Помоги проекту - поделись книгой:
Борис Пармузин
ПАМЯТЬ
Есть у людей военного поколения нечто общее: однажды пройдя по военным дорогам, они проходят по ним вновь и вновь. Не раз возвращает их в прошлое память, потому что в этих дорогах и радость встреч и боль воспоминаний.
Фронтовая дорога Бориса Пармузина началась в 1943 году сразу после окончания средней школы. Сначала он курсант военного пехотного училища, а затем командир стрелкового взвода. Все увиденное и пережитое откладывалось в памяти, а пришло время — и оно перенеслось на страницы газет, журналов, книг.
После службы в армии, учебы в Ташкентском юридическом институте, работы в ЦК ЛКСМ Узбекистана Борис Пармузин становится журналистом. Сотрудничает в газетах «Комсомолец Узбекистана» и «Вечерний Ташкент», в журнале «Звезда Востока».
В 1954 году Пармузин издает свою первую книжку — сборник стихов «Рождение песни». За первой последовали другие. Книги стихов, рассказов, повестей, романов. И конечно же, основные герои его произведений — люди в солдатских шинелях, добрые сердца которых вместили в себя мужество и гуманизм. И повсюду, это видел писатель, бывая в зарубежных поездках, эхом откликнулась человеческая память на незабываемый подвиг простого советского воина.
«Память». Так и назвал Борис Пармузин новую свою книжку. Родилась она в результате зарубежных поездок писателя.
Неожиданные слезы
Барбара Навроцкая написала романы «Две любви», «Обычный день драмы», «Поединок» и несколько книг-репортажей о Греции, Италии.
Теперь она работала над книгой о Советском Союзе.
На моих глазах заполнялся не один блокнот.
Барбара застывала перед изразцовыми плитками Регистана. Она внимательно рассматривала минарет Калян. Долго, жадно расспрашивала маргиланских мастериц о необычных красках знаменитого шелка.
В Бухаре водитель такси после долгого молчания все-таки спросил:
— Как сейчас выглядит Варшава?
— Вы там бывали? — оживилась Барбара.
— Да… Но очень давно. Я участвовал в освобождении города. Страшно было смотреть…
— Я помню… — вздохнула писательница. — Но сейчас там другой город. Совсем другой.
— Я рад за вас… — сказал водитель. — У нас тоже стало иначе. Я вернулся с фронта — на каждом шагу война давала о себе знать. Детские дома, хлебные карточки… Да что там говорить… — После короткой паузы он добавил: — Вот мы подъехали к парку. Там мавзолей Самани.
И Барбара писала, писала…
Вернувшись в Ташкент, мы побывали на ВДНХ Узбекистана.
Экскурсовод, женщина средних лет, познакомилась с писательницей и пригласила:
— Прошу.
Начался обход первого зала.
Указка словно подчеркивала главное в спокойном рассказе экскурсовода.
— Это наши герои войны…
Барбара знает и помнит войну. Ей пришлось совсем девчонкой участвовать в Варшавском восстании.
— Герои Советского Союза, ныне здравствующие… — указка прошлась под портретами. — А вот генерал Сабир Рахимов, погиб при освобождении Польши.
Барбара медленно сняла очки.
— Что с вами? — испуганно спросила экскурсовод.
— Ничего, сейчас пройдет.
Барбара никак не могла найти платок среди блокнотов, которыми была забита сумочка.
— Сейчас, сейчас…
— Право, перестаньте, — голос у экскурсовода дрогнул.
Шагнув к писательнице, она обняла ее, стараясь скрыть свои слезы.
Поэтический город
Я невольно вспоминаю, как по этой улице спустя несколько месяцев после землетрясения ехал на текстильный комбинат с югославским писателем Иване Потрч.
Он задал обычный вопрос, как называется улица.
— Шота Руставели…
Иване Потрч улыбнулся.
— У вас поэтический город.
Он уже записывал названия улиц: Пушкина, Гоголя, Навои, Толстого, Мукими.
А на другой день мы стояли у стен здания, которое возводили военные строители.
Здесь рождался город-спутник Сергели. Уже вырисовывались его контуры: дома, улицы, площади… Нетерпеливые строители кое-где установили самодельные дощечки с названиями будущих улиц.
— «Имени генерала Карбышева…» — прочитал гость. — Я знаю о судьбе этого героя.
Иване Потрч рассматривал разгоряченные лица солдат.
— Как они похожи… — невольно вырвалось у гостя.
— На кого? — не понял я.
— На тех, кто освобождал нас. Тогда… в сорок пятом… Из концлагеря.
Он задумался. Я решил не продолжать разговора, не будоражить память о страшных днях, проведенных за проволокой фашистского концлагеря. Их было много, этих дней. Партизан и литератор Иване Потрч провел в заключении более двух лет.
— Откуда они? — гость кивнул на военных строителей и улыбнулся. — Если не тайна.
Я тоже улыбнулся.
— Нет, не тайна… Здесь, по-моему, люди из всех республик.
— Те солдаты тоже были из всех республик…
Потом мы знакомились с солдатами.
Во время перекура Иване Потрч с удовольствием, в который раз, просил исполнить «собственную» песню.
Молодой солдат склонился над гитарой и, лихо рванув струны, запел о том, как ребята привыкают к жаре, как ее они уже совсем не замечают.
Иване Потрч спросил гитариста:
— Вы автор?
— Вместе сочиняли… — просто ответил парень. — Все…
— Ваш город должен быть очень красивым, — сказал гость. — Он с песней растет. Его строят поэты…
А мимо по-прежнему мчится поток машин…
Воды Нарына
От летнего ветра падали каштаны. Колючая скорлупа, едва коснувшись земли, мгновенно трескалась. В Ялте уже была осень. Сад заглядывал в окно, отражаясь в зеркальной стене.
Против стены находится кровать. Многие годы Николай Бирюков любовался этим садом. Отрываясь от работы, он смотрел на стену, где жили и колыхались зеленые ветви. А свет из окна падал на странички новой рукописи.
Николай Бирюков работал каждый день. Эта комната служила кабинетом. Здесь собраны подарки и сувениры читателей, книги писателя, изданные на самых разных языках.
Анна Ильинична Бирюкова — жена писателя, его большой друг и помощник — достает скромное издание и протягивает одному из гостей:
— «Чайка»… — узнает Нгуен Ван Бонг. — Наша «Чайка»!
Он смущенно улыбается: к сожалению, русских слов пока в запасе мало. Взглянув на переводчика, секретарь Союза писателей ДРВ начинает рассказывать историю издания прославленного романа во Вьетнаме.
Уже десять лет «Чайка» помогает патриотам героической страны сражаться за свою независимость.
— Художник Хунь Ван Гам рисовал обложку после боя… Он и сейчас в армии. Нелегко пришлось переводчику романа Нгуен Нят Тхаму. Он тоже воин… «Чайку» бойцы носят в рюкзаках. Есть разброшюрованные экземпляры. Так легче передавать отдельные странички из рук в руки.
Нгуен Ван Бонг рассказывает о своих товарищах, которым «Чайка» помогла в борьбе, о людях, повторивших подвиг Николая Островского и Николая Бирюкова.
Долгие годы прикован к постели Хон Шон. Он изучил русский язык и сейчас является одним из переводчиков советской литературы.
Мы перебираем различные издания… Я вижу знакомую обложку — «Воды Нарына» на узбекском языке.
Этот язык немного знаком Нгуен Ван Бонгу. Его замечательный роман «Буйвол» тоже переведен и издан в Ташкенте.
О «Водах Нарына» вьетнамский гость не слышал. Его заинтересовала книга, удивительная стройка и люди.
Анна Ильинична вспоминает о поездке в Узбекистан.
— Готовился Николай серьезно и долго. У нас появились подшивки газет «Правда Востока» и «Комсомолец Узбекистана» за тридцатые годы, брошюры, справочники. И конечно, учебники узбекского языка. «Надо знать язык того народа, с которым думаешь дружить, тем более о котором хочешь написать книгу»… — так сказал Николай Зотович.
Многие отговаривали Бирюкова от этой поездки (в такую даль и здоровый человек не пустится). А Николай Зотович мечтал о синих вечерах, о древних легендах, о пустынях и хлопковых полях. На все сетования друзей он отвечал весело, и обязательно по-узбекски.
Давний друг комсомольцев Николай Бирюков был окружен молодежью с первого дня пребывания в Узбекистане.
Тактичные юноши и девушки не смутились, увидев писателя в постели. И потом нигде, никогда специальная коляска, в которой находился Николай Зотович, никого не удивляла.
Иногда к гостинице подходила карета «скорой помощи». Но в ней Бирюков не любил путешествовать. Лучше, когда коляску поднимали в кузов грузовой машины, — так все видно. Его радовала даже пыль горячих дорог.
Николай Бирюков считал, что ему очень повезло. Он приехал в дни, когда трудящиеся Узбекистана вышли на строительство Большого Ферганского канала. Писатель еще не знал, какой будет книга и будет ли она. Писатель жил в кишлаках, дружил с партийными и комсомольскими работниками, с повидавшими жизнь стариками и с мальчишками. Он полюбил цветы хлопка, как цветы труда и побед. Узнал цену воды. Торопливо записывал мудрые поговорки. Писатель дышал знойным воздухом степей, свежестью молодых садов.
К нему тянулись люди.
— Сколько было у нас друзей! — улыбается Анна Ильинична. — Люди шли и шли к Николаю Зотовичу. Мы почти никогда не оставались одни.
Нгуен Ван Бонг машинально листает книгу на узбекском языке.
Потом я рассказываю о новых ирригационных стройках в Узбекистане.
— «Живые воды Нарына»… — говорит вьетнамский писатель. — Эту книгу должны прочитать и у нас. Мы тоже после победы будем много строить. Эта книга, как и «Чайка», учит мужеству.
В пустых комнатах шла подготовка к открытию музея. Небольшой штат во главе с Анной Ильиничной был занят отбором экспонатов. Мы рассматривали оригиналы иллюстраций к роману «Воды Нарына». Потом нам принесли книгу отзывов. Первую запись в ней сделали писатель и воин Нгуен Ван Бонг и его друг — старейший писатель Вьетнама Ту Мо.
Анна Ильинична провожает нас по тихой, зеленой улице.
Поделиться книгой: