Помоги проекту - поделись книгой:
В жаркий полдень на главной улице Поречья не было ни души. Странным был май 1941 года, почти без дождей (плохой знак, как утверждали старики). Обычно темная, разъезженная техникой, разбитая скотиной дорога стала белой, высушенной в пыль. Тишину не нарушали даже собаки, которые обычно ревностно охраняли свои участки села. Они или увязались за хозяевами в поля, или мирно дремали в прохладном месте. Белая колокольня церкви утопала в яркой зелени, которую не в силах было иссушить самое жаркое солнце.
Посредине пустынной дороги замерли две фигурки: высокий парень в белой рубахе и тоненькая девушка. Они смотрели друг на друга так, будто были одни в целом свете.
– Значит, уезжаешь? Точно? – одними глазами спрашивал он.
– Да, – не в силах вымолвить она.
– Правду сестренка говорила, – сказал Василек и взял ее за руку, – а я думал, это так, одни мечты.
– Нет, не мечты, меня Анна вызывает, понимаешь? – Она сильнее сжала его ладонь, как будто боялась, что он сейчас обидится и уйдет.
– А я так решил, если правда, – он на минуту замолчал и взглянул на нее, – я тоже поеду. Осенью, когда урожай соберем, а то родителям без меня трудно. Поступлю на завод, и учиться пойду. Ты как думаешь, хорошо?
Пашка не верила своим ушам. Он не стал с ней спорить, разубеждать, он принял ее решение и хочет ехать в Ленинград, лишь бы не расставаться! Она забыла, что стоит сейчас на улице, что кто-то может увидеть ее, – просто приникла к нему всем телом. Он, ее, – сильный, надежный. Теперь уж ничего не страшно! Так они и простояли там, одни, не тревожимые чужими взглядами. А потом пошел дождь…
Сейчас на знакомой, хоженой-перехоженой дороге Пашка вспоминала их разговор и улыбалась своей скорой свободе.
Глава 3
Ни поезд, ни новые люди, ни огромный вокзал ничуть не удивляли Прасковью. Как будто она не путешествовала в первый раз, а ехала в давно знакомый, привычный город. Чудно!
Лето только началось и, несмотря на солнечную погоду, в Ленинграде было довольно прохладно. По перрону ей навстречу спешили люди: в аккуратных плащах, пальто, туфлях – встречающие горожане; в простой, чаще всего темной одежде, резиновых сапогах – приезжие, по большей части крестьяне из близлежащих районов. Кто-то в гости, кто-то работать или учиться. Сложно было не затеряться в этой пестрой толпе, но она все-таки разглядела Анну.
Из четверых детей Анна была самой необычной. Прежде всего бросалась в глаза экзотическая внешность: яркие огненные волосы и белая прозрачная кожа, выделявшие ее среди русоволосых сестер и брата. Да и характер с самого детства у нее был не сахар: если случится какая-нибудь ссора – в обиду себя не даст, если попробует кто задеть – за словом в карман не полезет. И девчонки, и мальчишки в Миновском относились к этому бесенку в юбке с опаской. Но для Пашки важно было только одно: Анна – ее любимая старшая сестра.
– Ну, Пашенька, здравствуй, – молодая женщина легко подхватила ее узелок и обняла младшенькую. Не обращая внимания на окружающих, а скорее даже подчиняясь негласному закону, сестры расцеловались и отправились домой, по пути обсуждая последние деревенские новости.
Невский проспект, как шумная река, подхватил спутниц, и Прасковья только успевала глядеть по сторонам. Ей было интересно все. Люди: погруженные в свои заботы, они торопливо пересекали оживленные перекрестки; автомобили: новенькие, сверкающие на солнце ярко начищенными деталями. Многообразие и суета нравились девушке все больше и больше. Несомненно, город был создан для нее, а она – для города.
Перешли Неву через огромный мост, такой большой, что под ним без труда проходили целые суда. Другие, совсем уж невиданные гиганты ждали своего часа: как объяснила сестра, ночью мосты разводились. Пашка никак не могла понять, как это возможно, на что получила простой ответ: «Сама увидишь, поймешь». Их конечной целью был Ленинградский зоопарк, где работала Анна. Здесь же она и жила в маленьком деревянном доме, второй этаж которого занимало семейное общежитие.
– Проходи, знакомься, – старшая сестра распахнула дверь в просторную светлую комнату.
Паша шагнула внутрь и поздоровалась.
– Это Любовь Ивановна, – Анна указала на пожилую женщину. Та взглянула на Пашу, улыбнулась, и легкая сеть морщинок тотчас разбежалась от уголков добрых серых глаз. Девушке на миг показалось, что они знакомы уже давно.
– Это Елена Михайловна. У нее двое детей, Петя и Наташа, мы сейчас видели их во дворе. А это наша Зиночка! – За столом около окна сидела с книгой совсем молоденькая девушка, на вид не намного старше Паши.
Обитатели комнаты поприветствовали гостью и снова вернулись к своим делам. Сейчас было время обеда, но примерно через полчаса все отправились на службу. Ушла и Анна.
Паша подошла к окну и широко раскрыла створки, впустив в комнату свежий невский ветер и солнечный свет. Прямо на нее, сияя куполами, смотрел огромный собор. В глубине сада слышались звуки оркестра, а по его дорожкам прогуливались немногочисленные посетители.
Неужели она будет сидеть одна в комнате? Девушка подошла к зеркалу и, убедившись, что выглядит хорошо, отправилась изучать окрестности. Выйти за пределы зоопарка она не рискнула: вдруг заблудится. Тем более что и здесь было достаточно интересно. Только в школьном учебнике видела она таких животных и птиц. Но разве можно сравнить даже самую хорошую картинку с живым оригиналом!
Особенное впечатление на Прасковью произвел тигр – у его клетки она задержалась надолго. Уж больно хороша была «кошечка» – даже сейчас через решетку от зверя исходила скрытая мощь и сила прирожденного убийцы. Здесь и застала ее сестра.
– Вот ты где, а я обыскалась. Думаю, куда это Пашка подевалась, неужто заблудилась?
Девушка невольно вздрогнула: слишком резким показался ей звук человеческого голоса после длительного созерцания красавца-зверя в вечерней тишине. Медленно освобождаясь от легкого оцепенения, она даже не сразу уловила смысл слов – только интонацию. И лишь через минуту ответила:
– Что ты, я далеко не ходила, просто пока всех разглядела и не заметила, как время прошло. Знаешь, я раньше и представить не могла, какие они на самом деле.
– Ну и ладно, – Анна взяла девушку за руку и увлекла за собой, – еще насмотришься. Поужинаем да поедем к Горюновым. Они как узнали, что ты скоро приедешь, просили сразу привезти тебя погостить. Дом у них свой, большой, тебе понравится.
Прасковья и не думала, что «гости» затянутся не на один день. Не только дядя Миша и тетя Оксинья Горюновы желали повидать девушку. Многочисленные сестры, братья, хорошие знакомые были рады узнать последние новости о своей деревенской родне. А она выступала в роли живого письма. Так прошла целая неделя. В воскресенье рано утром они распрощались с хлебосольной семьей двоюродного брата Федора и спустились в каменный мешок мрачноватого двора.
– Все, хватит, едем домой, – сказала Анна, – а то, смотрю, совсем они тебя своими расспросами замучили.
– Вообще-то да, надоело мне по гостям кочевать, – согласилась Паша, – конечно, интересно повидаться, но ведь рассказывать приходится одно и то же. – И она, слегка нахмурив лоб, продекламировала, нарочито растягивая слова: «У Ивановых, которые с краю, корова двух телят принесла, а Цыгановы ребята еще в апреле ушли на заработки и до сих пор писем не шлют…»
– Ой, точно, – рассмеялась сестра, – и каждому подавай подробности, кто что об этом подумал да кто что сказал.
Они шли по улицам просыпающегося города и весело хохотали, привлекая внимание немногочисленных прохожих. Внезапно Анна остановилась и пристально посмотрела на Пашу.
– Вот что, пойдем-ка сейчас купим тебе новое платье, – она провела рукой по сестриной одежке, – это и сшито не по тебе, и ткань грубовата…
– Ой, Аня, неудобно как-то, – попыталась отказать та, хотя и очень желала получить обнову. Не так часто баловали ее новыми вещами – все больше приходилось донашивать старые перешитые платья. Как это, темное, длинное, совсем не шедшее к ее стройной фигурке.
– Даже не думай! Что я, не могу сестренку принарядить?
В большом светлом магазине было столько одежды, что просто глаза разбегались. Прасковья чуть ли не перебегала от одела к отделу, разглядывая чудесный товар. Она перемерила множество платьев, пока не нашла самое лучшее. Нежное, светло-бежевое, сшитое идеально – точно по ней.
– Да ты у меня красавица, и уже невеста, – улыбалась Анна, видя, как радуется сестренка. – И, кстати, тебя уже женихи заждались.
– Какие женихи? – продолжая улыбаться и прижимать к груди драгоценный сверток, остановилась Пашка.
– Как «какие»? – притворно удивилась сестра, – наши, деревенские. Кто в ремесленное приехал поступать, кто подработать летом. Ума не приложу, как прознали, что ты у меня. Уже несколько дней ждут, когда вернешься.
Они вошли в ворота зоосада, и Прасковья сразу обратила внимание на стайку мальчишек-подростков, с непринужденным видом расположившихся на скамейках возле общежития.
– Вот, сама полюбуйся, – кивнула в их сторону Анна.
Девушка пригляделась и сразу узнала несколько человек. А самый смелый, Павел Петухов, выступил вперед и сказал:
– Ты, это, Паша, выходи к нам, погуляем.
– Хорошо, – улыбнулась она, – подождите, выйду.
Иван, муж Анны, сегодня был дома. После свадьбы они приезжали в деревню знакомиться с новой родней, так что Прасковья сразу узнала его. Невысокого роста, крепкий, он выглядел очень солидно в белой милицейской форме.
– Ну, здравствуй, сестренка, – он встал им навстречу, – подросла ты за два-то года. Молодец, что приехала.
Анна захлопотала у стола, собирая утренний завтрак, а Иван рассказал Паше, для какой работы вызвал ее из деревни. Если честно, девушка смутно представляла, чем ей предстоит заниматься, – главным был факт переезда в город. Реальность же превзошла все ожидания. Оказывается, в лабораторию криминалистов набирали молодежь. Через несколько недель начнутся курсы, и она уже на них зачислена!
Лето обещало быть веселым. Получалось, ее ждали настоящие каникулы. Не такие, как в деревне, а самые правильные, с массой свободного времени, которое можно тратить на что угодно!
Каждый день прибегали знакомые ребята, и они все вместе гуляли по Ленинграду или изучали обитателей зоопарка. В выходные в глубине парка играл духовой оркестр, и Пашка ходила слушать вальсы и, что скрывать, любоваться на музыкантов – молодых красивых выпускников училища.
Белые ночи превращали день в бесконечность, и точно были созданы для них – юных, веселых, беспечных.
Мальчишки в модных отглаженных брюках и клетчатых рубашках изо всех сил старались привлечь Пашкино внимание, но она делала вид, что не замечает их ухаживания. В эти дни девушка не очень часто вспоминала Василька – столько новых впечатлений обрушилось на нее. Но она твердо знала – кроме него, ей не нужен никто. Забавно, конечно, быть в центре внимания стольких ухажеров. Забавно – но и только.
Домой приходила на рассвете, потихоньку, чтобы никого не разбудить, пробиралась в свой уголок и забиралась под теплое одеяло. Приятно было вытянуть на мягкой постели уставшие от длинной прогулки ноги – завтра им вновь предстояло гулять до зори…
Ранним воскресным утром они шли по Невскому, обсуждая вчерашнюю киноленту, и поначалу не обратили внимание на скопление людей. Но любопытство все же взяло верх, и Сашка Иванов сбегал узнать, что происходит.
– Война, что ли, началась. Говорят, немцы на нас напали.
Все сразу посерьезнели, но через какое-то время, рассудив, что «наши немцев быстро победят», продолжили прогулку.
И правда, поначалу казалось, что ничего не изменилось – линия фронта была далеко, и о войне напоминали только радиосводки. Да вот еще Иван стал редко появляться дома, а женщины по вечерам были какие-то задумчивые. Все чаще по булыжной мостовой шагали роты солдат, и грохотала техника.
Только когда в очередной сводке сообщили, что немцы заняли Псков, Паша до конца осознала: война – реальность и она все ближе и ближе к ней.
– Анюта, – сказала она сестре, когда та пришла вечером с дежурства, – поеду-ка я домой.
– И то верно, – сразу согласилась та, устало опустившись на кровать рядом с девушкой, – я ведь тоже думаю: нечего тебе здесь делать, в городе. Ты-то не видишь, – она задумчиво провела рукой по русоволосой голове сестры и понизила голос до шепота, – в магазинах почти не осталось продуктов. Иван говорит, скоро все будет по карточкам. В деревне спокойнее, легче.
– Поехали вместе, – предложила Паша.
– Нет, что ты. У меня работа, Иван служит, а без него я не могу. Ничего, может, все еще наладится. А ты поезжай. Завтра попробую достать тебе билет.
Оказалось, гражданские поезда почти не ходят, а желающих вырваться из города гораздо больше, чем вагонов. Прасковья так и не поняла, как сестре удалось купить билет в самый последний состав, уходивший из Ленинграда. Положение было очень серьезным: немецкие войска упорно пробивались к северной столице, стараясь отрезать все дороги к ней.
Наступило воскресенье, 27 августа. Анна не знала, за что хвататься, в своем старании уложить в Пашин чемоданчик как можно больше полезных вещей.
По перрону бежали, боясь опоздать в странный, собранный из телячьих вагонов с наскоро прилаженными нарами поезд. Кругом суетились растерянные люди: в основном женщины, дети и старики. Они еще не понимали, что станут последними, кому удалось покинуть взятый на долгие месяцы в плотное кольцо Ленинград.
Как на грех уже перед своим вагоном лопнул замок чемодана: по земле разлетелись аккуратно сложенные платья и рубашки. Сестры чуть не плача принялись собирать их, а потом не сговариваясь уселись на злополучный чемодан и застыли, прижавшись друг к другу, как полагалось по старинному обычаю перед дальней дорогой.
В вагоне было душно, темно и необычно тихо. Притихли даже дети, которые всегда и везде находили себе забаву.
Когда состав тронулся, Анна долго шла рядом, а потом, спохватившись, крикнула:
– Я телеграмму дам, чтобы встретили тебя!
Пашка устроилась в уголке и сначала просто стояла, прижавшись к стенке. Ехали по северной дороге, далеко в объезд, чтобы не натолкнуться на противника. Их состав пропускали в последнюю очередь – зеленый свет давали только военным грузам.
На очередной стоянке с верхних нар прямо на многострадальную Пашкину поклажу спрыгнул какой-то бугай явно бандитского вида.
– Ой, дяденька, что же вы, – хотела возмутиться она.
– Молчи, из вагона выброшу, – угрожающе цыкнул «дяденька» и, как ни в чем не бывало, пошел по своим делам.
«Вот наглый, наверняка дезертир, а ведет себя по-хозяйски, да еще и ругается, – подумала девушка, оттащила свой багаж в сторону и уселась на него, – лучше сама примну, чем всякие будут топтать».
Так она и просидела весь долгий путь: не один день, не одну ночь, как в тумане, путая сон с реальностью. Боясь отстать от поезда, быть ограбленной, не увидев ни одного участливого лица.
Их составу повезло: он ни разу не попал под бомбежку или обстрел и пусть медленно, но верно все дальше и дальше увозил людей от войны.
Пашка думала, что никто ее не встретит, и лихорадочно искала способ добраться до дому. Поезд прибывал не в Бежецк, где жило много знакомых, а в Красный Холм. А в пути он был не несколько часов, как обычно, а несколько суток.
Каково же было ее удивление, когда на станции к ней подошел дядя Иван. Этот странноватый, не привыкший много говорить мужчина, несколько дней дожидался ее, встречая все проходящие составы. Только в его телеге, блаженно вытянувшись на пахучем сене, девушка смогла выспаться за все последние тревожные сутки.
В деревне война совсем не ощущалась. И Пашке казалось, что скоро все наладится. Немцев обязательно победят старшие, кому и положено защищать родину.
***
– Папка, вставай, – потихоньку выскользнув из-под теплого одеяла, Пашка будит отца.
– Да ты чего, доченька, – открыв непонимающие со сна глаза, удивляется тот.
– Разве не слышишь, на том конце звонят, бригаду подымают, – отвечает она.
– И то верно, вставай, мать, – легонько теребит Василий жену, – вишь, дочька-то у нас какая, раньше солнышка встает.
Наскоро перехватив хлеба и запив его водичкой, мама, брат Иван и Прасковья отправляются за реку. По росе трава легче ложится под умелой рукой косца. Солнце не палит, и работа спорится. Пьянящий, почти физически ощутимый запах свежескошенной травы превращает труд в радость, в наслаждение собственной силой, молодостью, гармонией с окружающим миром.
Обедать идут на крутой берег Мелечи: хлеб, картошка, огурцы, молоко кажутся необыкновенно вкусными. Родная река медленно катит свои прозрачные воды, низко над ней кружат большие стрекозы, тихий ветерок приятно холодит кожу – и сейчас для Прасковьи это единственно возможная реальность.
Глава 4
Осенью Пореченская школа, в которой учились дети из окрестных деревень, так и не открылась. Ни у кого не оставалось сомнения, что война продлится долго. Фашистские войска слишком стремительно двигались вглубь страны, а значит, обратно гнать их будет нелегко. Ежедневные сводки только усиливали чувство тревоги и страха. В каждой семье кто-то ушел на фронт. В деревне получили первую похоронку…
Случилось, правда, и несколько необычных событий: из блокадного Ленинграда через линию фронта пришли односельчане, которые не успели в свое время выехать из города. Среди них были и те ребята, с которыми так беспечно и так давно гуляла по ночному Невскому Пашка.
Ранним сентябрьским утром в дом постучала соседская девчонка, по возрасту почти ровесница Прасковьи:
– Тетя Маша, нас на окопы назначили, меня, Анюту Ефимову, Сережку и вашу Пашу. Завтра нужно быть на станции Красный Холм, – по-заученному протараторила она, а увидев за спиной женщины подружку, обратилась к ней, – ты приходи сейчас к нам, там все соберутся, решим, что брать с собой, как добираться.
– Ой, доченька, что же это, куда они тебя, – Мария Ивановна тяжело осела на деревянную лавку, – лучше бы меня взяли, там же война.
– Ничего, мам, – успокоила ее девушка, – мы ведь в тылу будем, ты же слышала, окопы, значит, для обороны. Да и не одна еду. – Сама Паша не очень-то верила в свои слова, но очень хотела успокоить маму. – Я побегу, все разузнаю, а ты тут смотри не расстраивайся.
В доме у Сашки Майоровой уже собралось человек 10 – все ровесники Прасковьи. Здесь же находился присланный с разнарядкой человек из Поречья.
– Собрались, – окинул он взглядом притихшую молодежь, – значит, слушайте и запоминайте. Вас направляют в помощь Красной Армии на сооружение оборонительной линии. С собою возьмете лопаты и минимальный запас продуктов. По прибытии на место вас поставят на довольствие. Завтра в 8 утра быть на станции. Поезд отходит в 9. Опоздавшие и не явившиеся будут считаться дезертирами. Все ясно? Вопросы есть?
Поделиться книгой: