Кузнецов среди роботов

– О, Господи! – громогласно пропел Сорокин на манер католических священников. – Неужели тебя снова заставили делать эту пылетерку?

– Ага, – подтвердил Кузнецов, улыбнувшись.

Его не очень пугало, что другие работники услышат про его задание. В глубине души он даже хотел, чтобы кто-нибудь украл эту идею.

– О, несчастный, – продолжал кривляться Игорь. – За какие грехи тебе это.

– За успех прошлой вариации и ради будущего повышения, – подыграл приятелю Кузнецов.

– Алчный безумец! Тебя поглотила Мамона.

Сорокин громко расхохотался и, чуть нагнувшись над Кузнецовым, продолжил более тихим голосом:

– Но я тебе завидую. Мне тоже досталось усовершенствование.

– Твоя мультиварка? – предположил Кузнецов, пытаясь вспомнить, чем его коллега занимался раньше.

– Не-а.

– Автомобильный пылесос?

– Опять мимо.

– Контейнер для переработки мусора?

– Если бы.

– Тогда… ммм… А, вспомнил. Наверняка твоя суперполезная обеззараживающая дорожка.

– Все-все, прекрати мне сыпать соль на раны. Ни одно из этих замечательных устройств не приглянулось начальству.

– Тогда что?

– Гильотина, – тяжело вздохнул Сорокин.

– Что?

– Да-да, чертова гильотина.

– Да кому она нужна вообще? Прости, конечно.

– Все в порядке. Прав ты, бесполезная штука, – Сорокин почесал шею. – Я ее сделал, будучи в ужасном расположении духа. Знаешь, когда жить не хочется. У тебя не бывает?

– Нет, – пожал плечами Кузнецов.

Ему почему-то стало неловко за друга.

– Не бери в голову. Просто что-то депрессия накатила. Но я даже предположить не мог, что она будет продаваться. Подумать только, в мире, где почти уже никто не курит, всем понадобилась гильотинка для сигар. И это при том, что сигары сами по себе – редкое увлечение. Но кто же знал, что производители сигар включат ее в подарочный комплект? Даже у нашего босса есть такой, видимо, оттуда и заказ.

– Сочувствую.

– Да брось. В гильотине есть даже какой-то шарм. Если бы мне пришлось усовершенствовать щетки, я бы точно повесился.

Сорокин замолчал, уставившись в одну точку.

– Это всего лишь работа, – решил поддержать его Кузнецов.

– Это да, – вышел из ступора Игорь. – Я просто думаю, что, если вдруг захочу сделать гильотину в полный размер, она тоже найдет своего покупателя.

С этим словами он пошел на свое рабочее место, по пути задевая выставленные корзины для мусора. Кузнецов проводил коллегу взглядом и повернулся к экрану своего компьютера.

Он мог понять Сорокина – их жизни однообразны и скучны, и кажется, что совсем бессмысленны.

Если нет желаний. Вот у Кузнецова есть, и даже не одно. Во-первых, он уже черт-те сколько не был в отпуске. Вернее, он вообще не помнил, что когда-то в этот самый отпуск ходил. Но он много слышал про это волшебное время и про места, которые люди посещают на отдыхе.

На заставке его компьютера синело море, такое прекрасно-далекое, бескрайнее, вечное. Кузнецов погрузился в этой пейзаж, забыв на минуту и про начальство, и про работу, и даже про эту злосчастную щетку. Он представил себя там – на песке, рядом с Линой, в лучах заходящего солнца.

Вспомнив о жене, Кузнецов теперь задумался и о другом аспекте своей жизни. Дети? Готов ли он? Наверное, готов. Он никогда не думал о детях, об ответственности, о заботах, но мысль, что в их жизни появится кто-то настолько важный, кто заставит забыть о себе, немного пугала. И в то же время будоражила. Кузнецов вдруг представил, как идет с сыном на фабрику и показывает свое рабочее место, как объясняет ему, что такое работа, для чего нужны деньги, как устроен мир. Впрочем, этого Кузнецов и сам не до конца понимал, но дал себе слово, что обязательно разберется. Для него – маленького человечка, который только начнет жить.

6

На экране рабочего компьютера появилась надпись «Обед», и Кузнецов с неохотой встал из-за стола. Трудовой комитет строго следил за тем, чтобы сотрудники фабрики вовремя получали ресурсы, поэтому ни начальство, ни даже сами работники не могли пропустить прием пищи, как бы им этого ни хотелось. Кузнецов терпеть не мог эту обязанность – ходить в столовую среди дня. День приходилось делить надвое, рассчитывая успеть сделать часть проекта до или после перерыва. Долгие паузы в почти творческой деятельности изобретателя были смерти подобны.

В столовой вкусно пахло жареным мясом и хлебом, при том, что ни того, ни другого на самом деле приготовлено не было. Фабричная столовка, как и большинство заведений общепита, перешла на суррогатную пищу из принтеров. Единственное, чем могло похвастаться такое место, так это набор рецептов, которые тщательно подбирались под индивидуальные вкусы работников, и ароматизаторы, призванные разжигать аппетит.

– Андрюха! – позвал Кузнецова Игорь, который уже успел устроиться за одним из столов.

– Ты уже здесь, – удивился Кузнецов, подсаживаясь к коллеге.

Он знал, что Сорокину до столовой идти дальше, а табличка «Обед» загорается у всех в одно время.

– Да, я сюда сразу от начальства, – пояснил Игорь.

– Тоже что-то предлагали?

– Угу. Реабилитацию.

«Реабилитацией» сотрудники между собой называли посещения медицинского центра при фабрике, где под чутким руководством психиатра Искин запускал программу, восстанавливающую душевное здоровье работника. Это было чем-то вроде гипнотерапии с использованием фармацевтических средств и мозговой стимуляции. Обычно люди после такой процедуры долгое время чувствовали себя бодрыми и счастливыми. Но такое состояние совсем не способствовало работе, да и личной жизни. Тревожное состояние, необходимое творцам для работы и не творцам для принуждения себя к любым сложным делам, возвращалось после «реабилитации» медленно и неохотно. Поэтому саму процедуру не любили, но использовали под давлением начальства. Руководству же фабрики эти рекомендации направлял всевидящий Искин, круглосуточно наблюдающий за работой на производстве.

– За что тебя? – спросил Кузнецов.

– Кто его знает, – Сорокин нервно почесал шею. – Может, наш с тобой разговор про гильотину подслушали. Ты же знаешь, сейчас все перестраховываются. Ненавижу реабилитацию.

– Понимаю. Сегодня пойдешь?

– После обеда. Хоть поем, как человек. Где эти железяки с подносами?

Передвижные подносы, оборудованные амортизированными шасси, автоматически развозили еду посетителям столовой. Правда, делали они это неспешно и в порядке живой очереди.

– Надоела эта тупая работа, – сказал Игорь. – Никогда не думал, что мы с тобой вроде этих блинов на колесах, как механические чушки, бегаем по одним и тем же маршрутам?

– Разве? – не согласился Кузнецов. – Мы ведь изобретаем, фактически из ничего создаем что-то новое.

– Да где же новое? Щетки твои или мои игрушки для курильщиков – новое? Все, что мы изобретаем, так или иначе уже придумали до нас. Мы просто усовершенствуем, в лучшем случае. Все какое-то бессмысленное и жалкое. Почему мы не строим ракеты для полета в космос, не изобретаем новые материалы, не сочиняем музыку?

– Наверное, потому, что мы работаем на фабрике удобных вещей, – улыбнувшись, ответил Кузнецов.

– А что, ты видел другие производства? Вот кто, например, делает этих черепах? – Сорокин показал на подъехавшие к их столику подносы.

– Не знаю.

Кузнецов забрал свои блюда и, видя, что его приятель не торопится сделать то же самое, забрал и его тарелки.

– А может, их и не существует?

Игорь пододвинул свою тарелку к себе.

– Как это, – не понял Кузнецов. – Если есть продукция, ее обязательно кто-нибудь производит. То, что мы не знаем, кто и где это делает, совсем не означает, что их не существует.

Сорокин угрюмо замолчал и стал яростно ковырять в своей тарелке свежераспечатанный бифштекс.

Кузнецов тоже не стал продолжать дискуссию и принялся за еду. В его тарелке красиво и крайне аппетитно расположились две котлеты и рис, рядом стоял салат из потрясающе хрустящих овощей, приправленных ароматным оливковым маслом. Еда в столовой хоть и была распечатана в точно таком же, как дома, принтере, но почему-то выглядела настоящей. Видимо, все дело было в процессе приготовления, вернее, в том, что сам процесс посетитель столовой не видел. Столовская пища – гораздо лучше домашней.

– На тебя посмотреть, так ты просто до чертиков доволен своей жизнью, – сказал вдруг Игорь, так и не притронувшись к еде.

– Нет, почему, – похрустывая сочным салатом, ответил Кузнецов, – у меня тоже, знаешь, много сложностей. Просто на сытый желудок с ними проще справляться.

– Да ты посмотри на это уныние! – вдруг выкрикнул Сорокин и обвел зал рукой. – Мы точно как роботы стали. Потребляем – заряжаемся – работаем. Потребляем – заряжаемся – работаем. Потребляем – заряжаемся… И так до бесконечности. Тебе не страшно?

– А что страшного-то? – удивился вспышке друга Кузнецов. – Нормальные, спокойные люди. Ответственные даже, работают. Семьи у всех, дети вот даже.

– У меня нет детей, – сказал вдруг Сорокин. – У тебя, кстати, тоже. Я даже подумываю, что ни у кого их нет.

– Как же нет. На улице постоянно кто-то играет, смеется. Начальник часто не к месту хвастается фотографиями семьи. Да и у меня, похоже, скоро будет.

Кузнецов отложил вилку и грустно вздохнул:

– Хотя, честно говоря, я не уверен, что готов. Но жена вдруг стала про это говорить. Твоя тоже тебе намекает про это?

– Нет, – пожал плечами Игорь. – Мы с ней почти и не разговариваем. Она мне вообще, кажется какой-то безразличной ко всему. Словно она тоже машина.

– Ты, кажется, помешался на роботах, – усмехнулся Кузнецов. – Может, действительно, реабилитация в твоем случае – не такой уж плохой вариант.

– Я не псих! – вдруг снова вспылил Игорь, резко поднявшись из-за стола, отчего его тарелка с бифштексом полетела на пол.

Раздался звон битого стекла, и Кузнецов почувствовал, как все взгляды в столовой обратились на них.

– Тише ты. Я вовсе и не считаю тебя психом. Просто, похоже, тебе действительно нужен отдых, разрядка. Не обязательно реабилитация. Возьми выходной за свой счет, съезди куда-нибудь или дома побудь, отдохни.

– Наверное, ты прав, – быстро успокаиваясь, сказал Сорокин. – Просто нервы.

Игорь сел на свой стул, и Кузнецов с облегчением ощутил, что на них перестали обращать внимание.

– Нервы. Гильотина еще эта чертова.

– Я уверен, ты быстро с ней справишься, а потом займешься действительно чем-то стоящим.

– Надеюсь, – неуверенно кивнул Сорокин. – Дети, говоришь? – вспомнил он.

– Вот что действительно заставляет нервничать, – сказал Кузнецов.

– А что, дети – это интересно, – Игорь внезапно улыбнулся. – Говорят, появляется смысл.

– Смыл чего?

– Продолжать жить.

Больше за обедом они не разговаривали. Сорокин заказал себе новый бифштекс, а Кузнецов доел рис и отправился на рабочее место, оставив приятеля в мрачном раздумье. Сам он так и не решил – хочет ли он детей. Он понимал концепцию: забота, ответственность, любовь – все это действительно должно было подарить смысл жизни. Но его смущало то обстоятельство, что жизнь, которую предполагалось наполнить разумным основанием, он еще совсем и не знал.

7

С появлением на экране компьютера надписи «Конец рабочего дня» фабрика останавливалась, и в течение десяти минут, позволяющих сохранить проекты, переходила на режим экономного энергопотребления. Сотрудникам ничего не оставалось, кроме как отправляться домой. За каждым приезжало персональное беспилотное такси, каждый раз разное. Кузнецову всегда казалось странным, что на работу ему приходилось ездить с водителем, а возвращаться в одиночестве, хотя в душе он был этому рад. Для того чтобы перестроиться в домашний режим, нужно как можно меньше стрессовых факторов, одним из которых, конечно же, являлся бы недружелюбный шофер.

Но только в этот раз Кузнецову избежать стрессов не удалось, даже несмотря на автономность машины. Все началось с того, что автомобиль, который ему достался, приехал с опозданием на двадцать минут. Кузнецов сел в мягкий кожаный салон, пахнущий ванилью и кокосом, и, как положено, пристегнулся. Но не успело авто проехать и десяти метров, как программный ассистент сообщил, что машине необходимо зарядиться. После чего его Т-мобиль отправился на станцию обслуживания, забыв выпустить пассажира.

Кузнецову пришлось куковать в закрытом авто полтора часа, после чего ассистент радостно сообщил, что теперь они могут продолжить движение по маршруту.

– Чертова железяка! – выругался Кузнецов.

Система автоматического пилотирования проигнорировала его реплику.

Кузнецову очень хотелось домой, забраться в удобное массажное кресло, нацепить на себя очки виртуальной реальности, чтобы посмотреть сериальчик или сыграть во что-нибудь новое. Вместо этого ему приходилось тащиться в умном ведре на колесах уже бог знает сколько времени.

Наконец автомобиль подъехал к дому. Кузнецов потянул за ручку и… Ничего не произошло.

– Откройся ты уже, – налегая на дверь, зарычал он на машину.

Но беспилотник словно умер: погасли все лампочки приборной панели, перестал позвякивать моторчик климат-контроля.

– Да что за чертовщина здесь творится?

Кузнецов стал неистово дергать ручку, упираясь плечом в твердый пластик двери. Бесполезно. Выбраться не удавалось. Тут он вспомнил, что в каждом таком беспилотнике установлен передатчик для связи с диспетчером, который должен в случае поломки автомобиля принять меры.

Кузнецов осмотрел салон и нашел небольшую серую кнопку прямо на потолке и надавил на нее. Однако никакой реакции не последовало. В автомобиле словно сразу вышли из строя все системы.

И в этом момент Кузнецова вдруг охватила паника. Он вспомнил все, что ранее читал про герметичность салонов таких машин, про смерть от удушья, про вирусы, поражающие системы, контролирующие подробный транспорт.

По спине пробежал холодок, потемнело в глазах, появилось ощущение невероятной жары. Захотелось не просто покинуть закрытое пространство, но сделать это немедленно, сейчас же.