Кузнецов среди роботов

– Билеты стоили, наверное, целое состояние, – прокомментировал Кузнецов их места.

– Ты хорошо зарабатываешь, мы редко ходим в театр, я откладывала деньги, да еще и сэкономила на ранней брони, – отчеканила Ангелина. – Перестань мелочиться. Просто представь, что мы завсегдатаи театра и пришли наслаждаться прекрасной постановкой.

– А ты представь, каково жить на улице. Без сбережений и удобств, – проворчал Кузнецов. – Что хоть за постановка нас ждет?

– Вот программка, – сквозь зубы ответила супруга и сунула мужу листок с примерным описанием сюжета.

– Что за бред? – изучив программку, сказал Кузнецов. – Я думал, будет что-то классическое, Чехов или Сервантес.

– Слушай, давай договоримся, – зло сказала Ангелина, – на время спектакля молчать. Иначе я окончательно рассвирепею, и мы отсюда уйдем.

– Хорошо, – согласился Кузнецов. – Но в следующий раз постановку буду выбирать я.

– Ну, судя по частоте наших походов в театр, на следующую постановку нас привезут в стариковских каталках.

– Начинаем молчать?

Ангелина сделала знак рукой, словно закрыла рот на замок, а ключик выкинула.

Оба уставились на пустую сцену.

Посетители театра рассаживались по своим местам тихо, без гомона. Осветители настраивали свет, рабочие сцены поправляли занавес. Наконец прозвучал третий звонок – оповещающий о начале спектакля.

На открывшейся сцене стоял молодой актер, делающий вид, словно печатает что-то на невидимой клавиатуре.

«Арт-хаус», – пронеслось в голове Кузнецова.

Чего он терпеть не мог больше всего, так это нарочитого умствования. Кому нужен этот символизм, если идею можно раскрыть буквально. Никто уже не пользуется примитивными клавиатурами, так что вручить мужику реальный девайс было бы большим сюрреализмом. Но что он понимает в искусстве?

Тем временем действие пьесы стало стремительно разворачиваться: на сцене показался белый кролик, который увел мужчину за собой. Быстрая смена проекционных декораций – и вот уже герой сидит в кресле, а мрачный великан предлагает ему узнать правду.

Кузнецову так надоел этот фарс, что он уже всерьез надумал поспать и даже прикрыл глаза, благо, Ангелина на него совсем не смотрела, то ли увлекшись сюжетом, то ли от обиды. Но тут голос великана громом прокатился по залу – видимо, какой-то новый трюк со звуком: «Иди за мной… Пора освободить твой разум. Но я могу лишь указать дверь – ты сам должен выйти на волю».

От неожиданности Кузнецов начал внимательно вслушиваться в диалог, и, чем больше он это делал, тем интереснее ему становилось. Почему-то он никогда не думал о концепции, что целый мир может быть ширмой для чего скрытого и опасного. Он попробовал примерить эту теорию на себя и неожиданно понял, что легко может представить подобное. Что он знает о своей жизни? Жена, дом, соседи – одна часть. Работа, изделия, коллеги – вторая часть. С остальным миром он сталкивается исключительно через экраны различных устройств, то есть вполне могут быть срежиссированы. Но зачем? Кто бы стал так расходовать ресурсы ради обычного, ничем не примечательного Кузнецова? Был бы он гением или избранным, как Нео в пьесе. Но так ведь нет. Он простой рабочий на фабрике, звезд с неба не хватает.

А все-таки было бы интересно оказаться на месте главного героя. Кузнецов с удовольствием продолжил смотреть спектакль. Он так увлекся, что даже не заметил, с каким одобрительным пониманием посматривает на него супруга. Возможно, она думала, что ее черствый и неромантичный муж наконец почувствовал тягу к искусству. Знала бы она, какие мысли крутятся в его голове, может быть, иначе бы смотрела.

По окончании спектакля артисты вышли в зал на поклон. Кузнецов чуть ли не громче всех в зале аплодировал стоя, а потом долго не хотел уходить, мотивируя это тем, что он не хочет попасть в толпу на выходе. На самом деле, ему нужно было переварить ощущения, наплыв которых он ощутил.

– Понравилось? – лукаво спросила супруга, видя, что ответ будет положительным.

– Не то слово, – ответил Кузнецов. – Знаешь, мы с тобой вернемся сюда раньше, чем на каталках.

– О, мой муж собирается стать театралом?

– Если все спектакли будут такими же, то у меня просто не будет выбора. Это же вынос башки. Подумать только – мир, скрывающий другой мир.

– Ну, это довольно старая метафора, известная еще со времен Платона. Но она, мне кажется, больше говорит не о мирах, а о возможности человека. То есть, миров-то может быть сколько угодно, но человек способен увидеть только один.

– А может, как раз потому миров много, и для каждого человека он свой.

– Как это? – не поняла Ангелина.

– Вот этот театр. Сидело много народу, аплодировали, играли актеры. Но ведь если бы я всего этого не видел и не слышал, то и не знал бы о них. Как в той же постановке: нарисовали фон, декорации, рассказали, что есть какой-то другой мир с другими людьми, а на самом деле – это все проекция моего сознания. Даже то, что я чувствую, может быть просто внушено. И получается, что единственный по-настоящему живой участник всего этого – я сам. То есть, я есть, потому что вижу, слышу, чувствую. Я приемник информации и ее интерпретатор. Откуда мне знать, что на самом деле существуют другие люди? Может быть, они плод моего воображения.

– Хм, – задумался Кузнецов. – Я бы хотел подробнее изучить эту тему.

– Не очень-то увлекайся, – предупредила жена. – Сам знаешь, к чему приводят подобные инсайты, если они падают в нездоровую голову.

– Знаю, – ответил Кузнецов.

Но он уже не мог не думать об этом.

11

Ах, как это заманчиво – узнать что-то о мире такое, что может перевернуть все представление о действительности. Но Ангелина права – есть что-то страшное в таком взгляде на реальность. И одну из таких опасностей в тот же вечер озвучила супруга, когда они вышли из театра и ждали такси.

– Сегодня по новостям передали об очередной волне пандемии, – сказала она.

– Опять? – удивился Кузнецов.

Пандемия, о которой говорила супруга, была названа чумой двадцать первого века, она, как ни странно, не носила вирусную или бактериальную природу. Вроде как началась она в середине тридцатых, но, по мнениям экспертных медиа, брала свое начало чуть ли не с момента появления хомо сапиенс. Называли ее по-разному, применяя аббревиатуры и специальные термины, но, так как она вытеснила другие болезни, став основной причиной смерти, ее просто называли пандемией.

Основным симптомом болезни стала острая тяга заболевшего завершить свой жизненный путь вне срока. Хотя сроки у жизни благодаря современной науке стали безгранично долгими. Кто-то считал, что дело именно в этом – люди просто не хотели жить столько, другие винили бесконтрольное цифровое потребление, но все сходились в том, что главным разносчиком болезни стали медиа. Подобно тому, как массовые заражения бешенством предотвращают путем контроля численности переносчиков, государства стали спасать людей ограничением информации о насильственных смертях в СМИ и других информационных порталах.

Наиболее яркие случаи даже после запрета на публикации все равно становились достоянием общественности. Так, например, один профессор во время лекции по химии неожиданно выпил концентрат серной кислоты прямо на глазах у аудитории. Другой случай произошел и вовсе с уборщиком, который решил после смены залезть в мусоросжигатель.

Однако самый неожиданный и обсуждаемый инцидент произошел с местным судьей, который очень любил жизнь, постоянно был занят на общественной работе, имел большую семью, двух собак и, как потом выяснилось, любовницу. Заподозрить этого добродушного старика в желании покончить с собой не мог даже самый отчаянный фантазер. Если уж судье и пророчили скорую смерть, то исходя из комплекции, от атеросклероза сосудов или ишемической болезни сердца. Но судья всех удивил: попросив на одном из слушаний ознакомиться с уликами, он взял пистолет предполагаемого преступника, убедился, что тот заряжен и молча пустил себе пулю в рот.

Пандемия самоубийств являлась самым страшным явлением из всех известных именно потому, что была необъяснима и пугающе летальна.

– Теперь на работу будешь ходить в перчатках и в маске, – безапелляционно заявила Ангелина.

– Как они надоели, эти маски.

– Это надо, ты же знаешь. Не стоит шутить со смертельными болезнями.

– Но это не грипп или ОРВИ, это не передается воздушно-капельным путем.

– Мы не знаем, как это передается, – твердо сказала супруга и сделала шаг к дороге, куда подъехало такси.

На этот раз это был серебристый Hyundai Sonata. Водитель, правда, – тоже какой-то оборванец. Кузнецов хотел было даже акцентировать на этом внимание, но потом подумал, что это будет выглядеть слишком высокомерно, и самоцензурировал недоумение следующим образом:

– Кажется, штат водителей не отличается разнообразием.

– Это хотя бы человек, – заметила Ангелина, имея в виду, что мог приехать и автопилот.

Что хорошего в том, что это человек, Кузнецов не стал спрашивать. Во-первых, он и сам не горел желанием ехать с Искином после того, что он испытал, возвращаясь с работы. А во-вторых, ему стало стыдно за жену, которая использовала такое дискриминационное по отношению к разумной технике выражение, причем, похоже, даже не заметив этого.

Супруги сели в такси и отправились домой.

Ангелина достала планшет, на котором быстро нашла каталог с недорогими перчатками, и показали их мужу.

– Может быть, дома обсудим? – сказал Кузнецов, которому совсем не хотелось выставлять паранойю жены на суд неизвестного водителя.

Но она и сама справилась.

– В новостях передавали, что меры надо принимать незамедлительно. Их доставят, не успеем мы приехать.

Водитель закономерно хмыкнул.

– И, наверное, придется отказаться от услуг не оборудованных беспилотником машин, – в ответ на этот хмык ответила Ангелина.

Водитель сдержанно промолчал, а сгорающий от стыда Кузнецов, который не любил себя чувствовать на людях слюнтяем и подкаблучником, решил вступить в неравную схватку.

– Послушай, но вряд ли я захочу наложить на себя руки, если дотронусь до чего-то грязного. Я не настолько чистюля.

– Шути-шути, – ответила недовольно супруга, – сто восемнадцать тысяч человек, умерших в прошлую волну, вполне поддержат твой юмор.

– Это психология, – не сдавался Кузнецов, – при чем тут перчатки и маски. Может, у тех погибших как раз депрессия и развилась на почве всех этих ограничений?

– В том-то и дело, – не согласилась супруга, – что никакой депрессии у людей не возникает. Внешне нормальные люди, как мы с тобой, ни с того ни с сего кончают жизнь самоубийством. Я читала много материала на этот счет, и ученые все больше склоняются к вирусному варианту. Есть куча инфекционных болезней, при которых повреждается мозг.

– Ну не знаю, – буркнул Кузнецов. – По-моему, это все какой-то бред.

Жена больше спорить не стала, молча заказала маски и отвернулась к окну.

Кузнецов хотел еще что-то сказать, продолжая тему, но передумал. Он знал, что с супругой спорить бесполезно.

Откинувшись на теплую тканевую спинку сиденья, Кузнецов прикрыл глаза и попробовал расслабиться. Ему было о чем подумать без этих глупостей. Он снова погрузился в размышления о виртуальности собственного мира, и, чем больше он думал об этом, тем больше находил подтверждений этой гипотезы. Например, за всю его жизнь он ни разу не дрался. В тех фильмах и сериалах, которые он смотрел, конфликты, особенно между мужчинами, происходили с поражающей регулярностью. При этом сам Кузнецов не был даже уверен, что сможет кого-то ударить. Нет, конечно, случались моменты, где он повышал голос, но сама мысль причинить насилие у него не возникала. Более того, он никогда не видел, чтобы другие люди дрались. Да что дрались, хотя бы яростно ссорились. Разве может быть такое в нормальном мире?

«Может», – ответил себе Кузнецов и улыбнулся этой мысли. Только в нормальном мире и может. Когда агрессия становится ненужной, она отмирает со временем, как рудимент, который не используется.

Эта позитивная мысль появилась в голове Кузнецова, как раз когда автомобиль подкатывал к лужайке возле их родного дома. Прекрасная жизнь, спокойное существование, счастье, уверенность в завтрашнем дне не предполагают агрессии.

Он помог жене выйти из машины, галантно открыв дверь, и, когда такси уехало, прижал ее к себе, обняв за тонкую талию, и поцеловал. Длинный и трудный день заканчивался хорошо.

12

Конец вечера – душ и ожидание удовольствия. Законный брак имеет свои плюсы, к тому же Ангелина своим поведением и взглядами дала понять, что Кузнецова сегодня ждет постель не только для сна.

И действительно, ложась в постель, он увидел, что жена его ждет. Потрясающе красивая, Ангелина потянулась к нему и жарко поцеловала в губы. Кузнецов автоматически, не глядя, нащупал презервативы, которые хранил в своей прикроватной тумбочке и, не отрываясь от ее губ, начала разрывать упаковку. Но Ангелина внезапно его остановила.

– Он нам не нужен, – сказала она.

– Ты опять? – Кузнецов отстранился. – Мы же договорились это обсудить.

– А что тут обсуждать? Ты меня любишь, я тебя – тоже. У нас чудесный дом, у тебя хорошая работа. Нам уже давно пора завести ребенка.

– И, видимо, сегодня последний день, когда это можно сделать, – недовольно пробурчал супруг.

– Нет, – мягко ответила Ангелина, поглаживая его спину, – но сегодня хороший день для этого. Ты понимаешь, о чем я?

– А нельзя подождать следующего месяца? Я ведь не против. Просто это важное решение. Его действительно стоит обдумать, обсудить. У меня, знаешь, на работе не все так гладко.

Ему так хотелось забыть о своей осторожности, плюнуть на условности и отдастся этим приятным ласкам жены. Но день был очень насыщенным, слишком много всего произошло.

– Решай сам, – сказала Ангелина и, отвернувшись от него, положила голову на подушку, приготовившись спать.

Кузнецов посмотрел на ее спину, на очень соблазнительную шею, хрупкие плечи… В конце концов, ребенок может и не получиться с первого раза.

Забыв о своих переживаниях, он прильнул к жене, и она встретила его лаской.

13

Такое понятие, как день сурка, Кузнецов не знал, но если бы знал, то обязательно употреблял бы в контексте своей жизни, особенно по утрам. Единственное, что в последнее время менялось, так это завтрак – супруга снова стояла у плиты, на этот раз готовя ему кашу.

– Что-то новенькое, – приобняв Ангелину, сказал Кузнецов.

– Нашла рецепт полезной каши, – ответила жена. – Тебе нужны силы и бодрость. Ведь скоро они нам пригодятся.

– Думаешь, что прям с одного раза все получилось? – спросил он, имея в виду зачатие.

– А вдруг, – улыбнулась Ангелина. – Но главное, что рано или поздно это все равно случится, тут главное, что мы решение приняли. Так что будем готовиться авансом.

Кузнецов хотел возразить, что вполне готов и без подготовки прыгнуть в эту воду, еще не хватало нагрузить свою жизнь переживаниями о зачатии, но, видя сияющее от решимости лицо супруги, решил воздержаться.

Позавтракав и собравшись, он отправился на работу, провожаемый нежным поцелуем супруги.

– Надеюсь, что в этот раз не встречу нашего соседа с утра пораньше, – сказал он, открывая дверь.

– Чем тебе так не угодил Петр? – спросила жена.

– Да он как черная кошка, которая перебегает дорогу. Стоит только его увидеть, и все сразу катится в ад.

– С чего вдруг ты стал таким суеверным?

– Станешь тут, – неопределенно сказал Кузнецов и покинул дом.

К его удовольствию, соседа на улице не оказалось, зато стоял автомобиль, заказанный фирмой. На этот раз это была Тойота Сиена красного цвета, а вот водитель как будто тот же, что и вчера.

«Возможно, это действительно один водитель на разных машинах», – подумал Кузнецов, устраиваясь в автомобиле. Он с легкостью предположил, что за ним просто закреплен человек, который его возит. А машины тот берет из общего парка. Это могло иметь смысл, ведь везти человека по одному и тому же маршруту проще и быстрее.

14

Его пропуск работает, никто не останавливает и не отвлекает, на рабочем месте порядок и чистота. Как мало нужно человеку для поддержания хорошего настроения! Разве что поделиться им с приятелем. Кузнецов прошелся по рабочему залу прямо к перегородкам, где обычно сидел Игорь. Но приятеля там не оказалось.

– А где Сорокин? – спросил он женщину за соседним столом.