Во все тяжкие
Инна сразу, с первой нашей консультации, вызвала во мне противоречивые эмоции. С одной стороны — жалость, желание помочь, с другой — чувство дискомфорта, которое я буквально ощущала кожей. Вначале, не зная истории девушки, я не могла понять, откуда у меня возникло это чувство. Ко мне редко приходят люди, с которыми мне неприятно работать.
Но чем больше я узнавала о ней, тем понятнее мне становилось, почему мое тело так реагировало на нее. Наш разговор был похож на погружение в холодную бездонную яму. Казалось, внутри у Инны — черная дыра и она поглощает в себя все мои ресурсы.
Когда клиентка уходила, я вздыхала с облегчением и надолго задумывалась. А смогу ли я быть с ней в долгосрочной терапии? Ведь это будет для меня настоящим испытанием. Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Мне было некомфортно с ней работать не потому, что мне не нравилась ее внешность или манеры, совсем нет. Просто бывают клиенты с очень сильным сопротивлением. Они не готовы анализировать свою жизнь и осознавать глубинную причину своих проблем. Но именно с такими «трудными» клиентами растет профессионализм.
Первая консультация. Инна явно смущается, не знает, с чего начать. Я задаю ей дополнительные вопросы, на которые она долго не отвечает, затем бормочет что-то бессвязное. Я уже начинаю думать, не шизофреничка ли она (иногда ко мне приходят неадресные клиенты, которых я перенаправляю к их основному специалисту — психиатру).
Наконец, ей удается выдавить из себя:
— Проблема в том, что я все время вру.
— Приведите пример вашего типичного вранья, чтобы я могла понять, о чем вы говорите.
— Ну, мне сложно это сформулировать конкретно, потому что я обманываю даже себя. Мне так удобно. Что-то сделать, а потом убедить себя, что этого не было вовсе.
— А как эта привычка вам мешает?
— Она пугает моего мужчину, он говорит, что боится меня.
— Мне кажется или вам трудно начать рассказывать о себе?
— Да, это так. Во мне много всего… Ну, вы понимаете…
— Честно говоря, не очень.
— Много всего социально неприемлемого.
— И вы боитесь, что я вас стану осуждать?
— Да. Мне и так было трудно решиться прийти к вам на прием. Дело не только в моей привычке постоянно обманывать. У меня есть сексуальные проблемы, именно поэтому я выбрала вас. Последний год я ничего не чувствую во время секса. Меня это беспокоит.
— Инна, я хочу вам сказать, что вы не у священника и не у полицейского. В мои обязанности не входит моральная оценка. Но я совершенно уверена в том, что если вы не будете со мной откровенны, я не смогу вам помочь.
— Ну, хорошо, я попробую. С 11 класса я занимаюсь проституцией.
Инна проговорила это и выжидательно посмотрела на меня. Очевидно, мне еще предстоит заслужить ее доверие.
— Продолжайте, я вас внимательно слушаю. — В этот момент я старалась держать непроницаемое выражение лица. Видимо, это успокоило Инну, и она продолжила свой рассказ.
— Да, с 11 класса я работала проституткой, но при этом была девственницей.
— Как это у вас получилось?
— Это был оральный секс.
Инна рассказывала о своей жизни, перечисляя лишь негативные события.
— Ну вот, например, еще случай вспомнила… Мы только познакомились с одним парнем, и я настойчиво предлагала ему минет. Наверно, он решил, что я больная или шлюха. А у меня было такое сильное желание отсосать ему прямо в машине, что я даже не задумалась, не болен ли он чем-нибудь и чистый ли у него член.
— Похоже, вы пытались что-то себе доказать?
— Да, возможно. Но тогда я не думала об этом. Мне казалось, что я совершаю что-то дерзкое, за гранью… Я жила тогда в маленьком городе, и, конечно, парень рассказал о произошедшем всем общим знакомым. Но меня это мало занимало.
— Необычное желание.
— Меня саму удивляло. Откуда это во мне? Я росла в религиозной семье. Мы не просто посещали церковь, я училась в церковной школе и собиралась поступать в православный институт. Кстати, я не сказала, что меня воспитывала бабушка. Моя мать была запойной алкоголичкой, и ее еще в моем детстве лишили родительских прав.
— Инна, вы общаетесь с матерью?
— Нет, я даже не знаю, где она. Последнее, что я слышала о ней от бабушки, это то, что она живет на улице.
— Вы злитесь на мать?
— Наверно, нет. Хотя не знаю. Речь сейчас не о ней. Сколько себя помню, я всегда была бесстрашная, общалась с взрослыми мужчинами, намного старше меня, провоцировала их. И однажды знакомый пригласил меня к себе домой. Я даже и не думала, что он может рассчитывать на что-то, кроме минета. А поскольку я к этому относилась просто, то и решила, что мы пообщаемся, я ему отсосу, а если он еще и денег даст, то будет круто!
— Что-то пошло не так?
— Да, он не поверил, что я девственница, а когда я стала сопротивляться, избил меня и изнасиловал.
— Вы заявили об этом в полицию?
— Нет, он запугал меня, сказал, что мне никто не поверит. Кому нужна какая-то шлюха? Так он меня убеждал и был в чем-то прав. Это я сейчас так спокойно вам рассказываю, а тогда я несколько дней не выходила из дома, все тело болело от синяков. Я еще долго не могла заниматься сексом. А мой знакомый продолжал писать мне угрозы.
— Вы обращались к кому-нибудь за помощью?
— Нет, а зачем? Так прошло. В конце концов, он мне по-своему помог. Я смогла теперь полноценно заниматься проституцией.
— Вы так и не сказали мне, сколько вам лет?
— Двадцать семь.
Это было удивительно. Инна, со своим высоким ростом, худощавой фигурой, бледным лицом, мешковатой одеждой, походила на подростка.
— Итак, что подтолкнуло вас обратиться за помощью к специалисту?
— Мой мужчина, я уже говорила, он боится меня. Мы любим друг друга и хотим пожениться. Секс важен для нас обоих, и отсутствие у меня интереса к сексу стало заметным для него. Он говорит, что не хочет принуждать меня, хочет, чтобы я, как раньше, хотела секса.
— Расскажите о вашем мужчине.
— Он взрослый мальчик, ему 52 года. Он живет с еще одной женщиной, ну как живет… У нее проблемы — она нюхает кокс. Работает стриптизершей в клубе. — Инна захихикала: — По выходным мы вместе торчим, устраиваем себе праздник.
— Как вы относитесь к другой женщине? Не ревнуете?
— Что вы, нет, она чудная девушка. Мы все живем рядом. Михаил снимает квартиры в одном доме. У нас есть расписание. В один день он ночует со мной, в другой приходит к ней. Все было бы замечательно, если б она не скандалила. Сейчас он с ней не разговаривает. Мы с ним любим друг друга и хотим детей.
— Хорошо, Инна, я стала лучше понимать вашу ситуацию, но вы так и не рассказали мне о вранье.
— Да, точно. Вам нужен пример… Ну, однажды, когда он уехал в командировку, я пригласила друзей и устроила вечеринку. Было шумно, соседи вызвали полицию. Он об этом узнал, обиделся. Я ведь обещала ему сидеть дома одна, ждать его.
— Почему вы сказали, что он боится вас?
— Он считает, что я буду обманывать его с другими мужчинами.
— А вы действительно будете это делать?
— Не знаю, иногда мне кажется, что я не смогу не обманывать, что это моя суть.
— Он знает о вашем прошлом?
— Да, он знает обо мне все.
— И даже то, что вы занимались проституцией?
— Да, и это. А я и сейчас этим иногда занимаюсь.
— Ваш мужчина в курсе?
— Да, он мне разрешает, он говорит, что это не обман, не предательство. Ведь это происходит у него дома. А вот если бы я делала это за его спиной, он бы очень обиделся.
Консультация подошла к концу. Мы договорились встречаться раз в неделю в течение трех месяцев. А по истечении этого срока решить, целесообразно ли продолжение терапии.
— В нашей семье слово «секс» не произносилось. Это считалось чем-то аморальным. Когда я стала взрослеть, бабушка провела со мной беседу. Она рассказала о том, что думает Бог об отношениях мужчины и женщины до брака. Я должна была рассказывать все, что происходило со мной в течение дня, а бабушка решала, хорошо ли я себя вела. Если я была недостаточно скромна, она наказывала меня — заставляла читать молитвы, била плетью и запирала дома.
— Что вы сейчас думаете об этом?
— Все это хрень собачья, бабка выжила из ума! Но я была вынуждена это терпеть.
— Что вы чувствовали тогда, вас это унижало?
— Скорее злило, но я просила прощения, чтобы поскорее выйти на улицу. Свобода манила меня. Наверно, я всегда была развратной, мне нравилось нарушать запреты.
— Протест?
— Да, наверное, это правильное слово.
Гиперконтроль в сочетании с запретами оказывает всегда негативное влияние на формирование человека. В случае с Инной, человеком с сильной нервной системой, она смогла противиться бабушкиному укладу и выбрала другую крайность — сексуальную распущенность. Если бы у девушки был слабый тип нервной системы, она бы как губка впитала убеждения бабушки и вела бы себя в соответствии с ее ценностями и взглядами. В таком случае из нее получилось бы подобие «монашки».
Мы имеем здесь дело с обратным сценарием. Сценарий — это способ, которым человек проживает свою жизнь. Если дети повторяют сценарий родителей, такой сценарий называется прямым. Если ребенку было очень не комфортно в родительской семье и у него достаточно сил на протест, он воспроизводит обратный сценарий. Обратный сценарий очень ресурсозатратен, а самый его главный минус — человек живет не своей жизнью. Он протестует, делает все наоборот, лишь бы не как у родителей. Оптимальным в данном случае является комбинированный сценарий: что-то ценное и приемлемое от родителей, а что-то — от себя. Этот сценарий формируется в процессе личной психотерапии. За время работы с Инной я смогла проанализировать ее сопротивление и понять, с чем оно было связано. Она ненавидела всех женщин и воспринимала их как источник опасности. Я — женщина, и меня она тоже воспринимала как переносную опасную фигуру. Именно поэтому на первой консультации я испытывала противоречивые чувства к Инне. Это был мой контрперенос — в пространстве между нами я чувствовала то, что она чувствует ко мне: ненависть, страх, поиск поддержки и принятия. Испытывая ненависть к матери, Инна отвергала для себя возможность идентифицироваться с материнской фигурой. Но ее тоска по идеальной матери и материнской любви, которой не было в ее жизни, приводила ее к тому, что она искала мать в своих любовниках. Инна устанавливала с ними такие отношения, в которых чувствовала слияние с материнской фигурой и защищенность. Это происходило бессознательно. Отсутствие образца для подражания в детстве Инны, женской фигуры, с которой хотелось бы идентифицироваться, привело к тому, что она пошла по пути саморазрушения. На пути формирования ее сексуальности ей негде было получить нежность, материнскую ласку, заботу — очень важного этапа в психосексуальном развитии девочки. Ее настоящая мать не могла ей этого дать. Инна миновала эти стадии становления сексуальности. В качестве идентификации со своей сексуальностью она выбрала деструктивный образ. Иногда при сильном конфликте с матерью девочка начинает выискивать мать в мужчинах, а это может быть опасно. Не чувствуя своих границ, она позволяет использовать себя мужчинам. Так она чувствует близость и защиту.
— Когда вы решили уйти из семьи?
— Когда нашла себе «спонсора» — взрослого женатого мужчину, который снял мне отдельную квартиру.
— Вы были связаны с ним обязательствами?
— Нет, вернее, не совсем так. Мы договорились, что я свободна и предоставлена сама себе, а он будет иногда приходить ко мне для секса. Иногда он просил меня об одолжении — приласкать его знакомого. За это он давал мне деньги и не учил меня, как жить.
— Что было дальше?
— Мне он надоел, я познакомилась в интернете с мужчиной и переехала к нему. Так я смогла окончательно уйти из прошлой жизни.
— Вы общаетесь с бабушкой или другими родственниками?
— Да, я иногда звоню ей, но не могу долго с ней разговаривать. Она начинает говорить о Боге, о том, что я попаду в ад, и так далее. Но она единственная моя родственница, поэтому я поддерживаю с ней связь.
Мы продолжали встречаться с Инной. Она становилась более открытой, а вот мое терпение еще не раз подвергалось испытанию. Иногда девушка отменяла консультации, ссылаясь на плохое самочувствие, иногда весь прием она рыдала, а я сидела рядом и слушала ее.
Через некоторое время она стала высказывать мне претензии и недовольство. Это очень важный этап психотерапии. Ведь общение в рамках терапевтического сеанса — прежде всего объектные отношения. Между специалистом и клиентом проявляются те модели поведения, восприятия и чувствования, которые происходят в реальной жизни клиента. Это как микрослепок реальности клиента, как негатив фотографии, который проявляется на консультациях. И если у клиента эти модели деструктивные, то одной из задач психотерапии является построение здоровых отношений… Мы в начале терапии обсуждали этот момент, и Инна боялась и отвергала такую возможность. Но я смогла убедить ее, что я смогу принять ее агрессию, ненависть и другие негативные чувства.
— Как дела, доктор?
— Хорошо, спасибо. А у тебя?
— Знаете, я разговаривала с подругой, и она сказала, что вам на меня наплевать, что вы только притворяетесь, что вам интересно.
— А ты тоже так думаешь?
— Не знаю. Но я чувствую ярость, ведь теперь вы все обо мне знаете и сможете сделать мне больно.
— А зачем мне это делать?
— Все так делают, все уроды, причиняют боль друг другу. Всех надо использовать и бросать, как мужчин. Я, наверно, не приду в следующий раз.
— Почему?
— Надоело, надоело ходить сюда.
— Это правда?
— Да.
— А что было бы правдой, если бы это не было правдой?
— Хватит меня путать! — Инна взорвалась, резко вскочила и стала бегать по комнате. — Я сказала — хватит, я никому не позволю использовать себя! И вам тоже! Вы поняли меня?
— Да, конечно. Но я и не думала этого делать. Знаешь, что я думаю на самом деле о тебе?
— Что?
— Я думаю, сейчас мы приблизились к чему-то очень важному для тебя и ты боишься. А еще я думаю, что тебе каждый раз больно и трудно приходить и обнажать свою душу. Но ты должна знать, что я рядом и я тебя принимаю.