Теперь в один из свободных дней, команда занималась своими делами, Нико играл в домино со Станиславом, Марк пытливо тщился расшифровать якобы чьё то послание свыше, Виктор отдыхал на своём лежбище, Я же смотрел в бесконечный иллюминатор, "а земля то действительно голубая, сверху она выглядит ещё великолепней"– изумленно глядя на богему, думал Я. Лучше бы Я ослеп, чем увидеть то что хотелось бы развидеть, что-то все же было на земле, что противоречило бы всем канонам, всем заведенным принципам и в целом природным порядкам. Я всё продолжал глядеть в иллюминатор на фоне раздающихся голосов команды, глаза мои отразили оранжевые вены, постепенно оплетающие и разрезающие планету Земля… что то в сердце ёкнуло, "нет Арис, тебе показалось, протри глаза"– бешено приумножая разогнанный пульс отбиваемый самой психеей, я мотнул головой и протер глаза. О боже, что я видел теперь, изначально истерзанная огненными нарывами земля, теперь стала стенать, под гнётом иссини красного градиента, по всей поверхности, с невероятной скоростью.
– Н-н-ико. Промямлил в адском ужасе Я.
Он взглянул на меня так, словно я самый правдивый, но суровый пророк, не имеющий ни капли милосердия.
– Что Арис? Так бережно, и тревожно спросил моментально Он.
Я лишь обессилено кинул свой подбородок в иллюминатор, весь коллектив машинально подскочил к круглым источникам планетарного ужаса. Нико бессловесно отскочил от иллюминатора и двинулся к панели управления с большим микрофоном, за которым положено работать Марку, последовательно набирая череду кнопок и клавиш.
– Диспетчер… земля- земля, говорит космос, судно «Беркут» семнадцать тридцать три, мы видим странное свечение на земле, что там у вас? Истерично взревел Нико, силясь достучаться до проводника между планетой и космосом.
Ответа не было, была лишь вероломная тишина и периодические радиопомехи вкупе с треском.
Я безнадёжно сел на пол, выглядело это все как то смешно, на земле такие действия выглядели бы как трагичная драма, в невесомости же, моё расстройство было похоже на карикатурную инсталляцию трагической драмы в вакуумной камере, я вроде как физически присел, но летел до пола аж пять секунд, с обхваченной руками головой.
– Диспетчер, говорит судно «Беркут», что там у вас происходит, ответьте! Не унимался Нико продолжая терзать микрофон.
Все будто заворожились ужасающей картиной, планета земля в прямом смысле, будто бы стала пылать красным пламенем на манер солнца.
– Тщетно. Коротко пробасил немногословный Виктор.
– Что ты сказал? Свирепо вскинув лицо, прорычал Нико.
– Это конец. Потеряно усевшись на койку, протянул Виктор.
– У меня же дома дочь и жена. Пораженно проговорил Нико, уперевшись лбом в ладони.
– У меня сын и мать. С тем же трауром отреагировал Станислав.
К панели управления Марка, подошёл Станислав.
– Станция, земля, диспетчер… это космос, как слышите? Повторил попытку Станислав, декламируя в микрофон.
Ответ так и не нашелся, планета продолжала гореть, состав совсем отчаялся и потерял всю надежду.
Первый день после гибели человечества
Этот поразительный для всех день, особенно никак не повлиял на наше судно, все шло так, будто жизнь есть не только в нашем корабле, но и на тверди земли, рабочий состав стремился утешить друг друга, тем не менее никто не хотел верить в худшее, и состав продолжал работать в штатном режиме, обманывая себя, будто это просто ошибка, и мы дружным коллективом сошли с ума, надышавшись взятой неизвестно откуда радиацией. Конечно, в лице Нико была изображена та самая стойкость, что присуща всем лидерам и командирам, и он силился дать пример всему экипажу, мол, "смотри, я держу себя в руках, и ты не паникуй". Хоть у состава и была малая толика надежды, Нико всё-таки своим могучим перстом рассудил, что распорядок дня мы кардинально поменяем. Однако распорядок дня повлиял лишь на меня, на мои не готовые плечи возложили уход за фермой и теплицами, в работу входит насыщение растений кислородом, водой, удобрениями, и соответственно ускорителем роста урожая и размера. Оставшийся экипаж продолжал же работу в штатном режиме, ибо все они делали самое важное, следили за состоянием корабля, не давали ему опуститься ниже положенного уровня, и в целом позволяли не столкнуться со случайным космическим мусором. Тем не менее, самым недовольным в нашем составе был Я.
Десять дней в открытом космосе
У рабочего состава со временем приходит смирение, жизни нет, есть лишь этот железный гроб с обратным таймером, секундные цифры которого лишь оттягивали неизбежное, но народ смотрел не на часы, а на пунцовую планету земля, с бессмысленной надеждой на "некую ошибку". А каковы были причины гибели нашей планеты? Что случилось? Сильно ли страдали земляне? Очевидно, что страдания были адскими, ад на земле… судя по всему, рай мы оставили где то позади, и оказались в за кулисье между вечностью и обителью блаженных.
Двадцать дней после гибели человечества
На корабле все так же тихо, с земли никаких вестей, никто уже не обнадёживает себя светлыми исходами, Виктор каким то образом подсчитал, что наше судно с черепашьей скоростью спускается к горящей тверди, связано это с тем, что каждый день, около орбитальная станция теряет свою высоту на сто метров, ранее, окончательно упасть ей не давал центр полетов, который некогда существовал на земле, группа профессионалов регулярно проводила корректировку космического судна, и выводила его на расстояние 400-450 метров над планетой путем кратковременного запуска двигателя станции… теперь же, хоть и наша станция каждодневно теряет свою былую высоту, у нас имеется резервное топливо, от которого в принципе питается весь корабль, и свет, и отопление, и всё электричество в целом, некую помощь оказывают солнечные батареи, которые привносят вклад в наше душераздирающее путешествие. Однако, так как сейчас над нами нет контроля с земли, мы стараемся тем же топливом компенсировать спад высоты, поднимая судно вверх. На сколько лет нам хватит топлива неизвестно, но падать в адское пристанище не хочется никому, так мы и контролируем наш последний полет, и это становилось для нас огромной проблемой.
Сорок дней после гибели человечества
Жизнь идёт своим чередом, если суммировать полное пребывание на нашем космическом аппарате, то выходит около трёх месяцев. Я крутился на ферме, небольшой бокс, в котором росла картошка, морковь, зеленушка и немного капусты, благо, еды нам пока хватало, но рабочий коллектив становился всё более нервозным, капитан Нико старается урезонивать конфликты, но все в своих подкорках, уже явственно понимали, звание теперь у нас одно и общее, покойники. Какому-нибудь психиатру сейчас было бы любопытно поглядеть на наш муравейник, состоящий из пяти трутней. Темы разговоров были сказаны, мысли выстраданы, все, уже знали всё о каждом, и все теперь помирали со скуки, ведь кроме поддержания собственного настроения, каждый был вынужден строго соблюдать территориальный императив, это стало негласным критерием команды, потому как каждый стал считать себя хозяином… по крайней мере самому себе, каждый стал отклоняться от устава, и гнуть свою линию, включая капитана… а я, я продолжал удобрять редис, и пока никто не видит хрустеть морковкой, так выглядело моё нещадное самоуправство.
Восемьдесят дней после гибели человечества и планеты
– А когда то, я вспоминаю, мы с дочерью и с Натали, ездили в горы, самое приятное воспоминание… курить бросали с ней. Доставая из-под кровати фляжку, скрепленную тонкой цепочкой к основанию, сентиментально вспомнил Нико.
Виктор улыбнулся.
– Помню, как смешно выглядел мой брат, упавши с деревянной лестницы, ведущей на банную крышу. Добавил Виктор в такт.
– А вот Я, приютский, нихрена не помню, как жил без флага и родины, так и помру без креста и надгробия. Пессимистично внес в разговор свою лепту Марк.
– Да-а, были времена. Упаднически произнёс Станислав, медленно кивая головой.
У меня хоть и не было никогда детей, моя трагедия оставалась не меньше, у меня были живые и ещё вполне здоровые родители, ну дед, бабка… да все были живы, и сейчас я просто не могу поверить в такую большую трагедию. В разговоре я не упоминал о своей потере, ибо на фоне Отцов и Мужей, я выглядел слишком невысоко и мелочно, как детеныш потерявший деталь от конструктора, пока родители ищут ключи от автомобиля или квартиры
Сто шестьдесят дней после гибели планеты
Рабочий состав ушел в себя, Станислав более не смотрел в иллюминаторы, а только читал какие то книжки в электронном ридере лежа на койке, изредка делая перерывы на еду. Нико пусть и с безнадёгой, но сидел за своей панелью управления, сложив руки на стол, а голову соответственно на руки, в ожидании хоть тщетного писка или щелчка. Виктор перестал расчерчивать координаты или вообще что-либо говорить, онемел как рыба, и без того был безмолвен что казалось будто он не в своем уме, так а теперь совсем замолчал, погрузившись в свои мыслительные демотиваторы. Кстати о безумии, никто не подавал виду, или не хотел подавать мысль о том, что Марк стал вести себя как то странно, то по сорок минут сидит в нужнике, то что-то шепчет в выключенный микрофон. А Я лишь маюсь, не могу найти себе места, работы, на ферме тем временем всё стабильно, плоды растут и кормят свои хозяев. Изредка подхожу к окну, поглядывая на землю, в один миг показалось, что земля стала остывать, ибо местами разродились облачные пятна поверх пылающих костров.
Триста двадцать дней после гибели планеты
Количество Пищи ощутимо уменьшилось, но пока запасы есть, с водой проблем не обстоит также, мы прожили тут почти год. Нико и Станислав лишь обросли бородой как протопопы, но стали нервозными как подростки, Виктор совсем перестал как либо контактировать с командой, Марк отнюдь стал говорить со всеми подряд о всякой немыслимой тарабарщине, невпопад, даже с самим собой лёжа в койке, Я же всё таки убедился что земля начинает остывать, и становиться всё тусклее. Вспомнил про самописец, что я некогда принес из открытого космоса, на глазах навернулись скупые слёзы и даже чувство обиды к чёртовому дрону, с которого начались все несчастья. Его мы так и не изучили, было не до того, мне то конечно на первых парах было любопытно, что таится в недрах круглого дрона, но теперь… безразлично, так и лежит в багажном отделе.
Шестьсот сорок дней после гибели планеты
Уже как два года мы зиждемся в этой железной коробке, и этот год начинает пугать пуще прежнего, во-первых, аппарат не думает замереть на одном месте, во-вторых, команда стала вести себя одичало, за порядком нет никакой слежки, Марк настолько обезумел, что постоянно матерится в адрес вымышленных предметов и людей, язвит, разбрасывает драгоценную пищу куда попало. Решение Нико было превентивным, запереть нахала в багажном отсеке, ввиду того что энергия иссякает, Нико отключил силовую генерацию ограничивающую радиационный поток в багажное отделение и отрубил свет, вследствие чего, “нахальный” Марк обострил свои нервы еще хлеще, теперь он мало того что испытывает психические муки, так ещё подвержен мощному облучению извне корабля, который раньше блокировался силовыми полями и дезинсекцией. Виктор регулярно плачет от отчаяния, Нико очень психует на это, и просит закрыть свою “тюфячную пасть”. Станислав и Я, сейчас по-моему в самом здравии… ещё бы, ибо только мы сейчас стараемся урезонить весь экипаж, в отличие от загонов наших сослуживцев.
Третий мученический год после гибели планеты
Экипаж жутко исхудал, нам приходится делить пищу осмотрительно, и так же внимательно пить воду, некогда бывшую мочой, Нико перестал быть прихотливым засранцем, и не отказывается ни от каких предложений. Марк продолжает лежать в багажном отсеке полностью парализованный, неясно до конца, какие тому послужили прецеденты, то ли немыслимые дозы радиации, то ли мышцы совсем запамятовали, что значит работать. Периодически Я и Станислав, приносим ему покушать. Виктор стал до идиотизма трусливым, боится вставать с койки и вообще смотреть в иллюминатор. Чем ближе мы подходим к земле, тем явнее видно, что земля сейчас как обугленный осколок, испещренный огромными каньонами и расщелинами, выглядело все так, будто внутри земли ядро разорвалось в клочья, высвободив кучу эпохальной энергии, хаотично вздыбив земную оболочку.
Четвёртый год пребывания в подвешенном состоянии
С каждым полугодием становится только хуже, пища кончается, в связи с чем возникла другая, более ужасающая оказия, Марк последние полгода точно настоящий овощ, потерявший речь, силы и все остальное, стал абсолютно беспомощен, выгорел под гнётом радиоактивного сквозняка и перестал есть. Для Нико, Марк показался весомым претендентом, что бы начать пожирать несчастного, мы недаром заметили со Станиславом, что у Марка стали пропадать конечности и местами куски плоти, грешили на радиацию… но благо, что мы вовремя обнаружили одичалого Нико, укромно вялящего человечину у себя под койкой, как бы этот сумасшедший чёрт не противился, но его постигла та же участь что и Марка, заперли его в опустевшей овощной ферме, Виктор кажется идет на поправку, но в то же время жалуется на постоянные головные боли. Лично от себя скажу, что также чувствую в себе некие изменения, я словно становлюсь пушинкой, начинаю забывать, как работает опорно-двигательная система моего скелета.
Пять лет в консервной банке, всё чаще подверженной природным нападкам
Никто из команды не ждал, что дела будут идти в гору, всё плохо, Марк умер, совершенно беззвучно, хотя умер он очевидно еще несколько лет назад, просто сегодня он навсегда затворил свои безумные глаза, причину выяснять не стали, ибо решили теперь вовсе не заходить в багажный отдел, затем что там наверняка всё пропитано коварными, радиоактивными лучами, заперли его на все замки и полностью обесточили. Нико продолжает нескончаемо буйствовать, голоден… но голодны и мы, более разумные существа… как говорил один великий… выживает умнейший. Виктор каждодневно скулит от боли в голове, наверное, ему уже путь заказан, вероятно, опухоль мозга, от радиационного облучения, ведь судно наше не настолько уж и непроницаемо. Мы со Станиславом жутко похудели, я недавно сломал палец, открывая дверь в клозет, по всей видимости, скелет начинает приобретать диссонансы, кости становятся хрупкими. Станислав твердит, что чувствует дискомфорт в своей печёнке, “легко отделался волчара”– озорно усмехался Я.
Шесть лет после гибели планеты
Нико ревёт диким зверем, и тщится выломать дверь, но Я то знаю по своему опыту, здесь нихрена нельзя сломать… кроме пальца, совершенно случайно. Виктор лежит в своей койке, начинает разлагаться и распространять свои миазмы, Станислав закидал его ворохом всевозможных одежд, дабы исключить смертный смрад. Намедни узнал, что у нас имеется спасительная капсула, экстренная, она располагается прям под нашим залом, и блокируется специальными отпирающимся пластинами, периодически вспоминаю, как я один раз чуть не умер от удушья, становится смешно от разницы, тогда хотя бы был малый шанс, теперь же, кроме шанса на смерть нет ничего… и всё же любопытно, что же писал самописец другого судна? Станислав стал чувствовать себя хуже, и зрение словно ухудшилось, утверждает, что начинается глаукома, но я твержу, что всё это чушь. Недавно Он поднимал тюбик с едой и не удержал его, сколько бы ни силился, так и не поднял, пришлось помогать ему, мышцы совсем стали отказывать. Да и в целом, мы вдвоем начинаем, как то больно-часто хрустеть, короче наша физиология становится похожей на старческую.
Семь лет после гибели планеты
Нико в буквальном смысле сломался, орал что то о подобных симптомах потом просто притих. Ввиду того что Виктор слишком смердел, нам со Станиславом пришлось перебраться на ферму, и питаться плотью Нико, весьма жёсткое мясо, а кости были действительно переломаны неловкими движениями. Станислав ослеп, и боялся двигаться, теперь лежал как камень, словно покрытый трещинами фарфор.
Был у меня около года вынашиваемый план, ввиду того что визуально земля остыла, и даже стала покрываться голубыми пятнами, у меня появилась затея, смыться с чёртового корабля, а там будь что будет. Космическое судно ещё было далеко от земной атмосферы, соответственно у меня ещё был шанс оттянуть свою вечную муку. Я собрался с силами, и пошёл к обездвиженному Станиславу.
– Станислав, есть у меня мысль одна, не знаю, одобришь ли ты её?! В один прекрасный день, обратился к Станиславу Я.
– Э-кхм, ну… выкладывай. Глядя белыми глазницами в потолок, с трудом высказался Станислав.
– Я хочу свалить отсюда на спасительной капсуле… судно обречено на гибель, но на земле я считаю, что больше шансов… ты готов?! Решительно декламировал Я, готовясь его поднять по первому зову.
Станислав будто силился вспомнить незнакомые слова, долго молчал, сморщив лоб и нахмурив брови, глаза были закрыты, спустя несколько времени стал говорить.
– Хороша мысль, хороша жизнь, забавно, что человек выбирает ту жизнь, которая длиннее на две секунды… Я пас Арис, лети сам, а Я пожалуй сгорю в атмосфере, печально конечно, что все так кончается… но ты молодой, оптимист, конечно, выбирай шанс увеличить свои сроки. Распалился длинной тирадой Станислав, в заключение наугад протянув руку для пожатия.
Он был уже по своему безумен, по своему не прагматичен был и Я, и я не стал выяснять каких то особых миротворческих потребностей, умолять кого то встать на ноги и набраться бодрости я не мог, ибо не было времени кого-то уговаривать или переубеждать. Я крепко пожал руку слепому товарищу, и бросился прочь. В зале стояла невыносимая вонь от телес Нико и Виктора. Как некогда рассказывал Станислав, кнопка эвакуации зиждется на панели управления рабочего стола Нико, компьютер был отключен чтобы не потреблять тщетную энергию корабля. Я трепетно взмолился, чтобы электричества просто хватило на открытие люка, и щелкнул тумблер около разведывательной коробки для подачи электричества. Сам компьютер мне не требовалось включать, главное чтобы через него дошёл поток до спасительной кнопки. Я нервно потер ладони, и резким взмахом кулака стукнул по клавише, где то внутри судна загрохотали звуки механизмов и агрегатов. Это стало признаком активации, ведь в это же мгновение, открылся пол корабля на манер книжки, и мне представилась сферическая комната, размером примерно десять на десять, пол и стены были обиты темно-синей тканью. Я с любопытством прыгнул внутрь, огляделся, под ногами был мягкий сплошной матрац, который очевидно был предусмотрен для комфортного сна в любом месте, были в списке полусидящие кресла, усевшись на которые, астронавт обязан зафиксироваться ремнями безопасности. Также зиждился небольшой монитор, компьютер, и несколько встроенных шкафов, их изучать времени не было, я поднялся обратно в судно, ведь вспомнил про самописец, который с первого дня не давал мне покоя, он бесхозно валялся у багажного отделения, мы достали его оттуда когда упрятывали Марка. Его я взял в охапку, и опустил в капсулу. Последний разок решил заглянуть в "камеру смерти" Станислава, он как то по- младенчески невинно, лежал на спине и что-то беззвучно говорил, явственно шевеля губами. Я стер накатившиеся слёзы, и заперев дверь, вернулся в спасительную капсулу. Внутренняя панель была проста, две кнопки, одна гласила: "Герметизировать", вторая: "Пуск". Кнопка “Герметизировать”, означала запор верхней крышки, и сброс внутрь капсулы, шесть шлангов подающих кислород, а кнопка "Пуск" и так была очевидной. Крышка над моей головой закрывалась невыносимо долго, вроде как давая шанс передумать, но я был непреклонен. В первую очередь я комфортно уселся в одно из кресел, более удобно вытянул ноги, и стал оперировать с оборудованием. Нажав клавишу пуск, почувствовал лишь легкую вибрацию и толчок, все остальное было сродни полёту на около орбитальном судне. Из любопытства, я осмотрел ниши, они были до отвалу забиты провизией и водой, "и как же команда не подумала об имеющихся резервах?"– спрашивал себя удивлённо Я, уплетая шоколадный батончик. Запасов еды здесь хватит как минимум на три месяца, ибо заготовлено все было на шесть человек, а не на одного. Я перекусил, и уронил взгляд на самописец, чтобы прочесть его знания, требовалось лишь достать карту памяти из его недр. Я не спеша подключил жёсткий диск к компьютеру, запустил аудио вещание и на сытый желудок уснул.
Эпилог. Показания Самописца, найденного Аристархом Ксенакисом