Альпеншток и Громобоев

В комнате продолжают разговор Второй и Третий.

Третий. – Рассказывай.

Второй. – Когда я был тобой, а он был мной.

Третий. – Ну ты и сказанул.

Второй. – Вообщем тогда немного не получилось. Преобразователь не был уничтожен полностью.

Третий. – Стой. Дай угадаю. Ты отдал не все гранулы.

Второй. – С чего ты взял?

Третий. – Чего проще… Я сделал бы тоже.

Второй. – Даже не думай об этом. Мне совсем не хочется повторять эту карусель снова. Тем более в пенсионном возрасте.

Третий. – А было бы прикольно.

Второй ( с силой сжимает плечо Третьего) – Голову оторву.

Третий. – Кому? Себе?

Второй отворачивается. В комнату проникает Первый. Он раздевается и ложится в постель.

Первый. – Вы спите?

Не услышав ответа, он продолжает.

Первый. – А мама мне соврала про отца… Прямо как в детстве.

Третий. – Удивил. Если бы не бабушка, я бы до сих пор думал, что ледокол затерло во льдах.

Второй. – Неправда. Он был летчиком.

Первый. – Нет. Он был шахтером и погиб геройски.

Второй. – Хорошо, что хоть умирает он у всех одинаково.

Школа. День. Между первой и второй сменами. Холл на втором этаже. Здесь находятся библиотека и вход в актовый зал. Стенд с государственными символами. Белый бюстик Ленина. Советский гимн, выбитый золоченными буквами. Флаг уже трехцветный. Под флагом увесистая трибуна из актового зала. На ней директор школы. Совсем молодой человек в квадратных итеэровских очках, коротковатых варёнках и белых носках. Рядом Зоя Петровна. Неистребимая, как стоп-кран в железнодорожном вагоне. Директор обращается к пионерам, выстроившимся вокруг трибуны с флагом, барабаном и галстуками. Голос у директора потрескавшийся и тонкий, тем не менее, говорит он твердо и смело.

Дир. – Ребята. Сегодня мы открываем капсулу с посланием к пионерам отряда имени Зои Портновой, то есть , к вам. Ее заложили ваши предшественники. 20 лет назад. Прошу.

Всухомятку грохочет барабан. Директор морщится. Обращается к Зое Петровне.

Дир.– Неужели нельзя было обойтись без этого спектакля? В конце концов, быть пионером сейчас совсем не обязательно.

З.П. – Когда скажут, тогда и отменим.

Дир.– Что за крепостная психология. Ей нет места в новой свободной школе. Я уже говорил вам, Зоя Петровна. Выдавливайте, выдавливайте из себя раба.

З.П.– Это не вы говорили, а Чехов… И школа не площадь, а храм. Здесь работает мысль, а не кобчик. И уж тем более не базар, где торгуют зимними сапогами.

Дир. – Сапоги – это временные издержки… Сейчас во всей стране кризис…

З.П. – С чего бы это? Коммунистов победили. Кого теперь винить. Не подскажете?

Директор становится пунцовым. Не зная, что ответить, он переключается на капсулу. Ее держит конопатый вихрастый парнишка. Директор забирает капсулу. Барабан смолкает. Нервничая, директор вскрывает свинцовую капсулу и разворачивает продолговатую бумажку. Сначала недоуменно вчитывается в написанное, потом поднимает искренние и верящие глаза.

Дир. – Ребята. Это послание, оставленное вам пионерами 71-го года. Но прежде чем я зачту его, прошу, не судите их строго. Они многого не знали. Они жили в придуманном ненастоящем мире. Ездили в лагеря, смотрели Зелену Гуру, читали про индейцев и делали шпунтики для рогаток, а совсем рядом, ребята, преследовали Солженицына, гноили в психушках лучших людей и расстреливали из пушек Пражскую весну. Как неоправданно наивны они были. Как верили тому, что им говорили. Послушайте.

Дир. – Пионерам 91-го года, живущим при коммунизме. Дорогие друзья! В этом году наш отряд имени Зои Портновой победил на районном конкурсе по сбору металлолома. Нас премировали поездкой в Москву. Мы были на Красной площади и в Мавзолее вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Спускались в метро и гуляли по ВДНХ. Надеемся, вы поддерживаете славные традиции нашего отряда имени героической партизанки Зои Портновой. Обязуемся в будущем году подтвердить звание лучших по металлолому и подтянуться по макулатуре и посылкам для бастующих английских шахтеров. Конечно, наши дела не такие важные как БАМ , но верим, что и они приближают нашу общую победу. Победу всего прогрессивного человечества.

Директор отрывается от бумажки и обводит взглядом скучающих пионеров.

Дир. – Как видите, ребята, в главном они не ошиблись, эти прекраснодушные простаки. Прогрессивное человечество действительно победило. Косность и равнодушие. Ложь и неправду.

В запале директор роняет бумажку с посланием. Его подхватывает Зоя Петровна. Директор продолжает разоряться.

Дир. – Коммунистические оковы пали под ударами свободных людей. Долгожданная свобода, о которой грезили великие умы, наконец- то пришла в наши дома и мы открыли ей трусливо запертые двери.

Зоя Петровна переводит недоуменный взгляд с послания на разошедшегося директора. Послание в отличие от речей директора коротко. В нем всего три слова. «Физрук Мамонов – педик» и больше ничего. Директор доверительно опирается на трибуну.

Дир. – Ребята. Я вам завидую. Большую часть жизни вы проведете в обществе без страха и ограничений. Какие горизонты открываются перед вами. Какие возможности…

Третий. – Ладно, пошли…Зоя не видит.

Он и Альпеншток стоят за плотными рядами пионеров. Они пробираются к входу в актовый зал. По пути Третий нахально улыбается Зое Петровне. Мимо кучки желтых лакированных кресел Альпеншток и Третий проходят в классическую каморку, что за актовым залом. В ней пасмурно от слабой лампочки в плюшевом с кистями абажуре. На стенах плакаты из видеосалонов. На бугристом от паяльника столе магнитофон «Маяк». В нем перекатывается кассета с монотонным и оглушительным голосом Цоя. Над магнитофоном фотография Цоя, выдранная из журнала Ровесник. Под фотографией в жестяной крышке горят кубики сухого спирта. На худеньком диване долговязый Спицин, школьный диджей и Лиза. Они весело что-то обсуждают. Увидев это, Третий решает применить новую тактику. Он срывает с плеча спортивную сумку с учебниками и запускает ее прямо в Спицина.

Спицин. – Ты чего, Ералаш?

Ералаш проходит в коморку.

Третий. – Ничего… Что она здесь делает?

Спицин. – Зашла просто.

Лиза сидит с самым независимым видом.

Третий. – Пошла отсюда. Кому говорю.

Лиза. – Когда захочу, тогда пойду. Ты мне не начальник.

Третий (свирепея для виду) – Я тебе сейчас лицо побью.

Лиза.– Давай, давай. Козел.

Третий бросается на Лизу. Его с трудом пытаются сдержать Альпеншток и Спицин. Появляется Зоя Петровна.

З.П. – Что здесь происходит, Мусафина?

Лиза вскакивает с дивана и исчезает за широкими плечами Зои Петровны.

Лиза. – У Громобоева спросите. Совсем сдурел, придурок несчастный.

Третий. – Я тебя…

Он пытается вырваться… Лиза исчезает из поля зрения.

З.П. – Ты что себе позволяешь, Громобоев. Молчать. Альпеншток, Громобоев это ваша работа?

Зоя Петровна показывает послание.

Третий. – Нет.

З.П. – Не ври мне, Громобоев.

Третий. – Я не вру. Да отпустите вы меня…

Ему удается освободиться от цепких объятий. Третий пытается прорваться сквозь Зою Петровну, но натыкается на каменный палец. Охает и хватается за живот.

Третий. – Ух, Зоя Петровна.. Вот это техника. Будто 5 лет Шолиня.

З.П. – 7 лет в ПТУ №123. Громобоев, я повторяю свой вопрос. Это ваша работа?

На городской вокзал прибывает электричка. В толпе прибывших и встречающих, занятых своими делами, Нитуш. На ней одежда с чужого плеча, а в фиолетовых глазах бездонная темная глубина. Не смотря на изможденный вид, Нитуш довольно привлекательна. Толпа выплёскивает ее на вокзальную площадь, где бурлит стихийный кооперативный рынок. Поляки с полосатыми баулами, груды кассет на капотах ржавых копеек. Мохнатые колючие люди рядом с нежными цветами. Наперсточники. Нитуш идет по рынку. Перед ней какой-то жирный гражданин в красочном Адидасе роняет на землю недоеденный пирожок. Нитуш жадно съедает пирожок до последней крошки. За ней наблюдает черноволосый парень в распахнутой рубашке. Он сидит на капоте белой восьмерки. Парень отталкивается от капота. Все его движения танцующие и плавные. Он наследственный танцор.

Парень. – А –я-яй, откуда такая, красавица?

Нитуш пытается пройти мимо, но парень ее не пускает.

Парень. – Как зовут, молодая?

Нитуш. – А тебе зачем?

Парень. – Э-э-э, что за вопрос, слышишь? Жениться хочу, понимаешь?

Нитуш. – Дурак.

Парень. – Погоди, постой немного.

Парень подбегает к продавцу чебуреков. Берет у него три штуки, обернутые промасленной бумагой. Делает из чебуреков букет и преподносит его Нитуш, припадая на колено. Нитуш улыбается. У парня тоже открытая и искренняя улыбка. Мимо них течет грязный и мутный паводок. А на их островке уютно и тепло.

Первый и Второй на Палубе. Палуба- ресторан второй наценочной категории с длинной террасой, собственно Палубой. На ней стоят столики, за которыми угрюмые мужики пьют пиво из стеклянных поллитровых баночек. Пиво светлое-светлое, а мысли тяжелые-тяжелые. На столике между Громобоевыми, кроме пива, твердая безголовая вобла, припорошенная соленой чешуёй.

Второй. – К Альпенштоку пойдём без малыша.

Первый. – Почему?

Второй. – Мальчишка он совсем. Может подвести в самый неподходящий момент.

Первый. – Понимаю. Только малыш здесь причем, если себе веры нет?

Второй. – Не забывай, мы в какой-то степени похожи.

Первый. – Иногда мне кажется, что это всего лишь чья-то выдумка. Что мы три разных человека.

Появляется Третий вместе с Альпенштоком. Оба хмурые. Занимают места за столиком.

Первый. – Что случилось?

Третий. – Зоя Петровна лютует. Знакомьтесь, это Альпеншток. Это Кен. Американец. Это…

Второй. – Бритни Спирс – переводчик.

Третий. – Мистер Бритни Спирс – переводчик.

Альпеншток. – Круто…

Третий. – И это всё?… Чувак, это настоящие американцы. Тебе, что нечего у них спросить?

Альпеншток. – Не знаю… Жвачка есть?

Третий. – Понятно… Что решили? Когда пойдём?

Первый и Второй выразительно смотрят на Третьего.

Третий. – Не обращайте внимания… Альпеншток – свой. .. Кен по обмену приехал. Помнишь, в прошлом году к нам немцы приезжали. У него здесь дедушка, а внучатый племянник наследство зажал. Фотоальбом и швейную машинку Зингер. Кен ему 100 баксов обещал. Прикинь, а тот ни в какую. 500 и все. А Кен бедный, хоть и американец. Придется жмота этого ущипнуть.

Альпеншток. – А что правильно… Альбом пожалел.

Третий. – Вот и я говорю… Короче, сегодня вечером его не будет. С бабкой на дачу едет. Это надолго. Скажи Альпеншток?

Альпеншток. – Это да! Я тоже сегодня собираюсь на два дня. Как минимум.

Третий. – Вот и я говорю… Самое время. Думаю после девяти. Как считаешь, Альпеншток?

Альпеншток. – Самое то. Последняя электричка на Козьи Горы в 8 42. Эх, если б не бабка с вами бы пошёл.

Первый. – А ключи?

Второй. – Да. Как мы в квартиру влезем?

Третий. – Все продумано, а потом к Альпенштоку на квартиру… Альпеншток нам ключи нужны.

Альпеншток выкладывает на стол ключи с брелоком- открывалкой.

Третий. – Это дело… Только смотри бабке своей ни-ни…