Богиня Фрейя с кошками на гравюре Йоханнеса Гертса (1884 г.)
Другие имена этой красавицы — Ванадис (Vanadi's), Вальфрейя, Ванабрида. Она была жительницей Асгарда (так в скандинавской мифологии называли небесный город, обитель богов-асов). Согласно легендам, после прибытия этой богини в Асгард все боги были настолько очарованы ее красотой, что она получила в подарок целый чертог под названием Фолькванг и собственный дворец для приема гостей.
Коты и кошки являются тотемом этой богини. Плюс они символизируют своим характером и характер Фрейи: воинственность, грацию, природную красоту и готовность к схватке. Она передвигалась на колеснице, запряженной кошками, которых ей подарил бог грома и молний Тор.
У скандинавов коты и кошки считались посланцами богини Фрейи, поэтому фермеры оставляли им драгоценное молоко, чтобы богиня благословила их урожай. Если в день свадьбы случалась хорошая погода, о невесте говорили: «Она хорошо накормила кошек». Это значило, что невесту поддерживает сама богиня любви. А если на свадьбе появлялся кот, это считалось верным знаком удачного брака.
Сквозь мрак Средневековья
Судьба котов и кошек навсегда изменилась, когда в 380 году Феодосий Великий, последний император единой Римской империи, провозгласил христианство официальной религией Рима. Язычество было объявлено вне закона на территории всей империи. И коты с кошками вдруг стали невинными жертвами гонений на языческие символы и обряды. Удивительный поворот… И в результате то, что раньше в котах и кошках обожествлялось, вдруг стало демонизироваться, а вскоре они начали ассоциироваться с самим язычеством, ибо иначе совершенно невозможно понять ту ненависть, которая будет преследовать этих прекрасных животных долгие века, практически до самого конца Средневековья.
Получается, что коты и кошки широко распространились по свету, но, к сожалению, это не принесло им особенного счастья.
Уже в древней кельтской мифологии кошка почему-то оказалась излюбленной формой, которую принимали всевозможные демоны, мешавшие героям в их чудесных приключениях. Вместе с рыжей свиньей и муравьями размером с быка кот значился среди главных недругов кельтских воинов. А потом и христианская церковь, видимо, полагая тем самым усилить свою власть, внесла ни в чем не повинных животных в свою демонологию. Коты и кошки не упоминаются в канонических книгах, составляющих Библию, и в христианстве кот вдруг стал символом Сатаны, тьмы, похоти и лени. Невежественные люди стали говорить, что кот выступает как воплощение или, в крайнем случае, помощник нечистой силы. А еще, согласно поверьям, уже не богини, а ведьмы якобы часто принимали образ кошек и отправлялись на шабаш верхом на черных котах.
А ведь поначалу в Средние века к котам и кошкам относились вполне прилично. Они, кстати, были единственными животными, которых дозволялось держать в женских монастырях. А в середине X века в Уэльсе правил некий Хоуэлл Хороший, который издал закон о содержании и защите котов и кошек. Там, в частности, были установлены «параметры» кошки: она должна была хорошо видеть и слышать, иметь зубы и когти, быть отменным мышеловом и прилежно воспитывать котят. По цене кошка приравнивалась к бычку или жеребенку, а если после покупки вскрывался какой-либо недостаток, то цену снижали на треть. А еще в законе Хоуэлла было такое положение: за убийство кошки полагалось наказание — убитое животное вешали за хвост, а виновный должен был засыпать кошку пшеницей так, чтобы она вся полностью была покрыта зернами, и всю эту пшеницу отдавали хозяину кошки.
Как известно, человеческое Средневековье, пришедшее на смену Античности, условно делится на три основных периода: раннее Средневековье (до середины XI века), классическое Средневековье (до середины XIV века) и позднее Средневековье (до открытия Америки в 1492 году или до краха Константинополя в 1453 году).
В эпоху раннего Средневековья произошло великое переселение народов: появились племена викингов, возникли королевства остготов в нынешней Италии и вестготов в Аквитании и на Пиренейском полуострове, образовалось Франкское государство, в период своего расцвета занимавшее большую часть Европы. Северная Африка и нынешняя Испания вошли в состав Арабского халифата, а на Британских островах существовало множество небольших государств англов, саксов и кельтов.
Во время классического Средневековья начала активно процветать Европа. Произошел распад Каролингской империи на два отдельных государства, на территориях которых позднее сформировались современные Германия и Франция. Христиане организовали череду крестовых походов против магометан и язычников. Развивались и богатели города, появились новые стили и направления в архитектуре и музыке.
Во второй четверти XII века на исторической сцене появились Польша и Великое княжество Литовское, со временем покорившие значительную часть территории Древней Руси. Начался натиск шведских и германских крестоносцев, завершивших завоевание Восточной Пруссии и Прибалтики, на Северную Русь — Новгород и Псков. И лишь нашествие монголов в XIII веке и установление вассальных отношений между русскими княжествами и Золотой Ордой положило этому конец.
А позднее Средневековье обычно связывают с началом церковной реформации или эпохи Великих географических открытий.
Это было время самого быстрого, самого непредвиденного изменения политических комбинаций: кто сегодня был другом, тот завтра легко делался врагом, и наоборот. Люди и ныне жалуются на нарушение договоров, но дело это кажется не вчерашнего происхождения: в Средние века договоры как будто и заключались для того, чтобы не соблюдать их. А примерно в 1300 году период роста и процветания Европы закончился еще и целой серией бедствий, таких как великий голод, который случился из-за необыкновенно холодных и дождливых лет, погубивших урожаи. За голодом и болезнями последовала черная смерть — эпидемия чумы, уничтожившая более половины европейского населения. Это привело к массовым волнениям, и именно в это время стали бушевать крестьянские войны в Англии, Франции и других странах. Катастрофическое падение численности европейского населения было довершено опустошениями, связанными с монголо-татарским нашествием и Столетней войной.
А еще имели место освобождение Северо-Восточной Руси от монголо-татарского ига и ее объединение под властью великих князей Московских, объединение Франции при династии Валуа, изгнание мавров из Испании и создание там единой монархии. Ну и конечно же, эта эпоха была отмечена падением Константинополя в 1453 году, то есть захватом столицы Византийской империи турками-османами под предводительством султана Мехмеда II.
Со смертью императора Константина XI Византийская (Восточная Римская) империя прекратила свое существование, и ее земли вошли в состав Османского государства. И теперь многие историки считают падение Константинополя ключевым моментом, отделяющим Средневековье от следующей эпохи — эпохи Возрождения.
Кошачий геноцид
О том, что Средневековье стало настоящим раздольем для котов и кошек, можно было бы сказать, да язык не поворачивается. И все потому, что в реальности Средние века не были благоприятны для котов и кошек, и исторические хроники передают нам, как почти повсюду христиане преследовали их с ожесточением, не давая покоя. А все потому, что, как уже говорилось, бедных животных начали без всяких на то оснований считать олицетворением зла, в связи с чем существование котов и кошек в эту эпоху стало настоящей трагедией: их активно топили, убивали, жгли на кострах и истязали.
Почему? Да потому что религиозная борьба испытывала нужду во врагах идеологических — и во многих странах началась охота на ведьм. Кошке припомнили, что она была языческим богом, что она гуляет по ночам «с тайными намерениями», что у нее светятся в темноте глаза. Кошка стала врагом народа, исчадием ада и пособницей разного рода колдунов и ведуний.
Когда в начале XIII века теолог Фома Аквинский объявил колдовство величайшим злом, францисканский монах Бертольд фон Регенсбург стал проповедовать с церковной кафедры о том, что кошачье дыхание источает чуму. Он говорил: «Еретик потому и называется еретиком, что он похож только на одного зверя — на кота!» Боже, неужели, все это только потому что еретик обозначался немецким словом ketzer, а кошка — словом katze…
Средневековая, с позволения сказать, «наука», незнакомая с греческим языком, затруднялась истолковать название «катары» (а именно так называлась еретическая христианская секта, достигшая расцвета в Западной Европе в XII и XIII веках, и ее название происходило от слова «чистый»), и теологи посчитали, что «катары зовутся так от кота: ибо, как говорят, они целуют в зад кота, в виде которого, как утверждают, является им Люцифер». Именно так писал в 1200 году один профессор богословия из Парижа, возводя название «катар» к латинскому слову cattus.
Подобную и даже еще большую безграмотность закрепил в 1233 году папа Григорий IX (в миру — Уголино деи Конти ди Сеньи) своей буллой, в которой он с отвращением описывал такое «неслыханное кощунство» катаров-идолопоклонников, как поклонение сатанинскому коту. «По окончании пиршества, устроенного в честь новичка, показывается черная кошка. Все присутствующие целуют ее в задний проход» — так писал этот достойный порицания человек, непонятно как добравшийся до высоты папского престола. И это именно он своей нелепой буллой, поощрявшей истребление котов и кошек, сделался одной из причин эпидемии чумы, пришедшей из Центральной Азии (ну никак не мог он, несчастный, понять, что из-за него резко возросла численность жутких крыс, переносчиков этой страшной болезни).
А после него папа Иннокентий VIII (в миру — Джанбаттиста Чибо) издал указ, в котором чародейство и поклонение черту были представлены как реальность, против которой церковные власти должны были бороться со всей возможной суровостью. Во многих случаях эта папская булла служила средством устранения неугодных сограждан, а мимоходом и их котов и кошек, которые тоже должны были предстать перед инквизицией. Папа Иннокентий VIII, которого пресыщенность, порок и кровожадность превратили в безумца, так характеризовал котов и кошек: «Языческие звери, состоящие в союзе с дьяволом».
В результате котов и кошек пытала инквизиция. Как и людей, их держали в тюремной неволе, а темницы инквизиции, наполненные мнимыми преступниками, были небольшие и грязные, с маленьким окном вверху, пропускавшим самый слабый свет. В них господствовала такая сырость, что солома сгнивала в короткое время, и атмосфера там была столь зловредна, что многие коты и кошки умирали, а тех, которые не умирали, гоняли вдоль коридоров и били бичами.
Местом для проведения пыток были подземные пещеры, в которые спускались множеством поворотов, и там орудия пыток, слабо освещаемые мерцающим полусветом бледно горящих факелов, наводили смертельный ужас. Палачи в длинных черных плащах с капюшонами, покрывавшими голову и имевшими отверстия для глаз, носа и рта, хватали животное и начинали истязание. Пытка производилась тремя способами: веревкой, водой и огнем. В первом случае несчастному загибали лапы за спину и связывали их; веревку продевали в блок, прикрепленный к своду, и палачи поднимали животное как можно выше; подержавши его некоторое время на весу, они вдруг отпускали веревку, и кот повергался вниз, останавливаясь на полметра от пола. Это ужасное потрясение разрывало связи во всех членах, и веревка часто проходила до жил и костей. При пытке водой палачи клали жертву на деревянный брус в виде желоба, тело кота перегибалось назад и принимало такую позицию, что хвост находился выше головы. Разумеется, от такого положения дыхание становилось очень тяжелым, и истязуемое животное терпело жесточайшую боль от давления веревок. Несмотря на такое жестокое положение, палачи лили в рот кота воду, и ему не давалось ни одной минуты вздохнуть свободно.
Если вторым мучением нельзя было получить никакого признания (а какое признание можно было получить от того, кто не обладает способностью говорить?), инквизиторы прибегали к огню. Палачи связывали коту лапы, потом намазывали их маслом или салом и держали тело против огня до тех пор, пока на лапах не обнажались жилы и кости.
Таковы были варварские средства, употребляемые инквизицией, дабы заставить обвиняемого (будь то человек или животное) сознаться в мнимых преступлениях. И как тут было не сознаться, когда и на смерть уже начинаешь смотреть как на облегчение…
К сожалению, таков был принцип средневекового европейского права: демонстрация того, что никто, даже бессловесное животное, совершив преступление, не уйдет от всекарающего правосудия. И проклятая эта система стоила жизни многим тысячам несчастных котов и кошек, а еще их замуровывали в стены и сбрасывали с башен. И все это — при большом стечении народа, с церемониями, по большим праздникам. Особенно доставалось тем, у кого был черный цвет шерсти. И все потому, что все тот же папа Григорий IX заявил верующим, что звери «цвета позора и зла» противопоставляются белоснежному агнцу — символу Иисуса Христа.
После столь «теплого» отношения к ним со стороны инквизиции популяция котов и кошек в Европе сократилась до 10 % от их изначального количества, имевшего место до начала охоты на ведьм.
«Кошачий клавесин»
Булла папы Григория IX от 1233 года, называвшаяся Vox in Rama, официально закрепила отношение к котам и кошкам как к воплощению Сатаны. Плюс закрепилась стойкая вера в то, что ведьмы могли принимать обличье кошек, причем для разных целей: чтобы навредить людям, чтобы прийти на шабаш и уйти с него, для блуда с чертями в обличье черных котов. И это привело практически к тотальному истреблению котов и кошек в Европе.
Короче говоря, с приходом инквизиции ни в чем не повинным котам и кошкам стало еще более понятно, что такое христианский ад. Ненависть к ним превратилась в настоящий культ, их убийство — в своеобразное состязание. В Дании, например, кошек закрывали в бочке, вывешивали ее между деревьями и, подъезжая на лошади, кололи бочку копьем. Тот, кому удавалось разбить бочку в щепки и убить кошку, объявлялся победителем и провозглашался «кошачьим королем». В Англии кожаный мешок с посаженной в него кошкой служил мишенью для лучников. А вот в Испании тех диких времен был известен так называемый «кошачий клавесин». Этот аппарат был изобретен в XVII веке немцем Кирхером: в его «клавесине» головы «дьявольских отродий» были высунуты наружу, а хвосты закреплены под клавиатурой. Стоило только нажать на клавишу, как соединенная с ней игла впивалась в хвост, и несчастное животное издавало крик боли. Это варварское изобретение пользовалось большим успехом в Европе, а царь Петр I, будучи в Гамбурге, даже заказал такой «клавесин» для своей Кунсткамеры.
А вот, например, что писал французский композитор Жан-Батист Векерлен в своей книге Musiciana:
Когда король Испании Филипп II посещал своего отца императора Карла V в Брюсселе в 1549 году, оба видели ликование друг друга при виде совершенно необычайной процессии. Самой любопытной была повозка, которая играла наиболее странную музыку, которую только можно представить. В ней был медведь, который играл на органе; вместо труб было 16 (по другим данным — 20) кошачьих голов, каждая была связана с его корпусом, хвосты торчали наружу и были проведены, как струны пианино — если нажимали клавишу на клавиатуре, соответствующий хвост сильно дергали, и кот каждый раз жалостливо мяукал. Историк Хуан Кристобаль Кальвете де Эстрелья отмечал, что кошки были организованы надлежащим образом, правопреемственно по октавам. Этот ужасный оркестр разместился в театре, где обезьяны, волки, олени и другие животные танцевали под звуки этой адской музыки.
А во Фландрии еще в Х веке местный граф Бодуэн III завел традицию, когда в среду второй недели христианского поста несколько кошек сбрасывали с одной из высоких башен замка. Носила эта традиция название «Среда для кошек». К счастью, этот нечестивец прожил недолго — всего 27 лет. В летописях потом написали, что он «неожиданно скончался после возвращения из похода против норманнов», но мы-то знаем, что в этом мире не бывает ничего неожиданного. Точнее, неожиданным, как правило, бывает как раз то, чего многие уже отчаялись ждать.
Что же касается придуманной графом Бодуэном III страшной церемонии, то она потом повторялась много лет — до начала XIX века, и вот что писал в 1817 году Ламбен, архивариус города, присутствовавший при последней экзекуции: «Кошачий палач в красной куртке и голубом колпаке, украшенном цветными лентами, сбрасывал животных со штурмовой башни. Некоторым, правда, иногда удавалось выжить и бежать, а зрители преследовали их».
Так называемые «святые отцы» учили в средневековых проповедях: «Дыхание кошки, которое проходит сквозь ее кожу, — это чума, и ежели она пьет воду, и слезинка упадет из ее глаз, то источник будет отравлен: каждый, кто из него напьется, неизбежно умрет». Естественно, после таких заявлений несчастных животных обвиняли во всех людских бедах. А в богословском труде одного английского автора рассказывалось о ведьме, которая обращалась в кошку девять раз. Именно отсюда и родилось глупейшее поверье, что у кошки девять жизней. Согласимся же, что оно не менее бестолково, чем поверье, будто младший из близнецов — существо проклятое и бесполезное, или что если взять жабу в руки, то потом появятся бородавки.
А вот еще один весьма характерный пример. Лукреция Борджиа, внебрачная дочь папы римского Александра VI (в миру — Родриго Борджиа), умершая в 1519 году в Ферраре, во время застолий любила предаваться странным развлечениям, называемым «кавалер и кошка». Это кошмарное зрелище состояло в том, что в клетке запирали мужчину и кошку. Человек, обнаженный до пояса, должен был раздразнить несчастное животное, после чего убить его без помощи рук. И чем больше усилий приходилось прилагать «кавалеру», тем больше удовольствия это доставляло присутствующим.
И даже философ Никколо Макиавелли, автор прославленного трактата «Государь», опубликованного в 1532 году, тонкий циник, считавший, что в основе любого политического поведения лежат только выгода и сила, ужасался этим олицетворением алчной жестокости. А ведь он истощил практически все свое глубокомыслие на изыскание мудрости в отвратительном коварстве этих самых Борджиа.
Я изучил многих философов и многих кошек.
Мудрость кошек неизмеримо выше.
Кошачьи судебные процессы
Средневековая инквизиция в отношении котов и кошек — это было чистой воды мракобесие. И все потому, что христианская церковь не признавала языческих верований и ей срочно потребовались враги, с которыми можно было бы героически бороться. Вот несчастные коты и кошки и впали в немилость. А у людей разве не так? Разве не называют в разные периоды времени «виновниками всего» евреев, буржуев, коммунистов и т. п.? Нужно же обвинить кого-то во всех своих бедах и горестях. Кого угодно, только не самого себя…
Просто таковы люди. Им плохо, и они тут же находят виновного в этом. А виновного надо что? Правильно, убить. Но просто убийство — это грех. Вот и придумали инквизицию — как бы узаконенный способ убийства неугодных. Как писал Альбер Камю, «когда религия соединяется с политикой, рождается инквизиция». И начались дикие процессы над ни в чем не повинными животными.
В это невозможно поверить, но люди судили даже насекомых и птиц. Судили полным составом суда, и при этом выступали обвинители и защитники. Судили котов и кошек, судили даже майских жуков. И у последних были свои адвокаты, и те добивались, что жуков приговаривали лишь к переселению в другое место, причем специальная комиссия еще долго выбирала, куда можно было бы их переселить.
Был даже один французский адвокат по имени Бартоломе Шассне, который сделал себе карьеру на защите крыс и мышей. Он написал особый трактат «О производстве судебных следствий», а потом, в 1522 году, он имел случай практически привести в исполнение свою науку, и вот по какому поводу. Крысы тогда производили сильные опустошения в городе Отён и его окрестностях. Суд и полиция решили, что надо освободиться от этих отвратительных гостей, и предали их суду. Прокурор потребовал, чтобы обвиненные были представлены в суде, и Шассне назначили их адвокатом. А так как крысы, естественно, не явились в суд, то адвокат сказал, что они рассеяны по большому пространству и множеству домов и надо дать им время собраться. Для их явки был назначен другой срок. Но крысы, естественно, и в него не явились, и адвокат заявил, что дороги слишком дурны и что коты и кошки, узнав о требовании суда, караулят крыс. Далее от имени своих подзащитных Шассне сказал, что его клиенты не приходят в суд потому, что существует реальная угроза их жизни. Она исходит от кровожадных котов и кошек, которыми владеют истцы — местные жители. А посему они должны взять на себя обязательство, что их животные не потревожат его клиентов, и тогда требование о явке в суд будет исполнено незамедлительно. Но если данное обязательство окажется нарушенным, то истцы должны будут выплатить большой денежный штраф. Естественно, владельцы котов и кошек наотрез отказались. Плюс Шассне сказал, что нельзя обвинять всех грызунов скопом, что необходимо установить индивидуально вину каждого по отдельности, а так как это было практически невозможно, то дело пришлось прекратить «из-за неявки одной из сторон». Дело это, кстати, в свое время наделало много шума и способствовало немалой известности ловкача-адвоката.
Отойдя от принципа хронологии, отметим, что подобные процессы проходили и после окончания Средневековья. Например, в 1713 году в Бразилии судили термитов, которые подточили деревянные столбы в погребах монастыря. Всего же с начала XII по XVII век только во Франции было вынесено около ста смертных приговоров животным. Судили животных и в Италии, и в Германии, и в Швеции, и в Швейцарии…
Более того, даже в 1926 году в Англии имел место такой случай. В Лидсе некий Джордж Букль стал обнаруживать у себя в курятнике растерзанных кур. Плюс у него пропали тринадцать дорогих почтовых голубей. Он сел в засаду и вскоре понял, что все это творит кошка его соседа мистера Холмса. И Букль через суд потребовал возмещения ущерба. Но, как оказалось, кошка не принадлежала Холмсу. Она была бездомная, но добрый мистер Холмс ее подкармливал, и она часто сидела у него на крыльце. И, понятное дело, этот Холмс не горел желанием расплачиваться за проделки, по сути, чужой для него кошки. И он сказал: она виновата, вот ее и судите.
Казалось бы, полный бред. А вот и нет. Дело в том, что в Англии право — прецедентное, а подобные прецеденты имели место в Средние века. И в 1926 году первый суд принял решение, что кошка — бродячая и мистер Холмс за ее действия отвечать не должен. Но Джордж Букль не смирился и передал дело в суд высшей инстанции. Тогда в дело уже вмешались адвокаты. Дело вел судья Шерман. И там все повернулось так: а знал ли мистер Холмс о проделках кошки, или он ничего не знал? И еще: можно считать кошку дикой или все же нельзя? Короче, потом дело перешло в Высший апелляционный суд Англии, и кончилось все тем, что измученный судами и связанными с этим расходами мистер Холмс вроде бы взял и убил злосчастную кошку. Типа я тебя прикормил, я тебя и…
Возвращаясь же к Средневековью, можно утверждать следующее. Да, судебные процессы над животными могут показаться полным бредом и безумием, но в какой-то степени объяснить причины этого сумасшествия можно. Дело в том, что в обществе, населенном чудовищами, коты вполне могли служить дьяволу, а колдуньи могли превращаться в кошек. И сценарий судебных процессов обычно был одинаков: после троекратной неявки в суд ответчиков судьи выносили заочное решение. Но если против туч насекомых суды и инквизиция были беспомощны, то в борьбе с демонами, вселявшимися в тех же котов и кошек, христиане легко брали реванш. На кострах были сожжены многие тысячи животных.
Бедные коты и кошки! Христианство преследовало их потому, что не могло простить им их языческого прошлого и языческого почитания. Якобы «в своей борьбе за власть церковь прежде всего стремилась вытравить из народа воспоминания о нем». То есть о язычестве. И удар был направлен на нечестивых и безбожных еретиков, «колебавших важнейшие догматы и соблазн и вред наносивших верным», но попал он по ни в чем не повинным животным. И такая вот демонология быстро набрала обороты, а посему простая охотничья игра, например, кошки с мышью стала интерпретироваться церковниками как игра дьявола с человеческой душой.
И всё это изуверство оправдывалось тем, что коты и кошки, будучи воплощениями дьявола, не могут страдать, каким бы безжалостным мучениям их ни подвергали. Где бы ни случилась болезнь или какое другое бедствие, в этом обязательно обвиняли кота или кошку.
А что, вполне логично. Недаром же и в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» черный кот-оборотень Бегемот появлялся в Москве в составе свиты Воланда, повелителя Сил Тьмы. И, как утверждает «Булгаковская энциклопедия», источником для создания этого персонажа Булгакову послужила книга «История сношений человека с дьяволом».
Результат — эпидемии чумы
Воистину, в Средневековье котам и кошкам пришлось несладко. Впрочем, в те дикие времена людям доставалось не меньше. С одной стороны, они сами уничтожали друг друга в бесконечных войнах, с другой — из-за истребления домашних котов и кошек расплодившиеся крысы разнесли по всей Европе чумную блоху, отчего пол-Европы погибло. И поделом. Недаром же говорят, что человек невежествен и предсказуем, а потому управляем и наказуем…
Американский профессор истории Дональд Энджелс утверждает, что рост популяции черных крыс привел к тому, что от спровоцированной ими эпидемии чумы умерло около 20 миллионов человек, причем половина из них — между 1346 и 1351 годом. Он же отметил и такой удивительный факт: в те времена крысы фактически нравились людям. Средневековые люди якобы кормили крыс, делали их домашними животными, практически считали их священными животными. Почему? Да потому, что средневековые люди «ценили крысу как своего рода символ грязи, а в то время считали, что чем более ты грязен, тем ты более свят». По мнению Дональда Энджелса, «такое отношение сохранялось в течение очень долгого времени и привело к поистине трагическим последствиям».
Гамельнский крысолов
Первые мышеловки
Странные все-таки существа эти люди… Если они считали котов и кошек исчадиями ада, они что — не могли придумать какое-нибудь другое средство борьбы с мышами и крысами? В самом деле, если уж они взялись уничтожать котов и кошек, так надо же было придумать что-нибудь альтернативное.
И они придумали. Много-много лет назад. И конструкция устройств, понятное дело, постоянно менялась и совершенствовалась. А вот традиционную ныне мышеловку с пружиной и крючком, на который подвешивается приманка, придумал лишь в 1854 году Хайрем Стивенс Максим (Hiram Stevens Maxim) — тот самый человек, который изобрел знаменитый пулемет «максим».
А что же было до этого?
В Средние века жили специально обученные крысоловы, которые кочевали из города в город, а у них были разные яды и ловушки. И тут достаточно вспомнить легенду про крысолова, который за награду пообещал избавить богатый город Гамельн от грызунов. Стоило ему заиграть на своей волшебной дудочке, как все городские крысы выбрались из своих тайных убежищ и, околдованные музыкой, пошли за ним, а он вывел их всех за город и утопил в реке.
Это было в конце XIII века, и эта история кочевала из одной исторической хроники в другую, постепенно обрастая подробностями. А примерно в начале 1560-х годов в хронике вюртембергских графов фон Циммерн была приведена уже полная версия этой легенды в том виде, в каком она дошла до нас.
Ту же самую железяку, в которой мышь пытается съесть лакомство, пружина срабатывает и поднятая рамка с силой придавливает жертву, придумал именно Максим. Ему, кстати, было тогда всего 14 лет, и он еще учился в школе. Этот американец, родившийся в 1840 году в городе Сэнгервиле (штат Мэн), с детских лет удивлял приятелей, учителей и соседей своими конструкторскими идеями. И его мышеловка быстро обрела популярность в округе, а там — и по всей Америке. А свой знаменитый пулемет, который все наверняка видели в фильмах про революцию 1917 года и Гражданскую войну, он придумал значительно позже. Он, между прочим, и электролампочку создал раньше Эдисона, и аэроплан построил раньше братьев Райт. Но этого сейчас почему-то уже никто не помнит, и его имя прочно связалось лишь с самым смертоносным оружием конца XIX — начала XX века. А ведь этот изобретатель, умерший в 1916 году в Англии, придумал еще массу разных вполне мирных вещей — например, ментоловый ингалятор для лечения астмы. Просто не повезло человеку.
Револьвер-мышеловка Джеймса Уильямса
А в 1882 году изобретатель из Техаса Джеймс Уильямс вышел на новый уровень борьбы с грызунами — он запатентовал ловушку для мышей, которая вместо рычага предполагала убийство грызуна из револьвера в упор.
Револьвер крепился на специальной рамке. В ее передней части находилась педаль, на которую наступала мышь. Срабатывала система пружин, и рычаг давил на спусковой крючок — револьвер стрелял. В результате от вредителя оставалось лишь кровавое месиво. При этом Джеймс Уильямс утверждал, что его ловушку можно масштабировать и для более грозных животных: например, ее можно использовать в связке с окном или дверью, чтобы убить любого, кто вздумает вломиться в дом.
В конце XIX века француз Этьенн Оруз (Etienne Aurouze) представил мышеловку под названием «пружинная ловушка» (piege a ressort), весьма похожую на современную. Изобретатель получил за нее в 1890 году серебряную медаль выставки в Амстердаме.
В 1897 году аналогичную мышеловку запатентовал британец Джеймс Генри Аткинсон — она называлась «Мальчуган» (The Little Nipper).
«Кошачья» геральдика
В средневековой геральдике, науке весьма нужной и естественной при монархическом правлении, очень любили тигров и львов, выдававшихся за знаки неустрашимости, но не брезговали также и простыми котами и кошками, однако они по понятным причинам в гербах встречались гораздо реже своих диких собратьев.
Тому есть несколько причин.
Во-первых, как уже было сказано, не самые умные из людей считали котов и кошек дьявольским отродьем. Ну разве умный может говорить: «Дыхание, которое проходит сквозь кожу кошки, — это чума, и если она пьет воду, и слезинка упадет с ее глаз, то источник будет отравлен, и каждый, кто из него напьется, неизбежно умрет»?
Во-вторых, коты и кошки, как ни крути, это домашние животные, и средневековые рыцари, гордившиеся рядами своих славных предков, не горели особым желанием изображать мирную домашнюю живность на своих гербах. Другое дело — дикие звери: сильные, опасные, независимые (не могли необразованные рыцари понять, что коты и кошки не менее независимы, чем те же львы, но все же являются социальными животными, то есть научились «затрагивать струны» чувствительных людей).
В-третьих, качества, ассоциировавшиеся с котами и кошками, не очень совпадали с рыцарскими добродетелями. Один средневековый «умник» писал: «Зверь в юности похотливый, резвясь, прыгает на все, что перед ним, бегает за соломинкой».
Короче говоря, после перечисления этих причин и в самом деле может показаться, что коты и кошки совсем не подходят для того, что великий граф Эмануэле Тезауро из Турина называл «языком гербов». Что тут скажешь? Только одно: есть лишь две бесконечные вещи — Вселенная и человеческая глупость. Впрочем, относительно Вселенной мы не вполне уверены.
И все же, и все же…
Дикий кот был эмблемой бургундцев, и Клотильда Бургундская, вышедшая замуж за Хлодвига, короля франков, в 492 году в приданое получила золото и серого кота, прекрасно ловившего крыс.
Кошки на красном фоне встречались и на гербах людей по фамилии Кэттон, означающей, что их предки были из прихода Кэттон в графстве Норфолк
И герб благородных Доусонов описывался так: «Голова полосатого кота, гордо поднятая, во рту крыса». А герб с изображением заключенного кота был пожалован королем Хильдебертом I, сыном Хлодвига и Клотильды, рыцарю, который пленил Годомара Бургундского во время войны между франками и бургундцами.
Символ славного семейства Кейтсби — это пятнистый кот, такой же, как изображенный на витраже Лапвортской церкви в Уорикшире.
А вот еще несколько характерных примеров гербов.
Город Катцванг, ныне входящий в состав Нюрнберга, имеет на гербе кошку (katze) на красном фоне, стоящую на зеленом лугу, что указывает на вторую часть названия города (wang означает wiese am hang — «луг на склоне»). А епископский посох в лапах кошки символизирует Эбрахское аббатство, владевшее многими землями в этом районе.
Кошка, как символ свободолюбия, была эмблемой Нидерландов, долгие годы боровшихся против иноземных захватчиков, и потом кошку можно было увидеть на гербах многих людей, происходивших из этой страны.
Как видим, даже в диком Средневековье имелись достойные люди, которые понимали, что у котов и кошек есть понимание свободы, что они не желают быть ни пойманными, ни заключенными, ни кому-то подчиненными. И из-за этого некоторые старинные роды бургундцев, швабов и британцев вводили этих животных в свои гербы как символ свободы.