Белорусские земли в советско-польских отношениях

22 сентября Иоффе познакомил Москву с тактическими приемами, с помощью которых он намеревался выполнить на конференции в Риге поставленную перед ним задачу-минимум – в максимально короткие сроки договориться о прекращении огня и прелиминарных условиях мира. Важнейшими условиями успеха Иоффе считал: использование наступательной тактики ведения переговоров на фоне стремления поляков к миру, углубление раскола в рядах польской мирной делегации, жесткий торг по важнейшим для Польши требованиям, особенно территориального характера.

Этот свой замысел он воплотил в оглашенном на первом заседании главной комиссии мирной конференции 28 сентября 1920 г. советском проекте прелиминарного мира459. В нем содержались требования признания Польшей независимости Литвы, Украины и Белоруссии и установленного там общественного строя. В статье 5 была представлена линия будущей государственной границы между БССР и УССР с одной стороны, и Польшей – с другой, мало чем отличавшаяся от предлагавшейся Данишевским в августе. Тем самым проект советской мирной делегации создавал определенный резерв уступок в территориальном вопросе, поскольку продиктованная Лениным Иоффе линия разграничения проходила существенно восточнее.

Проект Иоффе вызвал недовольство Чичерина, настроенного на безусловное выполнение указаний Ленина и ВЦИК. В частности, 30 сентября он раскритиковал проект Иоффе за «изобилие» содержавшихся в нем предложений, которое «затрудняет быстрое принятие». Важным было указание наркома относительно решения пограничного вопроса: «Относительно границы не торгуйтесь много, в случае противодействия поляков не бойтесь дойти до максимального предела, указанного в шифровке пленума ЦК. Это не должно задерживать переговоров. Важнее быстрота, надо поменьше торговли, можно хотя бы сразу дойти до указанного ЦК-ом предела. Нужны приемы ясные и простые, действующие на массы. Если поляки будут сопротивляться относительно границы, перейдите без долгих проволочек к нашему последнему слову и публикуем его как наше последнее слово…»460 Далее последовало еще несколько выдержанных в подобном же тоне депеш Чичерина; он усиленно склонял Иоффе к уступкам в территориальном вопросе, чтобы уложиться в определенный в заявлении ВЦИК срок достижения принципиальной договоренности до 5 октября461.

Но Иоффе считал свою тактику удачной. В докладе от 29 сентября он писал, что свое предложение о линии границы он сделал умышленно, не исключая при этом, что окончательно придется сойтись на предложенной пленумом ЦК. Главное, успокаивал он Москву, что «по-видимому, центром дебатов сейчас будет все же граница, несмотря на то что они старались вначале перевести спор в область теоретических дебатов о самоопределении, а затем о взаимных расчетах. Несомненно, что инициатива выбита из их рук, и то, что они растерялись, наглядное тому доказательство»462. Тон доклада свидетельствовал, что Иоффе абсолютно уверен в правильности избранной им тактики переговоров и не откажется от нее под нажимом Чичерина.

В своем докладе Иоффе отметил еще два важных обстоятельства: 1) в польской делегации нет единства; 2) Домбский не хочет гласности. И действительно, польские переговорщики серьезно расходились между собой в вопросе о том, как должна проходить польская восточная граница.

В составе делегации отчетливо просматривались две основные группы: 1) депутаты сейма – Ст. Грабский, Н. Балицкий, В. Керник, А. Мечковский, Л. Вашкевич, М. Вихлиньский; 2) делегаты МИД – Я. Домбский, А. Ладось, Л. Василевский, В. Каменецкий и представитель военного министерства генерал В. Кулиньский.

Делегаты МИД во главе с Домбским и Василевским были сторонниками федеративной концепции, то есть высказывались за создание связанной с Польшей тесными узами Белорусской республики, но без Гродненщины и Виленщины, которые должны были войти в границы Польской республики как этнически польские территории. Однако большинство членов делегации, представлявшие крупнейшие партии сейма, склонялись к точке зрения национального демократа Ст. Грабского, что интересам Польши не отвечает создание какого-либо самостоятельного белорусского государства, в связи с чем на востоке следует добиваться границ более широких, чем этнические, но не настолько, чтобы была затруднена достаточно быстрая ассимиляция славянского населения присоединяемых к Польше территорий463.

Как позднее заметил Ст. Грабский, важным для делегации вопросом стало определение направления расширения границ страны – на юг и восток, с включением Каменец-Подольского и Минска, или на север, с включением Дисны и Вилейки. Еще до начала переговоров все ее члены сошлись во мнении, что на украинском участке не удастся добиться от большевиков никаких уступок, так как вопрос обладания Украиной для них «был вопросом жизни и смерти»464. Более того, именно киевский поход Пилсудского и развязал эту войну. Что же касается северного участка границы, то там большевики, по его мнению, были готовы на большие уступки. В конечном счете, польская сторона накануне первой доверительной встречи руководителей и секретарей двух делегаций, назначенной на 1 октября 1920 г., постановила отказаться от Украины и Минска и остановилась на варианте расширения пределов Польши на севере, поскольку дисненско-вилейский коридор соединял Польшу с Латвией и разделял Литву и Россию465.

Глава польской делегации Я. Домбский и ее секретарь А. Ладось оказались перед непростой для них дилеммой: будучи противниками принятого делегацией коллективного решения, они должны были требовать границ, с которыми были сами не согласны. Единственным способом, которым можно было проверить намерения советской делегации, Домбский счел выдвижение федеративной концепции как требования польской делегации. Однако пойти он на это не мог, даже в приватной беседе с Иоффе, потому что в случае согласия советской стороны на это требование Домбскому, да и всей делегации, грозили серьезные неприятности, вплоть до отставки.

Выход из этой, казалось бы, патовой ситуации удалось найти благодаря достигнутой примерно 28 сентября по инициативе Иоффе договоренности о решении наиболее важных и сложных проблем на закрытых совещаниях руководителей, после чего они передавались для доработки в соответствующие комиссии. Первое из пяти такого рода совещаний состоялось 1 октября с участием секретарей делегаций А. Ладося и И.Л. Лоренца. Знакомство с содержанием всех пяти закрытых заседаний председателей и секретарей мирных делегаций показывает, насколько прав был Иоффе, не назвав в проекте прелиминарного договора линию границы, определенную ЦК 22 сентября466. Он точно определил, что именно этот вопрос, а не самоопределение наций будет главным для польской стороны.

В преддверии первого закрытого заседания 1 октября было решено, что Ладось, как лицо куда менее ответственное, выскажет эту позицию как бы от себя467. Ладось действительно совершил эту «разведку боем», сообщив, что у польской делегации есть два варианта границы на севере – непосредственная граница между Россией и Польшей и федеративная, то есть образование Белорусского государства «как бы под протекторатом Польши». Иоффе многозначительно усмехнулся и ответил, что «рассмотреть можно оба варианта». Однако самостоятельно он такого решения принять не может и должен запросить инструкции своего правительства468. Однако совсем исключить из трактата упоминание о Белоруссии он не считал возможным, поскольку это означало бы отказ советского правительства от своих обязательств по отношению к белорусскому народу, что, в свою очередь, серьезно подорвало бы престиж Советской России на международной арене469.

Пережив «весьма неприятные 24 часа», Домбский и Ладось на втором закрытом заседании в узком составе 2 октября с облегчением услышали от Иоффе, что советское правительство склоняется скорее к первому предложению470. Домбский, ободренный таким исходом дела, в ультимативной форме потребовал провести границу по линии, установленной Советом обороны государства 11 сентября. Иоффе согласился заменить свое предложение от 28 сентября на линию ЦК РКП(б) от 22 сентября, что, конечно же, не могло устроить польскую делегацию, связанную жесткими инструкциями Варшавы.

В ходе обсуждения польских территориальных претензий на первых двух закрытых заседаниях руководителей делегаций были четко сформулированы позиции сторон по приоритетным для них вопросам (территориальным, признания Польшей УССР и БССР как граничащих с ней советских республик, невмешательства во внутренние дела друг друга). С этими позициями председатели ознакомили других полномочных членов делегаций и экспертов. Важным для судеб прелиминарного мира стал день 4 октября, когда состоялась третья закрытая встреча председателей мирных делегаций. Именно тогда Иоффе наконец-то согласился на линию границы, которой добивался Домбский, но без Брацлавского коридора, отделявшего РСФСР от Литвы. И это притом, что Ленин уже 2 октября согласился на польские территориальные требования, о чем сообщил членам политбюро ЦК РКП(б)471.

Добравшийся до Риги 2 октября М. Обезерский попытался помешать неблагоприятному, с точки зрения интересов белорусских поляков, решению белорусского вопроса. 4 октября он подал Домбскому письменное прошение об участии в заседаниях с правом совещательного голоса в вопросах, касающихся кресов. За несколько дней до этого подобные прошения подали Баньковский и Кшижановский, но безуспешно. Домбский сообщил Обезерскому, что их, несомненно, вызовут, когда будут осуждаться непосредственно касающиеся их вопросы, пока же дискуссия велась в основном по вопросам тактическим, и их присутствие в данный момент нецелесообразно.

Во вторник 5 октября, на общем завтраке польской делегации, Обезерскому и Кдшижановскому удалось пообщаться с Грабским. Он заявил им, что, в общем, действительно белорусский вопрос решен не в их пользу: польская делегация не будет настаивать на присоединении Белоруссии в границах 1772 г., хотя бы потому, что не хочет вызвать обвинений в империализме. Но она также не поставит вопрос о действительном, не формальном самоопределении Белоруссии, поскольку, по мнению Ст. Грабского, поляки не смогли бы провести плебисцит только под своим контролем. Понадобился бы «суперарбитр», которым, несомненно, стала бы Антанта, недоброжелательно настроенная к польским амбициям на востоке. Поэтому для Польши такой плебисцит бесполезен472.

Обезерский и Кшижановский попытались убедить Грабского, что все выглядело бы иначе, если бы вместо плебисцита Россия и Польша совместной декларацией провозгласили независимость Белоруссии. Грабскому эта идея не понравилась, он считал программу раздела белорусских земель единственным реальным решением проблемы. Его главным аргументом было: «Мы же не можем ради этого сорвать переговоры». Вообще, по мнению Обезерского, этот аргумент повторялся делегатами слишком часто, когда речь заходила о защите имущества, а то и жизни поляков на территориях, которые должны были отойти Советской России. То же самое повторилось и тогда, когда он, в тот же день, попытался на заседании экономической комиссии внести поправку, предусматривающую не только возврат кресовым полякам движимого имущества, но и компенсацию за недвижимость в пределах границ 1772 г., причем не на равных с прочими иностранцами правах, а в привилегированном порядке. Он обосновывал это культурным и цивилизационным вкладом польского населения в развитие края, который нельзя сравнить с вкладом какого-нибудь немецкого фабриканта, который разместил там производство лет пятнадцать назад в спекулятивных целях. Польская делегация отвергла этот аргумент, поскольку не желала ценой продолжения войны защищать интересы «помещиков», которыми, по словам Обезерского, вовсе не исчерпывалось полумиллионное польское население кресов. Кроме того, делегаты заявили, что не могут выдвигать требования, противоречащие большевистскому общественному устройству, ибо это нарушало бы суверенитет Советской России473.

Согласие поляков на раздел Белоруссии компрометировало связанную с польскими властями договором о сотрудничестве Наивысшую раду, делало А. Луцкевича, И. Середу, И. Лесика и др. предателями национальных интересов. Этим решили воспользоваться их политические противники, группировавшиеся вокруг правительства В. Ластовского, которые попытались наладить взаимодействие с кресовыми поляками, также недовольными действиями официальной Варшавы и отказывавшимися признать раздел белорусской территории474.

4 октября состоялась встреча Обезерского и Кшижановского, как представителей польской общины в Белоруссии, членов польской мирной делегации В. Каменецкого, посланника в Риге, и Л. Василевского, посланника в Эстонии, как представителей польского правительства, с членами группы Ластовского, прибывшими в Ригу на мирную конференцию475.

Перед этой встречей поляки обсудили ситуацию в своем кругу. Василевский и Каменецкий сообщили, что делегация уже в общих чертах согласовала позицию по восточной границе и судьбе белорусских земель и хочет уговорить белорусов не протестовать против отделения части края в пользу Польши, удовольствовавшись пока теоретическим признанием независимости Белоруссии. Обезерского такое решение не устраивало: он полагал, что Белоруссия не доросла еще до независимости, но ее раздел считал несправедливым решением, которое было недостойно Польши, как освободительницы народов, тем более что Восточная Белоруссия, под именем независимой Белорусской республики, была бы оставлена как добыча большевикам. Будущее белорусского народа он видел только в политическом единстве с Польшей.

По предложению Обезерского решено было на этом совещании не принимать никаких обязывающих решений, поскольку Ластовский и Цвикевич были представителями только одного из течений белорусского движения, причем неприязненно относящегося к Польше. Поляки постановили предложить Ластовскому пригласить в Ригу и представителя Наивысшей рады, чтобы выслушать мнение обеих частей белорусского движения, а пока ограничиться выслушиванием требований Ластовского.

Белорусы, однако, сообщили, что Наивысшая рада полностью им доверяет и в данный момент разделяет их программу, тем не менее они могут вызвать из Варшавы сторонников Рады Ивановского, Дубейковского и Тарашкевича. Основным постулатом Ластовского была независимость Белоруссии, и в тот момент он и его сторонники не видели иного выхода, как настаивать на этой идее.

Эта принципиальность, по мнению поляков, свидетельствовала все о той же слабости белорусского движения, отсутствии у него сил для осуществления какой-либо реальной программы действий. Чтобы популяризовать идею БНР и привлечь к ней симпатии белорусских народных масс, они вместо проведения какой-то реалистичной политики предпочли безнадежно упорствовать в «платонической», по выражению Обезерского, в тот момент идее белорусской независимости476. В итоге никаких решений на этом совещании не было принято. Так же безрезультатно окончилось и второе совещание, 6 октября 1920 г.477

Таким образом, предпринятые в начале октября польскими и белорусскими противниками советско-польского соглашения о разделе Белоруссии попытки помешать его достижению результата не дали. И советское руководство, и польский политический истеблишмент стремились закончить как можно скорее военные действия в Белоруссии и на Украине. Поэтому они предпочли «мир соглашения» проблематичному для сторон окончательному выяснению подлинного победителя в борьбе за доминирование в регионе Восточной Европы.

12 октября 1920 г. в Риге руководители польской и советской мирных делегаций подписали договор о перемирии и прелиминарных условиях мира. По условиям договора Польша обязалась признать независимость Белоруссии и Украины и подтвердила, что уважает их государственный суверенитет. Стороны, подписавшие договор, обязались не вмешиваться во внутренние дела друг друга, не создавать и не поддерживать организаций, «ставящих своей целью вооруженную борьбу с другой договаривающейся стороной», а также не поддерживать «чужих военных действий против другой стороны». Статья 1 договора содержала описание линии восточной границы Польши478.

Главным итогом прелиминариев для Москвы явилось, прежде всего, прекращение боевых действий на западной границе и, таким образом, получение возможности в кратчайшее время закончить гражданскую войну в европейской части России (то есть разгромить Врангеля), а также признание Польшей советских республик Белоруссии и Украины. Ценой этих достижений для советской стороны стали территориальные уступки в Белоруссии и на Украине, а для Польши – включение в ее границы многочисленных, компактно проживавших украинского и белорусского национальных меньшинств, которые так и не стали ее лояльными гражданами. Тем более что оставшиеся на советской стороне их соплеменники получили более благоприятные условия для своего государственного и культурного развития.

В связи с этим трудно признать обоснованными обвинения белорусскими историками националистического толка советского руководства в «эгоистичной, предательской» политике по отношению к белорусам связи с результатами Рижской конференции 1920–1921 гг.479 Выбора, отдавать или не отдавать требуемые поляками территории, у советской дипломатии в тот момент не было, поскольку альтернативой соглашения было продолжение польского наступления в Белоруссии, на отражение которого не было достаточных сил. Присоединения литовских и белорусских территорий так или иначе требовали все политические силы Польши, кроме коммунистов, речь, таким образом, могла идти лишь о масштабе территориальных уступок, но никак об их отсутствии вообще.

Хотя прекращение огня на советско-польском фронте произошло 18 октября, мир в Белоруссии наступил не сразу. Пилсудский, пользуясь тем, что другие постановления прелиминарного мира вступали в силу лишь после их ратификации, продолжал неофициально поддерживать союзнические украинские и белорусские воинские формирования, боровшиеся в кампании 1920 г. вместе с Войском Польским против Красной армии. 21 октября польское Верховное командование объявило о прекращении отношений с войсками С. Петлюры, Б.С. Перемыкина (Пермикина),

B. Яковлева и С. Булак-Балаховича, предложив им в двухнедельный срок покинуть территорию Польши. Но разоружать эти войска поляки не стали, что крайне встревожило советское руководство, опасавшееся, что в Польше вновь возьмет верх «партия войны». 2 ноября Чичерин писал в Ригу: «Положение относительно Польши тяжелое. Они (поляки. – Д.К.) признали за Петлюрой всю Волынь, создавая для него плацдарм. Нечто подобное будет с Балаховичем, ибо польская печать кричит о Белоруссии еще больше, чем об Украине. Отказ Польши отступить на государственную границу, явно нарушающий договор, приобретает для нас особенно враждебный характер ввиду вновь наметившегося в польской политике буферизма»480.

Опасения Чичерина в отношении С. Булак-Балаховича оказались обоснованными. Булак-Балахович был хорошо известен и в Белоруссии, и в Польше. Осенью 1919 г., после разгрома армии Юденича, он со своим отрядом численностью примерно в тысячу человек был принят на службу БНР. Однако в 1920 г. он порывает с правительством БНР и переходит на польскую службу, участвует в боевых действиях на польско-советском фронте481. Балахович не признал решение о перемирии и продолжил военные действия против Красной армии (по мнению исследователя, по соглашению с Пил суде ким482). Официально не поддерживая C. Булак-Балаховича, польское правительство и не препятствовало ему, «умыв руки» и отказавшись от всякой ответственности.

Отряды Балаховича, переименованные в Белорусскую повстанческую армию, насчитывали 8 тысяч бойцов. 18 октября 1920 г. они начали наступление на Полесье в направлении Гомеля. Первоначально действия балаховцев были успешными, поскольку значительные силы Красной армии были переброшены на врангелевский фронт. К середине ноября они овладели Петриковым, Мозырем, Калинковичами, 17 ноября заняли Речицу. На этом их успехи окончились, инициатива перешла к Красной армии. 27 ноября М.Н. Тухачевский сообщил Верховному командованию Красной армии, что боевые действия против войск Булак-Балаховича в основном завершены. Таким образом, планы польских военных относительно создания на восточных рубежах «буферного» белорусского государства провалились.

Раздел белорусской территории вызвал возмущение как правительства Ластовского, так и полонофилов483. Как и прежде, их протесты были проигнорированы заинтересованными сторонами. Новым моментом, пожалуй, было то, что находившееся в Литве правительство Ластовского приступило к организации антипольских вооруженных формирований. Такую возможность ему предоставил польско-литовский конфликт из-за Вильно. Белорусские политики увидели в нем возможность заручиться поддержкой Ковно своих претензий на политическую власть в отходивших полякам белорусских землях. Литовские власти допускали формирование белорусских частей на своей территории, обещали помощь в агитации и вербовке партизан на польской стороне границы, открыли дипломатическое представительство БНР. Ценой этой поддержки должны были стать голоса белорусов Виленской губернии на плебисците, который Антанта планировала провести для разрешения польско-литовского спора484.

Непримиримая антипольская позиция группы В. Ластовского была с удовлетворением отмечена советским руководством, однако никаких далекоидущих антипольских расчетов оно с этим не связывало: «Надо держаться выжидательно. Они борются против поляков, поэтому не следует им противодействовать в данный момент, но опасно было бы активно им содействовать, ибо это могло бы быть использовано позже», – телеграфировал Чичерин советскому представителю в Ковно Аксельроду 6 ноября485.

Определенному успокоению ситуации в белорусском пограничье способствовало подписание 14 ноября 1920 г. дополнительного протокола к прелиминариям о прекращении поддержки вооруженных формирований, направленных против другой стороны. А. Иоффе оценивал этот протокол так: «Если можно провести аналогию, то я позволю себе сказать, что подобно тому, как прелиминарный договор выдавал нам Врангеля, подобно этому подписанный здесь (в Риге. – Д. К.) 14-го ноября протокол выдает нам Балаховича, Савинкова, Петлюру, Перемыкина и др.»486.

Заключение 12 октября 1920 г. прелиминарного мира, отдававшего Польше значительную часть белорусских территорий, привело к появлению тревоживших советское руководство протестных настроений среди населения Белорусской советской республики. Это выразилось, в частности, в принятии уездными съездами Советов резолюций с требованиями возвращения оккупированных Польшей и Литвой территорий. Раздавались требования допустить на Рижскую мирную конференцию представителя Советской Белоруссии.

В связи с открытием 13 декабря 1920 г. II Белорусского Съезда Советов Г.В. Чичерин писал Л.Б. Каменеву следующее: «Только что узнал… что там будет, может быть, поставлен вопрос о посылке особого делегата в Ригу. Жаль, что не предупредили заранее, чтобы можно было серьезно обсудить связанные с этим международные вопросы. Пока я могу телеграфировать только одно, что определение международных отношений Белорусского Советского правительства возможно будет только тогда, когда оно окончательно сконструируется и оформится. Надо специально обсудить, удобно ли для Советской Белоруссии выступить в Риге, как четвертому государству рядом с Польшей, Советской Россией и Украиной. В настоящий момент российское правительство имеет от Белорусского ревкома полномочия на ведение переговоров…Нужно ли Белоруссии выступить как четвертому государству, это нужно решить. Мы обязались признать ее самостоятельность, но пока, в данный момент, она в государственном отношении еще не оформилась. Есть поэтому возможность оттянуть ее отдельное дипломатическое выступление. Этот вопрос нашим правительством принципиально не обсуждался»487.

Установка на скорейшее подписание мирного договора получила одобрение делегатов съезда белорусских Советов. Выступивший с докладом по данному вопросу и. о. председателя ЦИК БССР (с 18 декабря 1920 г. председатель СНК БССР) А.Г. Червяков заметил, что отказ от ратификации договора приведет к затягиванию войны с Польшей, а также пообещал, что после скорой победы коммунистической революции в Польше условия мирного договора будут пересмотрены. Аргументы руководителя БССР были признаны присутствующими достаточно убедительными. Съезд единодушно ратифицировал Рижский прелиминарный договор, поручив российской делегации вести переговоры об установлении границ, заключении мира и связанных с этим договоров, политических и экономических, об обмене военнопленными и др.488

Такая позиция полностью соответствовала убеждению Чичерина, что «в случае появления непосредственно Белорусской делегации в Риге она там опрокинет все наши дипломатические комбинации», в связи с чем необходимо «ограничиться имеющейся комбинацией, то есть мандатом от Белоруссии правительству РСФСР, который был подтвержден Белорусским Съездом Советов, без непосредственного мандата от Белоруссии делегации в Риге»489.

После декабрьского съезда Советов СНК БССР стал настаивать на том, что самоопределение белорусского народа состоялось, и только он является его единственным легитимным правительством. В этом ему помогала Москва, требуя от литовского правительства, чтобы оно проводило дружественную БССР политику, а также убедило Ластовского отказаться от претензий на власть в Белоруссии и признать БССР. Платой за это должна была стать открытая поддержка литовской стороны в виленском конфликте. В шифровке советскому представителю в Ковно А.Е. Аксельроду от 18 января 1921 г. Г.В. Чичерин так охарактеризовал позицию РСФСР: «Относительно коридора поляки непоколебимы. Мы же не можем возобновлять войну ради этого второстепенного вопроса, но это не помешает нам оказывать дипломатическое содействие Литве. Удивляюсь, почему до сих пор не удалось [добиться] от Литвы формального заверения относительно линии Ластовского. Ведь если притязания Ластовского распространяются на Советскую Белоруссию, то Литва резко нарушает договор, давая ему убежище и помогая ему, и заверение о дезинтересации Ластовского в Советской Белоруссии необходимо для того, чтобы поведение Литвы не противоречило договору с нами. Кроме того, необходимо обещание Литвы не участвовать во враждебных коалициях и действиях против нас»490.

В конце февраля 1921 г. через литовское правительство были получены официальные заверения Ластовского о том, что его правительство не претендует на власть на территории БССР. Кроме того, Литва пообещала признать Советскую Белоруссию как единственное законное представительство белорусского народа. Таким образом, две соседних с советской Белоруссией страны, Польша и Литва, в разной степени причастные к белорусскому вопросу, признали факт возникновения самостоятельного Белорусского государства. Тем самым было положено начало длившемуся 70 лет процессу суверенизации белорусской нации, завершившемуся в декабре 1991 г. созданием независимой Республики Беларусь.

* * *

Белорусские партии и организации так и не получили возможности воплотить в жизнь свои проекты. Основным все так же оставался внешний фактор – отношения Советской России и Польши, фактически владевших этими территориями. В начале 1920 г. Советская Россия, не имея возможностей для наступательных действий в духе планов мировой революции, сделала ставку на нормализацию отношений с соседями, что выразилось в инициативах по заключению мирных договоров с Латвией, Литвой и Эстонией, а также с Польшей. Ценой этих соглашений, помимо выгодных финансовых условий, должны были стать и территориальные уступки этим странам. Мирные предложения Польше предполагали, что к ней отойдет вся западная часть Белоруссии с Минском включительно. Неудача этих инициатив была обусловлена нежеланием Ю. Пилсудского связывать себя договорами и его авантюрным планом обеспечения Польше границ 1772 г. военным путем. Эта позиция противоречила мнению лидеров держав Антанты, определивших в декабре 1919 г. восточную границу Польши как границу этнически польских земель. Провал его Киевского похода, а затем и контрнаступление Красной армии до предместий Варшавы вновь поставили на повестку дня проект мировой революции. Был создан Польревком для советизации Польши, на занимаемых Красной армией белорусских землях восстанавливалась советская власть. Она вновь конституировалась в форме БССР, причем поначалу ее руководящие органы были образованы в коалиции с белорусскими эсерами – той их частью, которая была готова признать советскую форму белорусской государственности. При этом территория БССР была ограничена лишь несколькими уездами Минской губернии, поскольку Виленская и Гродненская были переданы Московским договором от 12 июля 1920 г. Литве, а Могилевская, Витебская и Смоленская по-прежнему входили в состав РСФСР. Польские войска сумели отбить столицу, но у Польши не было возможностей продолжать войну. Советская Россия также была заинтересована в ее скорейшем прекращении. Это сделало актуальным «мир компромисса», в результате которого белорусские территории были принесены в жертву другим, более актуальным направлениям. Мнение кресовых поляков, требовавших продолжения войны за присоединение всей Белоруссии на основе федеративного проекта, не нашло отклика в этнической Польше, позиции же белорусских националистов тем более были настолько слабы, что польские политики не считали нужным учитывать их мнение. Советская сторона также считала вполне возможным пожертвовать западными губерниями Белоруссии ради скорейшего прекращения войны и стабилизации обстановки на Западном фронте, при этом вынудив Польшу признать Белорусскую ССР.

Заключение

Белорусский вопрос как территориальная и национальная проблема, актуальная для центральных властей России, оформился одним из последних среди других национальных вопросов в бывшей империи Романовых. По сути, его развитие, очень неторопливое и лежавшее долгое время почти исключительно в культурной сфере, вывела в политическую плоскость Великая война. В результате немецкой оккупации для части белорусских политиков сложилась ситуация, когда могли быть реализованы их антироссийские настроения. В это же время массы белорусских беженцев в Центральной России, вырванные из привычной замкнутой и устоявшейся жизненной среды, переживали стремительный процесс радикализации. В их лексиконе наряду с социальными и политическими требованиями стали звучать и лозунги национального обособления, правда не выходившие за рамки автономии. Дальнейший ход событий привел к тому, что два крыла белорусского движения, ненадолго объединенные идеей создания краевого политического центра (Всебелорусский съезд в декабре 1917 г.), снова разошлись и далее шли по пути разработки конкурирующих государственных проектов.

Вопреки сложившимся представлениям, условия немецкой оккупации были для развития белорусской идеи скорее нейтральными. Германия не считала нужным развивать белорусскую государственность, сосредоточившись на значительно более перспективном литовском проекте. Именно к Литве они рассчитывали присоединить оккупированные белорусские территории. Впрочем, национальные школы и прочая культурная деятельность белорусов германским властям ничем не мешали, поэтому они их поддерживали в той мере, в которой они могли служить некоторым противовесом традиционно сильным в регионе польскому и русскому влияниям. В связи с этим даже само провозглашение в 1918 г. независимости Белорусской народной республики было вызвано главным образом желанием белорусских политиков заставить оккупационные власти считаться с собой.

Советский федеративный проект основывался на постулате пролетарского интернационализма и единства трудящихся всех национальностей, который при этом сочетался с провозглашением права наций на самоопределение. На практике из этого следовало, что, формально признавая право окраинных народов отделиться от России, фактически советское правительство не собиралось этого позволить. Для Советской России жизненно необходимым было сохранить свою власть над Белоруссией: надежды на мировую революцию обусловили стремление закрепиться на кратчайшем пути в Германию. Поэтому созданный пояс буферных советских республик не мог не замкнуться на белорусском отрезке. Спорным остается вопрос о том, в какой степени на создание БССР, а затем Литовско-Белорусской ССР повлияло провозглашение в 1918 г. Белорусской народной республики. Но доподлинно известно, что в качестве одной из целей создания новых советских республик указывалось противодействие Белорусской раде и Литовской тарибе.

Возрожденная Польша позиционировала себя как форпост Запада в борьбе с большевизмом. Кроме того, поляки всех политических направлений (кроме коммунистов) претендовали на наследство первой Речи Посполитой и не рассматривали вариант разграничения по этническому принципу. Поэтому конфликт с Советской Россией был неизбежен. Советские Литва и Белоруссия, по мысли авторов буферного проекта, должны были охладить пыл польских лидеров, заставив их считаться с приобретшим усилиями американского президента В. Вильсона и большевиков популярность лозунгом самоопределения наций. Объединение же советских Литвы и Белоруссии, кроме стратегических соображений, было продиктовано и желанием взаимно нейтрализовать амбиции местных руководителей, чьи споры о властных полномочиях и территории республик грозили существенно осложнить ситуацию на советском Западном фронте.

Впрочем, Польша проигнорировала эти советские маневры, в течение весны – лета 1919 г. заняв спорные территории и выдвинув альтернативную идею федерации восточноевропейских народов под своим руководством. Федеративные планы польских политиков из лагеря Ю. Пилсудского относительно восточной границы Польши были обусловлены прежде всего желанием присоединить Литву, в первую очередь Вильно. Западные белорусские территории рассматривались как часть исторических литовских земель, которые безусловно должны были остаться в зоне польского экономического и культурного влияния. Национальные демократы во главе с Р. Дмовским оценивали главным образом экономические выгоды от присоединения Белоруссии и возможности ассимиляции белорусов-католиков. Оба эти проекта подразумевали фактический раздел белорусских земель и игнорировали возможность обретения белорусами статуса субъекта международных отношений, зато делали практически неизбежным столкновение с Советской Россией.

Декларация уважения к национальным чаяниям белорусов и литовцев в «Воззвании к жителям Великого княжества Литовского», пробудившая надежды белорусских политиков на помощь и признание со стороны Польши, оказалась фикцией. Пилсудский, практически единолично руководивший польской восточной политикой, не видел в белорусах реального союзника в борьбе с Советской Россией, но и не хотел отталкивать их от себя, чтобы не усиливать враждебный полякам лагерь. Результатом колеблющейся политики Варшавы стало углубление разногласий среди поборников идеи суверенной Белоруссии. Часть из них пыталась добиться признания Белорусской народной республики Антантой, лидеры другой надеялись на помощь

Польши. В рядах эсеров, одной из сильнейших белорусских партий, наметилась тенденция к соглашению с белорусскими коммунистами, а тем самым и к ориентации на РСФСР. Польское же руководство к концу 1919 г. окончательно сделало ставку на силовые методы установления восточной границы, в чем белорусские организации были скорее помехой.

В 1920 г. отношение советской дипломатии к белорусской проблеме было производным от взятой Москвой на рубеже 1919–1920 гг. на вооружение стратегии нормализации отношений с государствами-лимитрофами с целью превратить их в барьер против возможной агрессии держав Антанты. Литву даже надеялись сделать союзником в борьбе с Польшей. Поэтому проект Литбела утратил актуальность. Белорусская политика Кремля в этот период полностью зависела от ситуации на фронтах, взаимоотношений с Литвой и Польшей, в которых белорусские территории то служили театром военных действий, то являлись предметом торга. Поскольку влияние белорусского национального движения как на настроения населения края, так и на ход боевых действий на Западном фронте оставалось минимальным, то и значение этого фактора учитывалось в Москве в весьма слабой степени.

Повторное провозглашение самостоятельной советской Белоруссии в конце июля 1920 г. не было следствием предшествующих этому событию усилий белорусских коммунистов или давления белорусского национального движения. Принятое 16 июля пленумом ЦК РКП(б) под давлением В.И. Ленина решение о советизации Польши в условиях ведения в тот момент советско-британских политических и торговых переговоров невозможно было реализовать вооруженным путем без соответствующего дипломатического прикрытия. Эта роль и отводилась БССР, созданной одновременно с Временным польским революционным комитетом. Но и когда этот советский план провалился, интерес к сохранению БССР не исчез. Белорусское государство могло стать важным аргументом в территориальном торге с поляками на мирной конференции.

На нее советская сторона вышла уже с готовым решением белорусского вопроса: Белоруссия вновь конституировалась как советская республика в федерации с РСФСР. Однако проигранная война диктовала необходимость территориальных уступок, в том числе и на этом отрезке. Негативное отношение к таким уступкам за счет Белоруссии как националистов, так и белорусских коммунистов заставило, чтобы не сорвать договоренности с Польшей, заморозить восстановление республиканских органов власти и самостоятельное выступление на конференции представителей БССР. Вынудив Польшу признать УССР и БССР, Москва не допустила их руководителей к решению судьбы территорий собственных республик. Разногласия в польской делегации, представлявшей различные политические силы, сыграли на руку советским дипломатам. Верх одержала позиция эндеков. Настроения польского общества, не желавшего продолжения войны за интересы помещиков с «кресов», заставили окончательно отказаться от федеративного проекта даже самых последовательных его сторонников и, более того, отодвинуть границу на 200 км западнее от линии, предложенной РСФСР в январе – феврале 1920 г.

Подводя общий итог проведенному исследованию, следует признать, что возникновение всех трех белорусских государств в 1918–1920 гг. было обязано главным образом внешнему фактору, в роли которого последовательно выступали Германия и РСФСР. Что же касается Польши, то она не ставила перед собой задачи создания белорусской республики, рассматривая Белоруссию только в связи с Литвой, а не в качестве самостоятельного союзника, как это было в случае с Украиной.

В польско-советском конфликте главным был стратегический, прежде всего военный аспект разграничения, а лозунги национального освобождения были лишь прикрытием для него и дополнительным аргументом для внешних по отношению к конфликту сил, в частности Антанты. Внутренний же фактор, представленный белорусскими политическими силами, все это время оставался второстепенным, зависимым от того или иного покровителя, лишенным широкой опоры в массах полиэтнического белорусского населения.

Территориальный спор Советской России с Польшей, которая попыталась осуществить свой вариант политического устройства территорий, расположенных между этнически польскими и великорусскими землями, с целью обеспечить себе максимум влияния в этом регионе, был в итоге разрешен военным путем. Рижский мир, заключенный в марте 1921 г. по итогам войны с Польшей, имел сугубо компромиссный характер. Он в полной мере не удовлетворил ни одну из договаривавшихся сторон, сохранив в их политическом арсенале взаимные обвинения в несправедливости территориальных постановлений, прежде всего с точки зрения местного населения. Нестабильность в регионе подпитывалась обеими сторонами. Белорусская армия С. Булак-Балаховича, «Зеленый дуб», борьба с коммунистическим и крестьянским движением в Польше – вот лишь часть политических и вооруженных конфликтов на территории Белоруссии, ставших следствием Рижского мира. Тем не менее республика, образование которой было для ее создателей сугубо тактическим шагом, оказалась вполне жизнеспособна, поскольку, хотя государственность и была выдана Белоруссии «авансом», она имела внутренние основания как в экономическом, так и этническом единстве региона.

Примечания

1 В работе будут употребляться общепринятые в русскоязычной литературе описываемого периода географические наименования. В случае необходимости их современные аналоги будут указаны в скобках.

2 Хоман С. Территория и государственные границы Беларуси в XX веке: от незавершенной самоидентификации и внешнеполитического произвола к современному status quo. Минск, 2011. С. 7.

3 Латышонак А., Мірановіч Я. Гісторыя Беларусі ад сярэдзіны XVIII ст. да пачатку XXI ст. Вільня, Беласток, 2010. С. 123.

4 Там же. С. 126.

5 Канчер Е. Белорусский вопрос. Пг., 1919.

6 Турук Ф. Белорусское движение. Очерк истории национального и революционного движения белорусов. М., 1921; Игнатовский В., Смолич А. Белоруссия: территория, население, важнейшие моменты истории. Минск, 1924; Ігнатоўскі У. Кароткі нарыс гісторыі Беларусь Мінск, 1926; Он же. Гісторыя Беларусі ў XIX i пачатку XX ст. Мінск, 1928; Жылуновіч 3. Беларусь: Нарысы гісторыі, культуры і рэвалюцыйнага руху. Минск, 1924.

7 Доунар-Запольскі М.В. Гісторыя Беларусь Мінск, 1994. Этот труд, написанный в 1925–1926 гг. в качестве учебника для вузов, был изъят из планов издательства в связи с начавшейся кампанией по сворачиванию политики коренизации и увидел свет лишь в 1994 г.

8 Ігнатоўскі У. Кароткі нарыс гісторыі Беларусь Мінск, 1926. С. 177.

9 Кнорин В. Пять лет: Краткий конспект к истории КП(б)Б. Минск, 1922; Он же. 1917 год в Белоруссии и на Западном фронте. Минск, 1925; Он же. Из заметок к истории диктатуры пролетариата в Белоруссии (К десятилетию провозглашения БССР). Минск, 1934; Червяков А.Г. Семь лет власти рабочих и крестьян. Минск, 1924.

10 Майзель Ю., Шапавалау М. Кароткі нарыс гісторыі КП(б)Б. Минск, 1929; Шчарбакоу В. Кастрычніцкая рэвалюцыя на Беларусі i белапольская акупацыя. Минск, 1930.

11 Каменская Н.В. Утварэнне Беларускай совецкай соцыялістычнай рэспублікі. Мінск, 1946; Она же. Вялікая Кастрычніцкая Соцыялістычная рэволюцыя утварэнне БССР. Мінск, 1954, и др.; Лочмель I. Барацьба беларускага народа супроць інтервентаў. Мінск, 1940; Ісачэнка С. Правал амэрыкана-англійскіх планаў на Беларусі у 1917–1920 гг. Мінск, 1954.

12 Wasilewski L. Litwa i Białoruś. Zarys historyczno-polityczny stosunków narodowościowych. Warszawa, 1925; Maciej Pszczołkowski (pseud. L. Wasilewskiego). Polska dla Polaków czy Polska dla wszystkich obywateli polskich? Warszawa, 1924; Wasilewski L. Sprawa kresów i mniejszości narodowych w Polsce. Warszawa, 1925 etc.

18 Elski St. Sprawa białoruska. Warszawa, 1931.

14 Круталевич В.А. Рождение Белорусской Советской республики (ноябрь 1918 – февраль 1919 г.). Т. 1. Минск, 1975. Т. 2. Минск, 1979.

15 Lewandowski J. Federalizm. Litwa i Białoruś w polityce obozu belwederskiego (XI 1918 – IV 1920). Warszawa, 1962.

16 Gostyńska W. Stosunki polsko-radzieckie 1918–1919. Warszawa, 1972.

17 Lossowski P. Stosunki polsko-litewskie w latach 1918–1920. Warszawa, 1966.

l8 Osica J. O kształt Odrodzonej. Warszawa, 1978.

19 Faryś J. Koncepcje polskiej polityki zagranicznej 1918–1939. Warszawa, 1981.

20 De ruga A. Polityka wschodnia Polski wobec ziem Litwy, Białorusi i Ukrainy (1918–1919). Warszawa, 1969; Leinwand A. PPS wobec wojny polsko-radzieckiej 1919–1920. Warszawa, 1964; Jachymek J. Myśl polityczna PSL «Wyzwolenie». Lublin, 1983; Rychłowski B. (red.). Polityka zagraniczna odrodzonej Polski 1918–1988. Warszawa, 1989.

21 Kosman M. Historia Białorusi. Wrocław, 1979.

22 Czubiński A. Walka o granice wschodnie Polski w latach 1918–1921. Warszawa, 1993; Lossowski P. Kształtowanie sie państwa polskiego i walka o granice (listopad 1918 – czerwiec 1921). Warszawa, 1995; Gomółka К Między Polską a Rosją. Białoruś w koncepcjach polskich ugrupowań politychnych 1918–1922. Warszawa, 1994; Kamiński M., Zacharias M.J. Polityka zagraniczna Rzeczypospolitej Polskiej 1918–1939. Warszawa, 1998; Polska-Białoruś, 1918–1945. Białystok, 1994; Studia z dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej. Wrocław, 1992.

23 Wschodni sojusznicy Polski w wojnie 1920 roku. Oddziały wojskowe ukraińskie, rosyjskie, kozackie i białoruskie w Polsce w latach 1919–1920. Toruń, 1999; Łatyszonek O. Białoruskie formacje wojskowe

1917–1923. Białystok, 1995; Wróbel P. Kształtowanie się białoruskiej świadomości narodowej a Polska. Warszawa, 1990.

24 Stoczewska B. Litwa, Białoruś, Ukraina w myśli politycznej Leona Wasilewskiego. Kraków, 2009.

25 Engelgard J. (red.). Myśl polityczna Romana Dmowskiego. Warszawa, 2009.

26 Nowak A. Jak rozbić Rosyjskie Imperium? Idee polskiej polityki wschodniej, 1733–1921. Warszawa, 1995; Idem. Polska i trzy Rosje. Studium polityki wschodniej Józefa Piłsudskiego (do kwietnia 1920 roku). Kraków, 2001.

27 Łossowski P. Polityka Litwy w kwestii białoruskiej w latach 1918–1924 // Polska – Białoruś (1918–1945). Białystok, 1994. S. 44–58. Łossowski P. Dyplomacja polska, 1918–1939. Warszawa, 2001.

28 Tarasiuk D. Między nadzieją a niepokojem. Działalność społeczno-kulturalna i polityczna Polaków na wschodniej Białorusi w latach 1905–1918, Lublin 2007; M. Korzeniowski, M. Mądzik, D. Tarasiuk, Tułaczy los. Uchodźcy polscy w imperium rosyjskim w latach pierwszej wojny światowej, Lublin 2007.

29 Michta N., Kumoś Z.B. Niewypowiedziana wojna 1919–1920. Warszawa, 2009; Cisek J. Rok 1920: Wojna polsko-bolszewicka. Warszawa, 2010; Wyszczelski L. Wojna o kresy wschodnie 1918–1921. Warszawa, 2010 etc.

30 Michaluk D. Białoruska Republika Ludowa 1918–1920. U podstaw białoruskiej państwowości. Toruń, 2010.

31 Błaszczak T. Białorusini w Republice Litewskiej 1918–1940. Białystok, 2017.

32 Głogowska H. Białoruś 1914–1929. Kultura pod presją polityki. Białystok, 1996; Łatyszonek O. Białoruskie formacje wojskowe 1917–1923. Białystok, 1995; Mironowicz E. Białorisini i Ukraińcy w polityce obozu piłsudczykowego. Białystok, 2007; Латышонак A., Мірановіч Я. Гісторыя Беларусі ад сярэдзіны XVIII ст. да пачатку XXI ст. Вільня, Беласток, 2010 и др.; Turonek J. Białoruś pod okupacją niemiecką. Warszawa, 1989; Idem. Wacław Iwanowski i odrodzenie Białorusi. Warszawa, 1992.

33 Тымовский M., Кеневич ЯХольцер E. История Польши. М., 2004. С. 16.

34 Рудовіч С. Час выбару: праблемы самавызначэння Беларусі у 1917 г. Мінск, 1991; Игнатенко И.М. Октябрьская революция и самоопределение Белоруссии. Минск, 1992; Коршук В., Платонов Р. u др. Государственность Беларуси: проблемы формирования в программах политических партий. Минск, 1999, и др.

ъъ Лазъко Р.Р., Кротаў А.М., Мязга М.М. Беларусь у еўрапейскай палітыцы, 1918–1925 гг. Нарысы. Гомель, 2003.

36 Ціхамірау А.В. Беларусь у сістэме міжнародных адносін перыяду пасляваеннага ўладкавання Еўропы і польска-савецкай вайны (1918–1921 гг.). Мінск, 2003.

37 Ладысеў У., Брыгадзін П. На пераломе эпох: станауленне беларускай дзяржаунасці (1917–1920). Мінск, 1999.

38 Там же. С. 46.

39 Ладысеў У., Брыгадзін П. Паміж Усходам і Захадам. Станаўленне дзяржаўнасці і тэрытарыяльнай целаснасці Беларусі (1917–1939). Мінск, 2003.

40 Круталевич В.А. История Беларуси: Становление национальной державности. Минск, 1999. 2-е издание, дополненное, вышло в 2003 г.

Его полемика с националистами продолжалась и в последующие годы, см., например: Круталевіч В. Абвяшчэнне рэспублікі (Гістарыяграфічны аспект). Мінск, 2004; Он же. О Белорусской Народной республике (аналитические заметки и комментарии). Минск, 2005.

41 Нарысы гісторыі Беларусь Минск, 1995; Государственность Беларуси: проблемы формирования в программах политических партий. Минск, 1999; История Беларуси. Минск, 2001.

42 Энциклопедия гісторыі Беларусь У 6 т. Мінск, 1993–2003.