Помоги проекту - поделись книгой:
С Владимиром Ильичем я тогда лично беседовал.
Встретил меня Ленин у входа в Смольный, спрашивает:
«Рабочий?»
«Рабочий, — говорю, — с Путиловского».
«Молодой. Сколько же лет-то, товарищ?»
«Да уже немало, товарищ Ленин, — отвечаю. — Пятнадцатый год. Два года на Путиловском».
«Революция — дело молодое, — сказал Владимир Ильич. — И вам, рабочей молодёжи, надо объединяться, чтобы бороться за дело революции, защищать её».
И верно. Один — хорошо. Два — лучше. А сотни вместе — ещё лучше! Вот мы и объединились. Создали мы у себя на заводе кружок рабочей молодёжи, чтоб за революцию бороться, за новую жизнь… Таких кружков и союзов молодёжи много было. И на Путиловском, у нас, и на других заводах Петрограда и по всей России.
По ночам несли мы патрульную службу на улицах Петрограда. Тогда что ни улица, что ни дом — опасность. Из-за угла в тебя враги стреляют. Из подъездов стреляют. Из окон домов стреляют. Всякое случалось.
Однажды мы узнали: враги решили пробраться в Смольный. А там ведь штаб революции, там — Ленин.
Три дня и три ночи искали мы, красногвардейцы, их по всему Петрограду. Куда ни заходим, люди как люди. Там — дама какая-нибудь с мужем, здесь — студент с мамой. В другой квартире — старушка с внуком. Ещё в соседней — мужчина в пиджаке телеграфиста. И жена его. Правда, когда зашли мы к этому телеграфисту, он мне сразу не понравился. Но так будто ничего подозрительного.
Вернулись. А меня всё сомнение берёт.
На обратном пути говорю товарищам:
«Давайте, ребята, всё же опять пойдём на Литейный проспект к этому телеграфисту. Что-то не так…»
Поначалу пошутили надо мной товарищи.
Потом согласились:
«Сходим ещё разок, а вдруг…»
И что ты думаешь, вернулись на Литейный, поднялись потихоньку на третий этаж, а там, в квартире телеграфиста, слышим странный разговор. Не то чтоб он один с женой говорит, а много мужских голосов.
Стучим в дверь — паника, шум, и вдруг всё стихло. Никто не открывает.
Ещё стучим — молчание. Взломали дверь, а в нас стреляют.
Семь человек, как потом узнали, стреляли. Двоих мы убили, а пятерых живьём забрали. Оказалось, что телеграфист — никакой не телеграфист…
Меня тогда в этой квартирной переделке пуля саданула…
Это в октябре семнадцатого года было.
А через год после революции, в октябре восемнадцатого года, приехали мы, молодые рабочие делегаты, в Москву на Первый съезд комсомола. Тогда он назывался Первый Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодёжи.
Москва, да и вся наша страна, разутая была, раздетая.
Вот мы, комсомольцы, на этом съезде и поклялись: всегда будем вместе с большевиками бороться за Советскую власть, защищать её от всех врагов, строить счастливую жизнь для людей.
— Значит, ты был комсомольцем, дедушка? — удивился Алёшка.
— Был, а как же! И горжусь, что был. Вот так и рождалась она, наша комсомолия, в которую Клава сейчас вступила… А за подвиги на фронтах гражданской войны вручили нашему комсомолу первую большую награду — орден Боевого Красного Знамени.
— А бабушка?
— И бабушка. Это и её награда, и моя, и всех нас, комсомольцев.
— Бабушка молодая была, да?
— Конечно, молодая. Как сейчас Клава.
— Здорово!
— С бабушкой твоей мы и познакомились в Москве, на первом комсомольском съезде. А потом, как это водится, поженились. Только уже после гражданской войны…
РАССКАЗ ТРЕТИЙ
О бабушке и о том, о чём рассказала бабушка
— Бабушка, а мы поговорим, когда я лягу спать? — спросил Алёшка в следующий вечер.
— Если мама с папой не заругают, чего ж не поговорить!
— Не заругают! Папа сам мне сказал. Только ты мне знаешь о чём расскажи?
— О чём?
— Какая ты была, когда с дедушкой встретилась. И про гражданскую войну. А я пойду скорее ложиться. Ладно?
Лёг быстро, не в пример другим дням, просит:
— Бабушка, теперь поговорим?
— Поговорим. А начну я так, с чего ты просил. Со съезда нашего первого комсомольского. Ленин был у нас почётным председателем. Нас тогда на съезд пришло и приехало совсем немного. Человек сто пятьдесят, может, побольше. А комсомольцев по всей России тоже немного было — двадцать две тысячи. Но по тем временам это и не так уж мало… Боевые все ребята и девчата… Вот хоть дедушка твой тогда. Молодой, а уже с врагами сражался. Он и со съезда прямо на фронт ушёл — бороться с белыми генералами. Тогда многие делегаты — комсомольцы — ушли на войну…
— А ты? — перебил бабушку Алёшка.
— А нас, девушек, не брали. Я на «Трёхгорке» ведь работала. Ткачихой. Старались мы, комсомольцы, фронтовикам чем можно помочь. Конечно, не только комсомольцы, а и все, но комсомольцы в первую очередь. Работали, на фабрике ткани выпускали, а после работы одежду шили для красноармейцев и ещё по вечерам выступали перед комсомольцами, которые на фронт уходили.
так мы пели тогда.
И конечно, наш «Интернационал», партийный гимн:
А через год и я ушла на войну. Белые генералы воевали против нас. Враги из многих стран посылали им на помощь свои войска.
Была я сестрой милосердия. Или, как сейчас говорят, медицинской сестрой. А ещё меня в нашем полку называли красной санитаркой. Это потому, что приходилось не только раненых перевязывать на поле боя, а и из пулемёта стрелять, и в разведку ходить по тылам белых, и многое другое приходилось.
Раз так случилось.
Неожиданно прорвались беляки в село, где стоял наш отряд.
Бились наши ребята отчаянно, но врагов было больше. Отступили наши, а мы, восемь красноармейцев и я, санитарка, отстали. Засели в доме и стреляем. Вдруг патроны стали кончаться. У меня уже нет, и у соседа моего. Только двое продолжают стрелять по белякам. А они наседают. Почти к самому дому подходят.
— Братцы, не стрелять! — шепнул Ваня Стрехов, отчаянный командир наш, комсомолец. — Я сейчас…
Мы поначалу даже не поняли: почему не стрелять? Лучше умрём, а в плен врагам не сдадимся.
А Ваня шмыгнул куда-то и вдруг тащит бидон. «Давай, сестрица, спички!» — шепчет.
Плеснул он из бидона керосин прямо перед окнами, у которых мы засели. Я — за спички. Вспыхнул огонь, взметнулось пламя.
Тут даже беляки растерялись, стрелять перестали. Что, мол, такое?
А мы тем временем через сени, коровник, задними дворами — и к своим! Перехитрили белых! А наутро собрались с силами и выбили их из села…
Потом послали меня, красную санитарку, на съезд комсомола. В Москву. Это уже Третий съезд комсомола был.
Тут на съезде и я Владимира Ильича Ленина увидела. Да так близко, что и сейчас вижу его словно живого.
Ленин на съезде с речью выступал. Говорил о наших комсомольских делах и задачах. И ещё тогда, хотя вокруг война шла, сказал, что надо молодым учиться. Без ученья, знаний коммунизм только пожеланием останется. Так говорил Ленин.
А съезд наш был как раз там, где сейчас Театр ленинского комсомола находится. На улице Чехова, знаешь?
— Конечно, знаю, — сказал Алёшка. — Рядом с кинотеатром, «Россия» и памятником Пушкину.
— После съезда опять мы, комсомольцы, разъехались по фронтам. И воевали, пока всех врагов не разбили…
А под конец гражданской я встретилась опять с дедушкой твоим…
И как встретились! Прямо в бою. Я раненых перевязывала. Одного, другого, третьего забинтовала, а тут командир кричит мне:
«Давай скорей сюда!»
У меня ещё — на очереди. На траве лежат.
«Не могу, — говорю. — Подождите чуток».
«Давай сюда! Срочно! Кому говорю!» — прикрикнул он.
Подбежала я.
«Перевяжи, — говорит командир и показывает на бойца в будёновке, в длинной такой шинели. — Сейчас садануло, видишь, в плечо. Посыльный из штаба…»
Поделиться книгой: