Семь. Повесть о детстве

– Бывают, – строго отвечала наша командирша. – Они живут под землей и берегут древние клады, показывают их только хорошим людям, и то, если те в нужде. Под землей, конечно, этих котов просто так не увидишь, но можно заметить зеленые огоньки, которые светятся у них на кончиках ушей. Только для этого нужно искать земляного кота ночью.

– Ночью, меня бабушка не отпустит, – притворно вздыхал я.

– И меня, – печалилась Лека.

– А зачем рыжий кот?

– Незнайка, снова мне не поверишь….

– Поверю….

– Ну ладно, слушай. В этих землях верят, что правильный рыжий кот может показать, где скрывается клад или потерянные вещи, главное знать нужную присказку.

Мне очень хотелось спросить, как определить, что кот правильный, но зная Лекин тяжелый характер, я решил промолчать.

А Лека, гордо смотрела на меня и говорила:

Я такую знаю. Когда еще прабабушка наша была жива, она мне много всяких песенок пела, и стишков и сказок рассказывала. Вот, слушай:

«Котик мой – коток,

Алый роток, мягкий бочек

Рыжий волосок, сладкий голосок.

Котик мурчит, как ручей журчит.

Напой мне, коток,

Денюжку серебряну да денюжку золотую,

Как ручей намывает песок.

Завяжу слово узлом – не срубить его топором.

Аминь».

– И, – я во все глаза уставился на Ленку, представляя как за ее спиной из под земли выпирает ржавый угол железного сундука полного несметных сокровищ – клад.

– И-и, – передразнила меня вредина Лека. – Кота то нет, рыжего.

– Я знаю, где такого взять! – мне было жутко приятно увидеть в Ленкиных глазах собственную значимость.

Мы уже были готовы броситься туда вдвоем. Туда, где в небольшом каменном доме с яблоневым садом, у бородатого деда – Игната жил кот необходимой рыжей масти. Но тут вернулся Сережка с печальной вестью.

– Бабушка Вера сказала: «никаких вам лопат!», и чтобы «сейчас же были дома». Приезжает наша тетя Нина из Кунгура, во сколько приезжает гостья, баба Вера не знает, а дом на замке. Будем вместе сидеть ее ждать. А тебе Лена спецзадание, – Сережка показал Леке язык. – Вымыть полы и смотреть за тестом, баба Вера вернется, будем печь пироги.

«Зря, он так с языком», – подумал я. «Фингал под правым глазом только – только сошел». Но Серенький, он и есть – Серенький, никогда не задумывается о последствиях своих слов и поступков.

Я остался один. А потом, отправился за котом. Рыжий кот чрезвычайной пушистости, сидел на поленнице дров, прислоненной прямо к к дому, сложенному из бутового камня и когда-то очень давно побеленного, но сейчас совершенно облезлого.

Рыжий котяра встретил меня в царапки, и мне долго пришлось сглаживать наше первое знакомство, ласковыми словами, обещанием свежего молока, и чесанием за его ушами. Я боялся, что на этот шум появится хозяин кота и дома – дед Игнат. К моему счастью, его кажется, не было дома. И вот, наконец, рыжик сдался, и позволил себя унести.

Я унес его в свой двор.

Почему?

Потому, что решил, что если найду свой клад в другом месте, его могут отобрать, а здесь – в бабушкином дворе, все было наше, и значит, клад будет наш.

Прочтя Лекину заклиналочку – присказку, так как мне удалось ее запомнить, я выпустил пушистого рыжика и стал внимательно наблюдать, за тем, куда он побежит. Кот рванул в сторону компостной ямы, и что – то стал там рыть своими передними лапами, а затем громкогласно мяукнув, вскочил на наш забор, и махнул на волю, наверное, тоже решил, что нужно – домой.

Я сначала расстроился, потому что, ничего не вышло, но решил на всякий случай посмотреть, что там такое копал этот рыжий пушистик. Ровно в том месте в неглубокой ямке проделанной кошачьими лапами поблескивали золотые искорки. Охнув, я начал копать прямо голыми руками и откопал в компостной яме три ложки золотистого цвета с цветными эмалями дворцов и башен, на эмалях понизу было написано: «Ленинград».

Обрадованный, я побежал показать свою находку бабушке Фисе. А она меня отругала. Я так ничего толком не понял, только то, что ложки эти привез из командировки в Ленинград дед, и бабушка случайно выбросила их, помыв, выплескивая воду из поганого ведра.

Так вот, клада я не нашел…. если не считать серебряной рюмки и бронзовой иконки с Георгием Победоносцем, я откопал их случайно, когда готовился идти на рыбалку вместо червей…. До сих пор они хранятся у меня как память о бабушкином городе на далеком севере.

9. Колокольня. Возвращение домой. Большие корабли. Медведь

Благодаря дедушке у нас единственных на целой улице был свой домашний телефон, даже у нас с мамой в Перми своего телефона не было, а тут был. Телефон был старый, черный с большущей трубкой и звонком похожим на птичью трель. Обычно, когда он звонил, трубку брала бабушка Фиса, и потом долго и основательно говорила о том, где можно найти нашего деда Гришу. Иногда телефонировали бабушке, когда срочно нужно было выйти на работу, честно я тогда не имел никакого представления, где она работает, а она, как и дедушка была очень немногословна, хотя очень заботлива, иногда прям до плача. Моего конечно. «Где ты был..?» «Что ты ел?» «Откуда взялся синяк?» «Ты заправил пастель? И так целый день кругом – с утра до самого вечера. Я ругался, слушался, спорил и плакал. Но, даже будучи ребенком уже понимал, что так меня бабушка любит, наверное, и маму она любила также, когда та, была маленькой девочкой.

Когда черный телефон неожиданно зазвонил рано утром, я даже не подумал к нему вставать. А он все трельчал и трельчал.

– Бабушка! – закричал я. – Деда! – в ответ тишина. Пришлось встать, хотя мне и запрещалось самому отвечать не телефонные звонки, в этот раз кажется, никого не было дома. А телефон не желал замолкать.

– Алооо, – сонно спросил я в трубку. А там шум, сквозь который пробился мамин голос:

– Зайчик, это ты…?

– Я не зайчик, – пробурчал я в ответ. Никогда не любил когда она меня так называет.

– А кто ты? – рассмеялась мама в телефонной трубке.

– Я пацан! – гордо ответил я, почесывая свою пятку, к которой прилипла чешуйка березовой коры.

– Хорошо зайчик – пацан, – мамин голос стал игриво серьезен. У нас большая радость.

– Какая? – я все еще пытался проснуться.

– Через неделю мы едем к теплому морю в Крым! Неожиданно дали путевку от завода, совершенно бесплатно!

– Ура! – закричал я, окончательно проснувшись. Я так долго мечтал о настоящем море. Но кто-то другой внутри меня начал грустить. Мне так не хотелось покидать этот маленький сказочный городок, наполненный самыми занимательными историями. Я подумал, что он не рассказал мне все, что мог еще рассказать, а еще не хотелось расставаться с Сережкой и Лекой.

– Ты чего там замолк? – взволновалась мама в телефонной трубке.

– Радуюсь…, – тихо пробурчал я.

– Хорошо, – успокоилась мама. – Мне пора на работу. Слушайся бабушку и деда, я приеду через пару деньков. Пока мой зайчик – пацан.

– Пока мама, – ответил я телефонным гудкам. Я тоже тебя люблю…

*

Сережка воспринял новость о том, что я скоро уезжаю на море в Крым с неописуемым восторгом. Прыгал как сумасшедший, пытался сделать колесо и требовал, чтобы я привез ему настоящие морские раковины, краба и морской воды в стеклянной бутылке.

А Ленка надулась. – И чего ты так радуешься? – спрашивала она своего братишку. Это ведь он едет, а не мы. – И ничего он тебе с этого самого моря не привезет. Мы же останемся здесь, а он будет там в своей Перми, – она махнула рукой в сторону Соликамского тракта.

Я не знал, что сказать. «Наверное, она тоже не хочет расставаться», – подумалось мне. А еще я обещал, что мы вместе сходим рано утром на колокольню Воскресенского собора, где уже пятьдесят лет находился местный РДК, то есть районный дом культуры.

– Лека…, хочешь, мы завтра поднимемся на башню? – спросил я.

Ленка задумалась на целую минуту, обычно она так долго не молчала. А затем сказала: Хочу.

*

История с башней Воскресенского собора была очередной Лекиной авантюрой. Почему-то она вбила себе в голову, что просто должна подняться на эту башню, чтобы увидеть весь город с высоты птичьего полета. У Леки, даже был План. Она просто утащила ключи от РДК у своей бабушки Веры, которая иногда помогала в клубе, дежурила там, издавала стенгазету и играла в театральной студии бабу – ягу в новогодних сказках и Строгого, но справедливого учителя в летних постановках у старшеклашек.

По Ленкиному плану проникнуть в башню мы должны были вдвоем. «Серенького не брать, он будет обузой». Сережка, конечно, обижался. Но с Ленкой старался теперь не спорить. Рано утром, пока туда еще никто не пришел. Благо и мои – дедушка с бабушкой Фисой и Лекина бабушка Вера из дома уходили еще раньше раннего, часов в 5– 6 утра. Мы запланировали слинять в семь.

*

Проснулся я тогда ровно в шесть, есть у меня такая способность просыпать к нужному времени, правда, иногда я могу залежать, то есть проснутся как нужно, а потом лениться вставать, и так лежать, пока не усну снова. Я проснулся и слушал, как собирается на работу бабушка Фиса. Дед еще вчера умчался в свою очередную внезапную командировку. А бабушка как назло не уходила, все чего-то искала, шумела, готовила мне завтрак. Кое как дотерпел, пока она уйдет. Тут – же кто–то зафигачил камешком в мое окно. Я выглянул, конечно, это была Лека. Серьезная, кажется, не выспалась, одета в синий спортивный костюм и свои заношенные сандалии с оторвавшимся и замотанным изолентой ремешком. Лека с распущенными светлыми, выбеленными солнцем волосами, колышущимися на ветру и нежными голубыми глазами.

– Ты выходишь?! – шепотом кричит она.

– Выхожу также отвечаю я.

Натягиваю шорты и майку, беру завернутые в салфетку пирожки с зеленым луком и долго ищу в темной прихожей свои тряпичные кеды без шнурков.

По знакомым и ставших родными улицам мы крадемся как два партизана, придерживаясь кустов и зарослей больших деревьев.

У РДК никого. Я стою на атасе, а Лека натужно крутит старым ключом в ржавом замке. Замок скрипит и не хочет впускать. По пыльным каменным ступеням, кажется стертым от времени, так что посредине каждой ступени небольшая канавка, мы поднимаемся все выше и выше в полутьме. Окна здесь забиты фанерой, старыми плакатами «Намолотим хлеба!», «Партия и народ – едины!», «Кулака возьмем в кулак – он наш враг!» А мы, все идем, кажется, по ставшей бесконечной старой каменной лестнице. Пока ветер не начинает дуть прямо в лицо.

– Пришли, – шепчет Лека.

– Да – отвечаю я, обескураженный открывшейся красотой.

Перед нашим взором город – игрушка, как у господа на ладошке. Все внизу такое маленькое и красивое. Совсем рядом каменная церковь Преображения Господня без колокольни – хлебозавод, – справа внизу, позади – древнее Троицкое городище, место стоявшего до 18 века деревянного кремля. Отсюда с самой высоты видны части земляного вала. И гора Полюд – в утренней дымке.

Лека взбирается на окно по щербатой кирпичной кладке.

Куда ты, дурище! – кричу я, хватая ее за синее трико и за ноги, так чтобы она вдруг не рухнула вниз, как птица.

– Да, обними меня и держи очень крепко! – хохочет Лека. Иначе, я улечуууу!

Я держу…, прошло столько лет, а я, никак не могу позабыть этот самый момент. Нет, ничего не случилось, никто не узнал об этой шалости, и нам не попало.

*

Крым и теплое Черное море, это такая большая история, то первое море до сей поры иногда шумит в моих самых сладких снах, лишь иногда прерываемое одним из кошмаров. Круглолицый лысый старик в засаленной фуфайке, протягивает к моей голове свои ладони, похожие на корни деревьев и начинает водить ими по кругу, что – то шепча себе под нос.

Я вижу, как из рукавов фуфайки появляются кусающие себя за хвост змеи.

– Не ходи Большой корабль, – шепчет он, – Будет много смерть.

И я, начинаю захлебываться ледяной соленой водой и кричать.

Мама тогда сильно была на меня зла, когда я уперся и не поплыл на Большом корабле из Ялты в Новороссийск. Наши билеты пропали, а они, по словам мамы «стоили больших денег, которых у нас итак очень мало».

Мама ругалась до самого нашего отъезда, так хотелось ей покататься на большом белом корабле, и еще целую неделю ругалась после нашего прибытия в Пермь. Пока в одну из центральных газет не просочилась эта ужасная история с пароходом «Адмирал Нахимов». Теплой южной ночью этому Большому кораблю встретился грузовой теплоход-сухогруз «Петр Васев», на борту которого было около тридцати тысяч тонн ячменя из Канады. Суда столкнулись. На «Нахимове» находились 1243 человека, из них 423 погибли. Мы могли быть среди них.

*

В школу из-за нашего отдыха в Крыму я пошел только 2 сентября и встретил там своего Медведя. Теперь наяву. Мы стали учится в одном классе, в 1 Г. Мы не то что дружили, но всегда старались держаться вместе, быть рядом. В четвертом классе Медведь исчез на целый год. Я думал, он уже не никогда вернется. Кажется, он лечился, и поэтому учился в какой – то специальной школе где – то на Юге. И так на протяжении всей моей жизни, Медведь куда – то пропадал, затем неожиданно появлялся. Мы общались, рассказывали друг – другу свои истории, но так и не стали настоящими друзьями, хотя, может быть это и есть дружба и не важны никакие расстояния и условности.

*

То было мое детство… в семь лет.