Помоги проекту - поделись книгой:
Честно — и совершенно неинформативно. Я бы еще добавила, в какую сумму моему господину и повелителю обошлось столь сомнительное приобретение, но именно этого как раз не знала. Впрочем, как раз это можно было и придумать — в конце концов, не станет же Камаль сверять с моими показаниями учетные книги градоправителя! — и я уже открыла рот, когда кочевник вдруг негромко, но очень внушительно приказал:
- Не двигайся.
Смотрел он при этом куда-то мне за спину, и я, разумеется, тут же обернулась, опираясь на руку, — и тут же об этом пожалела.
Из песка торчала только голова змеи — такого обманчивого окраса, сливающегося с окружением, что рассмотреть форму не получалось, даже отчаянно напрягая зрение. Но воображение охотно дорисовало и длинное гибкое тело, и внушительные зубы, а слух тут же добавил к этому еще и мерзкий шипящий звук, пробирающий до костей, — увы, отнюдь не иллюзорный.
В город песчаные змеи не заползали, опасаясь защитной магии, но генетическая память все-таки заставила меня застыть — но не замолчать.
- Разве им не полагается днем охотиться, а не тихариться по кустам?!
Змея зашипела громче, подавшись вперед, словно пожелала лично ответить на не слишком умный вопрос — или спохватилась и решила-таки отправиться на дневную охоту. Я наконец-то догадалась еще и заткнуться, но потревоженную близостью человека тварь это не успокоило.
Тело действительно было длинное — и гибкое. А еще двигалось как-то странно, боком, отчего было совершенно невозможно определить, в какую сторону змея намерена направиться в следующее мгновение. Шипение стало громче, словно кто-то вылил на раскаленную сковороду полный стакан воды.
От накатившего страха я позорно замерла. Скорости реакции мне хватало ровно на то, чтобы успевать отследить перемещение змеи взглядом — и, поскольку между нами и так было от силы несколько шагов, натренироваться до приличного уровня я все равно не успевала.
Зато Камалю лишняя практика не требовалась. Все то время, что я бестолково паниковала на одном месте, он потратил на плетение.
Мощный гул магических струн разом перекрыл и змеиное шипение, и зарождающийся где-то в моей груди позорный взвизг. Я узнала простенькое заклинание «летучего огонька», которым обычно зажигали фонари на улицах, и от неожиданности повернулась обратно — и тут же пригнулась, закрывая руками голову.
У змеи такой возможности не было, но ей, кажется, тоже очень хотелось. «Летучий огонек» у Камаля получился размером с человеческую голову.
И летал не в пример быстрее собратьев, которыми пользовались в городах, — я только и успела, что издать непристойный возглас и перепугаться вусмерть, а за спиной уже полыхнуло, грохнуло и тошнотворно завоняло. Взвившиеся языки пламени породили змееобразно изгибающиеся тени, но от самой змеи и мокрого места не осталось. В прямом смысле: почерневший силуэт намертво вплавился в стеклянно поблескивающий песок.
Я убрала руки от головы и добавила еще один возглас, куда непристойней первого. Камаль скользнул безразличным взглядом по мертвой змее и тревожно обернулся к привязанным животным, но его верблюд, кажется, успел привыкнуть к подобным сценам и просто отбежал подальше на длину поводьев, а молох, хоть и шарахнулся куда эмоциональней, счел, что на сей раз можно взять хороший пример с более флегматичного товарища, и вернулся к выслеживанию диких муравьев.
Убедившись, что драгоценного верблюда ловить не придется, Камаль наконец соизволил обратить внимание на объект охраны.
- Песчаные змеи не охотятся днем в засуху, — прокомментировал он, — пережидают жару в норах и укрытиях. А ветер заметает следы.
Я представила, что было бы, рискни я все-таки отправиться к горам без опытного проводника, и покрылась холодным потом.
- Спасибо, — выдавила я. Голос звучал высоко и неровно.
Камаль скупо кивнул и отвернулся.
- Обойду оазис на всякий случай. Пересядь ближе к верблюду и следи за его поведением. Забеспокоится — лезь в седло.
Судя по морде верблюда, его не слишком обеспокоил бы и близящийся конец света, но я все-таки кивнула и перебралась под другую пальму. Верблюд покосился на меня с нескрываемым презрением.
Камаль приготовил еще одно плетение — все тот же «летучий огонек», судя по звуку, — и неспешно двинулся в обход оазиса.
Он повернулся ко мне спиной, и за это я была ему особенно благодарна.
Глава 4.1. Сильные стороны
Других сюрпризов оазис, к счастью, не припас, и я даже сумела забыться тревожным сном на полчаса, пока тень от пальмы не начала уползать в сторону. Меня все еще потряхивало, и даже столь незначительного изменения освещения хватило, чтобы я подорвалась на месте.
Камаль лениво обернулся через плечо, глотнул из бурдюка и поднялся:
- Двигаемся дальше.
Для него происшествие со змеей явно было чем-то рядовым — сродни уборке на заднем дворике или, на худой конец, чистке колодца. Кочевник не выказывал никаких признаков беспокойства и, кажется, собирался продолжить путь до следующего оазиса в прежней манере — молча, созерцая однообразные пейзажи с флегматичной невозмутимостью верблюда.
Но у меня нервы уже сдавали, и я попортила ему все планы — и заговорила.
О ерунде — которая, как выяснилось, составляла изрядную часть моей жизни и лежала в основе непоколебимой уверенности в том, что рано или поздно все образуется. Рассказывала о защитных заклинаниях на стенах города и о том, как быстро люди привыкают к постоянному гудению магических струн; многие коренные горожане вовсе не могли уснуть, если рядом не творилось никакой магии. Подсознание нерассуждающе приравнивало гудение заклинаний к безопасности, а она, оказывается, изрядно расхолаживала умы.
Ни я, ни даже невыносимо предусмотрительный и расчетливый Рашед не подумали ни о змеях, ни о скорпионах. У меня была вода и пища, был лучший ящер из столичных молоховен, который сам по себе мог обеспечить хозяина водой, была приманка для муравьев, чтобы прокормить молоха; был меч и пара защитных свитков — и абсолютно никаких знаний, когда ими следовало бы воспользоваться. Я полагалась на детские воспоминания о пустыне — немногочисленные и, прямо скажем, до наивности оптимистичные и светлые, — и к столкновению с иссушающей реальностью готова не была.
Камаль не встревал. Я даже засомневалась, слушает ли он вообще, — но проводник, словно подслушав мои мысли, стал подбрасывать короткие вопросы и с интересом ждать ответов, и я продолжала говорить. Правда, ровно до тех пор, пока не поняла, что с интересом он ждал не моих слов, а того момента, когда до меня дойдет, почему сам кочевник предпочитал по большей части молчать.
Сухой пустынный ветер не разбирал, откуда сдувать остатки влаги — с покрытого испариной лба или из раскрытого рта. А воды в бурдюке за день не прибыло ни капли: молоху нужна была хотя бы роса, и сейчас он бы и сам не отказался попить.
Увы, ему оставалось только терпеть до оазиса. Я все-таки откинула шарф с лица и сделала глоток воды, старательно не замечая острого взгляда Камаля. И замолчала, стиснув зубы.
Он скупо кивнул и отвернулся.
Оазис Гиберун был куда меньше, чем Ваадан; постоянно здесь не жили, и нас встретили только пустые дома, посеченные песком, несмотря на защитные плетения. Все усиливающийся ветер постепенно стирал следы человека: кострища скрывались под пылью, отпечатки стоп сохранились только у крохотного родника под сенью красноватой скалы, нависающей над оазисом, будто неусыпный страж.
Камаль снял с верблюда сумки и тюки, но разбивать шатер не стал — несмотря на все мои надежды.
- Ради половины ночи? — неопределенно хмыкнул он. — Разведем костер и заночуем возле верблюда. Зато завтра сможем выдвинуться раньше, и тогда через два дня достигнем следующего оазиса.
Я насупилась. Верблюд был только один, и я, признаться, не жаждала тесного соседства ни с ним самим, ни с его хозяином. Но мой молох, как ни крути, ящерица, и тепла ночью от него не дождешься.
Конечно, еще оставалась шкура, и я даже с сомнением оглянулась на сверток, прикидывая, что вызывает у меня б
- Я поставлю защитный контур от скорпионов и змей, — сообщил он, не дожидаясь пространных обсуждений и наводящих вопросов. — У него ограниченный радиус. Ты так или иначе будешь спать рядом.
Варианта, в котором городская женщина предпочла бы общество змей и скорпионов, он не рассматривал вовсе, и мне нестерпимо захотелось именно так и поступить — из чистой вредности.
К счастью, еще у меня был здравый смысл — хоть и не очень чистый.
- Хорошо. Но…
Камаль выразительно закатил глаза, не дослушав.
- Для того, о чем ты подумала, я бы поставил шатер.
- Обнадеживающе, — пробормотала я, мучительно залившись краской.
Камаль хмыкнул и принялся разбирать один из тюков: на свет появился мешочек с терпко пахнущими чайными листьями, полупрозрачный кусок сахара и мешочек с крупой. Я добавила к этому поистине городскую роскошь: полоску солонины, которую было гораздо разумнее растереть между жерновами, чем пытаться прожевать, горсть фиников и кислое молоко — и бесцеремонно захватила власть над чужим котелком.
- Интересно, что бы сказал твой любовник, узнай он, что ты готовишь для постороннего, — хмыкнул Камаль.
Я вспыхнула моментально.
— Я не!.. — и так же быстро затихла, поняв, что именно такой — искренней и внезапной — реакции Камаль и добивался, не удовлетворившись моим давешним ответом о причинах столь специфической поездки.
Вдобавок ко всему, я по-дурацки жалела, что и в самом деле не его любовница. Это, пожалуй, сделало бы все куда проще и приземленнее.
Но где Рашед — и где простота?..
- Мой господин был бы изрядно удивлен, — взяв себя в руки, все-таки ответила я. — Он полагает, что мой единственный талант заключается в небывалом умении игнорировать правила приличия.
- Но при этом ты не его наложница, — полуутвердительно произнес Камаль.
Я неопределенно пожала плечами. Кажется, придерживаться старой легенды было поздновато.
- Он странный, — постановил Камаль и медленно, будто бы в глубокой задумчивости, размотал шарф.
Я кивнула.
Странный. Ни на кого не похожий. С этим не поспоришь.
А вот кочевник для человека смешанных кровей выглядел весьма заурядно: тагельмуст скрывал угловатый подбородок и полные губы, постоянно норовящие изогнуться в усмешке, наплевав на кодекс сдержанности. Из запоминающихся черт имелась разве что синеватая щетина, навевавшая смутные воспоминания о страшных сказках про излишне любопытных девиц, и я поспешила отвести взгляд.
Камаль успешно сделал вид, что это совершенно нормальная реакция на арсанийский жест безусловного доверия. Я сделала вид, что ни о каких жестах не догадываюсь.
Вроде бы тоже успешно.
Глава 4.2
А с нежными воспоминаниями о Рашеде уже пора было что-то делать. Вот смеху-то будет, если выяснится, что он именно за этим меня и отпустил — чтобы я в отсутствие реального человека со всеми его естественными недостатками потихоньку влюбилась в его светлый образ в собственной голове!
Причем ход-то ведь вполне в его стиле. А вздумай я его обвинить в манипуляции мнениями — наверняка напоролась бы на пространную лекцию о том, как долгосрочные манипуляции позволяют ленивому правителю сэкономить усилия, время и бюджет, и была бы вынуждена упражняться в ответном остроумии.
А пока… я скосила взгляд на Камаля, сосредоточенно поглощавшего сытное варево, и обреченно вздохнула.
Совершенно не тот тип, на котором можно упражняться в остроумии. А мне ведь не хватало именно этой свободы общения, которая произрастает исключительно из твердой уверенности, что каждая подколка будет понята в точности так, как задумывалось, и ни в коем случае не останется без ответа.
Я искренне надеялась, что ар-раджимов востроносый интриган в своем дворце точно так же тоскует по мне, как я по нему, и даже самая искусная наложница в мире не способна утолить его страсть к дурацкому полуночному трепу. Иначе это было бы совсем обидно.
Любой разговор с Камалем рано или поздно обрывался из-за того, что он не слишком-то рвался в нем участвовать, а я быстро выдыхалась и тянулась за бурдюком. Поэтому обсуждать грядущую ночевку я даже не порывалась — хотя высказаться хотелось нестерпимо.
Насчет шатра Камаль однозначно погорячился: чтобы мысли хоть как-то сдвинулись в сторону сугубо плотских развлечений, ставить надо было как минимум ванну. Вблизи от кочевника и его верблюда пахло совершенно одинаково — даже концентрация запаха после дня в седле не слишком-то отличалась. От меня, вероятно, тянуло примерно так же — с поправкой разве что на ящерицу, — и все страдальческие мысли вдруг как-то разом сдвинулись в сторону, оставив только мечты о далеком оазисе, третьем на пути от столицы к горам: в оазисе Мааб скрывалось единственное на всей дороге пресное озеро, питаемое сразу тремя родниками. Оно не пересыхало даже в самую страшную жару, и вокруг него вырос небольшой городок с саманными стенами и защитным куполом.
Я принюхалась к своей рубашке и принялась мысленно прикидывать стоимость своей души в базарный день, потому как идея продать ее за возможность нормально вымыться вдруг показалась на удивление здравой — и до того соблазнительной, что Камаль немедленно поддался закону подлости и, тревожно запрокинув голову, заметил:
- Буря совсем близко.
Ветер как по заказу усилился и зловеще зашелестел листьями пальм. Верблюд, уже уютно устроившийся на песке, подогнув под себя ноги, тоже поднял голову — будто бы передразнивая хозяина, но смотрел он точно в ту же сторону, что и Камаль, и от этого звериного единодушия меня продрало внезапным холодком. Я скомкала в руках одеяло, которое собиралась подстелить на лежанку, и напряженно уточнила:
- Нас не застанет в дороге?
- Застанет, — с таким уверенным пессимизмом подтвердил Камаль, что одеяло я все-таки выронила. Кочевник проводил его взглядом и, даже не пошевелившись, чтобы подобрать, добавил: — Добраться до Мааба мы бы все равно не успели, а пережидать бурю здесь или в дюнах — не имеет значения.
- М-да? — скептически уточнила я и мстительно встряхнула одеяло.
Но привычный к вездесущему песку кочевник даже не поморщился.
- Ложись. Проще показать.
Я проглотила нелестную характеристику арсанийского красноречия, послушно расстелила одеяло и оглянулась, но молох уже успел основательно зарыться в песок — наружу торчала только верхняя пара рогов.
- За него не бойся, — нетерпеливо посоветовал Камаль. — Он — порождение пустыни, и пустыня позаботится о нем сама.
- Последний раз, когда я проверяла, он был порождением двух других чистопородных молохов, — все-таки проворчала я, — и заботился о нем сразу десяток мастеров-муравейщиков.
Но откопать здоровенную ездовую ящерицу мне явно было не по силам, а Камаль не собирался ни помогать, ни комментировать, и спор заглох сам собой. Я свернулась клубком на одеяле, накинула его край себе на плечи и выжидательно уставилась на кочевника.
А он небрежно тряхнул головой, высвободив из-под тагельмуста крупные черные кудри, вытянул вперед обе руки — и мягко тронул в воздухе что-то, видимое ему одному.
Воздух отозвался тяжелым нарастающим гулом. Под смуглыми пальцами кочевника одна за другой вспыхивали магические струны, выстраиваясь в сложный извилистый рисунок — словно следы множества змей на песке. Плетение горело синевато-голубым, и свечение становилось все более плотным, пока не превратилось в сплошной круглый ковер, которым можно было бы накрыть всю нашу стоянку. Камаль неспешно перебирал пальцами, словно играя на десятиструнном барбете*, и заклинание отзывалось тягучей, струящейся мелодией, в которую голос мага вплетался легко и естественно, словно одно не могло существовать без другого…
А потом пение вдруг оборвалось на верхней ноте, и воцарившаяся тишина оглушила — всего на секунду, пока плетение не прошло сквозь наши тела и не впиталось в землю. Под моим одеялом что-то недобро завибрировало, но не успела я обеспокоиться по этому поводу и выдвинуть пару предположений сугубо физиологического толка, как песок вдруг с пронзительным свистом взвился в воздух.
Я застыла истуканом, и только это и позволило сохранить хоть какое-то подобие достоинства.
Песок взвился не весь разом, как мне с перепугу показалось поначалу, а стремительно образовал защитный купол наподобие тех, что опирались на городские стены, — с той разницей, что столичные плетения были абсолютно прозрачными, и для них не требовался целый ковер из магического плетения размахом во весь город. Но эффект был весьма схож: мерное успокаивающее гудение над ухом — и моментальная защита как от ночного перепада температур, так и от пронизывающего до костей ветра. Разве что городские плетения все-таки пропускали морской бриз и редкие дожди, а купол Камаля, кажется, удержал бы внутри и запаниковавшего верблюда.
А еще столичные защитные заклинания поддерживали усилиями всей гильдии. Конечно, оставался вопрос масштаба, но что-то подсказывало, что Камаль легко подменил бы десяток опытных магистров, а потом бы еще небрежно пожал плечами и прокомментировал:
- Бурю будем пережидать так же, — как будто не совершил только что магический подвиг на грани человеческих возможностей.
Впрочем… я вспомнила его «летучий огонек» размером с человеческую голову и машинально прикинула, что невероятный песчаный купол на поверку вполне мог оказаться какой-нибудь ловушкой для мышей — просто чуточку переразмеренной.
- Скажи честно, тебя оставили в оазисе Ваадан, потому что тебя даже свои боятся? — нервно хихикнула я — и осеклась.
Камаль дернулся, как от удара, тщательно замотался в тагельмуст и повернулся ко мне спиной, устраиваясь на ночлег. Ответа я уже не ждала, но все-таки смущенно пробормотала:
- Прости. Просто это… — забывшись, я обвела рукой ровный свод песчаного купола, — и правда впечатляет.
Камаль молчал так долго, что я уже начала судорожно припоминать дорогу назад, к оазису Ваадан, и прикидывать, успею ли я нанять там другого проводника — потому как этот меня дальше уже не поведет. Но потом он заерзал, явно сражаясь с собственным желанием обернуться, и все-таки буркнул:
- Спи. Поздно.
Я окинула взглядом его непоколебимую спину и, хихикнув уже искренне, свернулась клубком на одеяле.
Поделиться книгой: