— Я тебе покажу. — Гимнура снова вышел под дождь. — Я пойду с тобой и... и помогу, если ты не против.
Они забарабанили в дверь, и, когда Сервал открыл ее, молодой человек зацепил крюком шею Сервала, выдернул его в бурю, а затем сбил его с ног стальной спинкой крюка. Внутри закричала женщина. Мгновением позже Гимнура закрыл дверь, и они услышали лязг тяжелого засова, упавшего на место.
— Ты убил Лилию, — сказал молодой человек Сервалу. — Ты изнасиловал ее, а потом убил. — Он передал свой багор Гимнуре и держал карабин Гимнуры так, чтобы Сервал мог видеть яму забвения, которая была его дулом.
— Стреляй, — прошептал Гимнура, и птица подхватила это слово, каркая: — Стрелять! Стрелять!
Сам Сервал ничего не сказал, вытирая грязь с глаз и щек, затем медленно и осторожно поднялся. Он держал кочергу, когда крюк молодого человека зацепил его, но она исчезла в грязи.
— Поскольку ты убил ее, — сказал молодой человек, — я думаю, что будет только справедливо, если ты поможешь мне похоронить ее должным образом. Если ты это сделаешь, то я, возможно, не смогу заставить себя убить тебя.
Сервал откашлялся и сплюнул, сделав полшага назад к двери, как будто ожидая, что она откроется у него за спиной.
— Стрелять! — крикнула птица, и молния осветила улицу. Сервал посмотрел на Гимнуру, чье серое стальное лезвие, казалось, почти пылало во время вспышки.
— Откажись, — настойчиво сказал молодой человек, когда гром стих. — Почему бы тебе не отказаться и не облегчить мне задачу?
— Мне нужно зайти и забрать свою одежду. — Если не считать грязи, которую дождь быстро смывал с его тела, Сервал был голым.
— Нет. — Молодой человек покачал головой. — Ты отказываешься?
— Не отказываюсь. Что я должен сделать?
— Как вы избавились от тела Лили? Ты, кажется, рассказал об этом всему городу, так что расскажи мне.
— В лесу есть пруд. — Голос Сервала был хриплым, он не сводил глаз с дула карабина, хотя тот был почти невидим в темноте и под дождем. — Мы бросили его в воду, потом стали швырять в него камни и всякую всячину, пока он не затонул.
— Отведи нас туда, — сказал молодой человек.
— Если я это сделаю...
— Отведи!
Когда город остался позади и грохот бесчисленных дождевых капель на бесчисленных миллионах листьев наполнил их уши, Сервал сказал:
— Я не убивал ее. Ты это знаешь?
Молодой человек ничего не ответил.
— Ты это знаешь? — повторил Сервал. — И не имел ее.
— Прошлой ночью в «Бочонке и Бочке» ты сказал, что это сделал.
— В «Петухе и Быке», ты хочешь сказать. — Сервал действительно казался сломленным. — Я не мог сказать, что не делал этого, понимаешь?
— Плох муж! — хрипло провозгласила птица и для выразительности щелкнула клювом.
Молодой человек промолчал, как и Гимнура.
— Послушай. Если бы я ее отымел, для чего мне платить этой маленькой шлюшке, Наперстянке, сегодня вечером? Вот кто был со мной там, в моем доме. Вы, должно быть, слышали ее.
Гимнура подтолкнул Сервала вперед рукояткой багра молодого человека.
— Я пытался, хорошо? Я пытался, и я держал одну ногу для других быков. Но она уже была почти мертва, потому что кто-то всадил в нее нож, понимаешь? Так что я не смог. Больше это не было, знаешь ли, удовольствием.
— А для Лилии это было удовольствием? — спросил Сервала молодой человек. — Скажи
Сервал не сказал.
— А кто были эти другие? Ты сказал, что держал для них одну из ее ног. Кто они такие?
— Ты можешь сказать ему, — громко добавил Гимнура. — Они уже мертвы, оба. Он их убил.
Молния осветила омытый дождем пруд, блестевший сквозь деревья, как зеркало.
— Тогда почему я должен ему говорить? Он знает.
— Да, — ответил молодой человек. — Я знаю. — Он потрогал треснувшее цевье. — Дай ему мой багор, Гимнура.
Гимнура передал Сервалу шест с жестоко выглядящим крюком, сказав:
— Вот. Им он убил Куницу.
Молодой человек кивнул:
— Иди к воде. Вы бросили туда Лилию. Теперь ты можешь ее выловить.
Сервал пошел к пруду, птица полетела за ним и опустилась на полузатонувшее бревно, которое помнила. Дождь уже не был таким сильным, решила она; она все еще тосковала по теплу и радушию огня камина, по сухой и дымной комнате с едой на полудюжине столов.
— Здесь, дев, — громко сказала она Сервалу. — Дев мокр.
Сервал недоверчиво посмотрел на нее и снова принялся шарить крючковатым багром в дальней от насеста части пруда.
— Дев здесь! — настаивала птица. — Мокр дев! — Ее клюв нетерпеливо щелкнул. — Здесь! Здесь! Птиц сказать!
Выйдя на мелководье, молодой человек ткнул Сервала в спину дулом карабина:
— Иди туда и посмотри.
Сервал угрюмо побрел к полузатопленному бревну, на котором сидела птица.
— Хорош! Хорош! — Взволнованная птица захлопала крыльями и перепрыгнула с самого бревна на торчащий из него обломанный сук. — Дев здесь!
Стальной крюк шлепнул о поверхность, и шест всколыхнул черную воду пруда. Для молодого человека, ожидавшего на берегу, секунды тащились мимо, как множество мокрых вьючных мулов, трудолюбивых мулов, мало-помалу несущих вселенную в вечность.
Умирающая буря сделала последнее усилие — молния ударила в мертвое дерево на дальнем берегу пруда, взорвав его, как бомбу, и подожгла обломки; Сервал закричал, повернулся и побежал, шлепая по мелководью и скользя в грязи, практически невидимый для всех, кроме птицы, которая каркала, свистела и кричала:
— Муж бежать! Плох муж! Стрелять! Стрелять!
Молодой человек отдернул затвор карабина, из-за своей неопытности потянув сильнее, чем это было необходимо, затем снова толкнул его вперед, слыша, как затвор глухо щелкнул и встал на место, когда вставил новый патрон в патронник и запер его.
Словно по собственной воле, приклад карабина плотно прижался к плечу. Молодой человек выстрелил в тень. Грохот выстрела, и вспышка из ствола, как молния, осветила испещренный дождем пруд, и так же быстро исчезла.
Сервал взвизгнул от боли, и молодой человек кивнул сам себе, снова передергивая затвор и смутно думая, сколько патронов влезает в магазин карабина и сколько их было в этом, когда Гимнура дал ему его.
— Ты в него попал! — Гимнура хлопнул его по спине.
— Сомневаюсь, что он мертв, — сказал молодой человек. — Я не смог его хорошо разглядеть. На самом деле я вообще не смог его разглядеть.
— Птиц видеть!
Молодой человек кивнул птице, как будто это был человек:
— Без сомнения, так оно и есть. Твои глаза гораздо лучше моих, я уверен.
— Глаз хорош!
— Она их ест, — непринужденно сказал молодой человек Гимнуре. — По-моему, она съела глаза Куницы, и, судя по твоему рассказу, я могу предположить, что она съела и глаза Бульдога.
— Интересно, что на него нашло, — сказал Гимнура. — На Сервала, я имею в виду.
— Видеть дев, — сообщила им птица. — Рук дев.
Молодой человек кивнул, в основном самому себе:
— Там лежит тело Лилии. Так и должно быть. Видимо, он вытащил его на поверхность как раз в тот момент, когда ударила молния. Это было слишком для его нервов.
— Я тоже не думаю, что ты убил его. — Нож Гимнуры был вынут. — Если он жив, я прикончу его за тебя.
— Подожди минутку. — Молодой человек схватил его за локоть.
— Лучше отпусти меня, Жаворонок. — Гимнура попытался вырваться из его хватки. — Возможно, он еще жив.
— Я уверен, что он жив. — Дымное пламя от горящего дерева осветило улыбающееся лицо, на котором ничего нельзя было прочесть. — Если бы он был мертв, птица узнала бы об этом и улетела бы за его глазами.
— Нет мертв, — подтвердила птица.
— Но он безоружен и ранен, и он видел ее лицо там, в воде. Я доберусь до него завтра. Или послезавтра, а может, и после послезавтра. Возможно, братья Лилии доберутся до него первыми. Братья или отец. Он поймет это, когда у него будет время подумать. Он убежит или забаррикадируется в своем доме с карабином. Но мы его достанем.
— Я его достану
— Нет. — Молодой человек отпустил руку Гимнуры и протянул руку к нему. — Дай мне свой нож.
Гимнура заколебался.
— Отдай его мне. Я хочу его осмотреть.
Гимнура неохотно передал ему нож. Взмах руки молодого человека, и нож полетел в воду, вызвав всплеск в середине пруда.
— А теперь я хочу, чтобы ты нашел Лилию и вынес ее на берег, — сказал молодой человек. — По-моему, Сервал бросил мой багор. Под тяжестью крючка багор утонет, но ручка будет стоять в воде прямо или почти стоять. Найти его будет нетрудно.
— Мокр дев, — объяснила птица.
Гимнура начал было говорить, но тут же прикусил язык и заметил:
— Ничего, если я сниму сапоги?
Направив на него карабин, молодой человек покачал головой.
— Иметь нож, — объявила птица. Она не собиралась объявлять об этом, но это была правда, и птица была рада, что сказала это.
— В его сапоге. — Молодой человек кивнул и улыбнулся, вдыхая запах дождя и древесного дыма от горящего дерева и все еще практически не осознавая сцены, которую эта комбинация запахов неизменно будет воскрешать в его памяти с течением лет.
— В сапог!
— Он может там и остаться. Иди за ней, Гимнура. — Палец молодого человека напрягся на спусковом крючке. — Сейчас.
Гимнура побрел по щиколотку, по колено и, наконец, по пояс в воде. Через полминуты он нашел багор и показал его молодому человеку. К этому времени дождь почти прекратился, хотя небо все еще было темным.
— Гимнура.
— В чем дело? — Голос Гимнуры звучал угрюмо, лицо ничего не выражало.
— Конец крюка очень острый. Постарайся не проткнуть ее им, пожалуйста.
Если Гимнура и кивнул, кивок был слишком слабым и незаметным.
Когда тело Лили уже лежало на мокрых листьях, молодой человек приказал Гимнуре вернуться в пруд, прислонил ружье к белой иве и накрыл Лили своей туникой. Девушка была маленькой, и туника доходила — к счастью — от макушки ее лба до точки чуть ниже обнаженных чресл.
Когда молодой человек снова взял свой карабин, Гимнура спросил:
— Я могу выйти отсюда?
Молодой человек ничего не ответил, снова спрашивая себя, есть ли в патроннике патрон. Он нажал на затвор и немного приоткрыл его, но слабого света с Востока было недостаточно, чтобы разглядеть патрон, если он вообще был. Его пальцы нащупали его, и он снова закрыл затвор.
— Я не пойду за Сервалом, если ты этого не хочешь. — Гимнура неуверенно шагнул к все еще тлеющему дереву.
— Я подумал, что, возможно, ты захочешь рассказать мне об этом, — сказал молодой человек почти небрежным тоном.
— О чем?
— Плох муж! — добродетельно объявила птица.