкое качество товаров, нехватка всего – необходимо было отвлечь людей от реальных социальных проблем. Легко было обвинить какую-то группу евреев, занимавших, например, крупные посты в торговле, и посадить или расстрелять их за экономические преступления, а чтобы это не считалось проявлением гонений на евреев, разбавляли эту группу одним-двумя людьми других национальностей.
В начале семидесятых годов к первым двум прибавилась и
Негативное отношение к евреям явилось причиной того, что часть из них больше не хотела ассоциировать себя с ними: они скрывали свою еврейскую родословную, изменяли фамилию, чтобы звучала по-славянски. Это, однако, не очень помогало в их судьбе, ведь пятый пункт оставался тем же. Полукровки (наполовину евреи) с одним нееврейским родителем имели специфический статус. Практически все они выбирали нееврейскую национальность для записи в паспорте. Фактически, ситуация с национальностью зависела от того, кто был неевреем – мать или отец. Если это была мать, то ребенок все равно носил фамилию отца-еврея и ему приходилось трудно, даже если он был записан русским. Иногда такой подросток, достигнув 16 лет, брал по совету старших фамилию матери и становился русским по имени и по паспорту. Не следует думать, что этот ребенок больше не имел проблем с национальностью – была еще проблема внешности. Если он был похож на еврея, т. е. на отца, национальные проблемы не обходили его стороной, но если он был похож на мать, считалось, ему крупно повезло в жизни. Если же, наоборот, ребенок имел отца-нееврея и маму-еврейку, результат был несколько другой: ребенок носил русскую (украинкую, татарскую или другую) фамилию и правильную запись в паспорте. Этот ребенок вполне мог считаться евреем по Галахе (законам иудаизма, регламентирующим религиозную, семейную и общественную жизнь верующих евреев), но русским по всем остальным показателям. Советский космонавт семидесятых годов Борис Волынов является наполовину евреем по материнской линии. При внешности славянского типа и правильной записи в паспорте он стал космонавтом, хотя как он сам потом рассказывал, не без проблем. Чем больше еврейских признаков было у советского человека, тем меньше шансов у него было преуспеть. У кого была еврейская фамилия, оба родителя – евреи, еврейская внешность, соответствующий пункт в паспорте, тот, благодаря всему этому набору, не имел в советском королевстве никаких шансов.
Что-то определенно изменилось после шестидневной арабо-израильской войны 1967 года, когда маленькое еврейское государство одержало фантастическую по произведенному эффекту военную победу над тремя огромными арабскими армиями. Изменение произошло не в отношении к евреям в России, а в самосознании существенной части самих советских евреев. Советские газеты освещали эту военную акцию, насколько можно преуменьшая ее значение, и в то же время, сравнивая израильтян с нацистами. Нашлись и придворные евреи, которые стали обличать израильскую военщину. Тем не менее, все в Союзе были шокированы. Эта победа разрушила представления антисемитов, что евреи, якобы, плохие солдаты, старающиеся избегать поля битвы, чтобы спасти свою жизнь.
Мой дальний родственник Борис, подполковник Советской Армии, в то время только что вышел в отставку. Когда мы обсуждали победу Израиля, он сказал мне, что для него неважно, кто прав, кто виноват в этой войне политически, но он счастлив оттого, что евреи показали миру свою отличную военную подготовку, силу и боевой дух. Конечно, та военная победа 1967 года ничего не изменила в антисемитах, но мы почувствовали себя намного лучше, зная, что еврейское государство и нация способны побеждать врага, превосходящего их числом, но не умением.
Анекдоты на еврейские темы всегда были популярны. Но анекдоты пятидесятых – шестидесятых годов отличались от тех, что рассказывали в восьмидесятых – девяностых.
Если первые описывали евреев хитрыми и трусоватыми, то последние показывали их уже сообразительными и умными. Некоторые тайно завидовали по поводу возможности евреев эмигрировать: у других народов страны победившего социализма такой возможности не было, а хотелось сильно.
В постперестроечный период любимой темой ненавистников стало непропорционально большое участие евреев в социалистической революции (в советские времена об этом почему-то ни слова не было слышно!). Да, евреи сыграли значительную роль в большевистской революции и становлении репрессивного государства, и перестроившиеся антисемиты стали обвинять евреев в том, что это они сотворили такой режим для русского народа. Еврейские писатели также дискутировали эту больную тему, и кое-кто даже призвал евреев попросить прощения у русского народа. Насколько широко описана и известна роль евреев в совершении революции в России, настолько малоизвестна их роль в создании оборонного могущества Советского Союза. Не буду перечислять имен генеральных авиаконструкторов, конструкторов вертолетов, атомных подводных и надводных ракетоносцев, танков, комплексов систем противоракетной обороны – они даны в книге военного историка Марка Штернберга (М. Штернберг.
Это правда, что много еврейских активистов участвовали или руководили революцией и затем творили злодеяния в двадцатых – тридцатых годах «во имя торжества коммунизма». Изложу свои соображения на этот счет.
К середине тридцатых годов еврейский оптимизм по отношению к советской власти сменился страхом за себя и своих детей. Опять сошлюсь на Н. Бердяева, который указывал на то, что вина за революцию 1917 года лежит на всех, а не только на евреях:
«…Неверно и то, что Россией правят евреи. Главные правители не евреи, видные евреи-коммунисты расстреляны или сидят в тюрьмах. Троцкий есть главный предмет ненависти. Евреи играли немалую роль в революции, они составляли существенный элемент в революционной интеллигенции, это совершенно естественно и определялось их угнетенным положением. Что евреи боролись за свободу, я считаю их заслугой. Что и евреи прибегали к террору и гонениям, я считаю не специфической особенностью евреев, а специфической и отвратительной особенностью революции на известной стадии ее развития» (Н. А. Бердяев.
Активная роль евреев в коммунистической революции обернулась болезненной страницей в истории русского еврейства.
После смерти Сталина и до падения Советского Союза евреев как народа словно и не существовало в Союзе: ни культуры, ни образования, ни упоминаний. Родители-евреи, как правило, и не пытались воспитывать еврейское самосознание у детей. В результате, большинство русских евреев очень мало знают о еврейской истории и иудаизме, но имеют гораздо более широкие познания о русской истории как истории титульной нации.
По тому, насколько хорошо (или плохо) относятся к евреям люди коренной национальности в любой стране, я бы разделил их на следующие группы:
Те, кто любит евреев (назовем их «любители»). Например, я знаю женщин, которые предпочитают выходить замуж за еврейских мужчин, ценя их как хороших семьянинов. Я даже знаю русскую женщину, которая после развода с евреем опять вышла замуж за еврея.
Те, кто нейтральны по отношению к евреям и относятся к ним абсолютно также, как и ко всем остальным (назовем их «нейтралы»). В молодости я встречался с несколькими русскими девушками, которые в ответ на мой вопрос, что ты знаешь о евреях и антисемитизме, отвечали «ничего».
Те, кто, в общем, не любит евреев, но признают высокий профессионализм некоторых из них: докторов, адвокатов, и пользуются их услугами (это «прагматики»).
И, наконец, те, кто ненавидит евреев и никогда не будет прибегать к их помощи («ненавистники»). По моим наблюдениям, «прагматики» и «нейтралы» составляют большую часть населения России. Соотношение между этими группами может изменяться в зависимости от внутренней политической ситуации и уровня государственного антисемитизма.
Внутренняя политическая атмосфера сменялась с приходом каждого нового вождя, но это не оказывало сколь-либо существенного влияния на отношение к советским евреям. К сожалению, так было всегда: от прихода следующего правителя евреи ожидали только худшего.
Ехать или не ехать?
Историческая справка 3. «Начиная с 1989 года, массовая эмиграция достигла таких масштабов, что впервые стала играть основную роль в сокращении численности евреев в Российской Федерации. В большинстве других постсоветских государств падение численности евреев вследствие эмиграции было ещё более быстрым. В целом, темп этого исхода оказался даже выше, чем тот, что был при массовой эмиграции евреев из Российской Империи на рубеже XIX и XX веков.
Всего за четыре десятилетия (1970–2009 годы) территорию бывшего СССР покинули более 1,9 млн. евреев вместе со своими родственниками-неевреями. Подавляющее большинство – свыше 1,6 млн. – сделало это в 1989–2009 годах, когда количество эмигрантов в 5,6 раза превысило их число за предшествующий период 1970–1988 годов. Из всех выехавших в 1989–2009 годы около 998 тысяч человек (61 %) направились в Израиль. Число евреев и членов их семей, переселившихся в тот же период в США, может быть оценено примерно в 326 тысяч. Количество мигрировавших за этот период в Германию составило 224 тысячи» (Марк Тольц.
Вопрос «ехать или не ехать» стоял перед всеми евреями всегда. Его решали древние евреи со времен нахождения в Египте три тысячи лет назад (по Библии), решали они и после завоевания в 67 г. н. э. римлянами Иерусалима и разрушения Второго Храма, решали они его и в средние века в Европе, если только их не изгоняли, а давали возможность уйти самим, что было редкостью. Причины бегства евреев в разные времена были рабство, изгнания, погромы, преследования. Для многих из них в двадцатом веке главным стало возвращение на историческую землю Израиля.
За тридцать последних лет двадцатого века примерно три четверти евреев покинули бывший Советский Союз и его республики. Посмотрите, куда был направлен вектор отъезда евреев (кроме Израиля – здесь работают другие мотивы): Соединенные Штаты, Канада, Австралия – страны, население которых состоит из иммигрантов в различном поколении, при отсутствии титульной нации, и где национализм не имеет этнического базиса. Исключение составляет Германия, но немцы несут в себе такой комплекс поствоенной вины, начиная с 1945, что переселившиеся туда еврейские мигранты чувствуют себя весьма неплохо. Направления отъезда известны, а главные причины? Одна из главных причин – это усталость жить в стране, где ты считался неправильным довеском к правильной системе.
Проблема эмиграции евреев из Советского Союза зародилась задолго до того, как сотни тысяч их направились в западном и южном направлениях. Еще в середине пятидесятых годов это был крохотный ручеек из нескольких десятков человек, которым разрешили выехать в Израиль. Примерно в это время один из моих дальних родственников, у которого родной брат давно жил в Израиле, подал прошение разрешить ему навестить брата. Власти ответили: хочешь к брату – уезжай насовсем, но просто навестить не разрешили. Он остался. Почему не разрешили навестить брата? Ответ прост: после возвращения он определенно решит уехать насовсем, да еще и будет склонять к отъезду многих других, чего советская верхушка боялась как огня – советский народ должен быть монолитным.
Тем не менее, с 1971 по 1979 годы эмиграция выросла почти в четыре раза: с 13 до 51 тыс. человек. Соглашение между Соединенными Штатами и Советским Союзом в тот период больше походило на обмен: вы продаете пшеницу кормить нас, а мы разрешаем евреям выезд из страны. Таким образом, евреи служили разменной монетой в советско-американских отношениях. Разрешения давались с условиями: должно быть формальное приглашение от какого-то родственника из Израиля, а также выезжающий не должен был иметь доступа к закрытой информации в течение пяти лет. Последнее использовалось властями как предлог не давать выездную визу тем, кого они хотели наказать. В 1982 г. власти, однако, резко сократили эмиграцию, заявив, что те, кто хотел уехать, уже уехали. Никто и предположить не мог, что эта намеренная остановка будет последней перед прорывом широкого потока отъезжавших, начавшимся в самом конце 80-х и ослабевшим только в конце девяностых годов.
Причиной остановки эмиграции начала восьмидесятых было ухудшение отношений с Соединенными Штатами в связи с советским вторжением в Афганистан. В 1981 году пришел Рональд Рейган, новый президент Соединенных Штатов, более решительный и сильный, чем его предшественник Джимми Картер. Его язык по отношению к Советскому Союзу был прямой: «империя зла» и «коммунизм это печальная и чуждая глава истории человечества, последние страницы которой сейчас пишутся». Политика Рейгана сыграла критическую роль в разрушении коммунизма как мировой политической системы. Импорт пшеницы в СССР был переключен с США на Канаду, и большинству из подавших заявления на выезд стали отказывать. Так появилась целая категория «отказников», потерявших в результате этого работу, положение в советском обществе и зарабатывавших на жизнь работой в кочегарках и на погрузках-разгрузках.
Решение, которое большинство русских евреев должны были принять, было самым важным и, может быть, самым трудным в их жизни. Оно было особенно трудным, если тебе за сорок, если ты имел привычную работу, круг друзей и знакомых, квартиру – в общем, все то, что определяет устоявшийся стиль жизни. В начале семидесятых только самые решительные шли на это. Все остальные только дискутировали: ехать-не ехать. Многие из старшего поколения, особенно прошедшие войну, были настроены критично по отношению к отъезжавшим, и это иногда принимало драматический оборот, когда уезжали их дети с внуками. В критическом для таких ветеранов выборе – страна или дети, они чаще всего выбирали детей и эмигрировали вместе с ними. Я также знаю русских людей, которые говорили своим друзьям-евреям: если у вас есть такая уникальная возможность, то почему бы ею не воспользоваться. В общем, во многих еврейских умах царила большая сумятица по поводу возможности отъезда.
Для русских евреев пришло время определиться, будут ли они жить в стране, где родились, или покинут ее, вступая в неопределенное для себя будущее. Два противоположных голоса боролись почти в каждой еврейской душе. Первый убеждал в том, что это немыслимо: покинуть страну, где ты родился и где все твои корни, язык, культура. Это страна, где наши отцы проливали кровь и гибли в войне с фашистами, где наши деды были освобождены от черты оседлости, и где ты сам провел свое детство, где все знакомо и привычно, и любые, даже самые незначительные события так понятны и предсказуемы. Голос же с другой стороны постоянно спрашивал тебя: как ты можешь продолжать жить в стране, имеющей антиеврейские традиции, где существует негласная инструкция не продвигать по службе и не принимать даже на чуть-чуть более ответственные должности евреев, стране, где имели место постыдные погромы и кампании борьбы с космополитами и готовившей массовую депортацию евреев в Сибирь, стране, где выглядеть евреем или иметь еврейское имя было, как бы сказать помягче, неудобно? Эта дилемма не давала покоя практически каждой еврейской семье, и я знаю семьи, которые распадались по причине отъезда или неотъезда.
Процесс принятия такого решения иногда длился годами. В начале семидесятых число семей, решившихся на отъезд, было сравнительно невысоко. Тем не менее, власти под разными предлогами не разрешали выезд многим из них, и поэтому росло количество отказников, получивших в общественном мнении статус «предателя», но остававшихся в Союзе. Представьте себе – вы живете в стране, где вас считают предателем. К счастью, думающих так было меньше. Друзья уважали вас за смелое решение; другие вас ненавидели за то же самое.
«Ехать или не ехать?» – это был стратегический вопрос, обсуждавшийся чуть ли не на каждой вечеринке, где собиралось двое или более евреев. Если двое евреев что-то оживленно обсуждали, к ним подходил третий и говорил полувсерьез: «Не знаю, о чем вы разговариваете, но ехать надо!» Никто даже не спрашивал, куда ехать, все понимали всё. Состояние «отъезда» было длительным статусом с подготовкой документов, ожиданием визы, продажей или раздачей домашнего скарба, накопленного десятилетиями. В течение этого времени и до самого отъезда друзья и знакомые восхищались и удивлялись храбрости отъезжающих и каждый раз при встрече мысленно прощались. Это было особенно таинственно и оттого еще более интригующе во времена отъезда самых первых в начале семидесятых. Слова знакомых тебе с незапамятных времен людей «мы уезжаем» звучали как выстрел – неожиданно, громко, шокирующе, как приговор нам, остающимся, никогда больше не видеться с людьми, с которыми связано так много. Эмигранты той поры были решительными, морально готовыми к неизвестным вызовам и менее терпимые к системе, построенной на лжи. Те, кто ехал в Израиль, были приверженными идеям сионизма людьми и оттого – вызывающими уважение. Намерения тех, кто уезжал в Америку, были более понятны – все-таки там нет войн, как в Израиле. Но, примеряя рубашку всех отъезжавших на себя, далеко не многие были готовы пройти через все то, что проходили те первые эмигранты.
Но вот решение принято, и следующей проблемой была работа. Непосредственно перед подачей заявления в ОВИР (Отдел Виз и Регистраций) на получение выездной визы, заявитель должен был уволиться с работы, т. к. на следующий день эта информация будет известна в отделе кадров со всеми вытекающими последствиями. Если человек не увольнялся, он подвергался остракизму и публичному осуждению. Получение такой визы могло занять месяцы, если не годы, и вопрос заключался в том, на какие средства отъезжающий мог жить все это время. Поэтому поиск временной работы представлял серьезную проблему. Если будущий эмигрант был удачлив, он находил работу сторожа или кочегара в котельной, т. е. там, где никому нет дела, кто ты и куда ты вознамерился уехать.
История, которую я расскажу, была типична для отъезжающих из Советского Союза в семидесятые – восьмидесятые годы. Мои друзья, Гриша и Валя, семейная пара, – они же были моими коллегами по работе в институте, – собрались уезжать. Сейчас мы живем в получасе езды друг от друга и когда встречаемся, иногда вспоминаем то пресловутое профсоюзное собрание.
На дворе был 1981-й. Начну с того, что с момента, когда Григорий подал документы на выезд в ОВИР, неприятности у него и Валентины начались буквально на следующий день. ОВИР информировал местное отделение КГБ, которое, в свою очередь, послало уведомление в институт об политической неблагонадежности двух сотрудников и их намерении выехать. Как только спецотдел института (фактически, филиал КГБ) получил это уведомление, об этом узнали все и в других отделах. И сразу как будто прозрачная стена выросла между этой парой и сотрудниками – стена страха, негодования и скрытой зависти. Реакция коллег на их отъезд была различной, ее невозможно было предугадать. Можно ли было ожидать от члена парткома института реакции сочувствия и понимания того, через какие моральные испытания они сейчас проходят? Представить такое было невозможно, но именно он подошел к ним, естественно не как член парткома, и сказал пару человеческих слов. Таких, как этот член парткома, было немного, но они были. Свои чувства по отношению к Григорию и Валентине они выражали скрытно, опасаясь навлечь на себя проблемы. Другие, среди которых были и бывшие друзья, не скрывали своей враждебности к «предателям».
Чувствовалось, что руководство института в растерянности: еще бы, один из ведущих его сотрудников вознамерился уезжать в Израиль! Они должны были как-то реагировать на это происшествие, но не придумали ничего другого, как перевести обоих в другой отдел, где работал и я. Всем было понятно, что долго это продолжаться не будет, и оба они должны будут уйти из института.
Для начала руководство устроило профсоюзное собрание, на котором состоялось лишение их звания… «ударник коммунистического труда»! Сейчас эти мероприятия воспринимаются чуть ли не со смехом, а тогда это был настоящий суд инквизиции. Начальник отдела выступил первым, он обвинил семейную пару в предательстве родины и заключил свою гневную речь, сказав, что они не заслуживают высокого звания «ударник коммунистического труда». Партийные и профсоюзные начальники тоже обличали предателей. Затем приступили к голосованию. Никому из сотрудников не нужны были проблемы, и все проголосовали за исключение. По иронии, через пятнадцать лет, когда я намерился сделать тот же шаг, что и Гриша с Валей, те же люди, которые обвиняли их ранее, устроили застолье с моими проводами. Но это была уже другая страна, другая эпоха. Ничего в умах людей не может считаться раз и навсегда заданным, приходит время, когда многое может повернуться на 180 градусов.
Собрание проводилось утром. В этот же день в обеденный перерыв одна из наших сотрудниц принесла в отдел торт по случаю своего дня рождения. Она пригласила всех сотрудников отдела на торт, но не Гришу и Валю. Тогда я подошел к Тамаре (так звали эту сотрудницу) и попросил их пригласить тоже. Тамара заявила, что не обязана приглашать предателей, и я отошел, понимая, что на этом нужно поставить точку. Возможно, она донесла об этом разговоре начальнику отдела, потому что примерно через час он вызвал меня и сказал: «Ты что, не понимаешь, что нельзя демонстрировать свою симпатию к людям, предающим свою страну?» Я ответил ему в том смысле, что делю людей на хороших и плохих, а эти люди не сделали мне ничего плохого. То, что они уезжают – это их личное дело, за что же я должен их ненавидеть? Он посмотрел на меня и угрожающе сказал: «Надеюсь, ты меня понял!» Я вышел из его кабинета, пытаясь понять, что он может предпринять против меня. Я был младшим научным сотрудником – он не может меня понизить младше младшего; он не может уволить меня без какой-либо причины; он не может отменить мое повышение, поскольку никто и так не собирается меня повышать. И тогда я подумал, что все-таки неплохо, когда у тебя нет ничего, чего бы ты боялся потерять!
К тому времени большинству русских евреев уже было нечего терять: политика партии сделала свое дело. Евреев не принимали на ответственные посты, не продвигали по службе, не зачисляли в престижные вузы. Спасибо на том, что, закончив борьбу с космополитами после смерти Сталина, государство не отнимало их жизни и не сажало в лагеря, если только они не были открытыми диссидентами. Немногим, правда, было что терять. Иначе, чем объяснить то, что некоторые известные еврейские артисты, писатели, военные деятели, активисты культуры появлялись на экранах телевизоров на пресс-конференции, обвиняя Израиль и тех, кто туда уезжает? Страх и привычка присоединяться, хотя бы формально, к официальной доктрине, чтобы не быть преследуемым и не потерять то, что есть. Их обвинять легко, но каждый должен задать себе вопрос: а было бы у меня достаточно мужества сказать в то время «нет» той власти?
Несколько поколений советских евреев прожили, как сказал Черчилль, «в равном распределении бедности». После кровавого периода тридцатых-сороковых годов они привнесли в свою жизнь специфичный код не просто выжить, но жить прилично и насколько возможно, безопасно. Это означало, что пламенных революционеров типа Троцкого или партийных функционеров типа Мехлиса больше нет и не будет, а будут профессионалы-евреи – инженеры, врачи, учителя, которые, несмотря на препятствия, поставленные советской властью, все же пробились к образованию и интеллектуальным профессиям. Этот социальный слой (во многом этнический, в котором было много евреев), стал синонимом слова «интеллигенция». С годами противоречия между этим социальным слоем и властью трансформировались от поддержки и участия в двадцатых – начале тридцатых годов к страху тридцатых – пятидесятых и, наконец, к презрению прогнившей власти со стороны интеллигенции в шестидесятых – восьмидесятых годах, которое, в конечном итоге, привело к массовой еврейской эмиграции, когда это стало возможно.
Для евреев-членов партии было еще одно дополнительное и неприятное испытание – выход из партии. Пройти через этот барьер было трудно: собирались большие партсобрания для обсуждения только одного вопроса – исключение из партии еврея, подавшего документы на выезд заграницу на постоянное место жительства. После многочисленных обвинений и осуждений в предательстве человека с позором выгоняли из партии. Часто всем этим обвинениям подвергались пожилые ветераны Великой Отечественной Войны, которые защищали Советский Союз не в кабинетах партийных комитетов, а в окопах на передовой. У ветеранов войны отбирались все награды, за которые они проливали кровь на фронтах, а сейчас уезжали вслед за детьми и внуками. Для них это была как средневековая инквизиция – слышать от ничтожных партийных клерков слова обвинений в предательстве. Но были и другие собрания, больше похожие на анекдотичные. Я знаю одного бывшего работника торговли, которую перед ее отъездом исключали из партии на партийном собрании торга за ее отъезд. «Когда все собрались, – рассказала она мне, – я попросила слово первой, мне разрешили говорить. И тогда я сказала: „Я уезжаю, и у меня есть на то свои причины, которые никого из вас не касаются. Если только кто-то попробует меня здесь травить и обличать, я обещаю, что напишу письмо в ОБХСС (Отдел Борьбы с Хищениями Социалистической Собственности во времена СССР), где опишу все ваши махинации, и вы будете сидеть все! Исключайте меня из вашей партии, да побыстрей!“». Ее тут же по-тихому исключили, и все сразу разошлись.
Со временем все большее число евреев подавали заявления на отъезд, но при постоянной квоте на число выдаваемых выездных виз все большее число людей садилось «в отказ». Чтобы принудить советское правительство выдавать выездные визы всем евреям, желающим эмигрировать, в американском конгрессе была принята поправка Джексона-Вэника, ограничивающая продажу некоторых товаров в Россию, в дальнейшем получившая название «отпусти мой народ». В 1974 году генсек Брежнев и президент Форд договорились увеличить квоту на отъезд, таким образом дав возможность выехать десяткам тысяч евреев. Тем не менее, большинство из них все еще решало главный еврейский вопрос того времени: ехать или не ехать? Такой вопрос возникал не раз и не два, а много раз в течение последних двух тысяч лет еврейской истории. Он разделял еврейские семьи и даже часто разрушал их по этому принципу. Если родители были разведены, и бывшая жена собиралась эмигрировать с ребенком, она должна была получить разрешение от отца ребенка. Некоторые бывшие мужья использовали это для шантажа и получения денег. Другие соглашались не разводиться до отъезда, чтобы не разрушать семейный план; третьи использовали фальшивые браки только чтобы выехать. Поскольку было много смешаных браков, в ходу была поговорка: еврейская жена это не только заботливый партнер, но и средство передвижения.
Итак, разрешение получено, документы готовы. Что дальше? В отличие от восточноевропейских евреев, собиравшихся в эмиграцию в начале 20-го века, советские евреи изучали английский перед отъездом и совсем не полагались на родственников, обосновавшихся в Америке ранее. В аэропорту Вены, служившим пунктом пересадки, одни выбирали Израиль местом своего назначения как свою историческую родину, другие – Соединенные Штаты как наиболее притягательную страну почти для всех эмигрантов. Тогда их направляли в Рим, где и решалась их судьба. Через несколько месяцев они уже находили себя в Америке.
Как они обосновывались в новом для них мире? Я процитирую Джозефа Рота, известного австрийского журналиста и писателя двадцатых – тридцатых годов, обрисовавшего в 1926 году судьбы предыдущей волны эмигрантов из Восточной Европы начала двадцатого века:
«Многие возвращались обратно. Еще больше оставались на обочине жизни. У евреев Восточной Европы больше не было дома, их могилы находились на каждом кладбище. Многие разбогатели. Многие прославились. Многие внесли выдающийся вклад в другие культуры. Многие потеряли себя и мир. Многие так и остались в гетто, и только их дети смогли покинуть его. Большинство отдали Западу как минимум то, что могли. Некоторые дали ему больше, чем он дал им. Право жить на Западе принадлежит тому, кто способен жертвовать чем-то во имя этого» (Joseph Roth.
Это было написано более девяноста лет назад про евреев, иммигрировавших в начале двадцатого века, но сказанное характерно и для последующих волн еврейской эмиграции. Поток иммигрантов 1990-х шел своими путями сообразно технологическим и культурным изменениям конца прошлого века, но судьбы людей все так же определялись простыми и объективными концепциями типа «счастлив-несчастлив» и «есть материальный достаток – нет достатка». И люди уезжали, как бы отвечая «да» на шекспировский вопрос «быть или не быть?»
Дополняя мотивы отъезда, должен отметить, что много лет моя национальная идентичность беспокоила меня потому, что было нечто неудобное в момент, когда надо было показывать свой паспорт, где после имени, отчества, фамилии и года рождения в пункте национальность было написано «еврей», а уж произносить это слово было и вовсе неприлично и звучало неприятно, как удар дубинкой. Ну а если ты и по языку и культуре – русский, и только пресловутая запись в твоем паспорте как будто ставит диагноз о твоей неполноценности? Этот штамп может ударить тебя везде – в говорливой очереди за заморскими бананами, когда слышишь о черном ходе с которого «они» получают дефицитную жрачку; в шутке товарища по учебе, который сострил, сказав, что быть евреем – это хорошая специальность; в классном журнале, куда ты боялся, что твои одноклассники однажды заглянут и увидят на последней странице список учеников по их национальностям и тогда начнется…
С конца восьмидесятых годов, когда все ранее труднопреодолимые препятствия в отпущении евреев и не только их из Советского Союза рухнули, миллионы людей мигрировали из этой страны и рассеялись по многим странам. Еврейский людской поток хлынул в развитые страны. Сегодня около семисот тысяч американских граждан и людей, постоянно проживающих в Америке, считают себя евреями и одновременно признают родным русский язык.
Внутри последней большой волны эмиграции, охватившей период с семидесятых по девяностые годы прошлого века, была и суб-волна семидесятых, когда евреи, что уезжали, были презираемы советским народом, а те, что оставались, лишались должностей, мест работы и доверия. Еще бы, если уезжают одни, могут уехать и другие, поэтому лучше принять превентивные меры заранее, а то, не дай бог, обвинят, что пригрели предателей. По приезду в Соединенные Штаты тех советских евреев встречали как мучеников системы. И действительно, оставив свои привычные, обжитые места, они ехали в неизвестность, где не знали, найдется ли им место под солнцем. Они вошли в мир, где небольшая временная государственная помощь, талоны на бесплатные продукты и маленькая (не коммунальная, но платная!) квартирка – то, что они получили сразу по приезду – отнюдь не считались верхом материального благополучия, как это было бы в их бывшей стране. Надо признать, что эти люди, уехав первыми, были более решительны. Те письма, что оставшиеся в Союзе друзья и родственники получали с оказией (напрямую нельзя, рискуешь потерять все) от уехавших, рисовали полусказочный, а к началу восьмидесятых годов уже недоступный мир изобилия, где, тем не менее, живется трудно из-за боязни потерять все с потерей работы.
Эта ситуация изменилась с горбачевской перестройкой, а потом и с падением Союза, когда вместе с появлением первых свобод и прав граждан исчезли или стали недоступны продукты первой небходимости. Тогда пришла очередь менее решительных евреев, а вместе с ней и новой суб-волны эмиграции девяностых. За 10–12 лет несколько сот тысяч новых иммигрантов прибыло из России и других постсоветских республик.
Большая волна эмиграции в девяностых годах, перестройка и политические катаклизмы конца прошлого века способствовали тому, что еврейский вопрос в России стал менее острым; его сменили проблемы других межэтнических отношений. По данным российской переписи 2002 года, число оставшихся в России евреев насчитывает 265 тыс. Человек. Гибель миллионов в Холокосте и эмиграция уменьшила их число в восемнадцать раз! Такого малого числа евреев в России не было за все двести лет совместного сосуществования этих народов. К концу девяностых этот людской поток начал уменьшаться, и к нулевым практически истощился – те, кто хотел, уже покинули Россию.
Конечно, это было главным решением за всю жизнь – начать все снова, с чистого листа. Для некоторых это было легкое, для других трудное решение. Несмотря на «пятый пункт», многие в России имели интересную работу в науке или искусстве, других креативных областях. Все это предстояло бросить и уехать в неизвестность. Прохождение через трудности приспособления к новой культуре, поиски неизвестно какой работы, выживание и становление – все это еще предстояло пройти. Новые иммигранты столкнулись с большими и малыми трудностями, прежде чем жизнь и работа в новой стране стала стабильной, будь то Америка, Израиль, Австралия, Канада или Германия. Если кто-то преуспел или потерпел неудачу, то это был успех или провал в, прежде всего, приобщении к новой культуре, а уж потом шел материальный фактор. В новой непривычной социальной среде каждый видит то, что ему хочется видеть. Если кто-то хочет видеть хорошее в новом для него обществе, он будет видеть хорошее, но если он или она хочет видеть только депрессивное, они обязательно его увидят. Скажем прямо: не всем следовало уезжать. Я говорю о тех, кто не смог реализовать то, на что рассчитывал в другой стране – таких людей не очень много, но они есть и они недовольны своим положением. Тот, кто более продвинут – ругает самого себя, ну а если менее – тогда все претензии к стране, его принявшей. Не очень умно, но кто-то же должен быть виноват!
Исход евреев из России в двадцатом веке имел место дважды: в начале века и в его конце. Сходство между этими двумя событиями было только в одном: национальной принадлежности исходящих. Все остальное было различным: в начале века это были, говоря образно, ремесленники, портные и сапожники; в конце века – интеллигенция, люди с образованием. Первые бежали от погромов и забитого существования в черте оседлости; вторые – дабы уберечь детей от повторений «дел врачей» и космополитов при любых последующих вождях, пресловутых «процентных норм», негласных запретов на профессии, от ощущения себя гражданами второго сорта, от совковой жизни, а после крушения Союза, в девяностых – от элементарной убогости нищеты, отсутствия работы. Характерные отличия второго исхода от первого: язык общения – русский, а не идиш; большинство новых еврейских эмигрантов образованные профессионалы; они приехали из больших городов, а не из местечек, как это было в первом случае.
Все они образуют русскую общину, – именно русскую по американским понятиям, не еврейскую! – в большинстве своем сконцентрированную в Большом Нью-Йорке, Лос-Анжелесе, Чикаго, Филадельфии и других крупных городах. Идентичность русскоговорящих евреев образована тремя великими культурами: иудейской, славянской и западной. Думаю, что именно эти культуры и совмещаются внутри каждого из них. Каждая имеет свои корни или ростки.
Перед отъездом принято подводить итоги. Чего Россия получила от евреев больше: хорошего или плохого? На весах не взвесить: с одной стороны – огромный вклад в развитие страны, в промышленность, гражданскую и военную индустрию, вклады в выдающиеся открытия в физике, биологии, медицине, других науках, почти вся советская песенная культура, произведения литературы, кинематографии и многое другое, ставшее общерусским, национальным достоянием. С другой стороны, непропорционально большой вклад в революцию 1917 года, без которой, однако, евреи не вышли бы из черты оседлости и возможно, не сделали бы открытий, не написали бы романов. Определенно, цивилизация пришла бы в черту оседлости и без революции, или она (эта черта) все равно была бы отменена, не раньше – так позже. Но это была бы уже другая реальность.
Хочу закончить эту главу стихотворением Риммы Козаковой:
Так прощалась страна с неординарной частью своего народа, помогавшей этой стране, потом ею же преследуемой, но своей частью. Вот жила скромная еврейская семья по соседству с кем-то из вас. Так, обычная семья с ребенком, мало чем отличавшаяся от таких же рядовых граждан страны победившего социализма. В какой-то трудный момент семья эта, как и многие другие еврейские семьи, эмигрировала. Через много лет тот ребенок, став взрослым и получив образование, прославил уже совсем не эту, но другую страну, основав принципиально новый глобальный бизнес, во многом изменивший сегодняшний мир. Сделал он это, базируясь на своих новых идеях. Но это уже был успех другой, далекой страны.
Страна – это в большей степени народ, чем властные кабинеты. А это значит, что ровно на ту величину, что Россия потеряла в результате массового отъезда евреев, она и стала другой.
II. НЕ СОВСЕМ ОБЫЧНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Евреи. Кто
Почему евреи за тысячи лет до других народов создали первую монотеистическую религию, которую другие народы потом использовали как источник и модель для своих религий? В то время, когда другие народы еще поклонялись разным богам, у евреев уже была религия, утверждавшая, что Бог – един, которая дала начало другим авраамическим, т. е. происшедшим от Авраама, первого из иудейских патриархов, религиям – христианству и исламу. Кто был первый антисемит и почему антисемитизм на нашей планете бесконечен во времени и пространстве? Почему среди евреев непропорционально большое количество одаренных людей? Почему относительно небольшой еврейский народ смог сохранить свою идентичность после сотен и тысяч лет и оседлой жизни, и скитаний, преследований, истреблений? Толкований много, объяснений нет – слишком глубоко уходят корни… не на века – на тысячелетия!
И еще одно «почему». У советского диктатора Сталина, так часто прославляемого в современной России, были свои счеты с евреями, когда он начал преследование «безродных космополитов». Человек нерелигиозный, я иногда задумываюсь о той неведомой силе, которая сохранила их – определенно, что-то потустороннее спасло советских евреев от предстоявшей депортации в Сибирь перед тем, как это должно было произойти в 1953. Это была смерть диктатора.
Ответить на эти эпические вопросы, объясняя феномен выживания еврейского народа божественными силами, проще, чем понять, почему на самом деле это происходило именно так. В пределах же атеистического мышления однозначных ответов нет.
Поделиться книгой: