Оморикия

В северном и южном полуцарствиях шли бои, поэтому светится мне там, а тем более в Оморикии, было бы крайне неосмотрительно. Я как раз раздумывала о том, где бы мне провести отпуск, как с Приграничья мне прислали приглашение покатранить. Работы в Приграничье было хоть отбавляй: к их берегу течением прибило мины, и они охотно нанимали минных тральщиков. Пригранцы даже позволяли островным наездникам перегнать от Пролива пару косяков рыбы, – в качестве бонуса за траление. Похоже, на эту работу приедет вся гильдия с острова, кроме Даниила. Данька, конечно, до сих пор работает в графстве, – он же по контракту, вряд ли ему дают отпуск. Если я решусь на такой переход, то мне надо будет предварительно выспаться в Городе у Пролива: ведь гнать рыбу мы будем без сна несколько суток… Но гнать-то мы ее будем в мою родную Оморикию… Пожалуй, стоит рискнуть!

Домой

Мы гнали луфаря уже целый день и немного подустали. Катраны никогда не останавливаются, они лишь замедляют свой ход. Скользят медленно по воде, словно на променаде, – отдыхают. Плывут в свое удовольствие. Мне больше всего нравятся такие моменты, когда всё тело больше не ноет от напряжённой дневной гонки, и можно даже соскользнуть в воду и поплавать, придерживаясь за катраний хвост. Или улечься спиной на плавник и просто посмотреть на догорающее небо.

Закат в тот вечер был выдающийся. Солнце огненным шаром медленно опустилось за горизонт, оставляя малиновые блики на свинцовой воде. На горизонте показался черный силуэт парохода; скорее всего, он шел с Северной гавани к Проливу. Больше ведь ничего не ходило: смута. Там, наверное, было много малышни, – семьи вывозили своих детей на запад. Мы так же в свое время удирали от снарядов и нищеты. Ничего, скоро это все закончится… Потерпите немного, граждане-товарищи.

Небо на западе еще полыхало закатными красками, как с востока выкатила луна. Она висела огромным блином совсем рядом, кажется, – руку протяни, и ухватишь. Я залюбовалась… Волны плескались тихо, совсем рядом с моими ступнями, – я иногда чиркала по воде большими пальцами ног, чувствуя ее тепло. Как гигантская грелка, море согревало воздух набранным за день теплом. Время словно бы застыло над водой.

Ветер нежно трепал мои волосы и уносил прочь чьи-то слова. Прислушиваясь, я наклонила голову набок, защищаясь от ветра, и почувствовала, как на мою талию легла рука. Она была большая и очень знакомая, теплая, почти горячая даже через гидрокостюм. Я почувствовала на своей щеке его легкое влажное касание. От этого касания горячая волна прошла вдоль моего позвоночника, и ноги стали невесомыми, словно из воздуха. Даниил… Его рука скользнула вдоль моего бедра, и остановилась; кажется, я вся поместилась между его горячих ладоней, став бесконечно маленькой и гигантской одновременно. Он пришел ко мне времяформой, и я тоже потеряла физическое тело. Я вырвалась из него радостным вихрем, и мы закружились под южными звездами…

… Внизу раздался взрыв. Даниил быстро прижал меня к себе: «Не надо, не смотри!» Сверху было видно, как высоко вверх взмыл столп воды; по морю стали быстро расходиться круги. В центре, прямо в середине темного пятна, истекали кровью огромные белые куски. На акульем мясе рваными лентами чернели остатки гидрокостюма. Было видно, как поодаль поворачивали свои головы сонные катраны. Они тревожно били хвостами, чуя кровь, а всадники, надрываясь, кричали мое имя: «Лена! Лена! Лее-нааа!» – мой катран налетел на мину. Из меня вырвался беззвучный крик, и в ответ я услышала пронзительно высокий звук плача: акулы смотрели на меня, задрав вверх свои острые морды. Я, не отрываясь, разглядывала тонкую проволочку, ртутными шариками стекающую в море из оторванной женской руки. Примитивный прибор для слежения, вводится при помощи камеры через малюсенькую дырочку на коже. Именно на наличие этого прибора я и хотела провериться на острове… Интуиция. Слишком поздно: они меня зачистили.

Надо же, – подумала я флегматично, – я так и не смогла выиграть этот бой. Каждый раз я думаю, что выигрываю, но каждый раз оказываюсь в проигрыше. Каждый раз меня разделывают под орех, пусть даже с минимальным счетом. Но это не важно, один к десяти или один к двум, – я все равно продула. Всю свою жизнь я принимала неверные решения, а когда спохватывалась, было уже поздно. Мне надо была выйти из игры тогда, когда я поняла, что у меня есть шанс на спасение. Когда я поняла, что у меня все еще живое сердце. Тебя пожалели и дали тебе возможность, – разозлилась я на саму себя, – а ты всё тянула время и всё упустила. Словно тебя некому было заменить. Словно ты одна такая работящая, и жизней у тебя несколько…

На меня снизошёл покой: я наконец-то что-то поняла. Я уже не чувствовала ни капли сожаления, – я была живее всех живых и открыто рассматривала лицо Даниила. Я отстраненно поразилась его необыкновенной красоте: все-таки не было второго такого лица, чтобы вот так гармонично сошлись и глаза, и рот, и нос… Лишь его лоб прочертили озабоченные морщинки, а глаза подозрительно заблестели. «Все хорошо! – я постаралась его приободрить. – Все хорошо, Дань. Я в порядке. Я с тобой…» Он оглядывал меня с недоверием, словно боялся, что я рассыплюсь у него на глазах. Потом он смахнул слезу, улыбнулся и, легко подхватив меня на руки, исчез.

***

С веранды хорошо просматривается долина, утопающая в виноградниках. Домики были ухоженными: отштукатуренными и выкрашенными в белый цвет, под красными крышами; такое ощущение, что здесь никогда не было смуты. И до самого горизонта расстилалось море… Казалось бы, ничего особенного, но все же что-то необыкновенно уютное было в этой открывающейся панораме. До моря отсюда немного дальше добираться, но зато какие виды! Я погладила выступающий живот и заулыбалась: совсем скоро мы будем весь день загорать на пляже, всей семьей! И еще соседских детишек будем в гости приглашать, – вон как места в саду много, можно даже в футбол играть…

Даниил почти закончил свою работу в графстве, и через пару недель он сможет проводить с нами большую часть года. Я не могу дождаться! Я уже нашла утепленный гидрокостюм для младенцев, и присмотрела прорезиненный рюкзак-переноску. Ведь семейные катраны никуда не плавают без своей второй половинки, они всегда вдвоем. Поэтому нам катранить куда как легче в паре…

Полгода назад он внес меня сюда, в свое родовое гнездо, на руках, прямо как невесту. Его мама вместе с садовником и смотрительницей устроили нам овацию; Данька тогда так счастливо улыбался! Все же у него самая красивая улыбка на всем белом свете… Мама, Анастасия Павловна, легко пожурила его за то, что мы немного припозднились. Она тушила капусту со свининой, – по-моему, это называется бигус. Она вообще тогда много всего наготовила и не разрешала нам помочь, даже тарелки расставить на стол не дала. Пока обе женщины хлопотали на кухне, Даниил повел меня в сад. Дядя Петр, садовник, с гордостью показывал новые посадки яблонь; он признался, что тайком вынес с Ботанического сада луковицы тюльпанов, – он посадил их на газоне прямо перед верандой. Мы согласились, что, когда они зацветут, нам будет очень красиво по утрам пить чай («ну или там кофе», – торопливо добавил Данила, покосившись на меня).

К ужину подъехали дядюшки и тетушки, с многочисленными детьми разных возрастов. Дети носились по огромному дому, а взрослые за столом ели, рассказывали бесконечно добрые истории, снова ели, запивали вином и смеялись. Я тоже смеялась, да так беззаботно, как смеялась в далеком детстве. Я чувствовала всем сердцем, что здесь меня любили и будут беречь… А когда на небе появились первые звезды, все вышли на веранду и расселись на стульях, – посмотреть, как в долине один за другим загораются огни. Кто-то вынес патефон, а дядя Петр поставил огромный расписной самовар. Мы танцевали и пили душистый чай с самым вкусным – оморикским – пирожным.

Потом пришло время возвращаться Даниилу на пароход, и он оставил меня на попечение Анастасии Павловны, на прощание нежно поцеловав…

Глава Третья. Марк

Разведчик Стриж

– Давайте суммируем, что мы об этом знаем…

Павел постучал карандашом по столешнице и развернулся к окну, перекатываясь с пятки на носок. Пройдут века, но у королевских спецслужб никогда не изменится манера вести беседу… Это он, видите ли, думает так. А мне, между прочим, с его спиной совершенно несподручно разговаривать…

– Павел Андреевич, помилуйте! Уже двести раз суммировали и проверяли. Мы точно знаем, что запись есть. Разведчик Стриж, скорее всего, спрятала ее где-нибудь в графстве. Она работала над времяформой, и была уверена, что сможет доставить запись в королевство самым надёжным способом: телепортацией. Быстро и без посредников. Так давайте опросим всех, владеющих времяформой. Может, появится зацепка…

Павел закатил глаза:

– Послушайте, дорогой мой человек! Вы мне уже неделю талдычите об этой вашей островной времяформе… Вы поймите, что нет доказательств того, что человек может делать скачки на огромные расстояния и контролировать время. Их просто нет! Вот именно поэтому мы свернули проект по использованию телепортации еще в прошлом веке! Бред какой-то…

– Но ведь графские спецслужбы изучают островитян именно по причине их уникальности, Вы же должны это понимать! И феномен времяформы входит в список их исследований. Вы же сами видели этот список.

– Марк Анатольевич, вы родились на острове? Да. Вы умеете телепортироваться? Нет. Ну вот, пожалуйста! Уровень радиации у вас в норме, мутаций не обнаружено… Поймите, это цирковой трюк! Эти люди обладают мастерством гипноза, и изучать их надо именно с этой точки зрения…

Ну вот, получите и распишитесь. Они нас будут изучать. Графские спецслужбы изучают, а сейчас и королевские за нас возьмутся. Вот смута закончится, и возьмутся… Графские нас изучают давно, методично. Именно эти исследования обнаружила Елена, когда копировала всю информацию с лабораторного портала. В ее закрытом «ящике» проводились эксперименты с людьми, а биоматериалом для анализов служили новоприбывшие иммигранты и беженцы. На основании этих и подобных материалов наши спецслужбы готовили громкое дело по нарушению герцами прав человека и собирали доказательства для всемирного суда.

Новые материалы также проливали новый свет на операцию герцев на острове. Как оказалось, они охотились не только за оморикием. В графстве проводились опыты над островитянами: герцы изучали нашу способность к телепортации и возможность задерживать дыхание в воде на длительный срок. Честно говоря, островитян в графстве было не так уж и много: оморикцы покидали остров крайне редко, только когда совсем уж прижмет. И возвращались обратно на остров так скоро, как только могли. Но вот последние военные действия на острове позволяли брать в плен здоровых людей и массово переправлять их в графство, для, якобы, их же спасения…

Опыты над людьми были запрещены мировой конвенцией еще в прошлом веке, и обнародование этой информации было бы, мягко говоря, не комильфо. К тому же еще со времен короля Василя была договоренность с герцами на оказание медицинской помощи островитянам только в экстренных случаях, а тут мы имели дело с пробированием совершенно здоровых людей… В любом случае, владение этими записями лабораторных анализов с их расшифровкой добавляло веса на переговорах по освобождению острова от герцев. Хотелось бы надеется, что мы смогли бы вернуть наших сограждан обратно на остров. Если, конечно, их еще не прошили…

Прошивкой герцы обычно занимались в первые три недели после прибытия иммигрантов, во время их так называемого карантина. Елена – завербованная нашими спецслужбами разведчик с позывным Стриж – за последние годы работы в графстве успела отправить нам сотни фотографий карантинных капсул с лежащими внутри людьми. Несомненным достижением графских спецслужб было то, что они не жалели денег на исследования всех органов чувств. В капсулах под воздействием психоделических препаратов на основе диметилтриптамина происходило мощное дифференцирование и выведение родовой памяти и социумных наслоений, и высвобождалась новая, чистая сущность человека. На этой tabula rasa можно было писать все что угодно… Всего за три недели формировались новые «воспоминания», возникали стойкие ассоциации с ароматами и звуками новой родины, а язык герцев становился понятным и естественным, словно впитанным с молоком матери. Безо всякого примитивного клонирования рождался еще один новый законопослушный гражданин, идеологически подкованный и готовый всегда сообщить спецслужбам о любых нарушениях общественной жизни. Тем более что охоту на ведьм устраивали достаточно часто, – в показательных целях. Ведь лучше графства не было ничего в этом мире, а стабильность государства требовалось беречь.

Изобретение карантинных капсул было относительно свежим нововведением. Их стали ставить, когда десять лет назад мир захлестнула опасная пандемия. Пандемия давно закончилось, но предлог для использования капсул оставался, – в графстве то и дело вспыхивали какие-то новые вирусные заболевания, периодически вносимые иммигрантами. Карантинные капсулы для иммигрантов стали жизненно необходимы для защиты герцев от потенциально смертельных болезней… До капсул существовали так называемые иммигрантские курсы, посещение которых было обязательным. Капсулы помогли сократить двухгодичные курсы до трех недель «карантина», только и всего.

С детьми, конечно, было проще. Они прошивались мгновенно в садиках и школах. Важно было, чтобы их родители были уже зомбированы и не формировали в детях «когнитивный диссонанс». Родители, впрочем, обычно не вмешивались в государственную политику прошивки: в графстве Гер некоторые вопросы задавать было просто неприлично. Кто же из родителей пожелает вечное духовное мытарство своему же ребенку?

Вот и у Лены нашей покойной живет в графстве дочка, прошитая до основания. Дочка, правда, не стопроцентная оморийка, но все же обидно. Более того, она пошла в мать своим активным характером, и сейчас яростно клеймит с трибун северян, собирая голоса студентов в пользу поставки оружия на остров… Такая же красивая, как и Ленка, только совсем молоденькая и по другую сторону баррикад. И не подозревает о том, что графский спецназ убил ее мать. Дочке, конечно, сказали, что это длинные руки Феодоро ее мать достали. Естественно…

Я планирую прислать ей доказательство того, что ее мать убили герцы. Она вначале не поверит, но в итоге станет рыть, я в этом уверен – она же дочь Стрижа! А я ей еще подброшу вещдоков, – так, чтобы без вариантов. Пусть у нее мозг взорвется. Елена, конечно, убила бы за это меня на месте, – она всю жизнь оберегала свою принцессу. Но, честно, – обидно же! За Ленку больше всего и обидно. Переживет ее принцесса, может, поумнеет… Но куда же ты все-таки запрятала свою последнюю запись, разведчик Стриж?

Анюта

– Привет!!! – Я обрадовался и почувствовал, как по моей физиономии расплывается совершенно идиотская улыбка. – Кажется, Анюта, не так ли? Я к вам как-то заходил, Даниила навещал…

– Да, я вас помню, – она вежливо улыбнулась, укладывая продукты в рюкзак.

– Давайте помогу! – я повесил рюкзак на плечо и вышел с ней из магазина. – Вы случайно не к Даниле направляетесь?

– К нему, только его сейчас дома нет…– сообщила она осторожно и покосилась на меня. – Он вам нужен?

– Я его уже месяц пытаюсь найти…Он должен был приехать с графства, но, сколько бы я к нему не заходил, не могу его застать… Он когда добрался с графства?

Анюта нервно оглянулась и сказала:

– Знаете что? Давайте-ка я вас на чай приглашу… Дома как-то уютнее разговаривать.

Мы прошли по оживленной набережной и свернули в боковую улочку. Анюта приехала всего на недельку, отдохнуть от городской суеты. Она выглядела уставшей; может быть, она просто беспокоилась о дядюшке. Натянуто посмеиваясь, она рассказала о том, как в столице случайно оказалась на площади, не подозревая о том, что там готовилась демонстрация. Народ только подтягивался, но их всех арестовали; ее тоже замели в кутузку вместе со всеми, где она просидела «до выяснения обстоятельств». Хотя ее и отпустили через пару часов, но в списки неблагонадёжных на всякий случай занесли…

– Нет, я понимаю, у вас тут на острове реально стреляли… И до сих пор непонятно что делается в некоторых районах… – сказала она. – У вас скопление народа нежелательно, это и ежу понятно… А у нас-то нельзя почему? В нашем королевстве все больше и больше зажимается свободомыслие, отрицается свобода слова…

Она возмущенно засопела и раскраснелась. Я ей невольно залюбовался.

– Ничего, – пошутил я. – Зато, если соберетесь на заработки в графство, этот привод в полицию вам только в плюсик, – вам тут же выпишут подданство!

Шутки шутками, но должен же я знать, с кем имею дело…

– Я не собираюсь ни на какие заработки, как вы говорите, в графство! Я считаю, что моя будущая работа общественно значима! Я хочу работать здесь, зарабатывать здесь, в этом королевстве. И радоваться результатам своего труда тоже здесь! Что за чушь придумало ваше поколение, – ездить куда-то на заработки! А здесь кто будет работать? Для чего я учусь? И я хочу видеть свое королевство свободным!

Я заулыбался: ей бы еще ножкой притопнуть, ей богу! Ну какая чудесная девушка! Словно глоток свежего воздуха… Я и не знал, что такие бывают… Я с чувством взял её ладони в свои и посмотрел ей прямо в глаза:

– Милая Анюта! Ну потерпите немного! Вы поймите, в Общих землях смута. Нельзя нигде на демонстрации собираться, это же ясно как день! Ну включите мозги! Смута, понимаете… Военное положение. Извините уж, ну пока нельзя…

Она высвободила ладони и удивленно смотрела на меня, словно видела в первый раз. И я понял, что проговорился. Ее откровенность была заразительна, и я на миг сбросил маску обычного агента по недвижимости…

– Простите меня, – заторопился я, открывая подъездную дверь. – Никаких продаж в последнее время, все боятся чего-либо покупать… Непонятно еще, что с бритоголовыми делать. А я целыми днями телевизор смотрю, пропаганду королевскую слушаю от нечего делать…Вот и вас стал идеологически обрабатывать! Простите великодушно! – я дурашливо расшаркался и приподнял воображаемую шляпу.

Анюта улыбнулась и, кажется, немного расслабилась. Мы поднялись на третий этаж. Она отправила меня мыть руки, а сама захлопотала на кухне. Вскоре квартира наполнилась ароматами выпечки: в духовке разогревались пирожки. Оказывается, Анюта накануне решила попробовать новый рецепт теста… Хозяюшка! От чая она порозовела и немного приободрилась. Она все искоса посматривала на меня, словно боясь проговориться. Потом все же решилась:

– Знаете что, Марк? Мне иногда кажется, что дядю могли завербовать в графстве…

Она закусила губу, словно испугавшись сказанного, и замолчала.

– Даниил? Да нет, что вы, Анюта. Даньку фиг завербуешь… Вспомните, как он жилетки полгода назад вязал…

– Да? А почему он приехал всего на день? У него контракт закончился, он приехал, проплатил коммуналку, отдал мне все ключи и исчез! Так он еще и ипотеку проплатил! Это сколько же ему заплатили, что бы он ипотеку выплатил?! За какие заслуги?

Она требовательно смотрела на меня, ожидая объяснений. Меня вдруг бросило в жар. Так. Давайте по порядку. Даниил весной отправился на пароходе назад в графство. Он увез мою флешку. Флешку он, как мы и договаривались, передал Дитриху. На флешке были зашифрованные документы о результатах переговоров по обмену графских генералов на наших соотечественников, захваченных для проведения лабораторных опытов. Операция по обмену плененными состоялась, ошалелых островитян доставили на военную базу западнее Большого Залива, – перезомбировать. Потом они поехали по домам. Даниил не должен был вообще ничего заподозрить, ведь случайные курьеры остаются вне игры.

Признаться, доводы Анюты мне совсем не нравились. А что, если его все-таки завербовали? Показали ему, что он на самом деле привез на этой флешке, пригрозили полной прошивкой и завербовали? Это было бы не по правилам, курьеры во время теневых переговоров защищены международным Кодексом смут и мира, но ведь это возможно… Ведь графство Гер нарушало и продолжает нарушать все правила и предписания! Они открыто заявляют о том, что Кодекс устарел и не отражает реалии современного мира. И вообще, графство считает себя настолько более развитой во всех смыслах страной, что скоро предоставит на рассмотрение свой кодекс, за которое обязано проголосовать всякое прогрессивное королевство…

А что, если он уже давно служит в их тайной контрразведке? Еще до того, как я отправил его курьером? В таком случае становится понятным, как он вышел на меня… И если он был знаком со Стрижом, – а это вполне возможно, он ведь катранщик, – то он мог что-то заподозрить. Ее гибель приходится как раз примерно на время его возможного контакта с агентурой… Его просто необходимо выловить и допросить…

Я молчал, уставившись на чайный листик, прилипший ко дну моей кружки. Все-таки я совсем не умел врать. Слова довались с трудом, и еще тяжелее было смотреть Анюте в глаза. Я сказал:

– Послушайте, Анюта… Мне очень необходимо найти вашего дядю. Это очень важно… вы не могли бы немедленно сообщить мне, как только он появится…

– Это из-за флешки, да? У вас неприятности на работе из-за него?

Я посмотрел ей прямо в глаза:

– Аня… Я не думаю, что его завербовали… Честно! Он сделан из другого теста, он не подходит для вербовки. Но! Он мне нужен по очень важному делу, понимаете?

Я напустил на себя загадочный вид и указал пальцем вверх. Понимать тут было нечего, но Анюта прониклась важностью момента. Она выпалила:

– Надо искать его через женщину! В конце концов, женщин в положении с таким сроком не так уж и много. Если, конечно, она живет здесь… Если в графстве, то дело усложняется…

– Да-да, конечно, cherchez la femme! Безусловно! Но я не совсем понимаю, о какой женщине идет речь…

Анюта округлила глаза и посмотрела на меня как умственно-отсталого:

– Вы что, ничего не знаете?!

Она полистала свой коммуникатор и показала мне фотографию. Это была фотография картины. Картина была написана крупными мазками и по стилю напоминала позднего Гогена. Мне такие не очень нравятся. С картины счастливо улыбался Даниил, прижимаясь щекой к большому животу женщины. Она словно парила над ним, величавая своей беременностью, и лицо ее показалось мне бесконечно знакомым…

– Это я у дяди прибиралась в комнате, а у него целая куча фоток на столе лежала. И даже словечка не сказал, что папой будет! Ну, я и сфоткала для мамы, чего скрывать-то? Если они даже картину заказали, то понятно, что у них там все серьезно… Не удивлюсь, если они и свадьбу сыграли втихаря… Смотрите, тут у нее лицо лучше видно… Красивая, правда?

Анюта сдвинула пальцем картинки на коммуникаторе и показала мне фотографии той же парочки, только в Большом Заливе, в гидрокостюмах, позирующих на катранах. Женщина была еще худенькая, без живота, и весело смотрела в камеру; ее выгоревшие на солнце волосы были растрепаны ветром.

Я ахнул. С фотографии на меня смотрела Лена.

Ищите женщину

Вот это номер! Мой мозг был готов взорваться прямо на месте. Я поблагодарил Анюту за чай и вышел на улицу.

