Небесная канцелярия

– В таком случае только мать и может решать, жить ли ее ребенку или нет, – вставил Главный Судья. Алый капюшон чуть зашевелился в такт словам.

Я замотала головой.

– Нет. Мать, в лучшем случае, может решать, дать ли ему жизнь. Но потом, когда у нее на руках живое существо, его жизнь принадлежит уже только ему. Только он вправе решать, пойти ему налево, направо или скакать на месте. Только он. Потому что вместе с жизнью дается свобода! Мать может лишь наставлять, помогать распознавать, где хорошее, а где плохое, учить выбирать и следовать своему выбору.

Я перевела дух, облизала сухие губы. От тщательно нанесенной утром помады уже не осталось и следа. Что можно сделать, какие слова найти? Никогда еще за всю свою жизнь не чувствовала я себя такой беспомощной.

– Вы даже не представляете, как они похожи на нас. Посади вместо вас землян – никто и не заметит. У них есть точно такие же суды, только мантии у судей не кровавого, а черного цвета. У нас столько общего, что, будучи с ними, я часто забывала, где нахожусь. Они такое же наше отражение, как и любой ребенок – отражение своей матери. И разве признавая, что жизнь ее ребенка бессмысленна, мать не признает бессмысленность своей? Ведь в этом, в большей степени, ее заслуга, значит тогда, в самом начале, она ошиблась, что-то растолковав неправильно, перепутав противоположные грани!

Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и крепко сжала кулачки. Длинные ногти больно впились в кожу. И сразу стало легче.

– Мне нечего больше сказать, Высший Суд. Я не считаю, что Земля – такой уж неудачный и бессмысленный мир. И горжусь тем, каким он стал. Практически сам. Но этого очень мало для вас. Поэтому мне нечего больше сказать в его защиту.

Судьи молчали.

Наверно, их недаром назначили судьями, доверили такое важное дело. Я верила, что они умные, мудрые, самые непредвзятые во всем Пантеоне. Но они не в состоянии увидеть то, что вижу я. Наверно, они не виноваты. Но мне некого будет винить, кроме них. Я не такая сильная и мудрая, чтобы, понимая, прощать.

Судьи молчали. Выжидающе смотрели на Главного. Тот, видимо, раздумывал, опустив голову.

И я опустилась на свое место. На этот раз бесшумно.

Земля все так же молчаливо вращалась рядом со мной.

Макар Пилатович, наконец, поднял голову. Из-под капюшона сверкнули глаза. Я чувствовала, как он в упор смотрит на меня.

– Вам и не нужно больше ничего говорить, Екатерина Иосифовна, – спокойно начал он. – Суд принял решение.

Я кивнула, мысленно прося прощения у землян. Может быть, я и могла бы сделать больше. Но теперь уже ничего не исправить.

Макар Пилатович, а за ним и остальные судьи, встали. Сзади послышался шорох, наверно, шеф тоже встал. Пришлось встать и мне.

– Суд решил, – торжественно начал Макар Пилатович, – признать аргументы Поднебесной Екатерины Иосифовны неубедительными и отклонить прошение о помещение мира № 75839 под кодовым названием «Земля» в Зал Славы.

Я почувствовала, как холодок пробежался по спине.

Наверно, нужно было еще что-то говорить, доказывать.

Точнее, мне вообще не нужно было вмешиваться в это дело. Кто я такая, чтобы судить о неординарности? Простая секретарша, ни разу за свою жизнь ничего не создавшая, а только критикующая других. У меня не было ни малейшего шанса с самого начала. Я даже самой себе не смогла объяснить, почему Земля заслуживает, чтобы ее сохранили. И сами земляне тоже этого не знают – заслуживают ли они тогда Зала Славы?

И я оцепенело слушала приговор судьи.

– Назначить срок утилизации мира – сутки. Ответственным за утилизацию назначить создателя мира, Фаерболова Петра Иудовича. Поднебесной Екатерине Иосифовне, согласно статье тридцать четвертой Кодекса Миров, объявить выговор с занесением в личное дело и взыскание в виде трех лет общественных работ. Решение суда окончательно и обжалованию не подлежит. Срок исполнения решения – немедленно.

И в тот же миг судьи удалились из зала, оставив меня наедине с моим чувством вины.

– Катя, – рука шефа легла на мое плечо.

– Вы знали, – прошептала я, едва сдерживая слезы. – Вы все знали, что у меня не получится… Вы… Вы специально позволили мне участвовать в этом суде, чтобы проучить и поставить на место!

– Катенька, это…

– Отстаньте от меня!

Я дернула плечом, сбрасывая руку шефа, и рухнула на стул, роняя голову на сомкнутые руки, рядышком с Землей. Прядь моих волос упала на шар и соскользнула вниз.

А вслед за ней с моих щек соскользнули две слезинки.

В детстве я верила, что в слезинке можно увидеть другие миры. Сколько раз я пыталась разглядеть в них хоть что-нибудь, но в лучшем случае видела лишь кусочек радуги. Вот и сейчас я машинально попыталась проникнуть за переливающуюся поверхность слезы. Мне так хотелось скрыться в том, слезном мире, от реальности, спрятаться от всего и, возможно, найти ответы на все вопросы.

Но тут же, давая выход бушующим внутри эмоциям, зло размазала мокрое пятнышко по столу, задев Землю, от чего она чуть не слетела со стола.

Я вскочила на ноги и развернулась лицом к шефу:

– Я этого так не оставлю. Так им и передайте!

И не дожидаясь реакции, прикоснулась к Земле, вмиг оказавшись в до боли знакомой комнатке в моем любимом городке.

И пусть попробуют меня отыскать!

Эпилог

С тех пор прошло три года.

Земля так и живет своей размеренной жизнью, даже не подозревая ни о чем.

А я давно стала ее частью. Обычной землянкой Катей, каких даже в моем городе тысячи.

Меня так и не нашли. Точнее, нашел только Мишка, причем довольно быстро. Уж он-то хорошо знал мои пристрастия, хотя я уверена была, что он пропускает все мои рассказы мимо ушей.

Он смеялся, как ребенок, рассказывая, какой переполох я устроила. Куда там Люциферовичу с его змейками. Змеи что? Детские шалости! А вот бог, настолько проникнувшийся одним из созданных миров, что пожелал разделить с ним его участь, – это уникум! Таких случаев больше нет. Пусть так до сих пор никто и не разобрался, в чем уникальность моей Земли. И как бы они там, наверху, ни старались – не разберутся. Именно в этом Земная уникальность и заключается.

Да и не это главное! Главное то, что я таки добилась своего, и Земля теперь занимает главное место в Зале славы. И я точно знаю, что этот рекорд еще ой как нескоро будет побит!

Но не это делает меня счастливой.

Я счастлива тем, что живу именно здесь.

Что у меня чудесный муж – тот самый Димка, который мне несказанно помог, помогая прятаться, даже не интересуясь подробностями.

Тем, что я научилась творить новые миры. По-своему, но научилась. Первому моему миру уже полтора года. У него, точнее у нее, красивое имя Машуня, чудные глаза, озорной хвостик на макушке, и она потрясающе говорит «мама». А сейчас готовлюсь сотворить второй мир – надеюсь, что это будет мальчик.

И тем, что Мишка (кстати, как потом выяснилось, именно он и подал тогда заявление от моего имени!), часто навещает нас и заглядывается на мою здешнюю подружку. Даже грозится бросить все и тоже переселиться на Землю, в соседнюю квартиру.

И только один вопрос занимает меня.

Здесь, на Земле, люди живут гораздо меньше, чем там, в Пантеоне. Вот я и думаю, что же будет со мной лет так через двадцать? Но особо я на этом не зацикливаюсь. Здесь двадцать лет – это так много!

Москва, 2001 год