Пирожок по акции

Поразительно, как все уложилось в обещанные обладательницей изморози в голосе пару минут до запуска лифта — и короткий разговор, и объятия. Стук сердца смуглой женщины из бешеного стал нормальным.

Зажегся свет, дрогнул пол. Склизкие щупальца существа из кошмара давно уже втянулись в щели по углам металлической коробки, торопливо и трусливо исчезли за полотном зеркала — тогда, когда настало время объятий… Округлый циферблат часов на стене лифта не лгал — прошло минуты если не две, то три, не более. Ману уже стояла на ногах, абсолютно спокойная, без признаков паники на лице, с безупречными складками тяжелого палантина вокруг плеч. Только пальцы рук были холодны до состояния ледышек. Они предательски быстро ускользали из горячих ладоней Антона.

— Все нормально. — Проговорила женщина, как ни в чем не бывало и, выходя в холл на первом этаже, снова провела невидимую черту, стремясь пресечь любой шанс на физический контакт: — Единственные мужчины, которые прикасались ко мне за последние несколько лет, были врачи. Другого не нужно.

ГЛАВА 10.

Деньги и обман

Алла была права, как и Ману — джинсы и футболка с маской Гая Фокса вряд ли подошли бы для посещения выставки, на открытии которой присутствовали некоторые персоны, коих принято называть «первыми», научный цвет нескольких вузов, а также пресса.

Лица отдельных знакомых Антону коллег из сургутских и тюменских вузов мелькали то у входа, то в просторном, кажущемся необъятном холле на первом этаже, около гардероба. Самого же профессора с апгрейдом физиономии в виде бороды узнавали не сразу, а узнавая, тут же обращали внимание на спутницу с необычной и яркой внешностью. Предметами, которые (вместо верхней одежды) профессор отдал в обмен на номерок под удивленным взглядом гардеробщицы, была только его шляпа и палантин Ману. Последняя успела незаметно скинуть палантин до того, как мужская галантность могла бы быть проявлена второй раз за день.

Феминистические замашки тут были совершенно ни при чем, это очевидно.

— А как же эпатаж? — подмигнула Мануэлита, имея в виду факт расставания Антона со шляпой.

— В другой раз, — вздохнул мужчина, — я и так кажусь себе Чичиковым. Во фраке с брусничной искрой. Или что он там носил для торжественных случаев?

— Кем?.. — рассеянно переспросила женщина, но тут же сориентировалась. — А… кажется, я помню. Человек, который покупал мертвые души?..

— Он самый.

Лозинский успел уважительно подумать о матери Ману, давшей дочери не только безупречное знание русского языка, но и приобщившей ту к литературным сокровищам. В каком ключе думать об остальных членах семьи Ману?.. В чужой монастырь грешно соваться со своим уставом, равно как и осуждать поступки, не зная мотивов или выносить поспешные решения, не видя всей цепочки событий. Но Антон все-таки ощущал подспудную неприязнь к отцу и братьям женщины, которая взяла на себя некий долг семейной чести. Она не хочет их видеть — вполне понятно, но… что-то тут не сходится, что-то не так!

Темная лошадка, как сказала Елена. С трудом терпит мужские прикосновения и впадает в паническое состояние в обесточенном лифте. Разберемся. Только вот времени-то разбираться не так много! Сейчас придется приложить максимум усилий, чтобы сыграть как надо.

Антон прекрасно понимал, почему ни Алла, ни Ману не хотели сообщать заранее подробности о нынешнем владельце загадочного рубля. Своеобразная проверка «на вшивость». Если профессор не сможет его вычислить в толпе посетителей выставки — ну и ладно, на этот случай, скорее всего, Алла дала своей наперснице инструкции, где примерно искать и что делать.

Если сможет и назовет — ай, молодчина, спасибо, возьми с полки свой пирожок по акции и вали с ним куда хочешь. А если сумеет вычислить (из трех кандидатов, словесное описание или портреты которых — нет сомнения! — есть у дочери бывшего гангстера), да не захочет называть по причине высокоморальных принципов, да солжет… то… «скрипач не нужен», как метко было сказано в одном замечательном фильме.

В последнем случае для «скрипача» возможности повлиять на судьбу Ману и разобраться с загадочным шлейфом проклятой монеты будут потеряны навсегда. Вот поэтому-то свежая вероятность лжи во спасение сегодня не просто не исключалась, она была необходима. А уловить благоприятный момент для этой лжи было крайне трудно. Вместе с Еленой профессор проработал и по косточкам разобрал технологию обманного маневра, но план мог дать сбой в любой миг.

Антон был собран и сконцентрирован на всем происходящем вокруг. Касательно мертвых душ — это вряд ли, здание свеженькое, без шлейфа истории, каковая, например, витала вокруг некоторых домов в Сургуте, построенных на местах бывших погостов или рядом с таковыми. При строительстве Дворца, вроде бы, был какой-то несчастный случай, но на общую ауру здания это не повлияло: слишком оно большое, да и единичное вкрапление флера трагического происшествия уже было затерто следами положительных эмоций, связанными с массовыми посещениями развлекательных мероприятий.

Но кое-что не следовало сбрасывать со счетов, а потому Антон спросил в лоб:

— За нами следит одна из шкурок, сделанных Аллой?..

— Я не знаю.

Черные глаза смотрели открыто и довольно честно, но Ману вообще хорошо владела своей мимикой, так что проверить утверждение было невозможно, нужно исходить из худшего. Скорее всего, кто-то (вернее — что-то, ибо к одушевленной личности собранная из костей, пыли и иллюзий фигура не имела никакого отношения) следит. Кроме того, Антон не мог не заметить, что мексиканка не выпускает из рук смартфон и периодически туда заглядывает. Ей постоянно приходили какие-то бесшумные сообщения и, скосив глаза, мужчина с высоты своего роста мог рассмотреть, что к сообщениям прилагаются фотографии, похожие на скрины изображений с камер наблюдения.

Так. Если имел место взлом почты, почему бы не пойти дальше и не проникнуть в систему безопасности здания, напичканного камерами, особенно в том фойе, где организована выставка с музейными ценностями?.. Это было самое логичное предположение. И на снимках Ману наверняка искала лица тех, кто мог быть владельцем монеты — «три кандидатуры», как говорила сама Алла. А если она уже увидела кого-то нужного?!

Эти рассуждения ничем не могли помочь Лозинскому. Сейчас он был занят и напряжен — до такой степени, что на лбу выступила легкая испарина. Он искал следы ниточки астрального сквозняка, — той, что вела в запутанный клубок контактов с тонкими мирами и их обитателями вокруг Аллы. Человек, соприкасавшийся с проклятой монетой, частично был защищен от ее действия — она не предназначалась ему лично, но повреждающее влияние оказать все же могла. К примеру, у вас в руках ампула с раствором, способным вызвать отравление. Пока ампула цела — держащему ее человеку ничего не угрожает. Но вот появилась микротрещина, содержимое вытекло, а вы вдохнули пары отравляющего вещества… Веществу безразлично, предназначено ли оно было для вас, или же мишенью должен был стать кто-то другой.

Оставалось надеяться, что Лозинскому удастся обнаружить хвостик ниточки раньше, чем Мануэлита найдет в фойе всех трех потенциальных владельцев. Счет мог идти на минуты, если не на секунды. По этой причине профессор не отвлекался на то, к чему тянулось сердце историка и нумизмата — на витрины с экспонатами, к каждому из которых прилагались новомодные интерактивные экраны. Сколько всего интересного — а надо идти мимо!

Деньги — один из надежных свидетелей истории, неспособных на обман. Они просто существуют — вместе со всеми приметами того времени, когда имели хождение. Иногда с ними поступали несправедливо — то уничтожали весь выпуск, то обесценивали, то превращали в нечто новое. И кто бы знал, что подобное обращение годы спустя скажется на цене монет и бон, осевших в частных и музейных коллекциях!.. Цена таких денежных знаков растет со временем, но ступени пьедестала лидеров могут измениться; например, из-за парочки удачных аукционных торгов раритетами стоимость их относительно друг друга варьирует, а списки топовых позиций постоянно сдвигаются туда-сюда… Со стопроцентной достоверностью выделить самые дорогие монеты (той же Российской Империи) просто невозможно. Какие-то, известные в одном-двух экземплярах, находятся в музеях и не афишируемых частных коллекциях; такие монеты не участвуют в аукционных торгах. Какова их реальная стоимость?..

— … вот эти я помню. — Неожиданно прозвучал голос метиски, задержавшейся около одной из витрин между просмотрами сообщений в своем смартфоне.

— Что? — вздрогнув, спросил Лозинский и промокнул лоб тем самым пижонским платочком, который высовывался из нагрудного кармана пиджака.

Смуглая мексиканка посмотрела на него пристально, с подозрением и, вместе с тем, с некоторым типично женским беспокойством во взгляде:

— Тебе нехорошо, Антонио?

— Нормально. Ты же сама сказала правду — я не brujo. Сейчас я прилагаю усилия, чтобы найти владельца монеты. — Тут профессор вовсе не кривил душой, усилия-то он прилагал немалые, чтобы найти астральные метки. — Но это не просто. Кстати, не уверен, что смогу затолкать в карман платок так же гламурно, как он оттуда высовывался. Сверну «султанчиком» и всуну как попало.

Брови на смуглом лице сдвинулись «домиком» в ожидании пояснений.

— А, ты про «султанчика»? Так бабушка называла предназначенный для меня в первом классе и особым образом свернутый носовой платок. Для элегантного удаления козявок из носа, так сказать.

В ответ брови Ману совершили некоторое движение, собравшее на лбу кожу морщинками. Видимо, движение было отчаянным средством, помогающим сдержать смех. Маленькая рука с аккуратной крепкой кистью и сильными пальцами с коротко обрезанными ноготками неуловимо быстро взяла протянутый Антоном пижонский платочек и так же быстро вернула его в нагрудный карман пиджака — в наилучшем пижонском и гламурном виде. Заминка в несколько секунд помогла Лозинскому перевести дух в гонке за хвостиком невидимой пока нити. Но нечто важное он мимо ушей пропустить не смог.

— А ты про что? — кивнул он в сторону ближайшей витрины.

— Про деньги. Вот эти. В детстве я любила играть мамиными сокровищами: у нее была черепаховая шкатулка, доставшаяся от прабабушки. — Черные глаза Ману словно бы наполнились тем самым золотистым светом, который умел прогонять ее собственный страх темноты и замкнутого пространства, голос стал нежным. — Там лежал пустой старинный флакончик из-под розового масла, брошь с камеей, несколько монет… монеты я помню не очень, а вот эти бумажные деньги — прекрасно. Я учила русский язык и расспрашивала маму про надписи.

Прим. авт.: камея — разновидность геммы (камень с вырезанным изображением). Чаще всего имеет овальную или круглую форму, рисунок выполнен в виде выпуклого барельефа.

Антон быстро посмотрел на то, что было разложено под толстым музейным стеклом: увиденное удивило. И это еще мягко сказано!

Под стеклом лежали «пятаковки», действительно украшенные дополнительными надписями, точнее — надпечатками, сделанными Осведомительским агентством Добровольческой армии во время Гражданской войны:

ОБМАНУЛИ КОМИССАРЫ,

КУЧУ ДЕНЕГ НАДАВАЛИ,

А ТЕПЕРЬ ЗА ЭТИ ЗНАКИ

ТЫ НЕ КУПИШЬ И СОБАКИ!

И все в таком же духе.

Прим. авт.: кредитные билеты 1918 года. Были выпущены Народным банком РСФСР и запущены в оборот майским декретом Совета народных комиссаров. Купюры разного номинала отличаются по цвету, а название — «пятаковки», «пятаковские деньги» появилось благодаря тому, что на каждой банкноте стояла подпись первого Главного комиссара Народного банка РСФСР, Георгия Леонидовича Пятакова.

Ничего необычного в этих надпечатках не было, Антон их видел и в музее, и в коллекции одного из знакомых бонистов в Москве, аналогичные же боны (без надпечаток, чистенькие), имелись в его коллекции, но … цепкая память тут же услужливо подсказала две фразы. Первая была услышана от Ману не далее как вчера вечером:

— Моя мать была русская, из старой эмигрантской семьи…

Вторая прозвучала сегодня же утром. Из уст важничающего главы Екатеринбургского филиала ОМВО:

— Кто-то замуж выходил, менял фамилию, кто-то женился, кто-то эмигрировал после Октябрьской революции…

«Нет! — сам себе сказал Лозинский. — Это было бы слишком фантастично…»

Предположить связь между семьей Аксиньи Осокиной и Мануэлиты Дельгадо (имена эта фамилия фигурировала в паспорте мексиканки) — бредовая идея. Мало ли было эмигрантов, рванувших за океан в поисках лучшей доли, подальше от большевиков?! Не сосчитаешь… Алла могла схитрить, не афишируя данный факт родства, но мексиканка сейчас говорила совершенно спокойно и откровенно. Значит, такая связь семей вряд ли имеется. Но вдруг?!

— А…

Профессор мысленно дал себе подзатыльник и умолк. Он собирался спросить, не знает ли женщина фамилию своих русских предков. На какой ответ он рассчитывал?.. Если это козырь, то лучше держать при себе. Кажется, в ближайшее время к нагрузке информационных поисков Елены добавится еще одна забота.

Кроме того, у молчания Лозинского появилась свежая причина, куда более веская.

Ниточка.

Та самая, струящаяся в воздушном пространстве красивого фойе между оживленно беседующих и с интересом разглядывающих экспонаты зрителей, камер и осветительных приборов журналистов. В этом светлом современном помещении ниточка скорее выглядела как грязный шлейф из частиц пепла, — инородно, противно, отвратительно, создавая ощущение пятна мазута на вычищенном до блеска ботинке. Никто его не видел, да и не мог увидеть — кроме специалиста по паранормальным явлениям. Частички воображаемого пепла слипались в невесомую — и вместе с тем, тяжелую, словно цепь, — нить, протянувшуюся сейчас через многие километры, далеко-далеко, туда, где вокруг сеньоры Торнеро бушевал вихрь астрального сквозняка. И хвостик этого дымного пепельного шлейфа уходил куда-то вглубь фойе.

— А… — хрипло выговорил Лозинский под беспокойным взглядом Ману, — мне надо освежиться. Я сейчас приду.

И тут же он начал игру, которая заведомо должна была завершиться ложью:

— Здесь что-то есть… чувствую владельца монеты.

Не дожидаясь ответа, Лозинский не спеша, стараясь не привлекать внимания и не возбуждая подозрений у спутницы, двинулся туда, куда тянулся шлейф из воображаемого пепла. Медлить было нельзя, потому что от быстроты действий зависел результат обманного маневра.

Правда, нечто все-таки смущало Лозинского. Ниточка вроде как была одна, но от нее раскручивалась другая, менее выраженная. Что бы это значило?.. Возможно, монета сменила владельца, и тут, на выставке, оба — и бывший хозяин, и нынешней? Эх, сначала надо выловить того, к которому идет более мощный шлейф! А потом посмотрим.

Сторонний наблюдатель мог бы решить, что импозантный дядечка всего лишь делает сэлфи — на фоне уголка с буфетом. Ну, что же тут такого, сэлфи сейчас даже бабушки с удовольствием освоили, постят в инсту — только гигабайты летят! Так что бородачу в щегольском элегантном костюме отсэлфиться вполне простительно.

Только бородач не делал сэлфи. На самом деле он аккуратно и незаметно сфотографировал мужчину (с виду — лет пятидесяти), пьющего кофе у барной стойки и негромко беседующего с двумя другими мужчинами. Потом бородач исчез из фойе на несколько минут, зайдя в туалетную комнату. Освежаться он и не думал, просто хотел уединиться и кому-то отправить фотографию.

«Кому-то» — это, естественно, Елене. Лозинский не знал, как она собирается установить личность человека с фотографии и, мало того, сделать нечто, заставившее человека быстро покинуть здание «Нефтяника». Он отправил не только последний снимок, но и ксерокопию паспорта Ману вместе с припиской о том, что не мешало бы покопаться в ее родословной (интересно, Елена сейчас выругалась или нет?! она вообще хоть раз повышала голос?!).

По сути Лозинский, единственный специалист по паранормальным явлениям в Сургутском филиале ОМВО, был лишен способностей, которыми временно наделялись все прочие сотрудники: мановением руки восстанавливать поврежденные или частично уничтоженные документы, быстро перемещаться в пространстве, проникать туда, куда вообще можно пройти только при наличии удостоверений или временных пропусков… Как все это делали остальные, для него оставалось загадкой. Ну, каждому свои плюшки и шишки! Вот и сейчас Елена собиралась задействовать некие тайные механизмы…

И, кажется, она их задействовала, потому что на обратном пути Лозинский не увидел у барной стойки объект своего внимания и поисков Ману.

— … сорвался, как чокнутый, после звонка. — Пожал плечами один из тех, с кем несколькими минутами ранее общался «объект».

Шлейф воображаемого пепла уже растворился в воздухе, оставив крохотные отдельные пылинки, исчезающие поодиночке где-то около выхода к лифтам. Значит, никого другого, имеющего отношение к монете, тут не было. Оставалось надеяться, что сам профессор не ошибся и вычислил нужный след.

— … здесь нет того, кто нужен Алле. — С фальшиво-озабоченным видом прокомментировал Лозинский в ответ на вопросительный взгляд Мануэлиты. — Я не знаю, кто это, но следов пребывания уже нет…

— Мужчина или женщина? — быстро спросила метиска.

— Я не знаю. — Мужчина выдержал пронизывающий, острый взгляд черных глаз. — Но кто бы он — или она! — ни были, теперь никого нет.

Поверила ли Ману?.. Во всяком случае, она сосредоточенно кивнула:

— Останемся до конца мероприятия. Вдруг что-то изменится.

Антон реально ощущал потребность освежиться — сунуть голову под кран с холодной водой, чтоб не пухла от всех этих недомолвок. Торжественное открытие выставки завершилось к восьми вечера. Завтра предполагалась конференция. Антон получил ее программу и стопку дополнительных материалов, которые послужат доказательством полезности для руководства. В программе он с замиранием сердца ожидал увидеть какой-нибудь доклад с намеком на сенсацию — тогда было бы ясно, что несуществующий артефакт переходит в разряд реальных, и вот тогда… А что «тогда»? С одной стороны, это хорошо: Алла не станет форсировать события самостоятельно. С другой стороны — плохо. Алла и Ману просто исчезнут с горизонта. Но нет, никаких докладов с подозрительными темами в программе не было.

Затем Лозинский засветился перед камерой журналистов Сургутского телевидения, авторитетно сказав несколько слов о «раритетах с музейной ценностью», «культурном обмене между регионами» и прочих важных вещах (Ману предусмотрительно держалась поодаль, занимаясь все тем же — просмотром присылаемых ей кем-то скринов с камер наблюдения), и думал о том, что впереди было самое трудное…

Телефонный разговор с Аллой. Некоторый блицкриг с наступлением на населенный пункт под названием Быньги (а для чего же еще была нужна ксерокопия паспорта Ману — для бронирования билетов). Разговор с самой Ману — она ведь просмотрит все скрины записей с камер и все равно найдет того, кого нужно. Естественно, она пока не в курсе, что придется улететь из Сургута на день-другой, и как она отреагирует — неведомо. Возможно, очень бурно и с испанскими ругательствами. Узнать бы у нее, кто были остальные двое предполагаемых кандидатов во владельцы Анны…

А когда пришло сообщение от Елены, стало ясно, что события вот-вот сменят вектор.

Первым делом глава филиала прислала ту информацию, на которую рассчитывал Лозинский: личность владельца монеты, адрес, номер телефона. Увы, этим Елена не ограничилась, кинув вдогонку несколько оцифрованных газетных заметок с фотографиями, с тексом на испанском языке и корявыми, но понятными пояснениями из онлайн-переводчика. Ниже шла приписка:

«Простите, Антон, я покопалась самостоятельно. Вам нужно это увидеть. Читайте внимательно! Смотрите фото!»

Антон посмотрел. Антон почитал… Ему понадобилось все самообладание, чтобы преждевременно не выдать свои эмоции чуткой на изменения в поведении собеседника мексиканке.

ГЛАВА 11.

Wayob и огонь мести

Вылет в Екатеринбург состоялся на следующее утро. Но до этого момента произошло событие, повлекшее за собой почти бессонную ночь. Позже, вспоминая эти суматошные дни, пролетевшие бешеным аллюром в какой-то непонятной гонке за жизнью и смертью, Лозинский не переставал удивляться: все события и происшествия цеплялись друг за друга и складывались в единую мозаику, словно так и было задумано.

Едва выйдя из Дворца «Нефтяник» и сев в машину, Ману позвонила Алле, сказав в трубку разве что короткое «нет», наполненное нетерпеливым сожалением. Затем она включила громкую связь.

— Это я ошиблась в тебе, переоценив, или ты пытаешься обмануть? — сразу перешла в наступление Алла, обращаясь к Антону.

— А какая версия тебе более симпатична? — хмыкнул Антон, который тоже выбрал наступательную тактику. — Я уверен, что на выставке было кто-то третий, кроме нас с Ману. Или даже четвертый и пятый, в виде твоих кустарных шкурок!

В свете открывшихся нюансов прошлого Ману у него прямо-таки под языком свербило от желания потребовать более подробных объяснений: так кто из этой парочки очень разных женщин является подлинным заказчиком поиска монеты?! Но профессор сдержался. Момент для выяснения обстоятельств был не тот.

— Я не отказываюсь от своего обещания помощи. — Добавил Лозинский. — Но для этого мне нужно чуть больше времени и действий, чем простое указание на хозяина монеты нынче вечером. Я правильно понимаю, что ты планировала завершить весь этот квест в три ближайших дня?..

В голосе Аллы прорезалась сталь:

— Нужно завершить. Любое промедление — и все, ничего не выйдет! Тогда завтра придется найти повод, чтобы обойти всех троих предполагаемых владельцев. Встреча под любым предлогом! И если ничего не получится, тогда…

— Выйдет. Может, и не завтра, но выйдет. Запасись терпением. Если есть билеты на самолет — сдай их, потому что мне нужно больше, чем три дня! — в тон сеньоре Торнеро ответил Лозинский. — Я знаю, что делаю. Но и тебе не мешало бы быть со мной максимально откровенной.

— Я откровенна.

Теперь из закаленной стали голос собеседницы превратился в изыскано струящийся по ветру шелковый шарф. Достаточно быстро, чтобы подтвердить первое «фи» Елены — относительно того, что Алла ничего не знает об истории монеты. Но для смягчения голоса имелась еще как минимум одна причина, и сейчас она находилась на пассажирском сидении «Йети». Алла не желает выдать истинных мотивов Ману — эти женщины сговорились. Они нужны друг другу — одна хочет сбросить ведьмовскую силу, вторая — похоже, умереть. Но не просто так, и тем страшнее ее намерения. Как вести себя с мексиканкой, чтобы не спугнуть?.. Антон словно ступал по тончайшему осеннему льду, что хрустким молочно-белым слоем укрывает стоячие водоемы севера в начале ноября. Такой лед только кажется прочным непосвященному. Неверный шаг — и вот неосторожный уже барахтается в холодной свинцовой воде…

— Хорошо, Алла. Завтра с утра займемся тем, что ты считаешь нужным. Все под контролем.

Еще одна ложь за вечер… Разумеется, с хозяином монеты надо пообщаться как можно скорее, но это не менее важно, чем визит туда, где началась история маленькой девочки Аллочки. И не раньше, чем состоится коротенькая поездка вместе с Ману — туда, куда профессор не любит соваться лишний раз. Прямо сейчас!

— Я проголодалась. — Обезоруживающе заявила мексиканка, попрощавшись с Аллой.

У Антона сжалось сердце. Он в полной мере осознавал, что предстоящий разговор и зрелище, скорее всего, отобьет у Мануэлиты аппетит. А может быть, вызовет агрессию, надо быть готовым ко всему.

— Давай сходим поужинать. — Как ни в чем не бывало, сказал он. — Но сначала кое-куда прокатимся. Это недолго…