Теща горного короля

Он сделал повелительный жест, и Герта мгновенно исчезла за дверью. Пододвинув табурет к кровати, Айгер сел рядом, посмотрел на меня – как будто дыру прожег. Сказал несколько фраз, таким язвительным тоном, что я, наверно, должна была провалиться сквозь все, что находилось подо мной, до самого центра земли. Если бы только понимала больше, чем несколько разрозненных слов, выхваченных из потока. Никакого смысла уловить в них я не смогла.

Покачав головой, я привычным жестом поднесла руку ко лбу и ответила, надеясь, что употребила верное слово:

- Не понимаю.

Айгер продолжал говорить, все с той же злостью. Видимо, это означало: ты можешь обманывать кого угодно, но только не меня. Я знаю, что ты притворяешься.

В конце концов я перестала пытаться что-то понять. Просто слушала его голос. Даже так – раздраженно, сердито – он звучал музыкой. Теперь, когда перед глазами уже ничего не расплывалось, образ сложился полностью. Я смотрела на него и молила взглядом: поверь мне, я правда не понимаю. Что бы я ни сделала… что бы ни натворила Юниа, мне об этом ничего не известно.

Встав, Айгер в сердцах толкнул ногой табурет и отошел к той стене, где под потолком было прорублено маленькое окошко. Свет падал на его лицо, отчетливо выделяя каждую черту. В горах на нем был просторный плащ, но сейчас одежда выгодно подавала фигуру, высокую и стройную. Что-то вроде кожаного колета, коричневого со сложным узором, узкие бежевые штаны и черные сапоги до колена - все это подчеркивало широкие плечи, тонкую талию, узкие бедра и крепкие мускулистые икры. Если бы это был мужчина моего мира, я бы сказала, что мы примерно ровесники. Но как все обстояло с возрастом здесь?

Он напряженно размышлял о чем-то, потом, бросив на меня еще один жесткий взгляд, подошел к двери. Я слышала, как он разговаривал с Гертой, и та что-то объясняла, словно оправдывалась. Потом она вошла и снова села рядом со мной – взволнованная, растерянная.

- Айгер – кто это? – спросила я.

Перебрав все предметы в комнате, все части тела, некоторые действия – в общем, все, на что я могла указать пальцем, мы с Гертой перешли к более сложным понятиям. Я научилась спрашивать: «кто это?», «что это?» и «что такое?». Поскольку Герта не могла объяснить мне так, чтобы я поняла, мы стали использовать рисунки. Она принесла что-то вроде отполированной белой пластины из непонятного материала, на которой можно было писать и рисовать прикрепленным на шнурке черным грифелем. Потом все это легко стиралось влажной тряпкой. У Герты был настоящий талант: всего парой-тройкой штрихов она рисовала картинку к каждому незнакомому мне слову или понятию.

- Айгер – тарис, - глаза у нее расширились так, что она стала похожа на сову.

- Что такое тарис?

Несколько черных штрихов на доске: человечек в кресле, на голове корона.

Мамочки… Король! Ну, или что-то в этом роде, не принципиально. Кто же тогда я… кем же была Юниа, если на ее поиски в горы отправился сам король? Королева?! Ничего другого мне в голову не приходило. Платье, в котором я себя обнаружила, было более чем богатым, на пальцах – несколько колец с крупными камнями и одно, на среднем пальце левой руки, без камня, с волнистым узором.

- Кто я?

Герта удивилась еще больше.

- Сола Юниа Леандра, - ответила она с недоумением, но я настойчиво повторила:

- Кто я?

На доске появилось изображение мужчины и женщины, которые держались за руки.

- Сола Юниа, - Герта указала на женщину и передвинула палец к мужчине: - Соль Индрис Леандро.

После этого она добавила еще два незнакомых мне слова, которые, судя по всему, обозначали мужа и жену.

Так, ясно. Юниа вовсе не королева, а жена какого-то Индриса. Тогда, выходит, любовница короля? Или, может, бывшая любовница? Час от часу не легче. Пока я не выучу язык хотя бы по минимуму, так и буду блуждать в потемках.

- Сола Эйра – кто это? – продолжала я допрос.

Лицо Герты отразило целую гамму непонятных эмоций. Покачав головой, она вздохнула и пририсовала Юнии на картинке большой живот, а в нем крошечного человечка.

- Айна, - указала она на Юнию.

Так, значит, я не ошиблась. Эйра – моя дочь. То есть Юнии.

Хотя хватит уже постоянно поправлять себя.

Ира, давай уже определимся. Трудно сказать, каким ветром тебя занесло в это тело. Возможно, это какие-то сложные физические процессы, что мы вообще об этом знаем? Сознание - или душа? - в последний момент жизни переместилось в тело другой умирающей женщины. В другом мире. Вот только Юниа наверняка погибла в разбившемся самолете, а ты чудом выжила. Возможно, Айгер внес непредусмотренные коррективы в планы смерти. И теперь ты – как новый жилец в доме, откуда выехали прежние хозяева. Все там связано с ними, а ты просто пользуешься их вещами.

Так что Юниа Леандра теперь ты. И все, что было у нее, теперь твое. Как бы по наследству. Получается, тебе жить за двоих. В чужом мире. По крупицам восстанавливать жизнь женщины, тело которой тебе досталось. Очень даже роскошное тело, кстати.

Ладно, продолжим.

Я ткнула в рисунок пальцем, и Герта назвала слова, обозначающие дочь и отца. А потом нарисовала рядом с троном короля еще один и на нем женщину с короной на голове.

- Тариса, - указала она на королеву. – Сола Эйра.

Что?! Моя дочь – королева?! А я – теща короля?!

О господи…

А Герта продолжала рисовать. Эйре, сидящей на троне, одним штрихом добавила такой же огромный живот с младенцем.

- Рис Барт, - показала она на него.

Судя по форме имени, это был мальчик. Принц Барт. А я мало того что королевская теща, так еще и бабушка наследника престола. Ну просто зашибись! Хоть бы выяснить, сколько мне лет. Я пока не была знакома ни с цифрами, ни с системой исчисления времени. И не представляла, как к этому подступиться.

Впрочем, совсем не о том стоило беспокоиться. Даже если мне лет двести.

Эйра сердилась на меня и в чем-то упрекала. В любовной связи с ее мужем? А за что тогда на меня злился Айгер? Почему, в конце концов, я убежала в горы – одна, зимой, на верную смерть? И почему Эйра одета как нищенка, в какой-то убогий серый балахон?

От такого вала информации начала раскалываться голова, но я решила выяснить еще один момент. Если у меня есть муж, почему он не пришел ко мне? Среди мужчин, которые пытались со мной разговаривать, не было никого, кто поведением хоть как-то напоминал бы супруга. Или он не желает меня знать, поскольку я его опозорила?

- Герта, - я указала на рисунок, изображавший Индриса Леандро, - кто Индрис?

Она задумалась, потом быстро нарисовала мужчину, сидящего на маленьком стульчике рядом с королем. и еще что-то напоминающее могилу: холмик и плоский камень. Видимо, я вдова. А муж был – кем? Может, братом короля?

- Рис? – я снова указала на него.

- Нет, - возразила Герта и пририсовала ему в руки что-то вроде ключа. Видимо, он занимал какой-то важный государственный пост.

- Буду спать, - сказала я и отвернулась к стене, натянув одеяло до носа.

Влажный шорох – Герта вытерла доску и отставила ее в угол, а потом села на табурет и занялась вязанием: тихо зазвенели спицы. Вообще все мои надзирательницы, если не надо было ухаживать за мной, или вязали, или вышивали. А я и хотела бы уснуть, но не получалось.

Ну что ж, попробуем собрать все вместе.

Я - сола Юниа Леандра, богатая и знатная вдова. Мой покойный муж был приближенным короля Айгера, а дочь – королева. Кроме того я любовница своего зятя. Или была ею когда-то раньше. Может, еще до того, как он стал моим зятем. Кроме этого произошло что-то такое, заставившее меня скрываться, с риском погибнуть в горах. Возможно, я пыталась избежать наказания. Или мести? Но мне не повезло, и теперь я в руках своих преследователей, которые терпеливо ждут, когда я поправлюсь.

Вот только для чего? Что ждет меня?

Я чувствовала себя слепой бродяжкой, которая идет, выставив перед собой руки и ощупывая все, на что наткнется. Пытаясь определить, что там, в темноте. А между тем, под ногами вполне могла оказаться пропасть.

4.

Утром я проснулась от резкой боли в животе и мерзкого ощущения внезапного потопа ниже ватерлинии. Откинула одеяло – здрасьте вам через окно. Интересно, а сколько я вообще здесь провалялась? Было это уже или нет? Если и было, то я, наверно, по полной бессознанке не почувствовала.

Герта теперь проводила со мной все дни, но уходила на ночь. Ее рабочий день еще не начался, и на табурете у двери дремала одна из ночных надзирательниц - толстая Лайолла. Я позвала ее и, поскольку не знала, как называются временные дамские трудности, молча продемонстрировала простыню. Без тени эмоций, совершенно равнодушно, она помогла мне управиться с гигиеническими процедурами и удалилась.

Вбежала Герта – легкая, стройная. Из-под платка выбивались светлые вьющиеся пряди, и даже черный бесформенный балахон не мог ее изуродовать. Я бы дала ей лет семнадцать, не больше. Сказать, что она относилась ко мне дружелюбно, было бы преувеличением, но, во всяком случае, не демонстрировала холодной враждебности, как остальные.

Морщась от боли, которая становилась все сильнее, я показала пальцем на стоящую в углу доску, и Герта охотно ее принесла. На мгновенье я задумалась, как задать вопрос.

- Кровь, - я показала на свой живот под одеялом. – Что это?

Герта ответила, я повторила, запоминая, а дальше получился урок на тему интимной сферы. Причем начали мы с вещей вполне приличных и физиологических, а потом перешли к такому… То, что Герта рисовала на доске, тянуло хоть и на карикатурное, но все же порно. При этом мы с ней хихикали, как две школьницы, изучающие журнал для взрослых. Сначала я узнала приличные названия всех органов и действий, связанных с сексом. Потом грубые. А потом и такие, о которых Герта сказала: «Так говорить нельзя». Сопроводив свои слова шкодной улыбкой.

Удивляться тут было нечему. Там, где есть секс - а он есть везде, - самые непристойные ругательства всегда связаны именно с ним. До сих пор я знала их на шести языках, теперь добавились и на седьмом. Богатая палитра, если надо кого-то обложить, без сомнения. Ну а что касается способов секса, они оказались теми же, что и в нашем мире. Тут, наверно, трудно было придумать что-то необычное. Необычным, скорее, было то, что все это в деталях знала такая юная девушка, и она нисколько не смущалась говорить о подобных вещах.

Эта тема, хоть и навеяла не слишком приличные мысли, все же немного отвлекла от боли, которая становилась все сильнее. Однако к вечеру она стала просто нестерпимой. Будучи Ириной, я никогда ничего похожего не испытывала. Неужели Юниа постоянно так мучилась? В довершение разболелась голова. Может, этому способствовала и погода – за окном весь день шел проливной дождь. Похоже, я пролежала в горячке так долго, что уже началась весна.

Герта собиралась уходить, когда я, почти со слезами, пожаловалась:

- Очень болит. Живот, голова.

Она кивнула, вышла и вскоре вернулась с лекарем Айгусом. Без лишних слов он протянул мне кружку с горячим зеленоватым отваром. Ощущение было такое, как будто хлебнула очень крепкого спиртного. Сначала бросило в жар, потом сильно закружилась голова – но болеть перестала почти сразу. Живот еще посопротивлялся, однако вскоре боль улеглась и там. Но этим действие зеленого снадобья не ограничилось.

Когда-то я ездила на научную конференцию в Амстердам и поддалась на уговоры коллег заглянуть в заведение с узнаваемым разлапистым листиком на двери. Поскольку я не курила, меня усадили в мягкое кресло и вручили… кекс. Обычный на вид маффин с немного приторным запахом. Я его съела, и какое-то время ничего не происходило. Потом вселенная начала стремительно расширяться. Она стала необыкновенно яркой, красочной, наполненной волнующими ароматами и не менее волнующими видениями, похожими на смесь тайных воспоминаний и самых бесстыдных эротических фантазий. В общем, Алиса в стране Трындец.

То же самое происходило со мной и сейчас. Стены крохотной каморки стремительно разъезжались, она увеличивалась, увеличивалась – до размеров бесконечности. Трубка светильника на столе переливалась всеми цветами радуги. Пахло речной водой, мокрой молодой травой и цветами, влажной землей. Откуда-то доносилось журчание ручья, шелест листьев, пение птиц.

Внезапно - я лежу на каком-то куске черной ткани, брошенном на землю, может быть, на плаще. Рядом – мужчина. Мы, полностью обнаженные, сжимаем друг друга в объятьях. Я с ним – и одновременно словно смотрю со стороны. Он поворачивает голову, и я узнаю Айгера. Только он совсем молодой, почти мальчишка. Без бороды, длинные темные волосы падают на лоб. Но глаза – те же, словно прожигают насквозь. Его лицо надо мной, губы – на моих губах. «Я люблю тебя, Юнна!»

Я вздрогнула и очнулась.

Все та же темная крохотная каморка с окошком под потолком. Жесткая неудобная кровать. Белая трубка светильника на столе. Арита, еще одна моя ночная сторожиха, прилежно вяжет, сидя на табурете у двери.

Что это было – видение или воспоминание Юнии?

Я почти не сомневалась: она оставила мне что-то от себя. Ведь не зря же слова чужого языка так легко укладывались у меня в голове, да еще без возможности прямого перевода. В нашем мире я знала пять иностранных языков: датский и немецкий свободно, норвежский и английский похуже, шведский совсем немного. Но ни один не давался мне так легко и быстро, хотя в моем распоряжении были учебники, словари, фильмы. Какой-то отпечаток сознания Юнии прятался в глубине – под моим. Вероятно, не только язык, но и воспоминания, чувства. Если б можно было как-то извлечь их!

Я закрыла глаза, пытаясь снова погрузиться в свое видение… Было ли это между ними наяву, когда-то очень давно? Все внутри дрожало, сладко, мучительно, сердце колотилось, как пойманная и зажатая в кулаке птица. Тело словно подтверждало: да, было, было, это не фантазия, не морок. Но если так, что же выпустило этот флэшбэк из темных глубин? Только ли мерзкое зеленое пойло? А может, свою роль сыграл скачок женских гормонов вкупе с непристойными картинками и словечками?

И тут меня обдало холодом – как будто снова оказалась в сугробах горного перевала.

Когда ко мне привели Эйру, среди многих мыслей, не задержавшихся в голове, была и та, что она, возможно, дочь Юнии и Айгера, о котором я тогда ничего не знала. Ни то, что он король. Ни то, что Эйра на самом деле его жена, королева. А еще я подумала, что Юниа должна была родить ее, будучи совсем молодой.

- Арита, - позвала я, - сколько… я? – слова и грамматические конструкции от волнения никак не желали складываться. – Сколько у меня лет?

Она наморщила лоб, пытаясь понять, что мне надо. Потом сообразила и ответила, но я знала числа только до десяти.

- Не понимаю!

Арита отложила вязание на стол и показала мне три раза по десять пальцев, потом пять и еще один. И снова назвала число – тридцать шесть.

Столько же было и Ирине. Странное совпадение. Или не совпадение вовсе?

- Сола Эйра – сколько?

Десять, пять и три – восемнадцать.

- Тарис Айгер?

На этот раз она не стали ничего показывать, только повторила: тридцать шесть.

- Спасибо!

Я почувствовала, как по спине проступил холодный пот. Если мне и Айгеру по тридцать шесть, а Эйре восемнадцать, значит, я родила ее тоже в восемнадцать. И если то, что мне привиделось, правда…

Нет, этого не может быть! Юниа не позволила бы дочери выйти замуж за ее отца. Да и Айгер не женился бы на девушке, если б у него были подозрения, что это его дочь. Но что, если я пытаюсь смотреть на все с точки зрения нашего мира, а здесь инцест не воспринимается как нечто отвратительное?

Нет, этого не может быть.

Все могло быть совсем иначе. Ведь я – Ирина - отказалась от того, кого любила, ради выгодного замужества. Если б не авария, родила бы ребенка, которому сейчас было бы семнадцать лет, почти восемнадцать. И Слава к этому ребенку не имел бы никакого отношения. Может, то же самое произошло и с Юнией? Но ведь Айгер был принцем, если потом стал королем. Разве какой-то там Индрис Леандро, пусть даже богатый, знатный и высокопоставленный, более выгодная партия, чем будущий король?

Впрочем, есть и другой вариант, еще проще. Например, папа король решил: эта девица не пара наследнику престола. И Юнию срочно выпихнули замуж, пока не приключилось невзначай осложнения династии. Все эти бастарды – такая морока и попоболь, так и норовят потом предъявить права на трон, лучше как-нибудь без них обойтись.

Я опять пыталась сделать выводы, ничего толком не зная. Сначала решила, что Юниа была любовницей своего зятя, теперь – что у них в прошлом случилась некая романтическая история. Нет, история-то наверняка была, но вот что произошло потом – можно только догадываться. И пока я не выучу язык настолько, чтобы задавать вопросы и понимать ответы, мои догадки не будут стоить ни гроша.

Но сколько времени осталось на это?

Меня так увлекли все эти личные страсти-мордасти, что я забыла о главном.

Юниа пыталась бежать – может, из страны, может, просто рассчитывала где-то спрятаться. Но ей не удалось. И теперь я – эта мысль мне тоже приходила в голову – в тюрьме. Судя по общему враждебному отношению, совершила Юниа что-то ужасное. Возможно, какое-то тяжкое преступление. И теперь все ждут, когда же она наконец поправится и к ней вернется память.

Зачем? Все просто.

Чтобы смогла выслушать и понять приговор суда…

5.

Ночь. Темнота. Страх. Громкие голоса за стеной. Прячусь под одеяло, но все равно слышу. Мамин крик: «Я не позволю! Юниа еще слишком мала. Это ее убьет». Отец, хрипло, задыхаясь: «Ее жизнь для тебя важнее, чем моя?» «Да, - отвечает она. – Это мой ребенок!»

Я иду по узкому проходу, в руках горящая свеча. Голубое покрывало на голове, спадает до пола. Сквозь него почти не видно, иду медленно, опасаясь наступить на край. Громкий женский шепот: «Грязная тварь! И не стыдится выходить замуж в голубом!»

Боль, раздирающая тело. Первый крик новорожденного. Повитуха держит младенца на руках. «Это девочка, сола Юниа. Соль Индрис будет счастлив». «Еще бы он не был счастлив, - со злостью отвечаю я, пытаясь отдышаться. – Кому в Иларе нужны сыновья? Если только королю».

Огромный роскошный зал, окно от пола до потолка. Айгер стоит спиной ко мне и смотрит на заснеженные вершины гор. Уже не тот юноша, с которым я занималась любовью у ручья, - зрелый мужчина. Широкие плечи, королевская осанка. Волосы коротко подстрижены. «Слишком поздно, Юнна… слишком поздно». «Ты об этом пожалеешь!» - голос дрожит от подступивших слез. «Наверно… но это уже неважно».

«Я не хочу! Я люблю Кортиса» - Эйра рыдает, рыжие волосы разметались по подушке. «Тебя никто не спрашивает, дрянь!» Я рывком поднимаю ее, пощечина обжигает ее щеку – и мою ладонь. «Ты выйдешь за Айгера и родишь сына, который станет королем. Вместо него. Поняла?»

Ночь. Темнота. Страх. Вожделение – черное, как угли в очаге. Как вино, которое мы пьем из одного бокала. Как цветы с тяжелым маслянистым запахом, лепестки которых разбросаны по постели. «Юниа…» - голос обжигающий и леденящий. Глаза – так близко от моих, один голубой, другой карий. Напряженная горячая плоть, заполняющая меня до краев. Экстаз и наслаждение – как пламя, такое же черное, как и все вокруг…