Помоги проекту - поделись книгой:
Эта встреча произошла во время Олимпийских игр в Токио, на стадионе Мейдзи.
Мой товарищ сказал мне на узбекском языке одну незначительную фразу.
Невысокий, солидный японец, который только что подошел к стойке бара, резко повернулся к нам, удивленно развел руками, словно собираясь броситься в объятия.
А потом с шиком произнес два слова:
— Саломат… Рахмат…
Довольный, он весело засмеялся, осматривая нас, как давних знакомых.
— Здравствуйте…
Был жаркий день. На стадионе Мейдзи бушевали болельщики. Некоторые уходили с трибун стадиона, чтобы выпить бутылочку холодной воды. Но все торопились, не желая задерживаться в баре. Не было времени и у нас. Но японец отвел в сторону, усадил за маленький столик, сам принес несколько запотевших бутылочек.
Как мы уже догадались, он был из тех, кому удалось побывать у нас в гостях в Узбекистане.
У этого человека мирная профессия. Он — врач.
— А мой друг — садовод. Вы бы только взглянули на его деревья, на огороды! — воскликнул врач. — Это редчайшая коллекция.
И он заговорил о друге, который в плену очень интересовался узбекскими фруктами и овощами.
— Особенно дынями. Нашей работой руководил один техник, молодой, веселый узбек. Говорил, что это лучше, чем рыть окопы. — И врач вздохнул. — Он прав…
Видно, друг нашего знакомого действительно страстно любит землю и творит чудеса. Земля Японии не щедра. Нужно вложить много труда, чтобы вывести редкие сорта дынь. Врач тоже со знанием дела рассуждал о вкусе узбекских дынь, хвалил сорта «кокча», «гуляби», «койбаш». Произносил он эти названия почти без акцента, только выделял шипящие буквы.
— Вот видите, — заключил врач не без гордости и пояснил: — Мой друг только об этом и говорит. Он переписывается с узбекскими бахчеводами, получает посылки.
Обычай народа
От блестящей Гиндзы в разные стороны убегают улочки без названий, с маленькими, словно игрушечными домиками, без номерных знаков.
Говорят, что Рихард Зорге великолепно ориентировался в этом сложном токийском лабиринте.
В темных переулках он встречался со своими друзьями… Бранко Вукелич, Макс Клаузен, Одзаки, Мияги… Конечно, это не все. У него их было больше.
— У него их были миллионы… — однажды сказала Ханако Исии…
Двадцатисемилетняя женщина впервые увидела Зорге и познакомилась с ним на Гиндзе, в ресторанчике «Рейнгольд».
Рихард Зорге сидел в одиночестве, отмечая свое сорокалетие.
Это было в 1935 году.
Через девять лет его казнили.
На кладбище Тамобати мы стояли у небольшого скромного надгробия. На нем высечены латинскими буквами и азбукой канакана имя, фамилия, даты рождения и смерти.
На обратной стороне надгробия короткая надпись. Нам сделали дословный перевод с японского.
«Здесь покоится герой, который отдал жизнь в борьбе против войны, за мир во всем мире».
И конечно, цветы… Много цветов.
— Их приносят каждый день… Особенно сюда… — подчеркнул управляющий кладбищем.
Он покосился в сторону огромных, тяжелых памятников.
Тамобати — мемориальное кладбище. Здесь погребены и останки крупных генералов, тех самых, которые мечтали о мировом господстве.
У памятников никого не было.
Сейчас на могиле вместо скромного надгробия Рихарду Зорге сооружен памятник, на котором появились новые слова — Герой Советского Союза…
Есть в Японии обычай… Чтобы сохранить память о великих людях, ушедших из жизни, нужно принести цветы, зажечь курения, полить камни…
Цветы сюда приносят каждый день.
Добрый доктор
За базаром начинаются узкие, грязные улочки. Прислонившись к глиняным стенам, сидят на корточках сонные люди. Кое-кто из них лениво жует листики ката, другие уже спят.
Кат — спасение от всего… От невеселых дум, голода, нищеты. Кат растет в горных районах Йемена. Листики, похожие на березовые, содержат алкалоиды. Какие сны видят эти изможденные люди? Подскажет ли одурманивающий сок что-нибудь веселое?
Спрашиваем о вкусе ката.
— Я не знаю. Не пробовал. Зачем? — пожимает плечами наш спутник Зияд Амир.
Он автомеханик, учился в Киеве. Он совсем молод. Ему еще нет двадцати. Зияд Амир, прикусив губу, разглядывает стариков и наконец говорит:
— Так дремал мой Йемен… Годами дремал.
В переулке очень душно. Но нет мух. Там, на базаре, они носятся тучами над расплавленной от жары халвой, над цветными горками винограда, манго, слив…
— Пойдемте… — Зияд Амир чувствует себя неловко. Он, наверное, не рад, что завел гостей в этот притихший переулок. — Пойдемте…
На ходу Зияд объясняет:
— Кат, к тому же, вреден. Нервные и желудочные заболевания… Но на них не обращали внимания. Есть болезни пострашнее… А у нас все равно не было ни одного врача, — и вдруг он, что-то вспомнив, восклицает: — Пойдемте… Я вам покажу!..
Зияд Амир похож на мальчишку. Особенно, когда мы останавливались у кинорекламы. В наших городах сотни подобных афиш.
«Тахир и Зухра»… — радостно, звонко читает Зияд. — Сегодня будет!
Кажется, у него настоящий праздник. Нужно понять Зияда. Первый кинотеатр в Йемене открыли недавно, в начале шестидесятых годов. И то… при дворце имама.
В Йемене не было ни книг, ни газет. В полицейских участках, похожих на кузницы, одевали провинившихся в цепи. Приговором считалось слово хозяина. Йемен до сентября 1962 года в полном смысле слова гремел цепями…
Изменился город Ходейда за несколько лет. Советский Союз построил здесь первый порт на Аравийском полуострове.
Изменился город. Улицы стали совсем другие.
На одной из них резко затормозила машина скорой помощи… к нам подбежал врач… Вопросы торопливые, самые разные.
— Как Ташкент? Когда уходит ваш теплоход? Слышал, что здесь большая группа советских людей… Много из Узбекистана. Но вызов. Срочный… Постараюсь приехать к отходу. В горный поселок вызвали… Ну все же, как Ташкент? Второй год не был дома…
Ответа врач не выслушал, не успел.
Когда машина скрылась, мы вспомнили, что даже не познакомились.
— Вы его знаете? — спросили у Зияда.
— Его знают все!
— А как зовут?
Зияд ответил по-арабски и, поморщив лоб, перевел…
— Значит, хороший доктор… Добрый доктор.
Зияд стал рассказывать о докторе.
— Он был солдатом-доктором. Воевал с фашистами. Мы видели его награды.
— Военный врач… — поправил я.
— Да… Солдат-доктор… — согласился Зияд. — Здесь многие не понимают, что это такое. Солдат здесь всегда боялись… Не понимают…
— Поймут. Обязательно… — заверил я.
— Конечно, поймут… — кивнул автомеханик.
К отплытию нашего теплохода доктор не успел приехать. Вероятно, в горном поселке он был очень нужен.
Законы календаря
Мы сосредоточенно вертели монетку, но радоваться не спешили. Вид у монеты, несмотря на дату «1371», был довольно приличный. Хозяин лавчонки тоже не считал ее археологической находкой. Подобную мелочь он небрежно бросал на прилавок. Торговец только с удивлением взглянул на странных покупателей, внимательно рассматривающих сдачу, а не сувениры.
— Братцы, — наконец сказал один из моих спутников, — а ведь сейчас в Марокко тысяча триста восемьдесят девятый год.
Не сразу вспомнишь о мусульманском летосчислении, столкнувшись с деловой, даже бурной жизнью Касабланки. Город банков, торговых контор, промышленных предприятий спешит, решая вопросы, которых за прошедшие века накопилось предостаточно.
В порту разгружаются корабли самых разных стран. Марокко налаживает торговые связи, расширяет их. Машины, отчаянно сигналя, вырываются из ворот, и огромный город жадно поглощает этот поток.
— Вам нравится Касабланка? — задает нам первый вопрос гид Ахмед Мухтар.
Он знает, что мы ответим: красивый, белый город с широкими чистыми улицами.
— Многие наши гости, — продолжает Ахмед, — просят показать четырнадцатый, хотя бы восемнадцатый век…
Туристская фирма, вероятно, учла пожелания иностранцев, и нас везут в Рабат.
Столица выглядит скромнее, тише. Здесь, конечно, тоже решаются важные дела, но решаются в солидных кабинетах, спокойно, обдуманно. У королевского дворца останавливается машина с флажком крупного государства. Почетный караул замирает, приветствуя посла.
В коридорах дворца посетители сидят на длинных скамейках. Двери кабинетов украшают строгие расписания часов и дней приема.
Нет, это, конечно, не четырнадцатый век…
Но Рабат, как многие арабские города, имеет свою Медину. В кривых переулках старательно трудятся мастера: ювелиры, резчики по дереву и металлу, ткачи, кожевенники. Они работают много, не поднимая головы.
Конечно, встречается лавчонка, прикрытая циновкой, из-под которой торчат голые пятки продавца. Его товар — разноцветные верблюжата — не очень ходкий. Местным жителям, особенно беднякам, эта вещь совершенно не нужна. Бедняк тратит свои дирхамы на просо, сорго, изредка, в праздники, на мясо. В крайнем случае он выпьет чашечку зеленого мятного чая.
Писец, почесывая за ухом, рассеянно слушает сбивчивую речь клиента. Очень много тот говорит, а прошение нужно уложить на одной странице. Уплачено ведь только за нее. Писец ждет, когда устанет клиент, и в конце концов выразит свою мысль коротко и ясно.
В маленькой мечети на потертых ковриках молится несколько человек.
В переулке, сжатом высокими стенами, скромная вывеска «Палац-Каббай». Шагнув за порог ресторана, попадаешь в мир восточных сказок: фонтанчики, голубые стены, изразцовая плитка и, конечно, официанты в тюрбанах. Каждое блюдо подается на маленьком столике, прикрытом высоким, конусообразным колпаком. Пусть это будет кусочек хлеба. Но его несут торжественно и медленно в ярком, дорогом оформлении.
Чем не четырнадцатый век!
Однако не надо спешить с выводами. Представительницу туристской фирмы учтиво сопровождает хозяин ресторана. Всем ли гости довольны? Очень довольны… И солидная пожилая француженка улыбается нам.
Сказки нет… Есть деловой мир. Есть договоры и калькуляции. Есть деньги. На дирхамах стоит одна дата, на долларах и франках — другая. В этом только и разница.
Двадцатый век дает о себе знать и в переулках кустарей. Из слесарной мастерской выносят и грузят на машину школьные парты. Невиданная для древней Медины продукция.
Во Дворце правосудия нас встретил молодой араб, адвокат. Он только что снял традиционную мантию. Разгоряченный после выступления, он доказывал нам необходимость защиты прав человека.
Богатую, красивую страну, восьмое чудо света, как о ней пишут в туристских проспектах, раздирали на части португальцы, испанцы, французы. Прошлые века остались не только на монетах, но и в жизни арабских кварталов. Каждая новая школа, новая больница — уже большая победа.
В больнице для бедняков врачи теперь обязаны бесплатно дежурить один раз в месяц. Это тоже победа…
Успехи собираются значительные и мелкие, порой по крупице.
Поделиться книгой: