— Такое впечатление, — говорит Нгуен Ван Бонг, — что я только что встретился с крепким, старым бойцом.
Отдых у вьетнамских писателей заканчивался. Через несколько дней они вернулись на родину, на фронт.
Одна царапина
Наверное, Хосе не умеет грустить… На все вопросы отвечает с улыбкой. Она у него особенная. Как говорят, ослепительная. Зубы сверкают на солнце, глаза горят…
— Жарко? — спрашивает Хосе.
— Очень…
— В Узбекистане тоже жарко…
— Здесь влажно… Трудно дышать, — поясняю я.
— Вода… Море… — соглашается Хосе.
Он с удовольствием чеканит русские слова. Именно чеканит, стараясь коротко, отрывисто сказать о главном.
У пышащего жаром бульдозера стоять не очень приятно. Но предложить отойти в тень мешает наше самолюбие. Вот мы и греемся… Рядом — горячий металл, над головой — неутомимое солнце, под ногами — раскаленные камни.
Кстати, об этих камнях.
— Уберем. Будет поле. Сахар.
На Кубе осваиваются новые земли. Работы идут день и ночь.
— Будет поле… — повторяет Хосе. — Большое. Там работали мы. Тоже были камни.
Ясно. Соседний массив совершенно не похож на серый, каменистый участок. Значит, это дело рук Хосе.
Нас предупредили и о том, что коренастый двадцатисемилетний Хосе — участник боя на Плайя-Хирон.
Задаю традиционный вопрос, прошу вспомнить о сражении, о своих подвигах.
Кажется, не то слово подобрал.
— Подвиг?!
И Хосе начинает хохотать. Сняв широкополую шляпу, он размахивает ею перед лицом. Ему даже жарко стало.
— Подвиг?!
Хосе смеется, крутит головой, разводит руками.
Наконец, заметив наше неловкое положение, он искренне сообщает:
— Подвига не было… Гранаты бросал. Танк остановился. Он там… Плайя-Хирон. Музей. Я раньше очень гордился. Думал, герой.
— И правильно.
— Нет! Не правильно! Я, может, сделал…
Он забыл нужное слово. После короткой паузы показал на руку.
— Царапину… — подсказал я.
— Да, да… Царапина. Был героем. Потом понял.
— Что?
— Не герой… — твердо произнес Хосе. — К вам приехал. Там понял…
Из дальнейшего, отрывистого рассказа я узнал, что Хосе учился в нашей школе механизации сельского хозяйства. Один из преподавателей часто расспрашивал юношу о Кубе, о его жизни.
— Одно я рассказывал, — вспоминал Хосе, — как танк подбивал…
— Ну и правильно…
— Неправильно. Не один подбивал. Много… Моя только одна…
Он опять поднял руку с легкой царапиной.
— Все равно. Участник…
— Участник! — вздохнул Хосе. — Мой учитель о себе молчал. Месяц, два, три… Потом праздник. Пришел. Ордена! Вот!
Хосе резко провел ладонью по своей груди.
— Ордена… Танки подбивал. Спрашивал его — сколько… А он…
Хосе замолчал… Исчезла великолепная улыбка.
— Что он сказал?
— Он сказал, все так воевали, все танки подбивали.
— Но вы же были мальчишкой.
— Он тоже не старый…
Теперь понятно, почему Хосе ничего не сказал и о своих трудовых успехах. Коротко повторяет: делаем поле, будет большое поле.
Простившись с Хосе, мы двинулись к машине по горячим камням. Не успели сделать и пяти шагов, как за спиной зарычал мотор. Хосе был уже в кабине бульдозера и приветливо махал нам рукой.
…На Плайя-Хирон стояла тишина. У приземистого здания музея замер искореженный металл. Когда-то страшная техника напомнила о прошлых ожесточенных боях.
Спустя некоторое время после провозглашения Кубы социалистической здесь высадились банды наемников.
Руководство кубинского комсомола, который тогда назывался Ассоциацией молодых повстанцев, обратилось к молодежи с призывом отстоять завоевания революции.
Тихо на Плайя-Хирон. Застыли пальмы… Под их легкой, кружевной тенью трудно укрыться не только коттеджам, даже людям.
Тихо… Не дает о себе знать и Карибское море. Хотя оно рядом, в нескольких метрах, за этими курортными домиками.
Я еще раз осмотрел американский танк… Он был тщательно «обработан» повстанцами. Конечно, рваные пробоины не походили на царапины.
Гроздь винограда
Он ожидал шумных возгласов. Но мы не стали кривить душой. Только ради приличия сдержанно похвалили виноград.
— Знаменитые бадачоньские сорта, — отрекомендовал наш друг. — Тихань!
Яркий, красочный полуостров врезается в Балатон. На пригорках, покрытых обломками базальтовых пород, раскинулись большие виноградники.
— В Тихани производятся лучшие сорта вин.
Мы молча кивнули, соглашаясь и с этой рекомендацией.
Наконец Ласло рассмеялся и махнул рукой.
— Ну, хватит. Вас ничем не удивишь.
— А Балатон?! — воскликнули мы.
— Вы правы… Вижу, что Балатон вам нравится. — Помолчав, Ласло с гордостью добавил: — Еще бы!
Сегодня Балатон был спокоен. Он будто грелся на солнце, стараясь расправить свои морщинки. Только у берега ватага ребят шлепала руками по воде. И тысячи брызг поднимались вверх. А далеко-далеко белели паруса. Яхты, казалось, не скользили по озеру, а тоже замерли, греясь под осенними лучами. И озеро, и яхты, и люди прощались с солнцем, с летом.
Взглянув на наши лица, Ласло удовлетворенно произнес:
— Нравится?
— Очень, — согласились мы.
— Совсем по-другому заговорили, — обрадовался Ласло. — А виноград хвалили для приличия. Чтобы не обидеть меня. Понимаю.
Пришлось согласиться и пригласить Ласло в Советский Союз.
— Вам, виноградарю, стоило бы у нас в Узбекистане побывать… Много интересного.
Ласло засмеялся:
— Знаю, знаю, что скажете. Сорта «нимиранг», «тайфи розовый», «чарас», «каттакурган», «хусайне»… Самые лучшие…
Довольный произведенным эффектом, Ласло неожиданно предложил:
— Хватит о винограде. Давайте купаться. К вечеру у Балатона может испортиться настроение. А мы вечером… — и он заговорщически подмигнул.
Что он еще приготовил? В популярной харчевне «Баричкаи чарда» мы сидели за дубовым столиком, едва касаясь холодных, словно в пещере, стен. С холма «Крестный ход» любовались старинным храмом. Были в пещерах, бродили по пристани. Но Ласло нашел, чем еще удивить. Он преподнес гроздь винограда:
— Пробуйте.
Мы осторожно брали литые, продолговатые ягоды.
— Ну как? — торжествовал Ласло. — Знакомо?
— Да…
— А вы еще приглашаете: приезжайте, приезжайте. Раньше вас пригласили.
— Когда?
— Кто?
— Давно пригласили. Еще во время войны… Вернее, в конце войны. У нас жили солдаты. Вот один и пригласил.
— Да… Но вы же были…
— Правильно, — согласился Ласло. — Вот такой… — Он протянул руку к земле. — Очень маленький. Солдат не меня приглашал. Отца…
— Дальше?
— Дальше все очень просто. Отец не сумел поехать. А я был. Три года тому назад. В Фергане виноградники высокие. Ближе к солнцу. Там одни сорта, у нас другие. Я решил и те, ферганские, вырастить. Пока немного. — Ласло посмотрел на гроздь винограда. — Тот солдат, наш товарищ, большой мастер. В прошлом году приезжал в Тихань. Ходил, не узнавал Балатона. И целый день на виноградниках пропадал. А приехал отдыхать.
Темнело. Ласло предложил подняться выше.
— Оттуда видно, как в Балатон падают звезды. Только там нужно стоять тихо, молча…
И он приложил палец к губам.
Ферганский плов
Победу ждали. Известие о ней могло прийти каждую минуту. По обочинам дорог, придерживаясь за повозки, шли беженцы. Они возвращались домой.
Когда их обгоняли машины, они останавливались и возбужденно, громко приветствовали солдат.