Дедушки с гитарой 2

— И нас не спросите? — спросил Сергей. Кобзон посмотрел на него, потом на нас. Я посмотрел на нас его глазами — глазами взрослого, успешного человека. Кто он и кто мы? Школьники, для которых просто факт того, что на них обратили внимание такие люди должен не просто греть душу, а напрочь сжечь её от избытка благодарности, а певцу.

Но мы-то были другими. Увидев мою улыбку, он посерьезнел и сказал явно не то, что хотел изначально:

— У меня через пару месяцев на «Мелодии» выходит пластинка. Гигант. И я хотел бы эту вашу песню записать для неё. Андрей Андреевич возражать, думаю не станет.

Он вопросительно посмотрел на хозяина дома. Тот в ответ улыбнулся.

— Ты давай не со мной, а со всем нами договаривайся…

Мы молчали, не готовые к этому предложению. Лестно, конечно. Сам Кобзон… Но уж песня-то сильно лирическая.

— Ну, что, молодые люди… — Сказал поэт. — Доверим товарищу Кобзону вывести песню в люди?

Мы смотрели друг на друга, понимая, что у этого хода есть и плюсы, и минусы.

— Хорошо, — наконец принял решения Никита. — Если мои друзья не возражают — попробуйте…

Мы с Сергеем кивнули. Певец принял наше согласие как должное. Иного он и не мог предположить. Благожелательно глядя на нас, он продолжил:

— Признаюсь, что никак не мог предположить, что таким молодым людям удастся написать музыку без барабанов!

— Нам?

— Да. Вы ведь, я полагаю, школьники?

— К счастью уже нет. Как раз сегодня для нас отзвучал «Последний звонок».

Он усмехнулся, думая, что понимает переполнявшие нас чувства.

— Поверьте, вы еще не раз будете с тихой радостью в душе вспоминать школьную пору… Мальчики, девочки, школьные парты, запах мела…

Он вздохнул с легким сожалением.

— Ну, — сказал Никита. — А я думал, что ностальгия у Народных Артистов не встречается. Думал, что у них все так хорошо, что нет времени поностальгировать…

— Ну, тут вы мне льстите. Я не Народный артист.

— Значит будете, — убеждено сказал я. И все основание для этого убеждения у мня были.

— А что значит «без барабанов»? — неожиданно спросил Сергей. — Это хорошо или плохо?

Певец повернулся к нему.

— Современная молодежная музыка основана на ритме, а, следовательно, на барабанах, а в вашей песне они просто необязательны. Вот это и удивительно! Вы в своем творчестве не укладываетесь в общее русло!

Я вспомнил песенку, которую только вот что напевал Никита около школы.

— Это точно. Наши способности разноплановы. Представляете, мы несколько лет назад и вовсе написали вальс!

— Неужели это возможно? — вежливо удивился Иосиф Давыдович.

— Возможно, возможно, — подтвердил я.

Сергей посмотрел на меня с недоумением, а я взял гитару. До чего, все-таки хороший инструмент! Можно сказать, сам играет.

— Только вот было это так давно, что я не все слова вспомню… Может быть Никита Борисович подскажет?

Никита посмотрел на меня, явно не зная, что сказать. Тогда я взял первый аккорд.

— «Когда уйдем со школьного двора Под звуки нестареющего вальса Учитель нас проводит до угла…»

Я с грехом пополам спел куплет и остановился, реально позабыв слова.

Кобзон, сидевший за роялем подхватил мелодию. Все-таки профессионал — это профессионал. Он начал играть и тут же начал аранжировку песни.

— А она мне тоже нравится! — сказал он через несколько минут. В его голосе сквозило удивление. — Вы действительно необычные молодые люди!

— Если б вы могли знать, насколько мы необычны, — сказал с улыбкой Сергей. — Вы бы удивились еще больше.

— Я и так удивлен. А какие слова дальше?

Никита ответил.

— Сейчас и не скажу. Надо посмотреть в блокнотах. Мы её сочинили, но практически нигде не исполняли. Мы ведь в основном играем для молодежной аудитории, а ей, тут вы правы, такие песни не очень-то и нравятся.

Кобзон задумался.

— А ведь это может оказаться интересным! — сказал он подумал и тон его был серьезен. В этот момент он, кажется, понял, что может говорит с нами на равном, без скидок на возраст. Из нагрудного кармана он достал визитную карточку. Посмотрев на нас, протянул её Никите.

— Поищите слова. И перезвоните мне.

Стало понятно, что аудиенция окончена. Мы поднялись и собрались уйти, но Андрей Андреевич остановил меня. Протянув гитару, сказал:

— Я сам играть не умею, так что думаю, что в ваших руках ей будет лучше. Возьмите.

— Я не могу, — сказал я. — Это слишком дорогой подарок…

— Она вам нравится?

— Да.

Он улыбнулся моей непосредственности.

— Берите. Думаю, что и вы нравитесь ей — ваши чувства взаимны.

Я стоял, не решаясь взять инструмент.

— Дарю её вам всем. В ваших руках она будет жить, а не лежать без движения, как у меня.

Мы переглянулись. Отказать было невежливо. Да и не хотелось, честно говоря…

— Спасибо…

… Мы вышли из подъезда и двинулись в сторону метро. Когда дом Вознесенского скрылся из глаз мы нашли скамейку и уселись. Мы все видели проблему.

— Опасаюсь я, — сказал Сергей. — За песню опасаюсь. Как начнет Иосиф Давыдович петь её «комсомольским» голосом.

— Каким?

— Комсомольским. Помнишь, как он пел «Комсомол не только возраст. Комсомол моя судьба…»?

— А это он разве?

— Да я точно не знаю, но манеру исполнения же помните? Лирики в нем нет. Патриотизм — да. Имеется. Выше крыши. А вот с лирикой…

Мы помолчали, чувствуя правоту товарища. Но что делать? Кобзон — это Кобзон! Серега так и сказал.

— Кобзон — это для нас, можно сказать, стенобитная машина.

Невпопад, чтоб соскользнуть с этой скользкой темы, а то начнём сомневаться и откажемся, припомнил:

— Верно говоришь. А я, кстати, когда-то песню написал «Нападение римлян на водокачку с применением стенобитной машины „Свирепый Юлий“».

— Точно? — восхитился Сергей.

— Ей-Богу…

— А чего мы её не играем? Не знаю, что там за текст и что за музыка, но такое из-за одного названия играть следует.

— Ну вот когда все вокруг привыкнут, что мы только хиты пишем, тогда и сыграем. Это ведь, честно говоря, вовсе не «Yesterday»…

Вспомнив свое творение, я засмеялся.

— Ты знаешь какой там припев?

— Так откуда?

— А я скажу. «Бум-бум-бум, бум-бум-бум…»

— Ничего. Музыкальные критики «залакируют» Скажут, что наш талант открылся с неожиданной стороны, что это просто новое направление в музыке…

— Кстати, о новых направлениях. Рэп-то мы до сих пор не освоили. Не стоит откладывать. Даже если с Фестивалем все обломится, никто этой задачи не отмечал. А уже если получится… Представляете, что получится?

— Русский рэп на развалинах Берлина…

— А Рейхстаг тоже я развалил?

Фильм уже был снят и можно было безопасно пользоваться шуткой.

— Ладно… А что касается наших сомнений. Тьфу на них. Кобзон — это голова! Как бы он ни спел, думаю, что ничего страшного не случиться. У такой песни будут и иные исполнители. Пусть уж идет как идет. Надеюсь, что он станет для нас еще одной дверцей в дивный новый мир советской эстрады.

Друзья не возразили. Все мы понимали, что Кобзон — это Кобзон. Это — знак качества.

…Домой я вернулся гитарой. Ребята решили, что ей у меня будет лучше. Увидев приобретение, родители удивились.

— Купил? — поинтересовалась мама, разглядывая инструмент. — Дорогая, наверное?

— Дорогая, — согласился я. — Только по-другому дорогая. Это подарок.

— А чей?

— От хороших людей. Вознесенский и Кобзон.

Родители уже привыкли к моим странностям и воспринимали их как должное — ну повзрослел, ну поумнел, ну песни писать начал… Ну и знакомые приличные появились — поэты и музыканты.

— Есть хочешь?

— Поел бы.

Мама поднялась и пошла на кухню.

— Ну, что, школа закончилась?

Я кивнул.

— Дальше без изменений планов?

— Да.

Говорить об этом не хотелось. Все уже было решено и обговорено. Уходя от разговора, я кивнул на телевизор.

— А что это вы тут смотрите?

За папиной спиной на экране телевизора резала небо остроклювая машина. Красавец ТУ-144.

Полуобернувшись к экрану, папа объяснил:

— Вон, смотри какого красавца мы на авиасалон послали… Сверхзвуковой! Представляешь. Если он, допустим, полетит в Америку, то приземлится раньше, чем взлетит. Скоро, наверное, такими самолетами всю старую технику заменят.

— Да. Хорошая машина. У американцев тоже такой есть. «Кондор» называется…. Но опасная это штука. Я помню у нас точно такой вот гробанулся… На испытаниях вроде бы… Или…

Я запнулся. В этот момент диктор сказал: «Ле Бурже».

— Что он сказал?