Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Солнце в крови. Том первый - Владимир Фромер на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

После Шестидневной войны Алон первым заговорил о демографической мине замедленного действия, приобретенной Израилем вместе с контролируемыми территориями. «Рано или поздно эта мина взорвется, если мы не обезвредим ее», — предупреждал он. Разработанный Алоном план, носящий его имя, хотя никогда и не был утвержден официально, учитывался в 1993 году правительством Рабина при заключении с палестинцами договора об автономии.

Алон предлагал включить в пределы Израиля малонаселенную часть территории Иудеи и Самарии, в основном полосу вдоль правого берега Иордана и Мертвого моря, шириной в 12–15 километров. Это обезопасило бы израильскую границу вдоль реки Иордан. Большая же часть арабского населения Иудеи и Самарии должна была получить автономию с узким проходом в долине Иерихона для экономических нужд иордано-палестинской федерации, если таковая будет создана.

«План Алона» вызвал резкое недовольство правых партий, обвинивших его в намерении отдать врагу исконно израильские земли.

Не только с противниками боролся Алон, отстаивая свой план, но и с самим собой. До Шестидневной войны он был сторонником целостного и неделимого Израиля. В юности мечтал создать киббуц в районе моста Дамия на реке Иордан.

Алон несколько раз встречался с королем Иордании Хусейном. «Вы гордый еврей, а я гордый араб, — сказал ему Хусейн. — Мы можем договориться». Но король не решился пойти на риск и подписать мирный договор с Израилем, основанный на «плане Алона». Таким образом, Алон остался без лавров миротворца, которые получили сначала Бегин, сумевший договориться с Садатом, а затем Рабин, умудрившийся поладить с Арафатом.

К просчетам Войны Судного дня Алон не причастен. Все военные дела Голда Меир обсуждала только с Даяном. В роковую пятницу, когда правительство собралось на решающее заседание, Алон был у себя дома, в киббуце Гиноссар. Он позвонил Голде и сказал, что готов вылететь в Иерусалим на вертолете. «Оставайся дома, — ответила Голда. — Сейчас не до министра иностранных дел». И в ходе войны Голда не советовалась с Алоном, потому что не хотела раздражать утратившего связь с реальностью Даяна.

Алон все это запомнил и, дождавшись прекращения военных действий, заявил: «Почему-то победа в Шестидневной войне приписывается одному Даяну, а за просчеты последней войны возлагают ответственность на всех министров. Я, например, как министр иностранных дел не имел к ним никакого отношения».

* * *

Навсегда останется Алон в народной памяти победоносным полководцем Войны за Независимость. Это были самые счастливые годы в его жизни. Евреи не только в Израиле, но и в самых отдаленных уголках диаспоры верили в звезду молодого полководца, благословляли его имя. Горечь, разочарования, поражения, усталость — все это пришло потом.

Судьба никогда не бывает благосклонной до конца к своим любимцам. За удачливость приходится расплачиваться — такова уж сила равновесия, на которой зиждется мир. И есть какая-то высшая справедливость в том, что с именем Алона связана одна из самых красивых легенд возрожденного Израиля.

Вот что рассказывают в Цфате о чудесном спасении города.

«Старейшины Цфата узнали, что молодой генерал Игал внук цфатского праведника рабби Алтера Шварца, оставившего свой дом и поселившегося в арабской деревушке Джауни, чтобы превратить ее в еврейское поселение Рош-Пина. И предсказали, что город святого Ари (рабби Ицхака Лурия, одного из основоположников каббалы) будет освобожден полководцем Игалом, в жилах которого течет цфатская кровь».

Достойные женщины Цфата так объясняют чудо освобождения их города:

«Все святые праведники, похороненные на местном кладбище, восстали из могил (многие женщины даже слышали поднятый ими шум, грозный, как буря). Праведники присоединились к боевым отрядам. За каждым бойцом Пальмаха следовали два праведника, которые берегли его, как зеницу ока. А Игала охраняли целых двенадцать великих праведников в сила, не уступающая танкам. И сам Алтер Шварц был среди них. И рабби Йосеф Каро[16]. И святой Ари. Так что же удивительного в том, что все враги разбежались, как зайцы?»

Кто еще вошел в еврейскую историю в сопровождении двенадцати праведников?

Искушение короля


Король Иордании Хуссейн со своей супругой Нур

«Дипломатия — это продолжение войны иными средствами», — утверждал Клаузевиц. Военная победа обесценивается, если победитель не в состоянии навязать разбитому противнику свою волю, подавить его способность к сопротивлению и принудить закрепить в тексте мирного договора все, что угодно победителю.

Израиль, овладевший искусством побеждать на поле брани, вынужден был во всем полагаться на силу оружия и поэтому крайне редко мог воспользоваться плодами своих побед. Ему пришлось упорно учиться искусству тайной дипломатии — естественному оружию политиков.

Кемп-девидские соглашения показали, что и в этой области Израиль пошел далеко.

Но если в минувшие века тайные переговоры были единственным средством определения внешней политики и велись профессиональными дипломатами, то в наше время внешняя политика и тайная дипломатия далеко не всегда преследуют одни и те же цели. Ибо внешняя политика есть нечто большее, чем дипломатия, и определяется не только дипломатическими усилиями, но и совокупностью целого ряда других факторов. Идеологической платформой правящей партии, например.

И все же серьезные переговоры немыслимы без тайной дипломатии. Именно она гарантирует успех, если обе стороны заинтересованы в достижении соглашения. Когда интересы сторон сталкиваются слишком явно, тайная дипломатия помогает сгладить противоречия путем взаимных уступок. Но если одна из сторон видит в переговорах лишь этап к достижению своих специфических целей и сознательно вводит в заблуждение партнера, чтобы в дальнейшем принудить его к капитуляции, никакое соглашение невозможно.

* * *

Победа в Шестидневной войне поставила израильское руководство перед проблемами, с которыми ему прежде никогда не приходилось сталкиваться. Со всей остротой встал вопрос: как быть дальше?

Израиль получил новые стратегические границы, которые было гораздо легче защищать. Получил территории, на которые имел историческое право. Но вместе с ними приобрел демографическую бомбу в виде миллиона арабов и вызвал взрыв арабского национализма, с фатальной неизбежностью приближающий новую войну.

Израиль располагал тогда лучшим правительством за все годы существования. Леви Эшкол, сочетавший трезвость мышления с огромной работоспособностью. Аба Эвен с его утонченным аналитическим умом. Игал Алон, идеалист и прагматик, генерировавший идеи. И, наконец, Моше Даян, человек, безусловно, способный и творчески одаренный, но презирающий людей и в глубине души самого себя.

Эшкол сумел превратить этих ярких, непохожих друг на друга индивидуальностей в великолепный рабочий ансамбль.

Первым побуждением правительства Эшкола после как с неба свалившейся победы было обменять территории на мир. Но, по словам Абы Эвена, для этого арабы должны были понять, что мы не Всемирная выставка в Монреале, которую можно запаковать и увезти. Арабы не изъявили никакой готовности к такому пониманию, и постепенно надежды на мирные переговоры испарились. Тогда правительство попыталось разорвать кольцо арабской блокады в наиболее уязвимом месте.

Таковым считалась Иордания, понесшая самые ощутимые потери в Шестидневной войне. Предполагалось, что Хашемитское королевство с его преобладающим палестинским населением вполне может стать альтернативой палестинскому государству.

Началось зондирование почвы, а затем и тайные контакты с Иорданией со всякого рода сбоями, досадными недоразумениями, попятными шагами и новыми прорывами.

Наконец, в мае 1968 года Аба Эвен тайно встретился в Лондоне с королем Хусейном. «Маленький король» и рафинированный английский джентльмен, ставший израильским министром, не спешили выложить на стол свои карты. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга с любопытством, граничащим с изумлением. Беседа, похожая на завуалированную дуэль, продолжалась около часа. Эвен блестяще охарактеризовал положение Израиля и Иордании, используя неизвестные королю факты. С лапидарной, чисто британской лаконичностью обрисовал выгоды, которые ожидают Иорданию после установления мира.

Король молчал. Потом произнес, чеканя слова: «Я, господин Эвен, заинтересован в том, чтобы получить конкретные предложения вашего правительства. Без них мы зря теряем время».

В тот же день Эвен был уже в Иерусалиме. Выслушав его отчет, Эшкол сказал: «Вероятно, это наш шанс. Упустить его мы не имеем права».

29-го мая собрался узкий кабинет в составе Эшкола, Алона, Эвена и Даяна. Эти люди решали все. Охарактеризовав ситуацию, Эшкол спросил: «Что будем делать?» Поднялся Эвен. Это потом его интеллект стал раздражать пигмеев, составивших костяк руководства Рабочей партии. Тогда все считались с его авторитетом.

Эвен произнес: «Во-первых, нужно выработать четкую позицию по территориальному вопросу. Необходимо решить, что мы можем предложить королю. Во-вторых, я полагаю, что на следующую встречу с Хусейном должен отправиться премьер-министр. Арабы придают большое значение этикету».

«Хорошо, — усмехнулся Эшкол, — но тебя я возьму с собой».

«Господа, — взял слово Алон, — мы не можем и шагу сделать навстречу Хусейну, не получив одобрения всего правительства. И мы должны определить, где красная черта, переступить которую нельзя даже в обмен на мир».

Взгляды всех присутствующих остановились на Даяне. Министр обороны был, как всегда, сух и лаконичен. «Необходимо отдавать себе отчет в том, что мы можем предложить королю Хусейну, а что — палестинцам», — подчеркнул он.

Премьер-министр подвел итог: «Я согласен с Моше. Прежде чем идти к королю, нужно пойти к палестинцам. Возможно, с ними легче будет договориться».

В последующие недели Эшкол работал по уплотненному графику. Палестинцы Иудеи и Самарии посещали его кабинет в одиночку и целыми делегациями. Эшкол пытался выяснить, как они относятся к идее введения автономии в густонаселенных районах контролируемых территорий. Гости мялись и кряхтели. И, словно сговорившись, твердили одно: «Вступите в переговоры с королем. Как он решит, так и будет».

Эшкол потерял терпение. «Это не лидеры и даже не слуги, — сказал он, — это прислужники. Не с кем разговаривать».

И настал день, когда Эшкол заявил на заседании кабинета: «Я считаю, что урегулирование с Иорданией — наиболее приемлемый для нас путь, и хочу соглашения с королем. Да простит меня Господь, если это слабость. К тому же, я не понимаю, как мы переварим миллион арабов в нашей стране. Не лучше ли предоставить эту заботу Хусейну?»

К тому времени были разработаны два плана решения демографической и территориальной проблемы Иудеи и Самарии: «План Даяна» и «План Алона».

О «Плане Алона» мы уже говорили.

«План Даяна» предусматривал создание пяти еврейских центров на горных возвышенностях в Иудее и Самарии. От Дженина на севере до Хевронской горы на юге. Каждый центр, компактный, как сжатый кулак, должен был состоять из большого военного лагеря, окруженного цепочкой поселений, соединенных артериями шоссейных дорог с «метрополией» и друг с другом. Арабское население Иудеи и Самарии возвращалось под иорданский контроль, но проблемы безопасности и внешних сношений этих районов Израиль оставлял за собой.

Эшкол предпочитал «План Алона», и, поняв это, Даян не стал упрямиться. «Ну что ж, — сказал он на решающем заседании кабинета, — план Игала имеет свои плюсы, и если вы его предпочтете, то я возражать не буду».

План Алона был рассмотрен политической комиссией блока Маарах 3-го августа 1968 года. Выступая на этом форуме, Даян сказал: «Мы представим карту Игала королю Хусейну и спросим: Ваше Величество, готовы ли Вы вести с нами переговоры на этой основе? Если да, то начнем немедленно. Если нет, то, по-видимому, нам не о чем разговаривать. К границам, существовавшим до Шестидневной войны, мы не вернемся никогда…»

Итак, все, что Израиль мог предложить иорданскому королю, — это план Алона. Немного было шансов, что иорданский монарх его примет. Хусейн ведь сказал Эвену на встрече в Лондоне: «Вы должны решить, чего вы хотите. Мир или территории. Вы не можете получить и то, и другое. На территориальный компромисс я не пойду. Мир вы получите лишь в том случае, если вернете все, что забрали. Да и то, понимаете ли вы, чем я рискую?»

Эшкол даже не пытался скрыть своего пессимизма. Он боялся, что король блефует, и все время твердил: «Премьер-министр не должен так рисковать. Я не могу поехать в Лондон лишь для того, чтобы вернуться оттуда с пустыми руками».

А «час короля» неуклонно приближался. Генеральный директор канцелярии премьер-министра Яаков Герцог, поддерживавший контакты с доверенным лицом Хусейна Зиядом Рифаи, сообщил, что король готов отправиться в Лондон и ждет лишь согласия израильской стороны. Нужно срочно решать. Теперь или никогда.

20-го сентября вновь собрался узкий кабинет. Премьер-министр открыл заседание словами: — Король ждет, господа. — Потом обратился к Эвену:

— В Лондон поедешь ты. У тебя уже есть опыт.

— Один? — удивился Эвен.

— Почему один? — Эшкол задумался. Вопросительно посмотрел на Даяна.

— С тобой поедет министр обороны.

— Ни в коем случае, — немедленно отреагировал Даян. — Меня в это дело не впутывайте. Я себя знаю. Темнить не умею. Уже на второй минуте Хусейн спросит: что ты предлагаешь? Я отвечу прямо, без словесных выкрутасов. И на этом все кончится.

Эшкол пожал плечами, и повернулся к Алону: — Ну, Игал, твой план, тебе и ехать.

* * *

Через несколько дней Эвен, Алон и Яаков Герцог, опытнейший дипломат, уже не раз встречавшийся с Хусейном, вылетели в Лондон.

Король явился на встречу в сопровождении Зияда Рифаи. Он и Герцог приветствовали друг друга, как старые знакомые.

Король, изящный, пропорционально сложенный, с печальными живыми глазами, сказал после формального обмена приветствиями:

— К делу, господа.

Начал Эвен:

— Ваше Величество, правительство Израиля уполномочило нас предложить Вам мир. Эта историческая встреча многое может изменить в судьбах наших народов. Если Вы не примете протянутую нами руку, то тем самым возьмете на себя огромную ответственность за то, что наши страны еще долго не будут знать ни мира, ни покоя…

Эвен говорил красочно, образно, в лучших традициях восточной риторики. В самом конце своей речи он выложил на стол заранее припасенный козырь: «Если же Вы, Ваше Величество, предпочтете остаться в лагере наших врагов, то нам придется искать сепаратного урегулирования с палестинцами».

Король слушал внимательно. Его бесстрастное лицо не выражало никаких чувств. Потом говорил Алон. Он не оспаривал у Эвена лавров лучшего израильского оратора. Свои мысли излагал сжато, может быть, слишком резко, отбросив предписания этикета. Охарактеризовав преимущества, которые может получить Иордания от мира и экономического сотрудничества с Израилем, Алон сказал: «Беды надвигаются на Иорданию со всех сторон. Ваше государство хотят разрушить палестинцы. Его может смести с лица земли ударная волна мусульманского фанатизма. Да и призрак коммунизма уже стучится в ваши ворота. Нас Вы хорошо знаете. Мы готовы пойти на любые жертвы и сражаться до конца. Именно поэтому сводятся к нулю все преимущества наших многочисленных врагов. Заключив с нами союз, Вы сможете спать спокойно. Мы возьмем на себя охрану неприкосновенности и стабильности Вашего королевства».

Алон даже отметил, что Израиль проявляет великодушие, предлагая Иордании разделить контроль над Иудеей и Самарией, хотя мог бы потребовать гораздо более высокой платы, учитывая понесенное Хусейном военное поражение.

Алон кончил. Король молчал, погруженный в раздумье. Выражение грусти и сожаления странной тенью прошло по его лицу. Потом он заговорил, тщательно акцентируя фразы, расставляя их, как оборонные редуты.

«Не с сегодняшнего дня я ищу путей к политическому урегулированию. Факт, что мы сегодня беседуем здесь, говорит сам за себя. Я глубоко убежден, что отсутствие мира и стабильности в нашем регионе грозит всем нам неисчислимыми бедами. Я хочу мира. Меня искушает возможность прийти с вами к соглашению и открыть новые перспективы перед нашими народами. Но я хочу мира подлинного, основанного на взаимном уважении. Мира без аннексий и унижения. Такого мира, который не умалил бы чести и достоинства моего народа и получил бы одобрение всей арабской нации».

Король сделал паузу. Выражение грусти вновь появилось на его лице. «Я знаю силу Израиля. Но не обольщайтесь. Вы можете одержать еще много побед. Но что с вами будет, если вы потерпите хотя бы одно-единственное поражение?» Король умолк. Его собеседники молчали, потрясенные, словно увидели призрак. Гнетущую тишину нарушил Алон.

— Мы не можем позволить себе такой роскоши, Ваше Величество, и этого не будет, — произнес он, стараясь придать уверенность своему голосу.

— А теперь изложите свои предложения, прошу вас, — сказал Хусейн.

— Они сводятся к шести пунктам, — приступил к самой сути Алон. —

Первый. Израиль и Иордания обязуются заключить мирный договор и соглашение о сотрудничестве.

Второй. Границы шестьдесят седьмого года подлежат изменениям с учетом интересов безопасности Израиля. Мы исходим из предположения, что лишь дислокация израильских сил вдоль реки Иордан может гарантировать нашу безопасность. Арабское население Иудеи и Самарии будет подлежать юрисдикции королевства Иордании и сохранит с ним экономические связи.

Третий. Западный берег Иордана подлежит демилитаризации.

Четвертый. Иордания сможет пользоваться израильскими портами на Средиземном море.

Пятый. Статус объединенного Иерусалима останется неизменным, но Иордания сможет стать патроном святых мест ислама.

Шестой. Израиль и Иордания совместными усилиями решат проблему лагерей палестинских беженцев.

Алон закончил. Он не поднял глаз на короля, но весь напрягся, ожидая его ответа.

Хусейн тихо спросил:

— Насколько я понял, вы фактически аннексируете Западный берег Иордана?

Алон ответил:

— Не аннексируем, но наше присутствие там дискуссии не подлежит. Этого требуют наши жизненные интересы.

— Ваши жизненные интересы требуют только одного: чтобы вас приняли арабы. Неужели вы думаете, что будете в безопасности, сидя на штыках? — усмехнулся король. И после паузы добавил: — Оставьте мне ваши предложения. Я изучу их и уже на этой неделе дам ответ.

Король вышел, не оглядываясь. Алон смотрел ему вслед. Зияд Рифаи задержался в дверях и, быстро взглянув на Алона, сказал:

— Думаю, что Его Величество не сможет принять ваши предложения, но согласится продолжить с вами контакты.

Через два дня Рифаи позвонил Герцогу и сообщил, что король считает «План Алона» неприемлемым.

— Ну что ж, — сказал Алон Эвену, — поехали домой. — И добавил с едва уловимой ноткой сожаления:

— Он развязал нам руки. Теперь мы будем создавать в Иудее и Самарии еврейские поселения. В конце концов, это наша земля…

Голда без косметики


Голда Меир

В три часа утра Голда сама заваривала крепкий черный кофе и, почти мурлыкая от удовольствия, угощала им избранных — тех немногих, кто удостаивался этой чести. В неизменном длинном черном вечернем платье она сидела в своем любимом кресле в углу салона, с благосклонной улыбкой посматривая на слегка ошалевших от табачного дыма и государственных дел гостей.

Это была знаменитая «кухня» Голды, где принимались все важнейшие решения. Последнее слово всегда оставалось за хозяйкой дома. Обычно часам к четырем утра, когда уже не было нерешенных вопросов, она властным жестом распускала свой маленький форум.

За женским обликом скрывалась натура сильная, амбициозная и упрямая. Голда Меир никогда не теряла контроля над ситуацией и любого умела поставить на место, если было нужно. Интуиция подводила ее крайне редко.



Поделиться книгой:

На главную
Назад