Помоги проекту - поделись книгой:
Не во время в селе ярмарка шумит,
Развеселая да богатая.
Полюбилась Маша молодцу-купцу –
Купцу знатному, чужеземному.
На вечерней зорьке сватов засылал –
Все с подарками, златом-серебром.
Запродали Машу в дальню сторону,
Разлучили бедну с любым дролечкой.
Посиделки были настоящей живой книгой, из которой узнавали родословную семьи, легенды, сказки, песни, любимые в этих местах. Они помогали хранить историю, традиции и обычаи.
Да и о том, как появилась деревня Миновское, Паша однажды узнала от бабушки-соседки, таким как сегодня темным зимним вечером…
– Мне дед передал, а ему, его родители сказывали, что здесь был только лес, – перебирая пряжу завела Анна Федоровна свой сказ. – И такой он был древний и могучий, что люди боялись заходить в его владения. Многие тогда встречали и лешего, и водяных да русалок.
Но надо было как-то жить: пахать, сеять, пасти животину. Взялись люди за топоры, и вырубили, вычистили место для нового поселения. Правда и по сей день зорко приходится следить, чтобы лес не вернулся обратно. А место для деревни выбрали с умом: на высоком месте, чтобы весной, когда сойдет снег, к домам не подошла вода. Знаешь ведь девонька, что по весне, в разлив, становится деревня островом – окрест, куда ни глянь, – море-озеро. До большой земли только на лодке дойти и можно. А все потому, что здесь две наши речки-неразлучницы Мелеча и Ужень сходятся вместе, и бегут, струйка к струйке, к самой Волге-матушке.
Земля здесь оказалась хорошая, щедрая на лен да рожь. В лугах всегда достает трав для скотины. А все дороги в ближайшее село, Поречье, идут через наше Миновское: обойти его, миновать стороной, невозможно. Потому и ярмарки богатые здесь устраивали в давние времена, царские…
Сегодня завели беседу мамины подруги о чудесах и исцелениях.
– Слыхали, у Нюрки дочка опять захворала, – не отрывая глаз от пряжи, начала Мария Ивановна очередную историю, – и решили, что раз доктора не помогают, надо к Захаровне идти…
– Это к которой, уж не в Дубровку ли? – всплеснула руками маленькая сухонькая женщина, соседка тетя Маша, – так про нее же говорят: колдунья, – перейдя чуть ли не на шепот, закончила она.
– Да что ты, окстись, – усмехнулась мама, окинув робкую собеседницу лукавым взглядом, – просто знахарка, травы нужные знает, настои целебные готовить умеет. Да ты вспомни, она же года три назад брату твоему Степану хорошо помогла, ты ж тогда ее хвалила. Ну да ладно, не о том речь. Я ж про Вальку Нюркину. Повезли они ее на санях – совсем уже слабенькая девчонка стала. А Захаровна только взглянула на нее и говорит: «Знаю, чем помочь вам, но все ж таки дайте хорошенько девоньку огляжу, расспрошу»…
Пашка поначалу прислушивалась к беседе старших, но разговоры про хвори ее не интересовали. Она раскрыла книгу, которая чудом сохранилась в старом сундуке в углу чердака. Перипетии увлекательных приключений отважного рыцаря Айвенго, увели ее в далекое прошлое.
Она не слышала тяжелых шагов на крыльце и даже вздрогнула от громкого голоса:
– Ну что, сестренка, приглашаю тебя на праздник, к нам в деревню, – с порога без долгих разговоров выдал двоюродный брат Николай. Он вошел в избу с клубом пара – высокий, в холодном тулупе с заиндевевшим на морозе воротом. – Большая уж, можно.
Сердечко так и застучало, забилось от предвкушения запретного дотоле развлечения. В стороне оказалась и интересная книжка! Теперь не до нее…
Как она любила слушать от старших про «веселые вечера», когда всю ночь играет гармошка, и парни приглашают девушек плясать «чижа», «Елецкого» или барыню. На такой вечер сейчас звал ее брат!
Еще в прошлом году она просила Ивана взять ее с собой, но они с Николаем заладили тогда одно: «мала еще!»
Теперь и мама была не против, – что ж, вот и младшенькая стала взрослой.
– Платье, которое Анна последним прислала, тебе перешьем, – просто сказала она.
Соседки понимающе переглянулись, вспомнив, наверное, свои первые выходы, и тут же разговор переключился на эту тему. А Николай, выполнив свою миссию, уже не обращал внимания на девчушку. Ему намного интереснее был ее старший брат Иван.
Пашка, о которой все словно забыли, предалась размышлениям о том, как вести себя на «веселом вечере».
Зимнее время для деревенской молодежи самое веселое. У старших нет нужды в лишних рабочих руках и можно немного отдохнуть. Вот те же «веселые вечера». Летом не до них: в поле, на огороде наработаешься, и не захочешь петь да плясать. А долгими холодными вечерами, когда за окнами лютует мороз и темнеет рано, очень даже интересно собраться всем вместе. Тут можно покрасоваться: девчонкам – извлечь из сундуков лучшие свои наряды, а парням – выбрать будущую невесту.
Пашка вздохнула – не так давно появился и у нее заветный дружок. Василий был всего на год старше и учился в 9-м классе. Сначала Пашка не обращала внимания на высокого симпатичного паренька, но потом заметила, что тот как бы ненароком часто оказывается рядом. На переменах Василий останавливался возле компании ее подружек, после уроков шел по селу той же дорогой, что и она. Она видела его и в клубе, и в кино. Парень как будто приглядывался к ней, не пытаясь заговорить или как-то привлечь внимание. Он просто любовался девушкой, и ей это нравилось.
И вот однажды холодным пасмурным утром, которое обещало неуютный промозглый день, Василий нагнал девушку возле самого школьного забора и сказал:
– Паша, здравствуй. А я тебя жду.
_ Зачем? – удивилась она, но вместе с тем приготовилась услышать что-то очень-очень хорошее.
– Давно хочу тебе сказать, – он ненадолго замолчал, а потом взглянул на нее своими синими-синими (как настоящие васильки) глазами, – давай дружить.
Раньше Пашка все думала: а как же начинается дружба между мальчиками и девочками? О любви она читала только в романах, но все описанное там не было похоже на ее жизнь. И вот так просто:
– Давай, – улыбнулась она и обрадовалась тому теплому выражению, которое сразу сменило напряженный выжидательный взгляд Василька…
В избе было тепло и уютно, все так же плавно текла беседа, и Пашка думала, уронив голову на руки, приедет ли Василий в Сабель или нет? У Николая спрашивать об этом не хотелось, и она решила поговорить с любимым при первом удобном случае.
Глава 2
Заветный день приближался. Сначала медленно – казалось, что не наступит никогда. Потом подозрительно быстро пролетели последние сутки, и вот уже Николай нетерпеливо кричит с порога: «Хватит собираться, поехали уже!» И сани несут Пашку по снежной накатанной дороге. Мороз сильный, но заботливые материнские руки плотно укутали меньшую в теплый тулупчик и широкий пуховый платок. Платье аккуратно сложено в узелок – переодеться у родных, и уже нарядной пойти в отведенную для праздничного вечера избу.
Когда Паша вслед за братом переступила порог, она немного оробела: показалось, что все смотрят только на нее. Постояла, огляделась, увидела девушек из своей деревни и сразу подошла к ним. Она была расстроена, что Василий так и не смог прийти на праздник. Но вскоре любопытство взяло верх, и, перестав вздыхать, она стала примечать, как же все происходит на этих заветных вечерках.
Деревянный чисто выметенный пол еще не успел заполниться мокрыми следами: парни сидели по лавкам вдоль стен, исподволь поглядывая на сгрудившихся в углу девчат. Гармонист изредка пробегал по кнопкам, растягивая меха: разогревал руки, чтобы всю ночь удивлять наигрышами на любимой гармошке.
Наконец, двое самых смелых парней подошли к стайке девчонок и, выбрав пару, вышли на круг. Их танец, похожий на старинную кадриль, с переменой партнера и сложными правилами, раззадорил всех, и веселье началось.
Пашу пригласили одной из первых. Она кружила и кружила со знакомыми и не очень ребятами: соседскими мальчишками, одноклассниками… Поначалу успех окрылил, и девушка вдохновенно выводила замысловатые фигуры. Но потом начала уставать, и пристальное внимание уже не радовало, а, скорее, пугало ее.
«Если так всю ночь будет, я к утру на ногах держаться не смогу», – думала она, с испугом глядя на очередного кавалера.
Сделав вид, что не замечает парня, Прасковья бочком проскользнула за спины подружек и выбежала в сени.
«Все, хватит, пойду-ка я домой», – твердо решила она и, высвободила свой тулупчик из груды одежды на большом сундуке.
В этот момент тяжелая дверь приоткрылась и из-за нее появилась вихрастая голова одноклассника Николая Жарова.
– Куда это ты собралась? – спросил он.
– Домой пойду.
– Как это, «пойду»?
– Очень просто, ногами.
– Ты что, до Миновского 5 километров, а уж темно, – парень никак не мог взять в толк, что она не шутит.
– Ничего, я дорогу знаю, небось, не заблужусь.
– Нет, нет, я тебя одну не отпущу. Подожди, провожу, – Колька переступил порог и тоже начал одеваться.
Белый снег приятно скрипел под ногами, звезды светили ярко, но их затмевала луна – почти полная, она озаряла все, делая путь по пустынной равнине легким и безопасным. Ветра не было, и холод особо не чувствовался, а за разговором ребята и не заметили, как пришли. Николай довел Пашу до дома, но войти отказался:
– Ничего, я не озяб, пойду скорее обратно, – и быстро зашагал прочь.
Новый 1941 год, как впрочем, и все другие, вступил в свои права тихо и незаметно. Деревня мирно проспала последнюю декабрьскую ночь. Здесь не принято было отмечать окончание годового круга. Праздники у селян, конечно, были, старинные, давно и прочно вошедшие в обиход: в каждой деревне свои. Готовились к ним загодя: стряпали, варили хмельную брагу. А вот святки любили везде. Также как в дореволюционные времена ходили по домам ряженые, распевая старые и новые песни, за которые получали от радушных хозяев вкусные дары. С тех же пор остался обычай – молодежь уходила колядовать в соседнюю деревню.
Особенных костюмов к празднику не шили – в ход шло все, что попадало под руку. Старые тулупы, шапки, шубы, потрепанные временем, побитые молью, превращались в самую востребованную одежду. Ребята ходить ряжеными стеснялись, и потому девчонки сами переодевались в рубашки да штаны – ничего, обойдемся без мальчишек! Пашка всегда изображала парня – так ей шла мужская одежда. И брюки, и пиджаки, в которых в обычное время ходить было не принято.
В канун святок молодежь с переднего конца деревни собралась, чтобы придумать новые частушки и песни.
– Да тише ты, Сашуня, чего закатилась? – Пашка тщетно пыталась угомонить любимую подружку. Честно говоря, она и сама еле сдерживала смех – такую рифму только что выдал соседский мальчишка. Все в тихонях ходил, и вот на тебе: минут десять смех в комнате не утихал.
День прошел весело и к вечеру, когда все роли распределили, а невероятные наряды разобрали, миновсковская молодежь шумной ватагой направилась в Шачево – большую деревню, еще более удаленную от оживленных трасс. Стояла она совсем близко к богатому на ягоды да грибы болотистому лесу. Дорога сюда вела хорошая, накатанная да нахоженная.
Из избы в избу переходили не скоро – пока шуточные разговоры переговорят, угощенья отведают… Но самое интересное – петь частушки. Неприличные – в обычное время некоторые слова вслух и произносить стыдно, – а сегодня все можно. Так исстари повелось – не нам и менять.
И Пашка старалась вовсю – выдавала своим звонким голоском такие обороты – самой страшно. Да оттого-то и весело!
Праздничная неделя шла своим чередом, но она не отменяла повседневных дел, и каждое утро все ряженные обычными школьниками отправлялись на уроки.
В один из дней на перемене к Паше подошла учительница литературы и пригласила ее на серьезный, но очень деликатный разговор.
– Сегодня перед началом занятий мне сообщили, что ты, переодевшись парнем, пела нехорошие частушки, – явно смущаясь, сказала Нина Васильевна. – Я уверена, что этого не может быть,– на этих словах голос любимой учительницы набрал привычную силу и твердость, – и даже не стала слушать сплетницу. Но самой разобраться мне необходимо, потому что такая серьезная начитанная девочка, как ты, никак не может быть хулиганкой.
Прасковья не могла понять, кто же про нее доложил, а собеседница тем временем продолжала:
– Ответь же мне скорее, ты ходила ряженой в Шачево и распевала неприличные песни?
Девушка сделала честные-пречестные глаза, искренне удивилась и твердо произнесла:
– Я? Никогда.
– Так я и думала, – сразу растаяла учительница, – иди, деточка, занимайся.
«Не иначе Валька, – решила Паша, направляясь в класс, – вот ведь вздорная девчонка, приревновала меня к какому-то незнакомому парню. Глупая, зачем мне кто-то, когда есть Василий?»
Ей все еще было необычно знать, что где-то рядом живет, ходит, дышит этот влюбленный мальчик. Вспомнила о нем, и сразу потеплело в груди, и забылся неприятный разговор с учительницей. Ну, ничего, она еще покажет этой Вальке…
Дни шли за днями, похожие один на другой. Школа утром, хозяйство днем, зубрежка вечером.
Паше нравилось заниматься хозяйством! Работа по дому была приятной и вовсе не обременительной. Она любила сам процесс, когда под ее маленькими руками вещи преображались: посуда начинала блестеть, простая деревенская мебель освобождалась от налетевшей пыли. И хотя дом их был маленьким и бедным, она старалась создать в нем уют. Даже на улицу выходить не хотелось, хоть и часто приглашали девчонки присоединиться к своим незатейливым играм. Нет. Она оставалась в избе – колдовала на кухне, наводила порядок. Опять же животина требовала ухода: взрослые на работе, приходят поздно и с ног валятся от усталости. Накормит их, посуду вымоет – и за уроки.
Тяжело давалась ей школьная премудрость. Читать – это, пожалуйста, географию изучать – с удовольствием! Но остальное… Думаешь порою: бросить все, не мучить свою бедную голову. Но тут же настигает мысль: «Кому ты неученая нужна? Так и будешь век в колхозе маяться, как мама. На ферме до онемения пальцев доить коров, полоть лен, не разгибая спины, а потом трепать его на гумне, в пыли, которая проникает везде, набивается в одежду, волосы, рот, не дает дышать». Сразу книжку в руки и зубрить урок, пока не начнет от зубов отскакивать каждое слово.
Привычный круговорот дней разрушился в конце марта. В долгожданном письме от старшей сестры Анны («Что-то доченька не пишет, не случилось ли чего?» – уже начала переживать мама) была приписка для Паши.
«А еще сообщаю вам, что муж мой Иван договорился насчет Паши. Высылайте документы, будет ей место в лаборатории…»
Так повелось, что крестьяне из Миновского и окрестных деревень уходили на заработки сначала в столичный Санкт-Петербург, а потом в советский Ленинград. Вот и Анна уже несколько лет жила в городе на Неве. Недавно вышла замуж за Ивана – такого же оторвавшегося от земли крестьянина, служившего теперь в советской милиции.
И вот настало время младшенькой покинуть родные края.
Снова мечты о красивой жизни захватили Прасковью. Сейчас-то она не так часто вспоминала о Ленинграде, а вот лет 7 назад…
…Спешащая по своим делам тетка Дуня случайно заглядывает в окно низенькой гришинской избы и сразу забывает, куда шла. Какое-то время она всматривается вглубь комнаты, а потом кричит, обращаясь к работающей в огороде девушке:
– Танька, глянь, ваша-то снова пляшет!
– Пашка, опять, – самая старшая сестра бросает недополотую гряду и бежит к дому. На пороге останавливается, забывая что хотела отругать меньшую. Уж больно хорошо та танцует напротив большого тусклого зеркала: смешная, опять надела старое, дореволюционного покроя платье. Оно ей велико, и приходится подтыкать юбку за пояс, чтобы не мела полы. Но девчушке все нипочем – выписывает крошечными ножками замысловатые пируэты под музыку, которая слышна только ей.
– Танечка, не сердись, – подбегает, ласкаясь к сестре, – видишь, это любимое мое платье.
– Да вижу уж, – гладит по русой головенке девочку.
– Расскажи, расскажи мне про старое время
И Татьяна рассказывает. Конечно, сама она не может помнить, но отлично знает, что родилась в Санкт-Петербурге, столице Российской империи.
В самом начале нового XX века отцу удалось хорошо устроиться в городе: управляющим у немецкого фабриканта. Забрал к себе маму. Немец был добрый: щедро одарял Василия Ивановича в праздники. А жена его преподносила Марии свои красивые платья. Жили хорошо и даже понемногу откладывали деньги.
А потом началась мировая война: отца забрали на фронт, маме пришлось вернуться в деревню. С ребенком на руках, она пусть невольно, но стала обузой для многочисленной бедной семьи. До возвращения мужа-кормильца с фронта Мария, чтобы хоть как-то помочь родителям, распродавала нажитое добро. От городской жизни остались только платья. Одно с пышной юбкой, форма которой держится за счет нижней, сделанной из непонятного шуршащего материала фай. Цвет переливался под лучами солнца от алого до желтого. Другое, Пашкино любимое, темно-коричневое, с объемными узорами из белой нежной ткани.
Если бы не революция, жили бы они в городе. Как будто заколдованная принцесса томилась маленькая Пашенька в простой крестьянской избе, вместо того чтобы гулять нарядной барышней по мощеным улицам и проводить вечера в уютной гостиной.
С годами мечты все реже посещали ее, вытесняемые каждодневными заботами. И вернулись лишь в двух скупых строчках письма.
Дни перестали быть однообразными. Прасковья вела им счет, приближаясь к заветному часу отъезда.
Одна только мысль не давала ей покоя, и тогда девушка замирала над тетрадкой, книжкой или незаконченной работой, и легкая морщинка печали прорезала лоб. Она уедет, а Василек останется. Нужно было поговорить с ним, но она все откладывала нелегкое объяснение.
Поделиться книгой: