ОТ КРАЯ И ДО КРАЯ
сказки народов Советского Союза
Василиса Прекрасная
В некотором царстве, в давние времена жили-были на опушке леса в маленькой избушке дед да баба, да дочка Василисушка. Жили они хорошо, светло, да и на них горе пришло. Заболела матушка родимая, чует — смерть идёт. Позвала она Василисушку и дала ей маленькую куколку.
— Слушай, — говорит, — доченька, береги эту куколку и никому не показывай. Если случится с тобой беда, дай ей покушать и спроси у неё совета. Поест куколка и поможет твоему горю, доченька.
Поцеловала мать Василисушку и умерла.
Потужил старик, потужил, да и женился на другой. Думал дать Василисе матушку, а дал ей злую мачеху.
Были у мачехи две дочери: злые, дурные, привередливые. Мачеха их любила, ласкала, а Василису поедом ела. Плохо стало жить Василисушке. Мачеха и сёстры всё злятся, бранятся, работой девицу изводят, чтобы она от работы похудела, от ветра и солнца почернела.
Только целый день и слышно:
— Василиса, Васка, Василиска! Обед свари, избу убери, принеси дров, подои коров, да работай живей, да гляди веселей.
А Василиса всё делает, всем угождает, всю работу справляет. И с каждым днём Василиса хорошеет. Красавица! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Это всё куколка Василисе помогает.
Утром раненько надоит Василиса молока, запрётся в чуланчике, потчует куколку молоком да приговаривает:
— Ну-ка, куколка, покушай, моего горя послушай.
Куколка покушает и утешит Василису, и всю работу за неё сделает. Сидит девушка в холодочке да рвёт цветочки, а у неё уж и грядки выполоты, и вода наношена, и печь истоплена, и капуста полита. Куколка ей еще травку от загара укажет. Станет Василиса краше прежнего.
Вот раз уехал отец надолго из дому. Сидит мачеха с дочками в избе, за окном темень, дождь, ветер воет, осень поздняя. Кругом избы лес дремучий, а в лесу баба-яга живёт, людей, как цыплят, жрёт.
Вот мачеха раздала девицам работу: одной кружева плести, другой чулки вязать, а Василисе — прясть. Во всём доме огонь погасила, одну лучинку оставила, где девушки работали, и спать легла.
Трещала, трещала лучина берёзовая, да и загасла.
— Что тут делать? — говорят мачехины дочки. — Огня во всем доме нет, а работать надо. Придётся за огнём к бабе-яге итти.
— Я не пойду, — говорит старшая, — я кружева вяжу, мне от крючка светло.
— И я не пойду, — говорит средняя, — я чулок вяжу, мне от спиц светло.
Да как закричат обе:
— Василисе! Василисе за огнём итти! Ступай к бабе-яге.
И вытолкали Василису из избы. Кругом ночь чёрная, лес густой, ветер злой.
Заплакала Василиса, вынула из кармана куколку.
— Куколка моя милая, посылают меня к бабе-яге за огнём, а баба-яга людей ест-жуёт, только косточки похрустывают.
— Ничего, — говорит куколка, — не бойся, пока я с тобой — беды не будет.
— Спасибо на добром слове, — сказала Василиса и в путь отправилась.
Вокруг лес стеной стоит, на небе звезда не блестит, светлый месяц не выходит. Идёт девушка, дрожит, куколку к себе прижимает. Вдруг скачет мимо неё всадник, сам белый, на коне белом, сбруя на коне ясная. Стало рассветать.
Идёт девушка дальше, спотыкается, о пни-колоды ушибается. Роса косу покрыла, руки заледенила.
Вдруг скачет другой всадник, сам красный, на коне красном, сбруя на коне красная.
Взошло солнце. Приласкало Василису, обогрело девушку и росу на косе высушило.
Целый день шла Василисушка. К вечеру вышла на полянку. Смотрит — изба стоит. Забор вокруг избы из людских костей. На заборе черепа человеческие, вместо ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — острые зубы.
Обомлела девушка, стала как вкопанная. Вдруг скачет всадник, сам чёрный, на коне чёрном, сбруя на коне чёрная. Доскакал до ворот и пропал, как сквозь землю провалился.
Ночь настала.
Тут у всех черепов на заборе глаза загорелись, стало на поляне светло, как днем.
Задрожала Василиса от страха. Ноги не идут, от страшного места не несут.
Вдруг слышит Василиса — земля дрожит, ходуном ходит. Это баба-яга в ступе летит, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, да как закричит:
— Фу, фу, фу, русским духом пахнет! Кто здесь есть?
Подошла Василиса к бабе-яге, поклонилась ей низёхонько, говорит ей скромнёхонько:
— Это я, бабушка, меня мачехины дочки за огнём прислали.
— Так, — говорит баба-яга, — твоя мачеха мне родня. Ну что ж! Поживи у меня, поработай, а там видно будет.
А потом как крикнет громким голосом:
— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, отворитесь!
Отворились ворота, баба-яга въехала. Василиса вслед вошла.
— Не хлещи, берёзка, девушку! Это я её привела, — говорит баба-яга.
У дверей лежит собака, хочет девушку искусать.
— Не тронь её, это я её привела, — говорит баба-яга.
В сенях кот-воркот, хочет девушку исцарапать.
— Не тронь её, кот-воркот, это я её привела, — говорит баба-яга. — Видишь, Василиса, от меня не легко выбраться. Кот исцарапает, собака искусает, берёза глаза выбьёт, ворота не откроются.
Зашла баба-яга в избу, на лавке растянулась.
— Эй, девка-чернавка, подавай еду!
Выскочила девка-чернавка, стала бабу-ягу кормить: котёл борща, да ведро молока, да двадцать цыплят, да сорок утят, да полбыка, да два пирога, да квасу, мёду, браги без счёту. Всё съела баба-яга, Василисе только краюшку хлеба дала.
— Ну, — говорит, — возьми вон мешок пшена, да по зёрнышку перебери, да всю чернушку выбери, а не сделаешь — я тебя съем.
Тут баба-яга и захрапела.
Взяла Василиса хлеба краюшку, положила перед куколкой да и говорит:
— Куколка, голубушка! Помоги, спаси, пожалей меня, сиротинушку.
А куколка ей в ответ:
— Ты не плачь, не тужи, лучше спать ложись, утро вечера мудренее.
Только Василиса заснула, куколка и закричала:
— Птицы-синицы, воробьи и голуби, сюда прилетайте, от беды Василису выручайте!
Слетелось тут птиц видимо-невидимо. Стали пшено перебирать, стали громко ворковать, зёрнышки — в мешок, чернушки — в зобок. Да всё пшено по зёрнышку перебрали, от чернушки очистили.
Только дело сделали, проскакал мимо ворот белый всадник на белом коне. Рассвело.
Тут проснулась баба-яга, Василису спрашивает:
— Что, работу сделала?
— Готово, бабушка.
Рассердилась баба-яга — говорить-то нечего.
— Ну, — ворчит, — я сейчас на добычу полечу, а ты возьми вон мешок, там горох с маком смешанный, всё по зернышку перебери, на две кучи разложи. А не сделаешь — я тебя съем.
Проскакал красный всадник. Солнце взошло.
Вышла баба-яга на двор, свистнула, подкатила к ней ступа с пестом.
Села баба-яга в ступу, выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.
А Василиса хлебца корочку перед куколкой положила.
— Помоги, куколка-голубушка!
Крикнула куколка звонким голосом:
— Прибегайте, мыши полевые, домовые, амбарные!
Набежало мышей видимо-невидимо. В час мыши всю работу сделали.
К вечеру собрала девка-чернавка на стол, стала бабу-ягу ждать.
Проскакал за воротами чёрный всадник. Ночь пала. У черепов глаза загорелись, затрещали деревья, зашумели листья, — едет баба-яга, костяная нога.
— Ну, что, Василиса! Работа сделана?
— Всё готово, бабушка.
Рассердилась баба-яга, а сказать-то нечего.
— Ну коли так, иди спать, и я сейчас лягу.
Пошла Василиса за печку и слышит — баба-яга говорит:
— Ты, девка-чернавка, печь разожги, огонь размечи, я проснусь — Василису зажарю.
Легла баба-яга на лавку, захрапела на весь лес.
Заплакала Василиса, вынула куколку, накормила её хлебцем.
— Куколка-голубушка, покушай, моего горя послушай. Хочет меня баба-яга изжарить да съесть.
Ну, куколка её всему научила. Как делать, как быть, как беду избыть.
Бросилась Василиса к девушке-чернавушке, в ноги поклонилась:
— Девушка-чернавушка, возьми мой шёлковый платочек, помоги мне. Ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай.
Отвечает ей девушка-чернавушка:
— Ладно, милая, я тебе помогу. Буду долго печь топить, буду бабе-яге пятки чесать, чтобы ей крепче спать. А ты убегай, Василисушка!
— А меня всадники не поймают? Назад не воротят?
— Нет, — говорит девка-чернавка, — всадники бабе-яге не слуги: белый всадник — это день ясный, красный всадник — солнце золотое, черный — ночь тёмная. Они тебя не тронут.
Выбежала Василиса в сени. Бросился к ней кот-воркот, ладит её исцарапать. Кинула ему Василиса пирожок. Он её не тронул.
Побежала Василисушка с крыльца. Выскочила собака, ладит её искусать. Девушка ей хлебца бросила. Собака её не тронула.