Проект «Звездная пыль»: точка невозврата

Lord Weller

Проект «Звездная пыль»: точка невозврата

Лента шоссе, проходившая между рядами платанов, обрывалась на горизонте, где через сизое марево просвечивали контуры башни маяка. Осточертевший за три года пейзаж. Машину мелко затрясло на неровном покрытии, когда я свернул в малозаметную аллею справа.

Остановившись у высоких железных ворот, за которыми возвышалась унылая коробка из грязно-оранжевого кирпича с антенной, напоминавшей крылья огромной стрекозы, я вылез из машины и поморщился. Левая нога здорово ныла ещё с вечера, реагируя на мерзкую погоду, что не улучшило моего настроения. Стараясь не хромать, я прошёл пост охраны, не обращая внимания на подобострастные приветствия, и оказался в просторном фойе, куда выходили двери трёх лифтов.

Приложив палец к сканеру, я вызвал служебный лифт. Через пару минут, дверцы мягко разъехались передо мной, гостеприимно пропустив внутрь.

Лифт с мягким гулом начал опускаться.

Бросив взгляд в зеркало, я поправил галстук и не удержался от грустной усмешки. Отражение напомнило о страшилках, коими старожилы пугают новичков, описывая в буйных красках, как глава центра приобрёл увечья в неравной борьбе с жуткими монстрами, которые воссоздаются здесь. На самом деле, это полная ерунда. Глубокие шрамы на лице, изуродованная левая нога, в тридцать пять лет совершенно поседевшие волосы, отсутствующее лёгкое — последствия моей встречи не с четвероногими чудовищами, а с двуногими существами, которых по формальным признакам относят к людям.

Цилиндрическая кабина лифта из серебристого металла остановилась, помедлив пару секунд, с тихим шелестом открыла двери, пропустив меня в узкий коридор. Тихо и холодно, как в склепе. Постоянная температура поддерживалась здесь на уровне пятидесяти градусов по Фаренгейту (десяти градусов по Цельсию — прим.). Правда в склепе обычно сыро, пахнет тлением, плесенью. В лаборатории не ощущалось никаких запахов.

Через полсотни шагов голая бетонная стена прервалась длинным окном, за которым словно небоскрёбы высились матово поблескивающие серо-стальные шкафы вычислительного центра с уходящими вверх толстыми металлическими трубами мощного охлаждения. Дверца одного шкафа была распахнута, в клубке толстых покрытых чешуёй оплётки «змей» деловито копался техник в голубой спецовке, в лысине отражалось пятно света. В следующем зале выстроился ряд генераторов, выкрашенных светло-серой краской. Ещё одно помещение — монтажная со стеллажами, низвергающими водопады разноцветных проводов. Столы, заставленные монтажными платами с длинными рядами чёрных коробок с надписью Nvidia TESLA — графические профессоры, названные в честь гениального изобретателя Николы Теслы.

Недавно вояки расщедрились, вняв нашим мольбам, бросили подачку, на которую мы смогли сделать модернизацию нашего устаревшего суперкомпьютера Cray XK7, подлатать дыры. Чиновники в мундирах, которые в своей тупости ничем не отличаются от бюрократов в деловых костюмах, отказывались понимать, зачем для воссоздания туннелей пространства-времени нужны мощные графические процессоры. Думали, мои сотрудники решили поиграть в Crysis 5. Мне пришлось убить уйму времени, убеждая «ястребов», что это нужно лишь для расчётов — Nvidia Tesla, которые мы заказали, не имеют даже выхода на дисплей.

В конце коридора я остановился, чтобы бдительное око системы безопасности провело неприятную процедуру — сканирование радужной оболочки. На табло справа от двери зажглась надпись: «Ричард Клейтон. Доступ разрешён».

Просторное помещение со стенами, обшитыми панелями светлого дерева, с овальным чёрным столом, за которым меня уже ждало несколько человек.

— Догерти, доложите о последнем эксперименте, — сказал я, заняв место во главе стола, даже не сказав формального приветствия. Моя бестактность стала притчей во языцех.

Эдвард Догерти, начальник отдела испытаний, немолодой мужчина с проглядывающей на макушке лысиной, которую он тщательно декорировал остатками волос, достал из папки лист бумаги, медленно проговорил, не глядя в текст:

— Мы провели пять испытаний, успешность семьдесят семь процентов.

— Это интересно как? — язвительно перебил я. — Пять добровольцев, семьдесят семь процентов? Давайте по существу. Сколько вернулось, что показали тесты психоэмоционального и физического состояния. Что конкретно удалось узнать, — резкие звуки моего голоса заставили присутствующих с испугом втянуть головы в плечи. Я поморщился, потёр висок, паршивое настроение усугубилось ноющей головной болью.

— Вернулось четверо, — пробормотал он, стараясь не смотреть в мою сторону. — К сожалению, один пока остался в туннеле. С остальными побеседовать пока не удалось. Они не адекватны.

Над столом возник голографический экран, демонстрируя небольшую, квадратную комнату, в которой бродил худощавый молодой человек в светло-синей больничной рубашке, с обведёнными тёмными кругами глазами на худом лице, впалыми щеками, серыми, тонкими губами. Его шатало из стороны в сторону, словно в каюте судна в сильный шторм. Сделав несколько безуспешных попыток залезть на потолок, он спланировал на пол, безвольно раскинув руки, вперился в пространство перед собой. Вскочив на ноги, согнулся пополам, как будто у него болел живот, пытаясь лбом пробить стену, обшитую грязно-белыми матами.

— Понятно, — я тяжело вздохнул. — Полку психов прибыло. Как вы любите, Догерти, за никчёмными цифрами скрывать неудачи. Не семьдесят семь процентов успеха, а двести процентов полного провала. Есть какие-то предположения? — обведя взглядом присутствующих, поинтересовался я. — Нет? Ладно, Томсон, какие у вас успехи с Ричардсоном? Смогли преодолеть проблемы с обрывом связи?

Это была идея Томсона привлечь к работе экстрасенсов, в которых я никогда не верил. Но отдаю ему должное, именно благодаря феноменальным способностям Маркуса Ричардсона, мы смогли открыть туннели пространства-времени. Хотя это стало лишь побочным эффектом другого эксперимента. Материализации мысленных образов, которую осуществлял Маркус.

— Да, сэр. Мы расположили кресло Ричардсона и приёмники внутри катушек Теслы особой конструкции «Дельта Т». Таким образом, удалось защитить энергетические поля. Обрывы связи практически прекратились. Кроме того, мы смогли выяснить, почему люди теряются в туннелях и не находят пути назад.

— Вот как? — недовольно вскрикнул Догерти. — Вы знали и не сообщили нам? Мы потеряли добровольца по вашей вине, Томсон!

— Помолчите, Догерти! — я грубо оборвал его. — Это не вина Томсона, а моя! Понятно вам? Я несу за это ответственность. Говард, расскажите о ваших выводах.

— Вся проблема заключалась в расфокусировке внимания Ричардсона из-за наводок электромагнитного поля, создаваемых дельта-антенной. Мы открывали тоннель, но он начинал дрейфовать. Конец не совпадал с началом и люди не попадали в нужное место. Мы провели ряд расчётов и добились стабильности результатов на девяносто пять процентов.

Ослепительная вспышка света разорвала зигзагом сверху донизу пространство, как будто сюда проникли светящиеся корни огромного инопланетного дерева. В нос ударил резкий запах озона. Когда я сумел прозреть, увидел на столе мерзкое чудище. Тело лысой с остатками шкуры на боках коровы, сдохшей от ящура, но каким-то невероятным образом сумевшей ожить и выбраться из могильника. Задние конечности с копытами, передние смахивали на лапы огромной собаки. Морда с загнутыми вверх клыками — гибрид кабана и саблезубого тигра. Гнусная тварь, по сравнению с которой собака Баскервилей выглядела тойтерьером, издала леденящий душу вопль — смесь скрежета, воя оборотня и дикого лая, соскочила со стола, начала бегать кругами, со свистом рассекая воздух и распространяя отвратительную вонь.

— Уберите эту хрень, Томсон! — закричал я. — Быстро!

Раздался хлопок, мразь сложилась в плоскую картинку и пропала. Большая часть присутствующих замерла в полуобморочном состоянии. Догерти, пунцовый от стыда, вылез из-под стола, старательно пряча глаза, присел в кресло, поёрзав на месте.

— Извините, сэр, — пробормотал Томсон растерянно. — Это Маркус, его шутки. Я ничего не могу сделать.

— Судя по этой штуке, мы довели Ричардсона до ручки, — проронил я, в задумчивости потирая подбородок. — Раньше его монстры хотя бы напоминали реальных, тигров там или слонов. А сейчас он сотворил ужас Господень. Говард, дайте Маркусу отдохнуть пару недель и замените другим экстрасенсом.

— Это не так просто, сэр. Нам придётся делать тонкую настройку кресла вновь. Это займёт много времени, — осторожно возразил Томсон.

— Чёрт с ним! Не отмывать же каждый раз от дерьма мой кабинет, — с досадой буркнул я. — Ладно, давайте послушаем отчёт других. Норман, как у вас дела с модернизацией нашего супер-пупер компа? Сможете поведать?

Норман Стейн, руководитель ВЦ, достал из папки дрожащими руками пару листов бумаги, начал рассказывать, чуть заикаясь.

Выслушав отчёты тех, кто был способен говорить после хулиганской выходки Ричардсона, я отпустил всех.

— Все свободны. Томсон, останьтесь, — бросил я.

Томсон замер в дверях, вернувшись, присел рядом в кресло, вопросительно взглянув на меня.

— Хочу попробовать зайти в туннель. Поможешь? — спросил я. — Понимаешь, самому хочется понять, почему люди сходят с ума. Мне кажется, у нас осталось мало времени. Скоро вояки нас грохнут. А я так ничего и не успел.

— Дик, даже, если ты не сойдёшь с ума, — медленно проговорил он. — Ты можешь пропасть там навечно. Мы не смогли добиться, чтобы начало с концом совпадало на сто процентов. Это самоубийство.

— Говард, нет у меня больше ни моральных, ни физических сил. Вместо того чтобы заниматься наукой, стал бюрократом. Разруливаю потоки дерьма.

Он лишь покачал печально головой, но не стал возражать.

На следующий день, я пришёл в зал перемещений, где меня поджидал Томсон и Маркус Ричардсон, высокий, худой мужчина средних лет, с отсутствующим взглядом.

— Ну, готов? — смерив меня хмурым взглядом, буркнул Говард.

Меня бросило с силой вниз в разверзший под ногами туннель в виде невыносимо ярко освещённой спирали, мгновенно лишив любого представления о времени и пространстве. До тошноты закружилась голова, я вдруг оказался на краю огромной карусели, которая увеличиваясь в диаметре, все быстрее и быстрее разгонялась. Зацепившись кончиками пальцев за край, я с обжигающим ужасом представил, что занемевшие руки не выдержат и меня отбросит в закрученную туманность в виде бабочки, которая то приближалась, то удалялась. Душу вывернуло наизнанку, обрушилось мучительное чувство одиночества и ностальгии. Я очнулся в центре сферы в окружении незнакомых, немигающих звёзд, понимая, что от родной Земли меня отделяют миллионы, миллиарды световых лет и всей оставшейся жизни не хватит, чтобы вернуться домой.

И в последнюю секунду перед тем, как окончательно потерять сознание, я ощутил под ногами твердь. Тьма рассеялась, я увидел, что нахожусь в той же лаборатории, только здесь нет ни Томсона, ни Маркуса, только бегущие по дисплеям графики, диаграммы измерений. Внезапная, но совершенно очевидная мысль пронзила мозг. Я вдруг понял, почему люди сходили с ума. И бросился к клавиатуре, чтобы не забыть… Обязательно не забыть!

* * *

— …трансформатор Теслы с выходным напряжением в несколько миллионов вольт, способен порождать различного рода газовые разряды: стримеры, искровые, коронные или дуговые, которые производят эффектное впечатление. Поэтому это изобретение Теслы часто используются в декоративно-просветительских целях. На выставках, к примеру. Практически это устройство применяется довольно мало, — я отвернулся от доски, и обвёл взглядом аудиторию, где сидело две дюжины молодых людей, явно сильно заскучавших. — Есть вопросы?

— Профессор, а почему вы не рассказали, что трансформатор Теслы использовался для разработки системы невидимости военных объектов? — подал голос Говард Томсон. — Вы писали в своей книге, что побочным эффектом работы стал туннель для путешествия во времени. А генератором вращающегося магнитного поля Теслы можно защитить энергетические поля, чтобы путешественники во времени не сходили с ума, покидая нашу реальность.

В голосе ощущался нескрываемый сарказм. Мол, как же вы, уважаемый профессор, могли забыть о собственном фундаментальном труде. Говард Томсон — талантливый парень, но смотрит на меня, как на недоразумение. Словно, это он профессор, а я — студент. Мы почти одногодки, ему двадцать семь, а я лишь на пять лет старше. Никогда не мог понять, зачем ему, победителю нескольких престижных олимпиад знаний, получившего президентский «гранд» на обучение в «университете мечты», понадобилось включать мой предмет, примитивный курс электротехники, в свою программу обучения. Может быть, для того, чтобы произвести впечатление на девушек, отпуская в мой адрес шуточки?

— Да, Говард, верно, — ответил я, улыбнувшись, показывая, что сдержал «удар». — Вихревой трансформатор Теслы успешно использовался для генерации магнитных полей сверхвысокой напряжённости вокруг объекта, что обеспечило ему невидимость для радаров. Но, что касается туннелей для путешествия во времени, то практически это невозможно. Прошлое, настоящее и будущее связаны между собой. Можно провести аналогию с игрой в шахматы. Каждый шаг будет порождать бесконечное количество вариантов, так что итог игры непредсказуем. Если путешественник во времени изменит прошлое, то возникнет новая реальность в будущем. Он не сможет вернуться в точку, из которой отправился в путь. Возникнет временной парадокс. Я ответил на ваш вопрос, Говард? Хорошо. Тогда, на этом закончим. К следующему семинару жду ваших рефератов. Говард, вас это тоже касается.

Спускаясь по ступенькам главного входа политехнического института — приземистого знания из красного кирпича под белой остроугольной крышей, с темно-коричневыми колоннами, я заметил двух полицейских.

— Ричард Клейтон? Детективы Брэдли Адамс и Энтони Петерсон, — показывая жетон, проговорил глухо коп в потрёпанном плаще и большими мешками под глазами, которые свидетельствовали о сильной безответной любви к алкоголю. — Вы арестованы по подозрению в убийстве Джорджа Сандерса, Стивена Томаса, Эрика Миллера и Брюса Стюарта. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажите, может и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката…

Отдаю копам должное, они не стали надевать на меня наручники в аудитории, перед моими студентами, а ждали на улице. Но ступор, в который я впал, не стал от этого меньше. Я впервые услышал имена жертв, они ничего не говорили мне.

Пока я ждал в отделении моего адвоката, Дональда Фримана, детективы, пытались надавить на меня, чтобы я согласился на чистосердечное признание. Обычная процедура, почти никогда не срабатывающая. Не вижу никакого смысла.

— Вы ошиблись, я никого не убивал, — спокойно объяснил я, с комфортом устроившись на стуле с поцарапанной металлической спинкой, словно в мягком кресле.

Волнение улеглось, я лишь жалел, что не успею к ужину, который приготовила моя жена. Дженни замечательно готовит. Впрочем, если бы она умела жарить лишь примитивную яичницу с беконом, я все равно стремился бы попасть домой, чтобы поужинать с ней в уютном семейном кругу. Старомодное чувство, которое сейчас уже отмерло.

Пошумев, копы вышли из комнаты допросов. Хотя я прекрасно понимал, они наблюдают с другой стороны за мной в окно, которое выглядело для меня, как зеркало.

Офис окружного прокурора пытался выманить у меня полмиллиона залога, но Фриман, очаровательно улыбнувшись судье Элизабет Далтон, уменьшил эту сумму до ста тысяч, как умеют это делать высокооплачиваемый адвокаты. Безусловно, я мог оставить чек и на полмиллиона. Человек я не бедный, издание моих трудов в области электротехники и электромагнитных полей Николы Теслы приносят мне неплохой доход. Но должен же, черт возьми, мой адвокат продемонстрировать, что получает восемьсот баксов за час не зря, и с наименьшими потерями избавить от компании уголовников на острове Рикерс (тюрьма предварительного заключения штата Нью-Йорк — прим. авт.).

В кабинете помощника прокурора пахло старым деревом и пылью веков, скопившейся в фолиантах по судебным делам на полках высоких шкафов. Всегда поражался, как юристы умудряются на процессе вспомнить о подходящем случае из дела, решение по которому судья вынес лет сто назад.

За спиной Роя Макклина, худого немолодого мужчины с седым бобриком волос и широко расставленными маленькими глазами, со стены смотрел чуть покосившийся портрет Томаса Джефферсона, словно вопрошал с укором: «как вы, уважаемый профессор одного из лучших университетов страны, докатились до такого?»

— Мистер Клейтон, мы предлагаем вам четыре срока последовательно по двадцать пять лет. За каждую жертву, — негромкий, но строгий голос Макклина зазвучал под сводами кабинета, отразившись от стен, обшитых красным деревом, как не подлежащий обжалованию приговор.

— Нет, мистер Макклин, мы выйдем на суд присяжных, — легко и жизнерадостно ответил за меня Фриман.

— Фриман, вы забыли, в штате Нью-Йорке возобновлена смертная казнь, — мягко вступила в разговор помощница Макклина. — Вы хотите, чтобы ваш клиент закончил жизнь на электрическом стуле?

— Я уверен, что присяжные оправдают профессора Клейтона, — ответил адвокат. — Он не убивал этих людей. Убеждён.

Выпуклые, тёмные глаза на его квадратном лице заблестели таким непередаваемым азартом, словно речь шла о стопроцентном выигрыше пари на сто тысяч баксов, а не о моей жизни.

Макклин откинулся на спинку кресла и взглянул на него, как смотрят на человека, который находясь в смирительной рубашке, заявляет, что будет баллотироваться в президенты.

Мне тоже показалось, что Фриман свихнулся. Безумно захотелось дать ему в лоб и согласиться на предложение обвинителя. Пусть я буду в тюрьме, но хотя бы живой. Принцип действия электрического стула мне хорошо известен. Томас Алва Эдисон, внедривший это жуткое устройство, прекрасно понимал, какая мучительная смерть ждёт человека, через которого пропускают ток. Поэтому он сделал всё, чтобы для «трона смерти» использовали не постоянный ток, свойства которого открыл он сам, а переменный, изобретение Николы Теслы, его конкурента.

— Ричард, мы выйдем на процесс? — поинтересовался Фриман, все его существо излучало добродушие и спокойствие. — Вы не убивали этих людей, не так ли?

Пресса, как могла, привлекла внимание к моей персоне. Не люблю журналистов. Порой возникает непреодолимое желание врезать по физиономии любому представителю этой замечательной профессии. Они вытащили на свет божий обо мне все, начиная с раннего детства. Раздели догола, заставив сплясать тарантеллу.

Зал заседаний как всегда подавлял обилием красного дерева: настенные панели, столы для обвинителя, защитника с обвиняемым, судей, трибуна для свидетелей, место для присяжных, скамейки для публики. Роскошные хрустальные люстры на бронзовом основании.

Макклин вызвал в качестве свидетеля привлекательную молодую женщину с печальными карими глазами, гладко зачёсанными волосами.

— Миссис Томас, вы узнаете этого человека? — махнул в мою сторону Макклин.

Бессмысленный вопрос, который бесит меня. Если я единственный обвиняемый на процессе, то кого ещё должна узнавать свидетельница?

— Да, — тихо ответила она, бросив в мою сторону быстрый испуганный взгляд. — Этот человек застрелил моего мужа.

— Вы уверены? — добавил Макклин. — При каких обстоятельствах это произошло?

— Мы выходили из супермаркета, когда этот человек подошёл к нам и выстрелил в Стива, в упор.

Голос вдовы предательски дрогнул, сорвался в конце, хотя она прилагала усилия, чтобы переживания не были так заметны. Жалость острым скальпелем резанула по сердцу. Я с неудовольствием представил, как Фриман вскочит с места, чтобы с бестактной безжалостностью напасть на свидетельницу с идиотскими вопросами по поводу её плохого зрения или недостаточной освещённости улицы, но он молчал, улыбаясь с загадочным железобетонным спокойствием.

— Господин защитник, у вас есть вопрос к свидетельнице? — спросила судья.

Фриман отрицательно покачал головой, даже не сдвинувшись с места.

Вторым свидетелем был мальчик лет десяти-двенадцати, одетый в деловой костюм, что делало его значительно старше. Он говорил медленно, подбирая слова, которые каплями расплавленного металла прожигали душу насквозь, так, что у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что я застрелил его отца. Хотя этого мальчика я видел впервые.

И на этот раз мой дорогой, в смысле затраченных денег, адвокат, остался спокоен. Обнаружив, что я сильно нервничаю, он наклонился к моему уху и прошептал: «Ричард, не волнуйтесь, наше время не пришло. Все в порядке».

Когда список свидетелей со стороны обвинения иссяк, я уже не мог смотреть на Дженни, застывшую в позе мраморной статуи мадонны, оплакивающей Христа.

Фриман, наконец, соизволил оторвать задницу от стула и вызвал первого свидетеля.

— Мистер Томсон, вы узнаете этого человека?

— Конечно, это мой преподаватель, Ричард Клейтон, — если бы я был куском стали, то расплавился бы под его злобным взглядом.

— Расскажите, мистер Томсон, что происходило между вами и мистером Клейтоном 12 октября… года.

— Этот… — он набрал воздуха, чтобы красочно охарактеризовать меня, но осёкся, явно пытаясь сказать нецензурное слово. — Вёл семинар и поставил мне за тест Б с минусом, хотя я ответил все правильно…

— Интересно, интересно, а вы уверены, что это было именно в этот день?

— Конечно, я же оспаривал оценку официально.

Чистая правда, я снизил оценку за неаккуратность, чтобы проучить Говарда. Он решил, что я просто свожу счёты. Если бы не значительная разница в комплекции, он точно меня убил бы.

Фриман вызвал ещё несколько свидетелей. Я видел, как росло удивление в глазах Макклина, которое он безуспешно пытался скрыть. Наконец, не выдержала даже судья.

— Господин советник, — спросила она, перелистывая список, который дал бы фору томику библии. — Вы хотите, чтобы суд выслушал всех свидетелей, которых вы указаны?

— Безусловно, ваша честь, — воскликнул Фриман, одарив судью такой очаровательной воздушной улыбкой, что от неё могло растаять любое сердце. На мгновение возникло ощущение, что он пригласит её на танец, или предложит бокал шампанского, настолько легкомысленно звучал голос.

Макклин переглянулся с помощницей Дайаной, на лицах читалась единая растерянность.

— И что они нам расскажут? — поинтересовалась судья с нескрываемой иронией.

— Они расскажут, ваша честь, что профессор Клейтон приехал в университет в восемь утра и начал читать лекцию о темпоральных полях. В материалах дела есть текст. Затем он прочёл ещё одну лекцию, и ушёл на ланч. В двенадцать он обедал с коллегами в «Think Coffee» на улице Месер, дом двести сорок восемь, что подтвердит также официантка, которая обслуживала его, бармен, охранник. Они заявлены, как свидетели…

Верно, я действительно там обедал. Часто так делаю. Люблю это место, зажатое между рестораном «Dojo» и отвратительным магазинчиком «Gristedes», чья выкрашенная тёмно-голубой краской кирпичная кладка начинается после отделанных под тёмное дерево мансардных окон кафе с коричневым тентом сверху. Внутри просто и уютно, в стиле индейского бара. Стойка до потолка из неокрашенного дерева с написанными на грифельной доске названиями блюд и ценами, витрина со свежей выпечкой, маленькие столики, состоящие лишь из тонкой деревянной доски на изящной металлической ножке. На стенах висят в квадратных рамочках акварели. Умиротворяющий фимиам свежесваренного кофе.

Здесь я познакомился с Дженни, когда был аспирантом. Худенькая девушка в лёгкой белой кофточке сидела за столиком на тротуаре перед кафе, и ясное дневное солнце осыпало пылью тёмного золота морскую пену её пепельных волос. Она обернулась, ощутив мой взгляд, осветив лучистым светом глаз, словно сбрызнутых свежим соком листьев платанов, в тени которых сидела. Я долго не мог подавить острый приступ застенчивости и познакомиться, пока она не подошла сама, чтобы с улыбкой спросить: «Вы знаете, что сидите под акварелью, которую нарисовала я?» Дженни училась в школе искусств при нью-йоркском университете, а я — в политехническом, где сейчас преподаю.

— Затем, у профессора начался научный совет, который закончился в восемь вечера, — продолжал Фриман. — И все свидетели, указанные в списке, это подтвердят. Также мы продемонстрируем записи с камер наблюдения и видеорегистраторов. Полный поминутный отчёт. Профессор был двенадцать часов на глазах у толпы людей и никак не мог отлучиться хотя бы на минуту и совершить эти ужасные преступления. Но обвинение может подвергнуть каждого свидетеля перекрёстному допросу. Защита не возражает.

Фриман откровенно издевался.

— Что скажет, обвинение? — обратилась судья Дальтон к Макклину. — Мы будет выслушивать всех? Или сэкономим деньги налогоплательщиков?

Кажется, даже флаги за спиной судьи содрогнулись от ужаса. Макклин лишь развёл руками. Его обвинение выглядело жалким на фоне блестяще проделанной работы адвоката. Закономерный финал расставил все по местам. Из заключительной речи Фримана я понял, что меня до сих пор не избрали президентом США, только потому, что мировая наука не может даже на четыре года отпустить из своих рядов гениального учёного, ибо это нанесёт человечеству непоправимый урон. Присяжные совещались недолго, часа два. Когда они появились в дверях, я почти не волновался, и взглянул на Дженни с мальчишеским задором.

— Подсудимый, встаньте, — приказала судья. — Старшина присяжных, вы вынесли вердикт? По первому пункту обвинения. Убийству первой степени, ваше решение?