Пошел дождь, но ветра не было. Мостовая отражала желтоватый свет фонарей, и казалось, что теплый свет подсвечивает брусчатку и сверху, и снизу. Внутри пелены моросящего дождя было почти уютно, – как в детстве под одеялом с фонариком. Прохожих почти не было.

Надо было позвонить Павлу и все ему рассказать. Но как? У этих северян все в черно-белом свете: есть наши и есть враги. Все! А ведь есть и серые полутона… Я зашел в полупустой бар на набережной, заказал коньяка и принялся чертить возможные варианты на салфетке.

Так. Предположим, Елена жива. Она влюбилась в Даниила, решила порвать с разведывательной деятельностью, и инициировала свою смерть. Возможно? Возможно, хотя очень маловероятно. Она и так уходила в отставку после этой операции, и ей просто не терпелось довести её до конца. Эта была кульминация всей ее деятельности в разведке. Она и заработанные в графстве деньги переправляла на школы и больницы… Нет, это очень маловероятно… Она слишком любила свой остров. И потом, собранные на воде части тела принадлежали разведчику Стриж. И прибор наведения нашли в ее руке…

Ладно. Оставим как возможность, современные технологии клонирования позволяют обвести экспертов вокруг пальца. А в графстве плевали с высокого потолка на всякие там конвенции о запрещении человеческого клонирования.

Так, пойдем дальше. Что у нас есть по Даниилу? То, что он выплатил ипотеку, меня совершенно не удивляет, – он ненавидел жить в долг и работал как каторжный. Графство он на дух не переносил и ездил туда лишь по необходимости. Но с какой радости он вообще квартиру у моря решил купить? У него была отличная однушка на горке… Решил жениться? Надо непременно узнать, когда он познакомился с Леной… Хотя они все между собой знакомы, эти катранщики. Надо узнать, когда они стали встречаться…

Вот! В том-то и дело, что они не встречались! Не было никаких сообщений по этому поводу. Стриж была совершенно идеальным разведчиком! Она была неспособна влюбиться… Она заводила мелкие интрижки, но это было все несерьезно, для легенды. Она совсем ничего не чувствовала, бедолага, – она слишком долго прожила в графстве. И потом, эта история с её первым мужем и дочкой кого угодно параноиком сделает. Здесь у нее вообще никого никогда не было. В графстве у нее был какой-то молоденький любовник, еще моложе нашего Даньки. Да и у Даниила в графстве подружка была, Джейн ее вроде бы зовут. М-да. А может быть, Даниил вообще у этой Джейн навсегда остался, потому что Ленка погибла?

Я скомкал салфетку, позвонил Павлу и договорился о встрече.

***

– Марк Анатольевич, нам надо немедленно искать этого вашего Данилу. Все, о чем вы мне здесь толкуете, – это инсинуации, не более того.

– Павел Андреевич, выслушайте меня спокойно. Во-первых, я нисколько не сомневаюсь в Стриже. Но! Если она жива, и ее смерть подстроена, нам необходимо начать операцию по ее освобождению.

– Что нам необходимо, так это отыскать Данилу. Он же жив, как я понимаю? Ну и зачем мы будем бросаться на амбразуру и оживлять мертвецов, если у нас тут еще живёхонькие свидетели на свободе гуляют?..

– Хорошо. Предположим, Даниил был влюблен в Елену. Это вполне вероятно. Разведчик Стриж была красивая и умная, земля ей пухом. Если они вместе время проводили, то вполне возможно, что он в конце концов влюбился…

Я понял, что краснею. В последнее время я просыпался и засыпал с мыслью об Анюте. Я и сам, похоже, влюбился…

– Так вот, смотрите, – продолжил я. – Схема такая. Он влюбился в нашего Стрижа, да так, что задумал жениться. И он уже давно детей хотел… Может быть, она об этом и не подозревала. Возможно, догадывалась. Мы не знаем, так?

– Так. Ну и что?

– Он покупает квартиру, а потом едет в графство, чтобы заработать денег, выплатить ипотеку и сделать Стрижу предложение. Мол, вон он я, влюбленный и с квартирой у моря, давай поженимся.