Помоги проекту - поделись книгой:
Главное, что поражает во всей Руанде, — это обилие людей. Удалитесь от столицы на десять, пятьдесят пли даже на сто пятьдесят километров (дальше нельзя: попадете в другую страну) — и всюду, поднимая красную пыль, вас будет окружать поток босоногих людей. Руандийцы шутят: «Под каждым банановым листом у нас сидит человек. А ведь из бананов делают пиво уругуагу, пользующееся большой популярностью. Бананы занимают пятую часть наших обрабатываемых земель. Так что сами понимаете, сколько у нас банановых листьев. Вряд ли кто сможет подсчитать».
Но людей подсчитали. Население крохотной Уганды составляет 4 млн. человек, причем в год оно увеличивается на 3,3 процента. Если этот темп прироста сохранится и в будущем, учитывая появление в стране медицинских учреждений, то через 23 года численность населения удвоится.
Уже сейчас Руанде принадлежит в Африке рекорд по плотности населения: 163 человека на 1 км2!
Лишь два процента людей живут в городах и не связаны с землей.
Руанда — страна, обладающая плодородными вулканическими почвами, расположена у самого экватора. Тут можно снимать по три урожая в год.
Казалось бы, здесь должен быть край изобилия, тропический рай, где африканцу достаточно потрясти пальму, чтобы быть сытым и одетым. Но так ли это? Многое пришлось пережить руандийскому пароду.
…Дорога, запруженная народом, главным образом женщинами. Издали кажется, что у них фантастические прически. Но оказывается, у женщин на головах или гроздья бананов, или огромные горшки, или связки дров. Большинство людей направляется на небольшой, но шумный рынок, что раскинулся в низине, в центре города.
Считают, что рынок и дал начало городу Кигали. Когда в 1892 году немец Оскар Бауман первым из европейцев добрался до этих мест, города еще не было, а базар существовал.
В 1907 году немецкие колониальные власти создали по соседству с рынком свою штаб-квартиру, построили небольшой поселок и приказали местным жителям свозить к Кигали излишки продуктов, слоновую кость и шкуры. За них давали гроши, а иногда попросту отбирали товар. В буржуазной немецкой историографии этот процесс ограбления называется «началом приобщения туземцев к денежным отношениям».
На смену немецким колонизаторам пришли бельгийские «опекуны». Кигали стал центром колониальной провинции. На его рынке быстро исчезла слоновая кость: слоны были истреблены, пропали накидки из шкур леопарда — непременный наряд воинов — тутси, стали редкостью инкангара — неповторимые по своей красоте и тонкости работы плетеные изделия из соломки папируса: крохотные коробочки, бочонки для храпения украшений и огромные сосуды для муки. У руандийских женщин не было времени полировать каждую соломинку, выбирать из тысяч сотню одного золотистого оттенка, сплетать их в сложном рисунке, изобретать не повторяющие одна другую формы. Им надо было вырастить на своем крохотном поле кукурузу, сорго, батат, бананы и продать их на рынке в Кигали. Вырученные же деньги отдавали властям. Неуплата налога в лучшем случае каралась тюрьмой. Нередко неплательщиков сажали в пустые бочки из-под мазута, которые ставили затем на тлеющие угли.
Людским муравейником шумит и копошится рынок Кигали. Теперь уже никто не отнимает у руандийского крестьянина его урожай. А рынок и сейчас — своеобразное зеркало экономики всей страны.
На деревянных расах развешены отрезы пестрого ситца и дешевой одежды. Ее шьют на улице. Портняжничеством занимаются мужчины.
Рядом с их «мастерскими», прямо на земле, — разноцветные пластмассовые чашки и тарелки, крохотные зеркальца, горстки сигарет, гребенки, бусы, медные браслеты. Лежат горки арахиса по 10–12 орешков, початки кукурузы, которые продают, разделив на две-три части, и бананы, бананы, бананы, наполняющие воздух вокруг рынка тошнотворным кисловатым запахом.
Тут же, под открытым небом, на разложенных на земле банановых листьях и потертых циновках, разместились африканские пивные. В огромных, не меньше метра высотой, пузатых горшках икибинди пенится банановое пиво уругуагу. Кто хочет отведать этот напиток, покупает по соседству полый стебель тростника, опускает его в горшок и, стоя, потягивает пиво. Цена этого удовольствия — всего несколько мелких монет.
На столичном базаре, как и на внутреннем рынке страны г. целом, ощущается еще нехватка продовольствия. На своих крохотных полях крестьяне сеют немного сорго, фасоли, гороха, сажают батат, маниоку. Их доля в сельскохозяйственном производстве огромна: они дают около 80 процентов продовольственной продукции. Но все это потребляется самими крестьянскими семьями. Только немногие африканцы, живущие вблизи крупных населенных пунктов, доставляют небольшое количество продуктов на рынок. А это значит, что большинство руандийцев все еще живут натуральным хозяйством.
Колониальные методы приобщения африканской деревни к денежным отношениям не оправдали себя. До сих пор доход на душу населения в Руанде остается чуть ли не самым низким в мире.
Саванна — африканская степь, в переводе с португальского означает «степь с деревьями». В саванне растут кусты и деревья: кусты — зарослями, деревья — рощами. Акации торчат словно зонтики, воткнутые в землю, так и называются — зонтичные акации.
Летом саванна влажная и зеленая, зимой — желтая и сухая. Водятся многочисленные крупные животные. Зебры пасутся вместе с жирафами и понимают друг друга с полувзгляда. Насторожатся жирафы — и зебры наставят уши. Жирафы в общем стаде вроде наблюдательных вышек: глаза так посажены, что все вокруг видят и головой не надо вертеть. Когда движется в зарослях стадо зебр и жирафов, сосчитать невозможно ни тех, ни других. Бока, шеи, головы, ноги — все перемешивается и рассыпается на полоски и пятна.
До чего же хороши зебры! Крепко сбитые, славно туго накачанные; так и распирает их от избытка жизненных сил. Задирают друг друга, брыкаются, катаются по земле, только копыта в пыли мелькают и полос на шкуре не видно. На ветер, как заботливый конюх, быстро очистит шкуру до блеска.
С дробным топотом хлынет стадо зебр от дороги — и в главах зарябит! II вдруг замрут, напружинятся, уши и грива торчком. Броские и заметные, словно полосатые столбики на крутом повороте шоссе.
Опустив к земле лошадиные морды, запылило в степь стадо антилоп гну. До чего несуразный зверь! С мордой коня, рогами быка, телом антилопы. Козлиная борода и лошадиный хвост. Сказочный конек-горбунок. Гну полны осторожности и любопытства. Набычив тугую шею и вскидывая костистым задом, гну при встрече уносятся в степь. Но скоро, прикрываясь кустами, возвращаются, высовывая из ветвей бородатые головы.
Пасутся гну с зебрами, жирафами и антилопами импала. И тоже понимают друг друга. Стада зверей сходятся, расходятся, перемешиваются. Тут только понимаешь, ради чего люди пускаются в далекие путешествия.
На воле многое открывается. Тут понимаешь, почему звери такие. Почему жираф похож на колокольню, а у бородавочника стерты коленки. Для чего птице-носорогу клювище-рог. Почему бегемот на ногах-коротышках.
Черные топкие берега истоптаны копытами буйволов. Торчат пучки зеленой болотной травы. Огромными угольными мешками влипли в жижу грязные буйволы. Лежат: жуют и дремлют, а рядом белые цапли.
У берега в озерке всплыла «кочка». На ней два выпученных жабьих глаза. Кочка о глазами! Самого бегемота не видно, сверху только глаза, уши да ноздри. А он все видит, все слышит. Легко и удобно ему в воде: бегемот в невесомости! Не надо держать на ногах-коротышках тушу в три тонны.
Крокодилы не трогают бегемотов: очень уж они толстокожие! А бегемоты крокодилов терпеть не могут. И ухитряются перекусить пополам: клыки у бегемотов по три килограмма! Они особенно хорошо видны, когда бегемоты зевают: этакие зевающие экскаваторы.
И еще сухая коряга и на ней две странные птицы — аисты-разини. Клювы у них не закрываются плотно, всегда чуть разинуты — потому и разини. Клювы похожи на длинные щипцы для колки орехов. Это и в самом деле щипцы, только раскалывают ими раковины улиток. Аисты-разини совсем не разини, своего не упустят. Зорко всматриваются в траву их зеленые ящеричные глаза, наготове клювы-щипцы.
В другой раз над саванной сияло солнце. Табуны легких импала, как стайки рыжих кузнечиков, перескакивали дорогу. У них сухие маленькие головки и большущие плюшевые уши. И стройные длинные шеи. А ноги в золотистых чулках с черными пятками. Красивейшие антилопы Африки!
Ускакав в сторону, табун остановился, замер и смотрит. Табуны импала-коз охраняют козлы. Рога-лиры только у них. Это в их рогах на бегу ветер поет. За прекрасные рога они расплачиваются головой там, где еще разрешают охотиться.
Вдруг возникли в лесу на обочине жирафы, как привидения, сложенные из бликов солнца и теней листвы. Высотой с двухэтажный дом, а сразу не разглядишь. Они стоят у тропы, как поднятые шлагбаумы! И, как перед шлагбаумом, приходится тормозить. Тропу жирафы не переходят, а как бы замедленно перелетают. Удивительная походка — какое-то текучее и плывучее колебание.
Протрусил, уткнув в землю нос, чепрачный шакал: полу-лиса, полуволк. Рыжий, с темным седлом на спине. Чепрачный, золотой, оседланный, черноспинный — вот сколько у него названий. Приметный зверь!
Семенят бородавочники. Свою приплюснутую морду несут осторожно, словно поднос с бокалами, — расплескать боятся. «Бокалы» — четыре граненых клыка из-под губ. Вся морда в буграх и шишках: два бугра под глазами, два у носа. На глазах разбойничья челка, на щеках косматые бакенбарды. Вид отчаянный. Живет бородавочник в земле. Земляной кабан: в норе спит, в норе поросят выводит, в нору прячется. На бегу короткие ножки мелькают. У норы непременно развернется и втиснется в нее задом. Сам собой нору заткнет. А навстречу выставит из норы шишковидную морду с клыками-кинжалами. Не у каждого леопарда на такого лапа поднимется…
В стороне под акациями слоны. Сгорбленные туши как груды темных валунов. Один переходит тропу, косясь и качая головой. Идет легко и бесшумно, словно ноги у него резиновые. Вежливо уступает дорогу. И кажется, все понимает: уж очень осмысленный глаз смотрит на тебя сквозь «замочную скважину"!
Широкий просвет в лесу, рыжая, истоптанная глина. А посредине — мутное озерко. Звериный водопой. Но пока ни звериной души. Берег весь истыкан копытами. Коровьи следы жирафов, только в два раза больше, робкие сердечки копыт импала, вмятины кривых копыт гну, грубые копыта буйволов, лошадиные некованые копыта зебр, следы тяжелого бегемота. Слоновьи следы, копытца неуклюжего кабана-бородавочника, кошачий, мягкий след льва, шакалов.
В глубине леса, где растут самые большие деревья и водятся самые крупные животные — слоны, живут самые маленькие люди земного шара — пигмеи. Рост мужчины не выше 140 см, рост женщины значительно меньше. Племена пигмеев: эфе, басуа, бакве, бамбути, акка, батва, бабинга и др. Ученые полагают, что пигмеи поселились в бассейне реки Конго задолго до других народов, а некоторые исследователи считают пигмеев аборигенами этих мест.
Говорят пигмеи на языках своих соседей — банту и адамуа восточных. Они ведут весьма обособленный образ жизни, хотя и вступают в хозяйственные связи с соседними народами, обменивая продукты охоты на земледельческие — бананы, маниок, просо.
Свои деревушки пигмеи ставят в глубине леса, часто переселяются с места на место. Жилищем им служат шалаши, похожие на небольшие зеленые бугорки, сооружаемые из пальмовых листьев. Их строят женщины. Они вколачивают в землю ветки толстыми концами вниз. Верхние части веток связывают лианой так, что образуется арка. Ряд таких арок и составляет каркас жилища. Затем на каркас кладут большие листья пальм, прикрепляя их к каркасу расщепленным стеблем. Постройка такого жилища отнимает два-три часа. Убранство хижины неприхотливое. В ней находится кровать — это две положенные рядом доски, под один конец которых подсовывается кусок дерева, чтобы приподнять их. Такая кровать ничем не прикрыта. Под голову вместо подушек они кладут свою собственную руку. О подушках и одеялах пигмеи не имеют понятия. Несмотря на кажущуюся неказистость, шалаши сделаны прочно и представляют собой хорошее укрытие от тропических ливней. Домашнюю утварь пигмеи изготовляют только из растительного материала — листьев и коры деревьев. Нередко эти предметы однократного употребления.
Основное занятие пигмеев — охота и собирательство. С примитивным оружием мужчины смело идут на самых крупных зверей. Охотники уходят в лес поздно, лишь после того как солнце высушит росу, так как они боятся ее холодных капель, падающих с деревьев. Пигмеи умеют плести сети из лиан. Длина такой сети около 9 м, а ширина — около 1 м. 10–20 сетей скрепляют вместе. Иногда сети растянуты на сотни метров. Сеть привязывают вверху и внизу к веткам деревьев и кустов. После этого женщины и дети уходят далеко вперед и начинают криками загонять животных, которые стремительно несутся, спасаясь от загонщиков, и попадают в сеть. Они мечутся, бьются, стараясь освободиться, и еще более запутываются. Тогда охотники извлекают животных из сети, опутывают им лианами ноги и несут их домой. После этого мужчины отдыхают, а женщины готовят пищу. Убитое животное является достоянием всей общины. Тарелками во время еды служат листья бананов, вилками — отточенные палочки.
Собирательством занимаются женщины и дети. Никогда не выходя за пределы своего участка леса, они отыскивают съедобные коренья, траву, кору, листья деревьев и кустарников. Весь этот "урожай" делится поровну между семьями. Продукты собирательства идут в пищу в сыром виде или вареными, из них приготовляют различные блюда.
Иногда пигмеи охотятся и на обезьян. Между людьми внизу и обезьянами вверху происходит настоящий бой. Обезьяны забрасывают людей чем попало. Плоды, шишки, ветки — все летит вниз. Люди обнаруживают обезьян и пускают в них стрелы. Если удается убить самку, то детеныш большей частью сам бросается вниз и прижимается к своей мертвой матери, и обоих их тащат в селение. Мясо обезьян вкусно.
Пигмеи поклоняются духам, верят в колдовство. Обрядовые церемонии играют большую роль в их повседневном быту.
Пигмеи музыкальны, любят танцы и пляски, в которых прославляют своих предков и мифических героев.
Первый взгляд, брошенный на город Занзибар, не обманул наших ожиданий. Вытянулись в ряд белые дворцы на фоне стройных пальм, словно стоят на самой поверхности воды.
Занзибар поражает своей чистотой, и это впечатление еще более усиливается после того, как вы проедете по причудливому лабиринту его улиц. Корабли останавливаются далеко на рейде, поэтому здешние берега не загрязняются.
Как и другие восточные города, Занзибар строился довольно хаотично. Узкие улицы капризно извиваются между домами, постоянно меняют свою ширину и образуют зигзаги. Улицы, за исключением нескольких, самых больших, не имеют названий. Почти в каждом доме есть хотя бы крохотная лавочка, в которой обычно много покупателей.
Между двенадцатью и тремя часами пополудни город словно вымирает. В самую жару в городе вы не найдете затененного уголка. В нишах и на террасах, на лестницах и в прохладных галереях, в тени деревьев и кустов — всюду отдыхают люди. В машине, высунув ноги наружу, расположился шофер.
Вечером, по праздникам и в будни жители города, и особенно молодежь, собираются в парке. Здесь встречаются представители различных народностей, одетых в самые разнообразные национальные костюмы: молодые грациозные индианки в красивых сари и стройные, длинноногие индийские юноши в элегантных белых рубашках и шортах, бородатые арабы в длинных кафтанах, суахили в белых шапках и мусульманские женщины, закутанные в покрывала. Грохот барабанов сливается в оглушительный гул. В прозрачном воздухе клубится легкий дымок от тысяч сковородок и жаровен, распространяются самые пленительные ароматы, а вверху, в бездонной вышине, раскинулся синий небосвод, на фоне которого чернеют силуэты пальм.
Яркое впечатление производят обряды и обычаи жителей. Однажды ночью мы решили спуститься к берегу океана. Берег постепенно заполняли индийцы — молодые и старые, но только мужчины. Один за другим они медленно входили в воду, каждый смачивал себе лоб и бросал подальше в море свой дар, чаще всего кокосовый орех — целый или половину. Потом они садились в кружок на траву, разливали по чашкам молоко, очевидно кокосовое, и клали в него сахар, выпивали этот напиток, а остатки выливали в море. Этот обряд они совершают каждое полнолуние и посвящают его плодородию.
Центральная улица называется Мейн-Роуд (главная улица). На ней расположено немало зданий, связанных со многими историческими событиями, одно из них — с именем Давида Ливингстона. В этот дом африканцы-носильщики принесли его тело из Бангвеоло, после того как целых девять месяцев пробирались через джунгли и болота.
В районе главной улицы находился старый невольничий рынок. Туда ведет узкая улочка, называемая Переулком самоубийц, — в память о многочисленных трагедиях, связанных с работорговлей. На месте невольничьего рынка теперь возвышается храм Христа, обсаженный со всех сторон деревьями. Его фундамент был заложен в год смерти Ливингстона. Внутри храм необыкновенно красив. В храме хранятся документы, повествующие о борьбе с работорговлей. Над кафедрой висит распятие, сделанное из ветвей того же дерева, под которым на берегу озера Бангвеоло погребено сердце Ливингстона. На мемориальной доске, прибитой к одной из стен, надпись: "Во славу и в память о Ливингстоне и других исследователях Африки, добрых и мужественных людях, которые освобождали рабов и старались приблизить установление справедливости, не щадя собственной жизни".
Корабли, на которых перевозили рабов, — довольно крупные, водоизмещением до ста и больше тонн, с высокой прямой кормой, нередко украшенные резьбой по дереву, с низким, сильно изогнутым носом. Чаще всего у них бывает две мачты с длинными реями и треугольные паруса. С попутным ветром они несутся быстро по волнам, но против ветра ползут как черепахи. Сейчас они перевозят грузы: финики, ковры, изделия из бронзы, шкатулки и другие товары из стран Юго-Западной Азии.
Трудно вообразить, какие невероятные мучения испытывали пленники, которых перевозили на таком корабле. В его трюмах сидели скорчившись до трехсот мужчин, женщин и детей. Несчастных людей размещали и на палубе, на протяжении тысячи миль их безжалостно хлестал дождь и ветер. Кормили ужасно, обычно давали гнилое акулье мясо, и притом так мало, что многие пленники умирали с голоду. Царило невероятное зловоние. Нередко к концу рейса оставалась в живых только половина невольников.
Бывало и так, что, спасаясь от преследования, капитан корабля приказывал выбросить весь живой груз за борт, поскольку корабль стоил дороже. В одном из сообщений того времени говорилось о преследовании в 1860 году невольничьего судна английским военным кораблем. Когда работорговцы увидели, что не могут больше увеличивать скорость судна, они перерезали горло всем 240 пленникам, а трупы выбросили в море.
Цена на рабов была низкая, рабы ценились дешевле животных. Занзибар оставался самым крупным невольничьим портом на всем восточном побережье Африки. В 1859 году на рынке, где теперь стоит храм Христа, было продано не менее 19 тыс. рабов.
Сейчас море, которое видело столько кровавых трагедий, сапфирно-голубое и безмятежно спокойное, а капитан, прощаясь с нами, приветливо улыбается и говорит "Салям"…
На Пембе, где больше всего гвоздичных плантаций и множество безземельных африканцев, плоды реформы особенно заметны. Забитый сын раба сделался свободным крестьянином. 25 тыс. акров земли, принадлежавшей феодалам, теперь безвозмездно розданы 8 тыс. бедных семей.
Именно здесь, на Пембе, понимаешь, что значит воздух, пропитанный запахом гвоздики. Пряный аромат преследует всюду, пьянит, одуряет. Из 4,5 млн. гвоздичных деревьев, что растут на двух островах, 4 млн. — на Пембе.
В Пике, самом центре острова, где плантаций особенно много, — рассказывает С. Кулик, — я как-то пил воду из источника. Палил стакан, но заговорился с Махмудом Мушини, инспектором плантации. Простоял со стаканом в руках минут десять, а когда поднес его к губам, то пил уже не простую воду, а гвоздичный напиток: рядом, на цементной площадке, сушились гвоздичные бутоны.
Как и большинство растений, дающих пряности, гвоздичное дерево на редкость капризно, требовательно к почвам, температуре и влажности.
Казалось бы, какая может быть разница между расположенными по соседству островами Пемба и Занзибар с одинаковой геологической историей и климатом? Но это дерево предпочло остров Пембу, прижилось на этом острове лучше, чем где бы то ни было в мире.
На острове Пемба собирают хорошие урожаи сушеной гвоздики: по 3–3,5 кг с дерева.
Уже стало традицией, что каждый год в апреле учащиеся школ Пембы на один месяц оставляют парты и работают на новых плантациях. Это идет на пользу стране и учащимся: не дает им забыть, что такое труд.
Австрали и Океания
Австралия — самый малый континент Земли. Площадь его 7,6 млн. км2. Население 14,6 млн. человек. Столица — Канберра — быстро растущий современный город, не только административный, но и политический, научный и культурный центр.
Австралия — самый плоский из всех континентов: менее половины поверхности достигает чуть более 300 м над уровнем моря и только на 5 процентах суши она превышает 610 м.
Австралия — самый засушливый из континентов Земли. Окружающие моря и океаны имеют слабое влияние на внутренние районы, поэтому осадков там выпадает мало. Около половины ее территории занимают пустыни и полупустыни.
Растительный мир целиком зависит от количества выпадающих осадков. Вдоль северо-восточной окраины, где выпадает больше осадков, растут влажные тропические леса. По мере продвижения внутрь материка деревья растут реже, исчезают пальмы и панданусы. Их сменяют светлые эвкалиптовые леса с зеленым ковром густой травы. На материке встречается несколько видов эвкалиптов. Листья и кора их богаты эфирными маслами, которые широко используются в медицине и технике.
Большинство австралийских млекопитающих принадлежит к группе сумчатых, наиболее характерным является кенгуру. Детеныши у них рождаются недоразвитыми, маленькими, поэтому матери донашивают их в сумке, представляющей собой складку кожи на животе.
Дикие животные охраняются слабо. Исчезает утконос — удивительный и единый в своем роде представитель млекопитающих, который появился, вероятно, в древнейшую эпоху переходного периода между птицами, водными и наземными животными. В начале XX века утконос был еще распространен в реках Южной Австралии и на берегах Тасмании. Теперь там остались только отдельные экземпляры.
Уничтожение природы и природных ресурсов в странах капиталистического мира происходит без учета последствий, к которым это может привести. Например, за последние годы у берегов Южной Австралии почти уничтожили акул, и не столько потому, что они опасны, а потому, что в моду вошли изделия из их шкур — дамские сумочки, портфели. А когда не стало акул, свернулась крабовая промышленность в Тасмании. Десятки тысяч людей остались без работы. Для Тасмании это стало бедствием. Какая же связь с акулами? Оказывается, акулы питаются спрутами, а спруты питаются крабами. Когда исчезли акулы, спруты размножились и поели всех крабов.
За последние два десятилетия в пустынных местах были открыты огромные залежи железной руды, бокситов, каменного угля, урана, что выдвинуло Австралию по минеральным богатствам на одно из первых мест в мире.
Важнейшей отраслью хозяйства является овцеводство, производство и вывоз шерсти.
Большой Барьерный риф протянулся по северо-восточному побережью Австралии на 2300 км и не имеет себе равного нигде на земном шаре. Он удален примерно на 160 км. от берега, а в некоторых местах приближается к нему на расстояние от 8 до 25 км. В рифе встречаются прорывы, через которые сообщаются между собой прибрежные и океанические воды. Большей ширины прорывы достигают против устьев рек, так как пресная вода не способствует росту кораллов.
Рифы образуют множество низких коралловых островов, значительная часть которых полностью затопляется во время приливов.
Первое знакомство с рифами может несколько разочаровать вас. Вместо роскошных и красочных коралловых образований, раскинувшихся подобно ярким цветам в хорошо возделанном саду, видишь множество мертвых коралловых колоний, серых и неинтересных. Но на этом фоне еще более сильное впечатление производят живые кораллы, которые встречаются в достаточном количестве. Коралловые образования, которые во время отлива подолгу остаются открытыми, подвергаясь разрушительному воздействию солнца и ветра, быстро погибают и приобретают равномерную серую окраску. Кораллы, находящиеся в воде, продолжают бурно разрастаться. С восхищением можно любоваться моллюсками, не находя подходящих слов, чтобы описать их разноцветные, переливающиеся всеми красками и оттенками волнистые мантии. Темно-зеленый, синий, пурпурный, желтый и коричневый цвета встречаются в самых разнообразных сочетаниях, перемежаясь более умеренными тонами. За исключением, пожалуй, некоторых видов рыб, моллюски являются наиболее красочными представителями царства рифов.
В противоположность яркой красоте моллюсков у морских анемонов мягкая и умеренная окраска, придающая им своеобразную прелесть. Их по праву называют "цветами рифа". Многие анемоны напоминают распустившиеся цветы хризантем или георгинов. Морские анемоны не сразу бросаются в глаза, так как предпочитают укромные уголки в расщелинах и впадинах, где меньше сказывается разрушительное влияние волн.
Почти в каждой заводи можно обнаружить неуклюжих, длинных, серовато-коричневых трепангов, напоминающих своими очертаниями крупные, чуть колышущиеся сосиски. Цвет их от бледно-кремового до темно-коричневого, изредка даже почти черного. Чаще всего на рифах попадаются трепанги с темной спинкой и ярко-красным брюшком.
В большом количестве также встречаются крупные бесформенные образования, которые в период отливов лежат на поверхности рыхлой студенистой массой. Это так называемые мягкие кораллы, строение которых сходно со строением резиновой губки. От твердых кораллов они отличаются тем, что не выделяют цементирующую жидкость, при помощи которой образуется прочный остов колоний. По форме многие из них напоминают гигантские бородавки или опухоли на поверхности рифов. Чаще всего мягкие кораллы имеют зеленую, желтую или коричневую окраску, поверхность их покрыта многочисленными ямками, складками, изгибами и пальцеобразными выступами. Рассмотреть эти образования можно только в дневное время, когда они находятся в состоянии полного покоя. С наступлением темноты коралловые полипы выпускают пушистые щупальца, служащие для добывания пищи, и общий вид колонии преображается.
Всюду на рифах встречаются морские водоросли, нежные, как пух, или грубые и жесткие, как проволока, сочно-зеленые, коричневые, ярко-красные — самых различных форм, цветов и оттенков, и это богатство красок составляет приятный контраст с равномерно окрашенными колониями твердых кораллов. В густых зарослях водорослей скрываются многочисленные представители животного мира подводного царства рифов.
Край полосы рифов представляет собой твердую, прочную и местами ровную платформу, на значительном протяжении приподнятую над уровнем дна. В различных местах — беспорядочно разбросанные крупные коралловые валуны. Они попадают на поверхность коралловых рифов во время шторма, когда огромные волны выкатывают их со дна и перебрасывают через рифы.
От материка риф отделяется проливом. Там нет волнения, и суда без качки скользят по его гладкой поверхности. Но купающихся подстерегают акулы, их здесь очень много. Поэтому для купания отводят специально огороженные места.
Долина длиной 350 м большими зигзагами ведет вниз к Джиноланским пещерам, перед которыми тянется длинный известняковый кряж. Пещеры по своим размерам и красоте принадлежат к одним из самых замечательных в мире.
Давно, миллионы лет назад, здесь со дна моря поднялся коралловый риф, который теперь мощным хребтом тянется отсюда до самой Маунт-Виктории; потом рядом с ним отложился песок, из которого образовались нынешние песчаники Голубых гор. Позже морское дно стало сушей, а воды, просачиваясь сверху, начали свою непрерывную и терпеливую работу — выработали в толще кораллового рифа громадные пещеры и образовали из того же материала самые причудливые формы.
Нечто волшебное представляет пещера при свете многочисленных лампочек, падающем и отражающемся то сверху, то с боков, то откуда-то из глубины. Пещера носит название "Собора", высота ее не менее 50 м, с потолка свешиваются сверкающие белым цветом сталактиты различной величины и удивительно изящной формы.
Сталактиты и сталагмиты совершенно белого цвета производят поражающее впечатление. Еще красивее великолепные складки из сталактитов, которые так нежны, тонки и так правильно расположены рядами, что напоминают сложенные занавеси.
В боковую пещеру можно пробраться ползком. Наш проводник поднялся куда-то вверх, и вдруг раздались звуки, напоминающие отдаленные аккорды органа. Эти звуки вызываются ударами палочки по ряду нежных, чрезвычайно тонких, насквозь прозрачных сталактитов.
В саваннах Австралии растут эвкалипты, их насчитывается не менее 500 видов (А. Кист). Многие виды эвкалиптов приспособлены к сухому и жаркому климату. Корневая система их глубоко уходит в землю, а листья, сухие и жесткие, напоминают иглы хвойных деревьев. Цвет листьев сероватый, покрыты они толстой кожицей. Узкие, продолговатые листья эвкалипта почти всегда расположены ребром к солнцу и не дают тени. Во влажных местах восточного побережья некоторые виды эвкалипта достигают высоты 100 м, а толщина ствола — до 10 м. Древесина его очень твердая. Растет дерево быстро и в 35 лет достигает высоты двухсотлетнего дуба. Листья эвкалипта содержат эфирное масло, которое применяется в медицине и парфюмерии.
Древесина эвкалипта используется в качестве строительного материала. Она не поддается гниению, на ней не заводятся насекомые. Из многих видов эвкалиптов получают дубильные вещества.
Для Юго-Восточной Австралии характерны эвкалиптовые парки, где между редко стоящими деревьями или группами деревьев расстилается густой травяной покров.
В саваннах встречается бутылочное дерево. В его утолщенном стволе в дождливый сезон накапливается влага, которую дерево расходует в сухое время года.
Растут казуарины. Листья их заменены длинными побегами, напоминающими иглы хвойных деревьев. Такие листья испаряют меньше влаги.
В Австралии встречается несколько видов "травяных деревьев". По виду они напоминают гигантские папоротники и хвощи давно минувших эпох. Соотношение между стволами и кроной дерева не может не вызвать удивления: на массивном, толстом стволе, будто предназначенном для того, чтобы выдержать огромный вес, покоится совсем незначительная "крона", состоящая всего лишь из нескольких пучков травянистых листьев. Во время цветения из середины кроны выбрасываются длинные цветоножки, напоминающие вместе с толстыми и короткими цветами на конце барабанные палочки, воткнутые в охапку травы.
Поделиться книгой: