«Конечно, Рой, я тебе верю, но ведь тебе всего-то 8 лет! Кстати, сегодня твой день рождения! Ты не можешь знать, что с тобой случится в жизни».
«Мне ничего не пришлось выбирать – я уже родился учёным-исследователем».
Этот разговор происходил 26 января 1892 года. Мы стояли возле Рока – красивого и бурного притока Миссисипи. Нам бы хотелось пройти его до самого истока, но пока что это было нам не по силам. «Я чувствую, что во мне силы не меньше, чем в этой реке», – тихо сказал я. «А я, наоборот, знаю, что Рок гораздо сильнее нас», – ответил Монти, и глаза его затуманились.
Тогда никто из нас не представлял, что 13 лет спустя, 31 марта 1905 года, за год до окончания колледжа, мы с Монти попадём в страшную ситуацию. Наша лодка перевернулась, а вода была очень холодной… В тот день я мысленно пообещал Монти, что буду жить, путешествовать и бороться за нас двоих.
«Итак, молодой человек, вы хотели бы у нас работать?» – спросил директор Американского музея естественной истории в Нью-Йорке. Шёл 1906 год.
«Я только что окончил колледж и хотел бы заниматься палеонтологией и археологией, путешествовать, изучать дальние страны…» – «Возможно, я плохо объяснил ситуацию, – перебил меня директор, – но единственная свободная должность в моём музее – это хранитель отдела таксидермии!» – «Хорошо, я согласен – зачислите меня!» Меня не пугала ни работа в отделе чучел, ни неизвестность.
Вскоре я начал восхождение по карьерной лестнице. Мне предложили отправиться в интересные командировки, и я начал путешествовать за счёт музея. В 1910 году я поднялся на борт научно-исследовательского судна «Альбатрос» – двухвинтового парохода, предназначенного для морских исследований и плавания в Восточную Индию. Мне хватало одного дня на сборы: Северный или Южный полюс, джунгли или пустыня – я был на всё согласен.
В 1913 году мне предложили отправиться в Арктику, чтобы найти гренландских китов для музея. В путешествии я фотографировал морских котиков и живописные пейзажи. Обо всех этих приключениях я написал детскую книжку.
Хочешь стать как Рой? Не бойся трудностей, неожиданностей, тяжёлой работы, и мир непременно удивит тебя.
1914-й также стал годом исследований и открытий. А ещё я нашёл свою любовь: Иветта была фотографом и режиссёром. Она тоже работала на музей и, как и я, обожала путешествия и исследования. Мы поженились в том же году и организовали множество экспедиций в Китай и Азию. Мы вместе работали под палящим солнцем Монголии, когда я вдруг увидел нечто такое, что не смог сдержать восторга: «Иветта! Иди сюда! Мне кажется, я нашёл что-то и в самом деле невероятное!»
Она подбежала ко мне. Раскопки вынесли на свет сотни грандиозных ископаемых останков. «Что это?» – спросила она. «Огромное кладбище скелетов динозавров!» – «Это потрясающе, Рой!»
Я заехал так далеко, в пустыню Гоби, убеждённый, что смогу найти здесь колыбель человеческой цивилизации и её следы, а вместо этого обнаружил древнейшие свидетельства прошлого нашей планеты.
Лишь через несколько дней я осознал огромное значение своей находки: я только что собрал коллекцию останков протоцератопса, велоцираптора, пинакозавра и заурорнитоидеса. Более того, я держал в руках окаменелое яйцо динозавра с эмбрионом! Ничего удивительнее мне видеть в жизни не приходилось…
С этим открытием ко мне пришла слава и признание коллег, прессы и экспертов. Однако не это было для меня главным. Я смотрел на звезду, сиявшую ярче остальных, посреди самой синей монгольской ночи из всех мною виденных. «Ты когда-нибудь чувствуешь усталость, Рой?» – спросила меня Иветта, также потрясённая этой красотой. «Как можно? Иногда я могу быть чуть встревоженным, но усталым – никогда. По меньшей мере десяток раз я смотрел в глаза гибели: чуть не утонул во время двух ураганов, на мою лодку напал раненый кит, нас чуть не съели дикие собаки… Помнишь?»
«Как я могу забыть это?» – засмеялась Иветта.
«А ещё я падал – не раз и не два – с крутых обрывов. Как-то меня чуть не задушил огромный питон. Дважды нападали бандиты, и мы чудом остались живы. Я родился под счастливой звездой – такой же яркой, как вон та. Это хорошее название для моей следующей книги…»
«Ты бы хотел что-то изменить в своей жизни?»
«Да, конечно – продолжительность! – засмеялся я в ответ. – Я бы её удвоил!»
Первооткрыватели и путешественникии
Нелли Блай
Журналист и путешественник
Кокранс-Миллз, США, 1864 г. – Нью-Йорк, США, 1922 г.
Мы, дети – все 15 человек, в саду собрались в кружок, а солнце тем временем играло в наших волосах, и ветер ерошил их.
«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать», – считал наш папа Михи, стоя посередине с терпеливой улыбкой. Когда отец дошёл до меня, он остановился и указательным пальцем дотронулся до кончика моего носа. Мне исполнилось 6 лет, и я была в семье тринадцатой дочерью. Тем не менее отец – судья Михаэль Кокран, которого я звала Михи, – был ко мне очень привязан и возлагал на меня большие надежды. Дедушка с бабушкой говорили, что я его любимица.
Когда мы закончили игру, он отвёл меня в сторону и сказал: «Элизабет, никогда не забывай своих корней».
«Я не понимаю, папа, – неуверенно проговорила я. – Какие корни? Ведь я же не дерево».
«У людей тоже есть корни, милая, как и у растений. Ты моя дочь – Кокран, и ты живёшь в Кокранс-Миллз. Это я основал наш город здесь, в Пенсильвании, и было это, как ты знаешь, много лет назад».
«Нет ничего невозможного, если приложить много энергии в нужном направлении».
«Это из-за корней мы, как деревья, не можем путешествовать?» – задумчиво спросила я. Хоть я была ещё маленькой, но уже чувствовала, что принадлежу не только этой земле. Я была очень любопытна, уже в то время строптива и слегка непочтительна – то есть уверена, что мир создан для того, чтобы им восхищаться и путешествовать. И это касалось меня лично.
«Нет-нет, не беспокойся, Элизабет! Корни – внутри тебя и останутся там навсегда, но они не помешают тебе быть свободной. Живи как ветер и облака, если хочешь. И не давай никому останавливать тебя, даже ради любви! Будь смелой, и тогда твои мечты сбудутся!»
«Вот хорошо, спасибо! – сказала я с облегчением и поцеловала папу в щёку. – Ты колючий, как ёжик!» И с этими словами убежала. Если бы я знала, что это было в последний раз, то осталась бы с ним навсегда. Я очень любила его.
Даже сейчас, когда мне 25, я веду журналистские расследования и пишу под псевдонимом Нелли Блай, те слова и яркие моменты жизни остаются в моих мыслях.
Сегодня, 25 января 1890 года, завершилось моё необычайное приключение. Конечно, оно не первое, но самое невероятное на сегодняшний день.
«Папа-ёжик, ты гордишься мной, да?» – спросила я у северного ветра, который дул мне в лицо. Мне показалось, что папина рука щекочет мой нос, но длилось это лишь секунду.
Наконец я опять в Нью-Йорке. Моё путешествие длилось 72 дня, 6 часов, 11 минут и 14 секунд, и во время него я передвигалась на лодке, китайском сампане, рикше, осле и лошади, проехав через Лондон, Кале, Бриндизи, Порт-Саид, Исмаилию, Суэц, Аден, Коломбо, Пинанг, Сингапур, Гонконг, Иокогаму и Сан-Франциско. И вот вернулась туда, откуда начала свой путь.
Хочешь стать как Нелли? Избегай монотонности, стереотипов и серости.
Оглушительные и долгие овации изрядно смутили меня. Вокруг стояла огромная толпа и разглядывала меня с изумлением и любопытством. Мой босс, Джозеф Пулитцер, издатель The New York World – газеты, в которой я работала с 1887 года, поглядывал с довольной улыбкой. Затем воскликнул: «Вы понимаете, насколько популярны? Вы уже были лучшим репортёром Америки, а теперь установили новый рекорд!» Я кивнула, и он продолжал: «Понимаете ли вы, что превзошли даже своего литературного соперника, Филеаса Фогга, легендарного героя книги Жюля Верна „Вокруг света в восемьдесят дней“?»
На этот раз я пожала плечами. Мне было сложно поверить в происходящее, настолько это казалось невероятным и поразительным. Как мне удалось объехать вокруг света, невзирая на все предубеждения против женщин? Как у меня хватило смелости путешествовать одной, да ещё заявиться домой к самому Жюлю Верну и взять у него интервью? Как я не побоялась пойти против общественных устоев? Наверное, я сумасшедшая – а может, просто слишком амбициозная, пылкая и настойчивая для своего времени. Я ощущала в себе большую силу – больше, чем океан, – которую не могла выразить словами.
Тем временем мистер Пулитцер продолжал: «Миллион человек приняли участие в организованной мной лотерее, чтобы угадать дату вашего возвращения в Нью-Йорк! Вы сделали нашу газету чрезвычайно популярной! Вы, Нелли, – это сама стихия! Скажите, как вы себя чувствуете после того, как проделали путь в 40 000 километров вокруг света и выиграли пари?» «Спасибо, хорошо», – ответила я. «Вы хотели бы что-то сказать людям?» Я подумала несколько секунд, и они показались мне самыми долгими за всё путешествие. Толпа затихла в ожидании. Затем я набрала воздуха и, обращаясь ко всему миру, заявила: «Моё путешествие, которое может совершить любая женщина с энергией и стремлением, задумано как некий ответ Эразму Вильсону, редактору первой газеты, в которой я работала, когда мне был всего 21 год. Тогда мой коллега спрашивал себя, для чего существуют девушки, и заключил, что они созданы, чтобы стряпать, шить и растить детей. Ну, вот вам и ответ, Эразм: мои успехи и я сама».
Руаль Амундсен
Полярный исследователь
Борге, Норвегия, 1872 г. – Баренцево море, 1928 г.
«Сегодня 14 декабря 1911 года», – сказал Олаф. Мы, пятеро участников экспедиции, сидели в палатке, а за её стенками простиралась Антарктида. Мы очень устали, но ощущали гордость, ведь наше грандиозное предприятие увенчалось успехом.
«Этот день войдёт в историю. Как ты думаешь, Руаль?» – спросил Хельмер.
«Если мы сможем рассказать всем о нашем успехе – тогда да, конечно, – добавил Сверре, – но у нас нет беспроволочного телеграфа, и мы не можем связаться с миром…»
Я посмотрел им в глаза, затем кивнул. Да, мы покорили Южный полюс! Флаг Норвегии, моей страны, реял над нашей палаткой, но всё же тут было о чём подумать. Я понимал, что наша победа в Антарктиде ещё ничем не подтверждена. Нас чуть было не опередил наш самый сильный соперник – британский путешественник Роберт Фолкон Скотт.
Если бы я знал, что нас разделяет лишь 35 дней пути, то ещё больше опасался бы, что нас постигнет неудача в одном шаге от цели. И немедленно решил, что закончу свою книгу об экспедиции – ту, что я начал в 1910 году. Я назову её «Южный полюс», и она станет свидетельством нашего покорения Антарктиды.
«Приключения – результат плохого планирования».
Ещё ребёнком я хотел стать первым человеком, побывавшим на Северном полюсе. Это была моя единственная мечта! О Южном полюсе я и не думал. Многие годы я неустанно тренировался, чтобы закалить тело и характер. И всё же несколько лет назад другой полярный исследователь опередил меня: в 1909 году Роберт Эдвин Пири из США достиг Северного полюса. Он стал первым и забрал себе всю славу.
Эта неудача научила меня тому, что для достижения поставленных целей порой недостаточно больших усилий и самопожертвования, также нужен хорошо продуманный план.
Тогда же я понял, что могу сделать вид, что моя экспедиция ставит перед собой чисто научные цели и не предполагает никакого соперничества. В действительности же мне очень хотелось поставить рекорд – таково было моё намерение.
Я обновил свои знания об Антарктиде – прочёл множество книг, в том числе Шеклтона, и задумал разделить экспедицию на две части. Сначала мы поплывём на «Фраме» – судне, бывавшем в арктических и антарктических экспедициях. Затем пересядем на четверо саней, которые будут тянуть 52 собаки, а помогать мне будут лишь четыре человека.
Таким образом мы сможем двигаться быстрее. Никто не сможет догнать нас, даже Скотт!
Олаф, казалось, прочёл мои мысли: «Интересно, какое лицо было у Скотта, когда он получил нашу телеграмму, Руаль… Что он сказал тогда?»
«Ах да, эта телеграмма… „Позвольте информировать вас, что «Фрам» направляется в Антарктиду. Амундсен“. Послать её с Мадеры, архипелага в 545 километрах от африканского побережья, – это была гениальная идея!»
«Почему вы скрывали свои истинные намерения даже от нас? Мы узнали обо всём чуть раньше Скотта, – проговорил Сверре. – Только капитан „Фрама“ знал, что ваша истинная цель – Южный полюс». «Я не мог идти на риск и допустить вторую неудачу, – отвечал я. – Сам Шеклтон в 1909 году был всего в 180 километрах от полюса, но не дошёл».
Время развеяло все страхи и сомнения.
Успешный поход на Южный полюс, где нам удалось опередить Скотта на 35 дней, принёс мне славу и оживил старую мечту об Арктике. В течение следующих лет я несколько раз предпринимал попытки достичь Северного полюса на гидропланах, но безуспешно.
Наконец, 12 мая 1926 года я летел над Арктикой с Линкольном Эллсвортом – американцем, который финансировал моё предприятие, и итальянцем Умберто Нобиле, который построил и пилотировал дирижабль N1 «Норвегия».
Хочешь стать как Руаль? Учись планировать свои дела и не допускай, чтобы последнее слово оставалось за непредвиденными обстоятельствами.
С дирижабля мы сбросили на полюс три флага: норвежский, американский и итальянский. Они символизировали наш тройственный союз в этом полёте.
«Вы с Умберто остались большими друзьями, не так ли? – спросил Линкольн два года спустя, незадолго перед тем, как я улетел на борту аэроплана «Латам-47» на поиски потерпевшего крушение в Арктике дирижабля Нобиле. «Нет, вообще-то мы не разговаривали после того путешествия в мае 1926 года». – «Поэтому теперь ты не афишируешь свою помощь? Мы даже не уверены, что он ещё жив… Ты берёшься за очень рискованную задачу, без всякой гарантии успеха».
Да, я помню, что тогда сказал Эллсворту: «Ты помнишь, Линкольн, как там красиво, в высоких широтах? Разве я могу отказаться ещё раз увидеть всё своими глазами?»