Пять соток Солнца

Евгений Лукин

Пять соток Солнца

Памяти Петра Леха

Это как же надо было уйти в работу, чтобы не заметить стихийного бедствия! Я выправил предпоследний, на диво безграмотный, абзац, а затем чёрт меня дёрнул отнять глаза от монитора и увидеть, что оно давно уже тут, в приёмной: сидит бочком на краю стола и покачивает белым мокасином.

— Здравствуй, Глеб, — ласково сказало оно.

— Петя… — сдавленно взвыл я. — Пять минут…

Пожало белыми пиджачными плечами и возражать не стало:

— Ну пять, так пять…

Однако не прошло и одной, как захныкал служебный телефон.

— Звонят… — посочувствовал Петя.

— Да и хрен с ними! — брякнул я сгоряча.

Телефон хныкал. Некоторое время Петя задумчиво смотрел на него, затем вздохнул и снял трубку.

— Да… — изронил он с начальственной усталой брезгливостью.

Я обомлел. А он продолжал:

— Да, приёмная… Кто-о?.. О-очень приятно. Что вы хотели?

— Петя… — прошептал я.

Но было поздно.

— Совещание? Завтра?.. Совещания завтра не будет… А никогда! С сегодняшнего числа все совещания отменяются… Кого, вы говорите, позвать? — Он смерил меня суровым оценивающим взглядом. — Нет, подойти он не может… Я его уволил. А так. Взял и уволил… То есть как это кто я такой? Вы что, уже и голос мой не узнаёте?..

Разочарованно повертел трубку, положил на место.

— Слабоваты нервишки, — заметил он. — А начинал бойко…

— Ты что, дурак?! — завопил я, вскакивая. — Меня же теперь в самом деле уволят!

— Да никто тебя не уволит, — лениво успокоил он.

— Кто хоть звонил? Мужчина? Женщина?

— Понятия не имею. Сразу дали отбой. Наверное, подумали, что номером ошиблись.

— А с кем же ты тогда говорил?

— С короткими гудками. — Он грациозно спрыгнул с краешка стола и насмешливо меня оглядел. — Ну что ж ты такой, Глебушка, взъерошенный? Запирай-ка ты свой лабаз. Семь часов. Добрые люди по второй уже разливают.

* * *

Когда-то мы были с ним сослуживцами. Потом фирму нашу ликвидировали, и какое-то время судьба меня берегла. Однако полторы недели назад демонический Петя вновь возник в моей жизни. Произошло это при экстремальных (кроме шуток!) обстоятельствах: переходя дорогу, я чуть не угодил под автомобиль и, что странно, сам-то отделался синячишком на бедре, а вот вдоль переднего крыла чёрной «Приоры» пролегла заметная царапина — уж не знаю, чем её такую можно было оставить! Пряжкой? Пуговицей?

Последовало резкое торможение. Дверцы распахнулись, исторгнув на полосатый асфальт трёх возбуждённых абреков, причём в руке одного из них присутствовала бейсбольная бита. Будущее придвинулось вплотную, но тут неподалёку прозвучал знакомый мягкий баритон:

— Обижают, Глебушка?

Обернулись на голос. В каких-нибудь четырёх шагах от места грядущей разборки стоял Петя — весь в белом. Как всегда.

— Иди, да? — нервно сказал ему тот, что с битой.

Такое впечатление, будто Петю эта угроза даже развеселила отчасти. Он смотрел на моих обидчиков с любопытством. А те задумались. Потому что за Петиным плечом маячил равнодушный громила, в сравнении с которым их физические данные несколько меркли.

— Беспредела в своём районе, — назидательно изрёк Петя, — не потерплю!

И коротко глянул на сопровождающего. Тот остался равнодушен. Если бы он, скажем, выпятил челюсть, насупил брови, сжал кулаки — это, согласен, тоже бы впечатлило, но, уверяю вас, в гораздо меньшей степени. А он остался равнодушен. Просто стоял и ждал дальнейших приказаний от крёстного отца в белых одеждах. Этакий голем. Робот-убийца.

Абреки стушевались, заморгали и безропотно, представьте, загрузились в поцарапанную об меня тачку.

Отбыли. А тот, кого мы с ними приняли спроста за Петиного телохранителя, постоял, подумал да и пошёл себе прочь. Я ошалело уставился в удаляющуюся спинищу.

— Кто это был?..

— Понятия не имею, — небрежно бросил Петя. — Случайный прохожий, надо полагать…

Мы перебрались с проезжей части на тротуар, где я малость опомнился и обрёл наконец возможность приглядеться к давнему своему знакомцу попристальнее. Белый эстрадный пиджак за истекшие полгода нисколько не обветшал, чего, увы, никак не скажешь о самом Пете: лицо выглядело несколько утомлённым, под отяжелевшими нижними веками наметилась лёгкая зыбь. Но в остальном — прежний. Нутро не сменишь.

* * *

Когда-нибудь его, конечно, пришибут. Однако жить по-другому он просто не умеет. Следует заметить, что рискованные свои проделки Петя отчиняет совершенно бескорыстно, из любви к искусству, часто в ущерб себе, поскольку огребает за них временами неприятности полной мерой.

В чём-то мы с ним похожи, обоих достаёт жизнь. Отличие одно: если она издевается надо мной, то Петя — над ней. Вся разница.

— Господи, на что только люди не идут ради бабла… — меланхолически промолвил он, когда, присевши на лавочку в сквере, мы обменялись скудными новостями. — Иной раз даже и на работу устроятся…

— Ты устроился на работу?

— Да нет. Речь о тебе.

Я лишь горестно усмехнулся в ответ. Быть на побегушках у некрупного политика за чисто символическую плату — удовольствие, сами понимаете, невеликое. Ну да выбирать не приходится.

Покосился на Петю. Лицо его было задумчиво. Не к добру.

— Помнишь, как к Христу блудницу привели?

Неожиданный вопрос. Вполне в Петином стиле.

— Это когда Он сказал: «Кто из вас без греха — пусть первый бросит в неё камень»?

— Совершенно верно.

— И что?

— Нет в тебе, Глебушка, благородного безумия… — пристыдил он меня. — Размаха мысли нет! Чем горбатиться на какого-нибудь там, я не знаю, коррупционера, выставил бы, допустим, на продажу тот самый камень. Который не был брошен…

— Где ж я тебе его возьму?

— А вон лежит… — И Петя любезно указал на валяющийся неподалёку обломок крупной гальки.

Да, действительно, в блудницу им, надо полагать, не кидали ни разу. Ни тогда, ни теперь.

— Знаешь что? — сказал я в сердцах. — Чья бы корова мычала! Сам наверняка без гроша сидишь.

— Это временно, — успокоил он. — Где-то ещё полмесяца…

— А дальше?

Прекрасно ведь знал, что нарвусь на очередное грандиозное враньё — и всё-таки спросил! Породистое Петино лицо просветлело, разгладилось, в глазах затеплилось то ли воспоминание, то ли вдохновение.

— Видишь ли… — начал он, покряхтывая якобы от неловкости. — Втёрся я в начале девяностых в некую финансовую пирамиду. А близился дефолт. А они об этом как-то там пронюхали… И поручили мне срочно реализовать сумасшедшую сумму. По нашим с тобой, разумеется, меркам сумасшедшую…

— Какую? — строго уточнил я.

— Не помню… — честно ответил Петя. — Но это можно в бумагах посмотреть. Словом, поручили. В недвижимость вложить, в землю, во что угодно. Натурально поручили не мне одному — всех подняли… — Мой неуёмный друг тихонько засмеялся, покручивая головой. — Ты не поверишь! — предостерёг он. — Был у нас один хмырь, так он в министерстве морского флота подводную лодку приобрёл… Представляешь? Атомную подводную лодку!

— С баллистическими ракетами?

Запнулся на миг. Сделал вид, что озадачен.

— Наверное… н-нет. Разоружённую, списанную, без реактора… На лом. Хотя по тем временам могли и боеготовую толкнуть…

— Так… А ты?

— А я его, пожалуй, превзошёл. Обнаружил западную фирму, распродававшую поверхность Солнца…

— Че-го?.. — Вопрос мой прозвучал туповато-угрожающе, что, впрочем, ничуть Петю не смутило.

— Поверхность Солнца, — с удовольствием повторил он. — И купил я пять соток. На большее денег не было. И в этот самый момент главу нашей пирамиды берут под стражу! А сделка у меня уже на мази… Ну и на кого оформлять собственность?

— Ну?!

— Оформил на себя, — признался Петя. — И оказался владельцем пяти соток солнечной поверхности…

Стоял ранний сентябрь, листва была шершава от пыли, однако молодилась ещё, хорохорилась на ветерке. Солнышко, распроданное, как выяснилось, западными барыгами, шпарило почти по-летнему. Мой друг Петя смотрел на него, блаженно жмурясь.

— Где-то вон там… — сообщил он, указав на светило. — Чуть правее того пятнышка…

Ну не проходимец ли? Пятна он видит на солнце!

— И наездов не было?

— На кого?

— На тебя.

— Не-эт… Кому наезжать-то? Всю верхушку пирамиды сгребли — и под суд. Такая кутерьма поднялась, что про меня никто и не вспомнил даже. Да мне и самому, честно говоря, не до того уже было. Лежит себе свидетельство — ну и пускай лежит! Ладно ещё не выбросил — документик-то, согласись, забавный… И вот годочка этак пол назад приходит мне бумага. Не бумага — фирман! С печатями и водяными знаками… Оказывается! Все владельцы, даже такие малоземельные… Пардон! Такие малосолнечные, как я… Образовали акционерное общество! И выставили счёт за освещение и обогрев!

— Кому?

— Всей планете.

— И их не послали?

— Пытались послать. Но там такие ребята! Президенты, олигархи… Думаешь, почему сейчас в политике чёрт знает что творится? Именно поэтому… Одни страны согласны платить, другие нет. Просто не говорят никому, чтобы население не волновать…

— Так ты теперь миллионер?

— Ну это смотря в какой валюте… Всё-таки пять соток, согласись, не так уж и много. Но через месячишко… — Лицо Пети приняло мечтательное выражение. — Через месячишко — да. Официально вхожу в совет акционеров — и пошло оно всё прахом! Работа, начальство… Эх и погуляем, Глебушка! Где-нибудь в Лас-Вегасе…

Мне оставалось лишь понимающе покивать.

— Ну а пока, — язвительно заключил я, — деньжонок у тебя не густо, и ты, разумеется, не откажешься, если я заплачу за выпивку?

— Разумеется, — с достоинством ответил Пётр. Затем ни с того ни с сего встревожился и, зорко оглядев аллею, подался ко мне. — Только между нами… — поведал он жутким преступным шёпотом. — Владеть хотя бы квадратным метром солнечной поверхности — дело опасное. Ой, опа-сное…

— Криминалитет? — догадался я, тоже понизив голос.

Петя отстранился и посмотрел на меня с недоумением. Пришлось пояснить:

— Ну там… делиться заставят… Выкрадут… для выкупа…

Он улыбнулся моей наивности.

— Всё-таки ты, Глебушка, не от мира сего, — грустно подытожил он. — Пока бабла в наличии нет, пока оно только ещё ожидается, никто на тебя не наедет. Нечем ещё делиться! Но даже если появилось… Существует определённый порядок. Первой приходит наложка. За ней — менты. И лишь потом криминалитет… А я что, против? Пусть приходят. Договоримся как-нибудь. И те, и другие, и третьи — люди вполне вменяемые…

— А кто невменяемый?

То ли мне показалось, то ли в Петиных глазах действительно мелькнул испуг.

— Террористы, — отрывисто известил он. Лицо осунулось, стало скорбно-жестоким. — Вспомни одиннадцатое сентября…

— А при чём тут…

— При том что в башнях-близнецах девять акционеров накрылось… Девять! Да каких! Не чета мне. Ради них и взрывали…

Совсем застращал.

— Иди ты к чёрту! — искренне сказал я, ощутив тем не менее холодок под ложечкой, а заодно и досаду на самозабвенного враля Петю.