Месть зэка

— Так ведь на банкете еще оказаться надо, — протянул тот же шелестящий голос у него под ухом. — А ты, сучок, можешь оказаться совсем в другом месте, если мы не договоримся.

— Например, метра на полтора ниже, чем сейчас, — оглянулся водитель, ощерив худое, остроносое лицо.

Отворилась дверь в темную парадную. Мирное семейство прошествовало мимо машины и скрылось в темноте. Дмитрий Дмитриевич чуть встрепенулся, когда пара любящих родителей, ведя под руки малолетнего отпрыска, на мгновение замерла перед радиатором, но тотчас же ощутил прикосновение колющего предмета к шее и замер.

— Ты не рыпайся, — посоветовал ему вполне мирным тоном его сосед справа, поджимая пленника на середину, — а то шабер в сонную артерию зафугасим.

— Что вы в конце концов хотите? — смирившись, спросил Дмитрий Дмитриевич, более всего желая вернуться назад, в безопасное кафе, за стол, начиненный яствами и выпивкой.

«Вот сидел, не знал своего счастья», — подумалось ему. И томная Татьянина улыбка высветилась прямо из мерцающего панорамного зеркала и пропала.

— Что мы хотим? — задумчиво спросил человек с темным профилем, не поворачивая головы к пленнику. — Самый пустяк, справедливости хотим. И знаешь, во сколько мы оцениваем справедливость?

— Не знаю, — глухо сказал Дмитрий Дмитриевич. — Вы уж сами цифру назовите.

— И ты нам сразу заплатишь, — утвердительно махнул тяжелым подбородком бывший зэк, как верно опознал его юбиляр.

— Сразу не пойдет, — возразил хоть и робко Дмитрий Дмитриевич, — мне надо деньги снять со счета…

— Со сберкнижки, что ли? — перебил сидящий впереди человек. — Так мы с тобой вместе поедем прямо завтра с утра.

— Умри! — резко приказал водителю главный. — Еще не добазарились о сумме, а ты уже о прихвате договариваешься. Ты парня убрал в тюрьму за свои грехи. Поэтому с тебя, дорогой, штраф — пятьдесят тысяч рублей!

— Кто же такие деньги держит на сберкнижке! Меня бы в тот же день замели, как я бросил бы их на сберкнижку. Я могу только снять со счета в банке и то не завтра, а максимум через день, потому что нужна подпись кассира…

— Так ты меня хочешь уверить, что свои кровные в банке держишь. Срока тебе падла, всего до завтрашнего вечера. Смотри! — грозно прервал главарь.

— А где, когда?

— Мы тебя сами найдем. — И тотчас вся компания выскользнула из машины и исчезла в подворотне.

Следующий день был похож на предыдущий, как два брата-близнеца. С опостылевшей ему самому аккуратностью Виктор строил свою бригаду на голой площадке перед бараком. Уже раздался пронзительный звонок — приглашение на работу, а он еще никак не мог правильно сосчитать своих «гавриков». Как всегда, последним явился Юрок. Бедняга полночи пробегал в поисках покладистого петуха и все безрезультатно. Теперь, злой и невыспавшийся, он искал, на ком бы сорвать злость. Обходя ряд, он наткнулся на парня по кличке Ласта с черной перчаткой на руке. Юрок, как говорится, стал искать солдатскую причину, чтобы к нему придраться, благо его поначалу никто не останавливал.

— Ты вчера в столовой дежурил? — спросил Юрок, бредя в строю между опостылевшими производственными корпусами. Ласта кивнул.

— Мне и Питеру пайки не досталось. Какая-то крыса увела. Или ты сам обсчитался. Короче, гони две пайки.

Виктор отстал от основной массы зэков, внимательно прислушиваясь к разговору, так как бессознательно он держал зуб на Юрка с того самого момента, когда тот стал выпендриваться перед новой нарядчицей.

— Я твой хлеб караулить не обязан, — огрызнулся Ласта, и тут же Юрок ударил его кулаком по зубам, потом по скуле. Ласта закрылся здоровой рукой.

— Ты чего же инвалида бьешь, животное! В натуре, ты даешь, Юрок!

Виктор грубо оттеснил Юрка от Ласты. В другое время Юрок подумал бы, стоит ли лезть на рожон, но сейчас еще в кураже от своих хорошо легших ударов он зарычал:

— Смотри, как бы и тебе голову не разбил.

Только это Виктору и нужно было. Теперь при любом разборе он смог бы сказать, что Юрок при свидетелях угрожал ему. А то, что разбор будет, он не сомневался. У Юрка все земляки в авторитете на зоне. Поэтому он так себя и ведет. Виктор без слов нанес Юрку хорошо рассчитанный удар кулаком в лоб, одновременно оглянулся и увидел большой деревянный ящик. Юрок отпрыгнул, выхватил остро заточенный напильник. Виктор с размаху ударил его ящиком по голове. Юрок осел. Виктор вырвал у него из рук напильник и вышвырнул за забор. Юрок поднялся, отер кровь с лица. Виктор, сжав кулаки, подошел к нему, но Юрок, присев на корточки, затряс головой:

— Хорош, пойду лицо умою.

Только отойдя к самой двери, он повернулся к Виктору:

— Еще не вечер, Витя, погоди, сочтемся, — пригрозил он и ушел.

Виктор, задав бригаде урок, спустился вниз. Хоть и оторопь брала его при виде лишенного всяких человеческих черт лица старшего мастера, но переговорить с ним было необходимо. Проходя мимо штабелей шкафов и кроватей, мимо кучи набросанных кое-как друг на друга бракованных диванных матрасов. Виктор вдруг услышал где-то сбоку, за плотной стеной трехстворчатых шкафов женские голоса. Он обогнул цех слева и увидел двух женщин, присевших на мягкий полосатый матрас. Одну из них он, конечно, сразу узнал. Да, это была Ольга, которую, не признаваясь себе в этом, он стремился увидеть сегодня. Видимо, ее собеседница работала в санчасти. — на нем был надет белый халатик, плотно обтягивающий ее зрелые бедра и грудь.

… — А если человек попал случайно? — видимо продолжая разговор, в запальчивости воскликнула Ольга и растянулась поудобнее на матрасе. — По судебной ошибке. Разве мало у нас еще беззаконий. И этот человек…

— Раз сюда попал, уже не человек, — безапелляционно поправила ее подруга. — Зэк! В зоопарке у обезьян тоже между ног висит, однако ты же не захочешь с ними спать.

— Я не о постели говорю, — возмутилась Ольга. — Мне кажется, ты не права. И среди них есть люди, только несчастные.

— И все-таки я, как мужчин, зэков вообще не воспринимаю. Неужели ты бы смогла?

— Знатные дамы раздевались при рабах догола, — улыбнулась Ольга.

— При этих раздеваться нельзя, — женщина в белом халатике поднялась покачивая бедрами. — Разорвут на части. Прощевай, подружка. Я пошла на прием. А ты поаккуратнее среди этого зверья.

Когда Ольга поднималась, Виктор поспешил уйти. Он подошел к кабинету Хацкова, но в нем никого не оказалось. Виктор сел поудобнее, приготовившись ждать, и тут дверь отворилась и вошла Ольга.

Не ожидая встретить здесь Виктора, она застыла у дверей, но когда он поднялся и жестом пригласил ее занять место, улыбнулась.

— Императрица, обреченные на смерть приветствуют тебя! — неожиданно для себя произнес Виктор и запнулся. Более всего он не хотел, чтобы она решила, будто он специально подслушивал.

Но Ольга, видимо, никак не связала его слова с предыдущим разговором.

— Разве вы обречены? — спросила она серьезно, и улыбка слетела с се губ.

— Здесь жизнь хуже смерти, — вырвалось у Виктора, хотя он вовсе не собирался жаловаться ей.

Ольга посмотрела на него с недоверием:

— Вот вы жалуетесь на судьбу, а выйдете и снова начнете воровать и грабить.

— Вы слыхали о такой статье как госхищение? — вспыхнул Виктор. — Я себе лично ни копейки не взял. А государство наше само кого хочешь ограбит.

— Однако все заключенные твердят: я не виновен, — грустно сказала Ольга.

Виктор сам не мог понять, почему ее мнение так важно для него. Хотя что могло быть удивительного в том, что ему не хотелось, чтобы сидящая напротив, милая до безумия молодая женщина видела в нем обыкновенного преступника, каковым он никогда не был.

— Представьте себе, молодой специалист попадает по распределению в шарашкину контору. По виду фабрика как фабрика. Делает плохонькую мебель, а по сути мафиозная организация. Левое сырье, левая продукция, левые цеха. Но я то этого не знаю. Я начальник основного производства. Такой весь из себя гордый. Уходит директор в отпуск. И кого назначает вместо себя? Меня. Дело в том. что у директора крупная недостача. А покрывать не хочется, денег жалко. Дешевле меня подставить. Дело крутится. Я подписываю все бумаги, которые мне приносят уважаемые люди. И влетаю на сотни тысяч. Честный главный бухгалтер вызывает ревизию. Честный следователь пишет обвинительное заключение. Честный судья вешает иск и срок на уши.

— А почему «на уши», — спросила Ольга удивленно.

— Да это так в зоне говорят. Я не прошу вас мне верить. Но вы спросили, я ответил.

Ольга вздохнула, не зная, что сказать.

— И что вы собираетесь делать? — спросила она.

— Не знаю. Борюсь, пишу во все инстанции, а толку… Давайте лучше перейдем к делу. — Виктор порылся в карманах своих брюк и достал бумажку с записями. — Вот итог по моей бригаде. Месячные данные.

Ольга взяла листок, внимательно его изучила, потом бросила на Виктора гневный взгляд.

— Вы мне сказки рассказываете, а потом подсовываете липу. Столько браслетов ваша бригада и за два месяца не делает.

Виктор, попытавшись скрыть охватившее его раздражение, медленно забрал у нее из пальцев листок, смял его и снова спрятал в карман. Потом, совершая проступок, за который его ждало неминуемое наказание — карцер, он открыл письменный стол старшего мастера и достал журнал учета продукции. Виктор не раз видел этот журнал в руках Хацкова, и сам ежедневно диктовал ему цифры, которые старший мастер переписывал в журнал. Он медленно пролистал толстую амбарную книгу, потом передал ее Ольге.

— Писать и считать умеете, — проговорил он. — Сложите тридцать цифр и получите результат. А вообще, милая девушка, учтите на будущее, на зоне можно все: драки, водка, — даже убийство. Но план — это святая святых. Даже новички быстро вразумляются, что норму нужно дать — кровь из носа. И дают. Так что проверьте лучше свою бухгалтерию.

Дмитрий Дмитриевич запоздало вспомнил, как просил его Валерий Иванович назначить точное время, да попозже, и аж застонал от собственной неповоротливости. Юбиляр быстро вырулил к кафе, а когда посмотрел на часы, у видел, что времени прошло всего ничего, минут двадцать. Никто еще его не хватился. Только Татьяна досмотрела на него удивленно, молча вынула тончайший шелковый платочек из сумочки и отерла Дмитрию Дмитриевичу влажный лоб.

— Что с тобой, Дима? — спросила она. — На тебе лица же нет. Перебрал, что ли?

— Наоборот! — Юбиляр распечатал нетронутую бутылку польской ужасной водки и маханул полный бокал не закусывая. Чуть полегчало. Тогда он для скорости хватанул второй бокал и пошел добирать в бар.

Вернулся он совсем веселый и бесстрашный и принялся обихаживать оставшихся без его твердого руководства гостей.

Все случившееся будило в нем теперь только веселость и жажду мести. Сейчас бы ему было что сказать Валерию Ивановичу, люди которого даже не смогли обеспечить его безопасность. Он, правда, с некоторым трудом, спустился вновь вниз на первый этаж и позвонил Вадику. Тот с запозданием поднял трубку, видно, только что вошел домой.

— Ты уж извини за беспокойство, — сказал Дмитрий Дмитриевич чуть заплетающимся языком. — Только после твоего отъезда у меня прихват был. Чуть не кокнули.

— Кто?

— Из тех, звонящих. Как-то меня выследили.

— Ну, погоди, — сказал Вадик. — И не вздумай никуда уйти. Ты там развлекаешься, вот и хорошо. Держись поближе к народу. Мы подъедем.

Дмитрий Дмитриевич вернулся к цветнику, обрамлявшему стол. Вадик, видимо, держал машину возле дома в разогретом состоянии, потому что только юбиляр пустился в светские разговоры с разгоряченными девочками, как отворилась дверь и плотная гигантская фигура заслонила дверь.

— Вы с нами посидите? — раздался восхищенный голос Татьяны, но Вадик покачал головой.

— Некогда, милая, — мягко протянул он, — в другой раз познакомимся, ты кушай, детка, больше, силы копи.

В коридоре, там, где еще недавно промелькивала гнусная морда одного из вымогателей, было не продохнуть от ядреного Вадикиного народа. Явно бывшие спортсмены, культуристы.

Дмитрий Дмитриевич при полном молчании Вадика рассказал о случившемся и о том, как дальше должны протекать его контакты.

— Плохо, — нахмурился Вадик, внимательно его выслушав. — Чей почерк? — спросил он пожилого мужчину кавказского типа, который тщательно следил за каждым словом Дмитрия Дмитриевича.

— Они не в побеге, — отозвался кавказец, поводя широченными плечами.

«Тоже, видно, бывший борец», — решил юбиляр, глядя, как ходят громадные желваки мышц под тонким свитером.

— Я тебе скажу, люди в авторитете, — тем временем продолжал кавказец. — Иначе как могли за ним пригляд пустить по всему городу. Но не центровые. Сдастся мне, как он рисует их, не так давно откинулась братва. Такие волки самые опасные. Изголодались в зоне, вышли — ничего нет, а все близко. За деньги любого загрызут. Ничего не боятся. Теперь от него не отстанут.

— Вычислить их никак нельзя? — поинтересовался Вадик. — Может добазарились бы, дали бы ребятам пару кусков.

— Если бы я их увидел, может, и договорились бы, а с ним они базарить ни о чем не будут. Они думают, что крепко его за горло держат, значит, с ним разговор один — или деньги, или убивать.

— Так уж и убивать, — встрял в разговор Дмитрий Дмитриевич — и напрасно.

Никто не обращал на юбиляра внимания, будто не его жизнь и средства были в опасности.

— Слушай, — сказал высокий сухой пацан, которого все называли почему-то Манделой, — они ведь не должны его ни на шаг отпускать. Должны пасти до последнего. Стало быть, там команда не самая маленькая. А что, если пустить ребят по микрорайону, может, кого вытащат?

— Надо сделать так, — рассудил Вадик. — Димыч у нас за подсадную. Пусть, не торопясь, поездит по городу, а мы за ним. Глядишь, и выкупим хвоста.

— Может быть, и не одного, — со смешком сказал Мандела. — Кто знает, кто его еще пасет кроме этих.

— Никто, — вякнул Дмитрий Дмитриевич.

— Этого ты наверняка знать не можешь. — рассудил Вадик. — Ты пока танцуй, — предложил он юбиляру, — развлекайся вовсю, а мы еще ребят подтянем. Может быть, игра будет на всю ночь.

Дмитрий Дмитриевич и сам хотел забыть эти мерзкие, траченные жизнью лица, унижение и страх, которые он испытал в машине. Он вернулся в банкетный зал и до двух часов ночи, отстав от обычной умеренности, вливал в себя отменный грузинским коньяк, заставляя пить быстро захмелевшую Татьяну и ее веселых подруг. Когда он выходил после долгого застолья, поддерживаемый с обеих сторон дамами, его на мгновение перехватил Мандела.

— Мы сечем поляну, — сказал он, деликатно придерживая Дмитрия Дмитриевича за локоть. — Ты езжай, как ни в чем не бывало, к дому, а мы их выкупим. Только не гони, дай им прицепиться.

— А где все ребята? — с некоторым трудом спросил Дмитрий Дмитриевич. Перед глазами у него все сияло и плыло.

— Ребята на месте, — отмахнулся Мандела. — Ты машину-то сможешь вести?

— В любом состоянии. — отрекомендовался Дмитрий Дмитриевич. — Без проблем. Так ребята помогут?..

— Езжай тихо, — еще раз подчеркнул Мандела и исчез.

Не задерживаясь, Виктор вышел из кабинета. Теперь он не был уверен, что правильно поступил, сгоряча открыв стол Хацкова. Если старый пень застал бы учетчицу, роющуюся в его бумагах, вряд ли он удовлетворился бы ее объяснениями и нашел способ выйти на Виктора. Но вообще в разнице между его данными и данными бухгалтерии было что-то удивительно странное. Уж что-что, а учет у Хацкова был поставлен строго. Виктор поднялся к себе, но, не доходя до дверей увидел Питера, который сигналил ему, что в цехе неблагополучно, Виктор влетел в цех и увидел… легкого на помине Хацкова, который подозрительно оглядывался, стоя на негнущихся ногах посреди цеха.

Его дряхлость только подчеркивала ту силу власти казнить и миловать заключенных, которой обладал этот наполовину выживший из ума заслуженный чекист. Внезапно Хацков сложился чуть ли не вдвое и нырнул под стол петухов. Те испуганно встали, не зная, что делать. Однако Хацков появился с другой стороны стола весьма довольный, даже улыбающийся. Ощущение от его улыбки было такое, будто на коре дерева появилась трещина. Он с трудом встал на ноги, вездесущий Вова поддержал его под ручку, чем Хацков, кажется, остался доволен.

— Все… чисто, — каркнул Хацков, откашливаясь. — Твое рабочее место? — обратился он к Курицыну, который от страха потерял дар речи и смог только кивнуть.

— Петух?

— Петух!

— Молодец… — слова вылетали из Хацкова, словно горячие картофелины, рывками. — Детали… на землю… не роняешь. Бригадир, выпиши ему дополнительные два рубля на ларек.

Довольный Хацков все же не успокаивался. Не так легко ему было подняться на два пролета вверх, поэтому если все же он попадал к Виктору, то стремился обозреть все наилучшим образом. Правда, приемы у него были весьма оригинальные. До последнего дня своего пребывания в зоне Виктор так и не смог понять, то ли Хацков в самом деле спятил на почве бережливости, то ли играл одному ему ведомую роль. Вот и сейчас Хацков обошел каждый стол, потом сделал круг вокруг мусорного ящика и буквально нырнул в него с головой, разгребая мусор руками. Он появился весь грязный и разочарованный и, не стряхивая грязь с потертого пальто, которое неизменно носил зимой и летом, спросил у Виктора:

— А на дне деталей нету?

«Совсем ошизел старый пес», — подумал Виктор, но вслух предупредительно ответил: