Хомяк повернулся к нему спиной, но жевать не перестал.
— Хомкой у многих зовут. Другое имя придумайте,— посоветовал папа.
— Гаврик! Гаврюшка!— позвал Толя и сунул руку в банку.
Хомяк круто повернулся, зубы кверху: «Шш-ш-ш-ш!»
Толя испуганно отдёрнул руку.
— Гаврик, Гаврюшка, это же я — ты не узнал?
Но Гаврик не хотел признавать никого. Полез через дырку в носок.
МАМА РАССКАЗЫВАЕТ СТРАХИ
И тут пришла с работы мама.
— Михась, не играйся, как маленький. Сходи лучше в магазин, молока, хлеба возьми. Вот ещё — целый список. А для торта я всё сама купила.
— Катя, посмотри. Он такой забавный! — Папа пошёл к вешалке с одеждой.
— Мама! У моего хомячка лапки розовенькие! Берёт пальчиками всё, как человечек. Гаврик! Гаврюшка! Покажись маме! — Толя постучал ногтем по банке, но хомяк не захотел показываться.
— Подумаешь,— обиделся Коля.— У меня рыбки получше твоего хомяка будут… — и пошёл из кухни в комнату.
— Я ждала, что так случится. Они ещё подерутся из-за этого хомяка,— упрекнула мама папу.— Они и уроки не будут делать, а всё возле хомяка сидеть или аквариума. Запомните: если будете плохо учиться, то я весь ваш зоосад…
Мама не договорила. Но Толя и Коля разволновались, и не столько от маминой угрозы, сколько от другого. Ведь скоро в школу идти, остались считанные дни!
Бросились к своим ранцам с книжками, тетрадками, разноцветными карандашами. Давно уже, больше месяца, стояли ранцы в уголке комнаты. И букварь, и книгу для чтения Толя и Коля пересмотрели ещё в первые дни, а кое-что даже прочитали. Оба умели читать. Даже целый год самостоятельно ходили в детскую библиотеку.
— Ой, не надо было их учить читать! — сокрушалась мама, звякая посудой.— Им неинтересно будет на уроке, вертеться будут.
— Как это — не надо? — сказал папа от порога.— Теперь учителя требуют, чтоб дети могли читать ещё до школы. Кого в садике учат, кого дома, кого в подготовительной группе.
Толя и Коля были согласны с папой. Как это — не уметь читать?! Да они сейчас и жить без этого не могут. Просто диво, как до сих пор жили. А за год — целый год сэкономили! — они столько книг прочитали, столько обо всём узнали!
Опять побежали в кухню. Как там хомячок?
Банка стояла уже не на столе, а на полу возле буфета-шкафчика. Мама сняла. Толя сразу лёг на бок, Коля опустился на колени — не видать Гаврика! Только еле-еле шевелится носок, его убежище. Не видно и ваты — затащил хомяк в носок.
— Не ёрзайте по полу! А то сами будете одежду стирать,— пригрозила мама.
Толя сунул руку в банку, развернул гнездо. Все съестные припасы лежали горкой в носке, а хомяк держал что-то у рта и торопливо жевал. Не удержался Толя, осторожно вытащил Гаврика, поднёс ко рту. Может, опять хотел подышать на него тёплым или поцеловать в мордашку.
— Ой, не подноси! Чтоб больше такого не было! — испугалась мама.— Я слышала, на работе одна тётя рассказывала… В их доме случилось, такое… Девочка вот так дышала на хомяка, разинула… А он шмыг в рот! И полез в глотку! Пока вызвали «скорую помощь», пока завезли на операцию — весь желудок порвал когтями. Еле спасли.
Толина рука задрожала, он быстренько опустил Гаврика в банку. В животе у него сделалось холодно, даже заболело, будто туда пролез хомяк и начал царапать когтями. Толя ужо и любил и не любил Гаврика,
— Мама, хорошо, что я захотел не хомяка, а рыбок! — сказал Коля.
— Идите мыть руки. И чтобы сегодня больше не брались за хомяка!
Руки помыли охотно. Тёплой водой, с мылом. Правда, потолкались, как обычно, около умывальника, побрызгали друг на дружку и на стены.
— Мы хотим месить торт! — прибежали в кухню, откуда ужо слышались вкусные запахи.
— Ой, работнички из вас… Я уже сама замесила, сейчас раскатаю, будем печь коржи. Посмотрите в шкафчике какого варенья или повидла. Вашего любимого…
— Яблочного! — закричал Толя.
— Нет, вишнёвого,— запротестовал Коля, оттолкнул Толю от шкафчика.
— Потише, а то банки разобьёте! И осторожно, они тяжёлые! — предупредила мама.
— А я люблю клубничное! — как раз пришёл папа.— Что же делать? Надо испечь три торта!
— Хо-хо-хо! — обрадовались дети.
— Ещё чего выдумайте! — сказала мама.
— А сколько коржей будет — три?
— Три,— ответила мама.
— Ну вот: на нижний намажем вишнёвого, на средний — яблочного, верхний украсим клубникой,— посоветовал папа.
— Ну да,— как будто бы согласилась с ним мама.— А можно ещё перца добавить, горчицы, томатной пасты… Отменный вкус будет!
— А что? Съедим! — сказал папа и не улыбнулся.
Толя и Коля посмотрели друг на дружку, потом на папу и маму. Шутят?
И захохотали весело.
ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР
Уснули Толя и Коля. А папа и мама ещё долго разговаривали и перешёптывались. Даже телевизор не включали — всё говорили и говорили. И всё о том, что с ними делать — Толей и Колей. До первого сентября ещё полмесяца. Раньше всё было хорошо — утром вели их в садик, вечером приводили домой. А полтора месяца летом пробыли в деревне, у дедушки и бабушки. И вот опять в Минске.
— Оставляешь им ключ и дрожишь: а вдруг забудут закрыть квартиру? А вдруг ключ потеряют?
— Не забудут… Не потеряют…— не совсем уверенно отвечал папа.
— Они после обеда будут в школу ходить, во вторую смену. Я расспрашивала учительницу. А когда же уроки делать? Вечером нельзя, они и так будут уставшие. Утром разве что, до обеда. А кто с ними будет сидеть? Я же не могу работу бросить!
— И я не могу,— отвечал папа.— В школе должна быть группа продлённого дня. Может, договориться и в группу их отдать?
— Целый день в школе? А на свежем воздухе когда им быть? Совсем захиреют.
— Ну почему же… Их и на прогулки водят, и обедом кормят, и отдыхать кладут. И уроки под надзором делают.
— Неизвестно, будет ли эта группа. Говорят, учительницы ещё нет.
— Так что ты предлагаешь?
— Бабу надо привезти. Пускай бы у нас пожила — год, два. Сколько надо…
— Бабу… А деда куда? У них же свой дом в деревне, хозяйство, корова. Не захотят они переезжать сюда. Лучше ты свою мать уговори, она горожанка. Да и на пенсию ей давно пора, хватит работать.
— Не уговоришь… Ты её слабо знаешь.
— Внуки выросли — бабушки в глаза не видели.
— Она же была у нас!
— Ну да, сто лет назад… Позвони завтра, уговори. Ты же можешь!
— Если и согласится, то не скоро приедет. Пока пенсию оформит, пока переберётся сюда. Раньше надо было думать!
— Так почему ты не подумала?
— Я… Я… Всё я! — повысила голос мама.
— Потише, пожалуйста. Хлопцы только что уснули.
Толя хихикнул про себя и зажал рот одеялом. Он всего на минутку был задремал и успел увидеть сон: у него развелось и бегало по комнатам много-много хомяков! Разноцветных! Но как только начали разговаривать папа с мамой, сон пропал и никак не хотел возвращаться. Интересно было их слушать!
— А пока приедет, будем висеть на телефоне,— говорил между тем папа.— То ты позвонишь, то я. То ты подъедешь домой, то я.
— У нас строго,— ответила мама.— Не могу я бросать работу, разъезжать по личным делам.
Толя не выдержал, выбрался из своей кроватки, пошёл к брату. Толкнул его в бок.
— Подвинься… Скажу что-то!
— А-а-а… Мм-м-м… — Коля не мог понять, чего от него хотят.
— Папа и мама будут на телефоне висеть. Слышишь? А мы одни будем жить!
— М-м-м… Вместо трубки висеть?
— Руководить нами по телефону будут. А мы одни будем жить!
Коля повернулся на другой бок и засопел носом.
— Эх…— махнул на него Толя и полез обратно в свою кровать.
«ХОЧЕШЬ ЕЩЁ ТОРТА?»
Первым проснулся и выбрался из кровати Коля. Ни папы, ни мамы не было. С книжной полки-шкафа свисал плакат.
«Сынки! — это слово папа написал красным фломастером большими буквами.— Поздравляем вас с днём рождения и крепко целуем! — это зелёным.— Будем праздновать ваш день после обеда, а лучше всего вечером. В обеденный перерыв я привезу рыбок и улитку»,— это синим.
А ниже чёрным фломастером приписала мама:
«В духовке яичница. Кисель в чашках на столе. К киселю отрежьте себе по куску магазинного торта. А тот, что я испекла, ещё не готов, ему надо постоять. Из дому не выходите, во двор пущу вечером. Целую — мама».
Коля дёрнул плакат. На пол грохнула книга — она прижимала верх плаката к полке. Проснулся и Толя.
— Письмо тебе, на — читай! — бросил ему плакат Коля, а сам, не одеваясь, побежал в кухню.
Через минуту-другую Толя прочитал всё, что было написано на плакате. «У-у-у-у…» — взвыл он и тоже бегом в кухню.
Опоздал: Коля уже откромсал себе большущий кусок торта и забил им рот. Самый лучший кусок отрезал — с мармеладным цветком и листиком из зелёного крема.
— Ах, ты так! Тогда я два куска отрежу… — сказал Толя и отрезал себе два куска торта.
— Тогда и я два,— сказал Коля и отхватил себе второй, побольше первого.
— У тебя и первый больше моих двух! Тогда я отрежу три!
— А я — четыре!
— А я скажу папе!
— А я скажу маме!
— А я тебе не дам хомяка смотреть!
— А я хомяка уже видел. Я тебе не дам рыбок смотреть!
Оба пихали за щёки торт, как тот хомяк харчи,— кто быстрее и больше съест? Перемазались — как чертята.
И тут зазвонил телефон. Раз, второй, третий…
— Беги послушай, у меня руки в креме! — сказал Толя.
— Сам слушай! И у меня в креме!
Толя затолкал остатки второго куска в рот, хотя уже тошнило от торта, побежал к телефону. Сумел снять трубку сжатыми кулаками.
— Умгу? — не смог даже языком хорошенько шевельнуть.