Помоги проекту - поделись книгой:
Он быстро щелкает камерой. Кажется, что сердце бьется в такт с каждым нажатием спусковой кнопки.
— Теперь перейдем ко второй бретельке, но, пока что, остановимся на спине, — я начинаю следовать инструкциям, пока он все еще отдает указания. — Закрой глаза, Чарли, и наклони голову, будто ты в порыве страсти.
Мне приходиться приложить усилия, чтобы не отреагировать на то, как он растягивает мое имя. Поворачиваю тело, лямка платья падает ниже, и принимаю позу безудержной страсти.
Выгибаю спину и оборачиваю пальцами волосы, чтобы сделать шею более длинной.
— Как красиво, Чарли, — дает свои заметки миссис Харт, от чего я краснею. Хорошо, что они не видят меня прямо сейчас. Я делаю это не для нее, а если меня заботило бы ее мнение, то мне пришлось бы сильно постараться, чтобы вжиться в естественный образ.
Джуд никак не реагирует на миссис Харт. Вместо этого он продолжает фотографировать меня в профессиональном темпе.
— Теперь тебе нужно вообще убрать лямку. Сделай это, как убирала предыдущую, но я хочу, чтобы ты закусила нижнюю губу, смотря в камеру, пока снимаешь ее.
Его слова превращают мои ноги в желе, но я глубоко вздыхаю и нахожу в себе силы повернуться к нему снова. Джуд встает, облокачиваясь на правую ногу, и наклоняет камеру, становясь в шести или семи шагах от меня.
Опуская другую бретельку, я вглядываюсь в лицо Джуда, замечая, как от этого его бровь сосредоточенно изгибается, затем наслаждаюсь, как я ловко притворяюсь хитрой лисицей.
Она бы соблазнительно прикусила губу, что я и делаю. Маняще привлекла бы мужчину, с которым собиралась переспать. Представляю, как мы возвращаемся домой с безумного кассового шоу. Он вожделел меня многие месяцы, и сегодня мы наконец-то воссоединимся. Тонкая полоска скользит по руке, пока платье полностью не оголяет верх, собравшись на бедрах.
Холодный воздух в студии пускает дрожь по телу, отчего соски сузились в горошины. Клянусь, я слышала шепот Джуда: «Чертовски прекрасно», но его выражение остается таким же отстраненным. Возможно, я уже накручиваю.
Ноги объяты верхней частью кремовой ткани, что нельзя сказать о моем голом торсе. Груди полностью открыты миру, но тело все еще находится под углом по отношению к задней части студии, поэтому ни Джуд, ни миссис Харт не могут видеть мои прелести. Тем не менее, я обнимаю себя руками, пытаясь скрыть их с очаровательной грацией. Я сильно прикусываю губу, не нарушая зрительного контакта с Джудом, точнее с объективом камеры.
Бутон страсти раскрывается во мне, заставляя трепетать все тело. Я пытаюсь использовать личные эмоции как преимущество, ведь я фокусируюсь на этом секси-мальчике, который так пытается, хоть и с трудом, вытащить меня из зоны комфорта.
— Опусти руки ниже, — хрипло выдает Джуд. Первое, что мне хочется сделать, это запротестовать, но отказы прихотям этого мужчины не подлежат даже рассмотрению. Руки дрожат, и я опускаю их вниз, обхватывая живот. Но кликаний так и не слышу. Он мотает головой, показывая недовольство, кладет камеру на круглый стол, и затем взгляд возвращается ко мне, уже более сосредоточенный.
Осознание ситуации заставляет завернуться кишки в узелок. О, боже, он собирается поправить мне позу.
Желудок сжимается в шарик беспокойства, когда его шаги эхом начинают отдаваться по всему помещению. Глаза расширяются от интереса, повернет ли он меня к себе или нет. Боже, боже, о мо-о-й бог.
В конце концов, это моя работа. Множество фотографов и стилистов видели меня голой. Люди никогда не перестанут фоткать наготу, и я никогда не снималась в чем-то непристойном, но я понятия не имею, что будет, если Джуд подойдет еще ближе. Я безумно хочу почувствовать его прикосновения, но не думаю, что после этого смогу удержать свой образ. Ощущения, будто я таю, хотя Джуд еще меня не коснулся.
Инстинктивно облизываю губу и наблюдаю, как он приближается, пока не останавливается прямо позади меня. Духи сразу поглощают все органы чувств. Немного дезодоранта, смешанного с природным запахом. Эта смесь такая бодрящая и опьяняющая, от чего его хочется еще больше. Все больше и больше частиц аромата поглощает мою психику, когда телом он прижимается ко мне.
Его дыхание касается шеи, от чего я слегка подпрыгиваю, осознавая, что даже когда я на каблуках, он ростом преобладает над моим. Если бы Джуд вытянул шею влево, то смог бы увидеть всю мою красоту от плеч до груди. Но, я думаю, он хочет придерживаться границ моего личного пространства. Почему?
Я опускают взгляд, пытаясь собраться с мыслями и ожидая его прикосновений. Фокусируюсь на медленном дыхании и пытаюсь игнорировать теплое дыхание, ласкающее шею.
Но он так и не касается меня. Я слегка приоткрываю веки, чтобы взглянуть на его, стоящего всего в нескольких дюймах от меня с зажатыми руками по бокам.
Голубые глаза просто сверлят мои.
— Перестань обхватывать талию, Чарли.
Я ослабляю хватку, будто его голосовые связки связаны с синапсами моего тела, и опускаю руки. Я даже не заметила, как сильно сжимала платье.
— Лучше переплети нежно пальцы напротив бедер, — уточняет он.
Не нарушая зрительного контакта, хоть и кажется, что эти голубые глаза, будто окончания нервов на теле. Видно невооруженным глазом, как ему сложно приблизиться ко мне. Как только я сплетаю пальцы вместе, большим касаюсь чувствительной плоти между ног. Даже несмотря на то, что кожа скрыта под нижним бельем и платьем, поток желания заставляет тело содрогнуться. Какого черта он делает со мной?
Его почти неслышный вздох говорит о том, что он и добивается от меня возбуждения в этой маленькой игре.
Как только я думаю о том, что он возвращается к камере, Джуд аккуратно наклоняется и шепчет на ухо, посылая холодные разряды по всему телу.
— Согни немного локти, изгиб выглядит соблазнительно, и я не хочу, чтобы ты скрывала это.
Он выпаливает инструкции, будто зол на меня за то, что изначально была сдержанней.
Я так и думала, что он меня не коснется. Думала, что он пойдет обратно, поэтому я не могла сдержать легкого стона, вырвавшегося из моих уст, когда его руки обернули мой торс. Теплые ладони поджигают кожу, особенно под лопатками. Кончики пальца задевают по бокам мои груди. Прикосновение просто заставляет пылать кожу, от чего я закрываю глаза, пытаюсь не придавать этому смысл. Я не на фотосъемке. Я не в платье от Dior и никому не позирую. Я вообще не разумное существо. Прикосновение превращает меня в кучу покалывающих ощущений, пульсирующих потребностей, связанных с адреналином и похотью. Его прикосновение - единственное, что имеет значение. Мне нравится эта разница: крепкие, мозолистые руки на фоне мягкой и гладкой кожи. Руки, которые практически полностью обернуты вокруг моего тела.
— Ты чувствуешь это, Чарли?
Я ничего не чувствую. Ни пол под ногами, ни огни, освещающие мою кожу. Только его прикосновение.
Когда я не отвечаю, Джуд скользит вниз руками вдоль туловища, посылая восхитительную дрожь по позвоночнику.
— Да, — шепчу я так мягко, что даже не уверена, было ли слышно.
Я прочищаю горло, пытаясь собрать остатки разума по кусочкам. Руки нежно сжимают мою талию, требуя ответа.
— Да, — бормочу я, на этот раз уже громче.
— Покажи камере, что ты чувствуешь, — говорит он мне на ухо перед тем, как опустить руки и отойти. Когда Джуд лишает меня прикосновений, все окружение накатывается на меня словно цунами. Тело хнычет в знак протеста, после чего глаза широко раскрываются, и воздух потоком наполняет мои легкие. Я что, все это время задерживала дыхание?
ГЛАВА 4
Сегодня утром квартира ужасно тихая. Обычно голоса из пекарни на углу по соседству оккупируют комнату, но я проснулась раньше обычного. Сомневаюсь, что пекарня вообще открыла свои дружелюбненькие желтые двери.
Я живу в Гринвич-Виллидж уже в течение двух лет. Здесь я чувствую себя как дома больше, чем где бы то ни было, включая развалившийся городской особняк на Верхнем Уест-Сайде, который я делила с родителями восемнадцать лет. Это место уже не может считаться домом. Больше нет.
Квартира, или точнее узенькая комнатка, представляет собой открытое пространство, в которое «напиханы» спальня, ванная комната и кухня. Нет места для творческого разгулья, но я могу это устроить. Апартаменты находятся в старом особняке, который домоправительница, миссис Дженкинс, реконструировала после кончины мужа. Также на нижних этажах располагаются еще четыре квартиры.
Миссис Дженкинс немногословна в разговорах о своей жизни. Она - приятная женщина, и множество раз, когда я, будучи голодной, возвращалась домой ночью, она стучала в дверь с оставшейся после ужина пастой или запеканкой.
Не то, чтобы я намеренно забываю поесть. Я потеряла аппетит четыре года назад, и большую часть времени мне приходиться напоминать себе, что нужно покормить тело. Я должна лучше заботиться о себе. Обычно я теряюсь в атмосфере творчества и не могу о чем-то беспокоиться, поэтому и не чувствую голода.
Странная вещь, ведь независимо от того, как мало я ем, у тела все еще есть энергия для пробежки. Оно жаждет этого. Каждое утро я встаю и пересекаю улицы квартала. У меня строгий маршрут, и я все время придерживаюсь его, будто от этого зависит моя жизнь.
Не учитывая утренних суббот.
Каждую субботу я таскаю Наоми в Центральный Парк, и мы утопаем в красивом пейзаже, словно делаем это на еженедельной совместной пробежке. Отмечу то, что мне обычно приходиться ее убеждать, но она быстро сдается.
Через час или два я встречаюсь с ней, и мы пойдем к метро по 60-той улице. Затем выскочим на зеленые просторы как овечки, порастягиваемся и начнем пробежку.
Единственная проблема в том, что я не знаю, чем занять себя до этого.
У меня два часа на то, чтобы бесстрастно оценить пустую квартиру.
Не люблю такие пробелы во времени. Я всегда придерживаюсь графика, заполненного до краев мероприятиями, и тщательно планирую каждый час дня. Эти непредсказуемые тихие моменты, когда мысли дрейфуют по темноте, которую я так пытаюсь оставить позади. Фраза «незанятый ум - это мастерская дьявола» всплывает в голове, когда я гляжу на время - пятнадцать минут шестого.
Я знаю, что проснулась так рано из-за него. Из-за Джуда. Вчера вечером я едва ли могла заснуть. Каждый момент дня прокручивался у меня перед глазами, заставляя чувства трепетать, а разум содрогаться.
После «инцидента» с платьем, он практически игнорировал меня. Миссис Харт больше руководила последней частью фотосъемок, которые закончились намного раньше, чем я ожидала. Ей так понравились первые фотографии, что на остальные ушло несколько минут. К тому времени, когда я снимала макияж и переодевалась, съемочная площадка превратилась в пустыню. Ассистенты Джуда кружили вокруг, снимая свет и убирая диффузоры; самого Джуда я нигде не видела.
Его работа была сделана.
Со вздохом я перевернулась на бок, чтобы рассмотреть утренние светлые тени, протягивающиеся вдоль комнаты. Я бы попыталась забыть его полностью, но съемки возобновятся в понедельник после того, как миссис Харт со своей командой закончат работать над образцами осенней коллекции, которые они так хотят показать. Будет ли он в понедельник?
Правда мне стало грустно от осознания того, что его больше нет.
Но чего я ожидала? Он работает с моделями весь день, каждый день. Ясно, как небо, что любое внимание было строго односторонним. Я провожу руками по волосам, снимая постыдную правду. Достаточно.
Перед тем, как мой разум запротестовал, я вскакиваю и втискиваюсь в черные капри-леггенсы с голубым пуловером, после завязываю кроссовки. Мне нужно выбраться наружу. Я проверяю почту и вижу пробудившуюся миссис Дженкинс. Она всегда жаждет поболтать, особенно когда я соглашаюсь съесть немного кофейного пирога с ней.
Красная линия пуста, когда мы садимся на остановку Гринвич-Виллидж. Мы с Наоми присаживаемся рядом друг с другом на парочку оранжевых пластиковых стульев. Она всегда позволяет мне сидеть у окна, чтобы я могла наблюдать за темным туннелем.
— Я тебе уже говорила, что ненавижу тебя?
Нарушая свою пассивность, я улыбаюсь ей и притворяюсь, что разглядываю искореженную металлическую крышу метро в раздумьях.
— Хм,.. однажды, когда я стащила твою задницу с кровати. Затем снова, когда мне буквально пришлось завязать тебе кроссовки, и в третий раз, когда с крошечной слезой на щеке ты осознала, что сегодня нам нужно пробежать лишнюю милю, чтобы компенсировать прошлую неделю.
У Наоми немалая тяга все драматизировать. Я даже подумываю, что ей приходится играть нормальную на работе в офисе, где она сдерживает все свое сумасшествие, и выплескивает все во время наших встреч.
Нахальный список заставляет ее рот растянуться в улыбке, после чего она обнимает меня за плечи, пододвигая к себе ближе для объятий.
— Я думаю, этого должно быть достаточно, — насмехается она, жалея себя.
— Я просто должна позволить тебе растолстеть, — дразню я, убирая голову с ее плеч.
— Не получится. Моя мама — англичанка, а отец — наполовину швейцарец и нигериец, и поэтому из-за отсутствия американских генов, у меня будет убийственно прекрасное тело до конца моих дней.
Я грустно покачиваю головой, ведь она права. Наоми до тошноты великолепна. Слегка загорелая кожа и теплые, карие глаза именно то, по чему страдает каждая девушка.
— Попридержи это для швейцарца, чтобы нарожать таких же милых детишек, как и ты, — снова раздразниваю я ее, щипая за щечку.
Она бросает на меня игривый взгляд, и я вздыхаю, счастливая, что являюсь некой ее частичкой. Наоми дает мне чувство легкости, будто ничего плохо не произошло или даже не случится. Я впитываю ее счастье, как губка, надеясь, что его мне хватит надолго после того, как мы разойдемся.
Мы сидим молча в течение нескольких минут, пока она проверяет телефон и проводит пальцем по его блестящему хвостику. По мере того, как мы приближаемся к Центральному парку, вагоны метро неуклонно заполняются, и я осознаю, что мечтаю, глядя в окошко. Воспоминания о пироге с корицей миссис Дженкинс спозаранку заставляют меня улыбаться, но тут же они переходят к утренней почте. В самом верху стопки счетов и ненужной рекламы я увидела белый конверт, на котором красовался извилистый каллиграфический почерк матери.
Наверное, я потеряла счет времени. Обычно я ожидаю ее «ежеквартальные проверки» за несколько дней до этого, но письмо застало меня утром врасплох. Ее письма вообще бы не приходили, если бы только, когда я ушла два года назад, не оставила ей адреса. Она бы не перестала разыскивать меня, даже бы позвонила в полицию и написала письмо в отдел о пропавших без вести, поэтому я решила, что проще всего будет съехать. Однако, каждый раз, когда ее письма с монограммой приходят, я сожалею о содеянном.
Разборки с копами были бы хорошим разнообразием в моей жизни, честно говоря.
С дрожащими руками я раскрыла конверт и заглянула в него, чтобы вновь увидеть стандартную канцелярскую бумагу, которая прикрывает чек, выписанный на мое имя. Я даже не взглянула на сумму. Я вернулась в квартиру, достала потрепанную коробочку из шкафа и положила письмо с чеком в стопку к остальным.
Приятно поговорить с тобой, мама, скоро снова встретимся.
— Итак, ты не хочешь мне рассказать побольше о том мальчике-фотографе? — спрашивает Наоми, вырывая меня из раздумий о матери.
Сердце мгновенно подпрыгивает от воспоминаний о Джуде. Я не смотрю ей прямо в лицо, опасаясь, что все эмоции можно прочесть по моим глазам. Отголоски его прикосновений заставляют тело чувствовать тепло, и я знаю, что Наоми вскоре заметит румянец на щеках. Мой взгляд все еще прикован к стенам туннеля, мелькающих в окне.
— Не совсем, нет, — бубню я достаточно громко, чтобы она услышала меня сквозь грохот вагонов метро.
Она знает, что должна толкнуть меня за это, но, вероятно, Наоми все еще расстроена тем, что я закрыла тему так резко. Я писала ей вчера между перерывами съемок про Джуда, но, когда он внезапно ушел, то передумала обсуждать его.
— Хорошо. Но к сведению, описала ты его как чертовски горячего.
Я не отвечаю, потому что мне нечего добавить к тому, о чем я не имею понятия.
Поезд в метро тормозит на остановке, и жители Нью-Йорка заполоняют пространство. Пожилая латиноамериканская женщина садиться перед нами, кладя огромный кошелек на слабые колени. Я фокусировалась на ней, изучая ее разноцветные рисунки на сумке и красивые оттенки темных и серых тонов на волосах. Она - хорошее отвлечение от пристального взгляда Наоми, которые, кажется, выжигает мне дырку на другой стороне лица.
После минуты молчания Наоми наконец-то толкает меня в плечо.
— Я забыла сказать тебе, мой друг с работы сегодня играет в футбол в Центральном парке. Я сказала ему, что мы забежим поздороваться, если получится.
Я не очень хочу встречаться с ее друзьями. Это вообще не имеет значение. Я уже закрыла тему обсуждения Джуда, и тем более, если я не захочу обсуждать друга, это заденет ее чувства.
Я намазываю себе на лицо улыбку и поворачиваюсь к ней.
— Звучит клево. Я его раньше видела?
— Не-а. Он работает в другом отделе, и мы встретились только на прошлой неделе во время всеобщего собрания. Его зовут Беннетт.
Я размышляю над именем, пытаясь вспомнить, знала ли я каких-либо Беннеттов, но ничего не приходило на ум.
— Звучит забавно, — одобряю я. — Он друг-который-друг? Или друг-который-скоро-станет-парнем?
Губы Наоми изогнулись в скромной улыбке, и медово-коричневый взгляд опустился на леггинсы. Даже без ответа очевидно, что она взбудоражена этой потенциальной встречей.
— О'кей, в конце концов, хоть кто-то из нас отхватит себе лакомый кусочек, — подмигиваю я, когда электричка доходит до нужной остановки.
— Он сказал, что они будут на Грейт Лон[11] рядом с 85-той стрит, — заявляет Наоми между прерывистыми вздохами, когда мы останавливаемся попить.
Я вытираю каплю пота, стекающую по лбу, тыльной стороной ладони.
— Хорошо. Давай сделаем внешнюю петлю и срежем по газону.
Она кивает в знак согласия, но затем колеблется, убирая пластиковую бутылку. Ее плечи поникли, и лицо сморщилось в раздумьях.
— Я - идиотка, что согласилась встретиться с ним после пробежки? — спрашивает она. Редко можно увидеть уязвимую сторону Наоми, и никогда не знаю, как реагировать при этом.
Поделиться книгой: