Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь

Ехал он в самый сочельник утром В особо славном состоянии духа; По пологому склону холма проскакал, Доехал до дикого дубового леса. Седые деревья стеной стоят, Боярышник с орешником сплелись ветвями, Мягкий, мохнатый мох свисает, А птицы плачут, попискивая от холода, На голых, покрытых изморозью, ветвях. Плюхая по кочкам, пересек он болото — Рыцарь, в религиозные раздумья погруженный: Он был очень озабочен отсутствием церкви, Тем, что не мог быть у мессы и молиться Господу Иисусу, рожденному в эту ночь, Чтобы спасти нас и вывести к свету. И произнес он: «Прошу тебя, Господи, И Пресвятую Деву прошу — пошлите Хоть какое-то убежище, чтобы мог я, как должно, И мессу, и заутреню завтрашнего праздника Слушать. Смиренно молю вас о том. Ну, а сейчас Прочту “Отче наш”, “Аве” и “Верую”{30}». Так он и ехал молясь. “О, помоги твоему рыцарю верному!” — Призвал он Господа, перекрестясь.

33

И только трижды крест святой сотворил, Как в просвете, над дальнею луговиной Увидел огромное одинокое строение, Обнесенное очень высокой оградой. Там на холме, окруженный рвом, Среди массивных, темных деревьев, Стоял суровый и стройный замок. Ни один из рыцарей, Гавейну знакомых, Не владел такой отличной твердыней. На высоком холме посреди поляны Возвышался этот замечательный замок, Вокруг высокого внешнего частокола Надо было б ехать больше двух миль! На замок, полускрытый раскидистыми дубами, Глядел сэр Гавейн и не мог наглядеться. А потом почтительно поднял шлем И поблагодарил, как положено по Писанью, Господа Иисуса и святого Юлиана{31} За то, что услыхали его молитвы И многие милости ему, малому, оказали. И еще попросил он ему помочь Получить ночлег в прекрасном замке. Золотыми шпорами он ударил коня И вскоре, выехав на большую дорогу, Поскакал по проезду к подъемному мосту. Мост был поднят, на цепях он висел, здоровенный. А над крепко запертым входом Трепыхался флажок неизменный. Никакой ненастной погоды Не боялись эти крепкие стены.

34

У крутого края рва коня он остановил. Спешился под стеной над самым уклоном, Стена, в воде отражаясь, ввысь уходила До крепких зубцов, до их карнизов крутых. Тщательно тесаные камни тесно Лежали рядами, один к одному. Узорные бойницы в боевых башнях, Высившихся на равных расстояниях друг от друга, Заслонками заботливо были закрыты. Более благородного и совершенного сооружения В жизни своей не видал сэр Гавейн. Увидел он удивительнейшую постройку: Все башни были одного стиля, И маленькие потешные, и жилые, Над которыми возвышались белые трубы Несчетных каминов. Изумительными узорами Расписаны были разноцветные шпили, Теснящиеся в беспорядке над конусами кровель, — Казалось, замок весь вырезан из бумаги{32}. Благородный рыцарь решил резонно, Что вполне это место ему подходит. Приятным показалось доблестному паладину Погостить в прекрасном этом доме в праздник святой. Крикнул он нетерпеливо, И страж возник над стеной. “Что угодно вам, сэр?” — спросил учтиво, Рыцаря приветствуя рукой.

35

Добрый сэр, — сказал тут Гавейн, — Не соблаговолите ли вы великодушно сообщить Владельцу этого замечательнейшего замка О странствующем рыцаре, пристанища просящем?” “Да сударь, во славу Святого Петра, — Степенно сказал спокойный страж, — Полагаю, вас тут попросят погостить Столько, сколько вы сами соблаговолите”. Ушел воин вниз и тут же вернулся С десятком других, чтоб открыть ворота. Мягко мощный мост опустился, Воины вежливо вышли навстречу, На холодной земле на колени встали, Приветствуя приезжего подобающей почестью, Он же покорно просил их подняться. И вот все вошли в высокие ворота. Двое держали рыцарю стремя; Чуть только спешился сэр Гавейн, Конюхи в конюшню увели Гринголета. Рыцари и пажи с поклонами появились, Просят войти высокого гостя; Снял он шлем, и многие поспешили Шлем принять, оказав паладину услугу. От меча и щита Гавейна освободили, А он любезно приветствовал любого. Проталкивались многие почтенные люди Воздать вежливостью высокородному гостю. Затем он, как был, в боевых доспехах, Входит в зал с высоким камином, В котором пламенем пылают поленья. Вышел тут владелец великолепного замка И в самых изысканных и искренних выраженьях Приветствовал Гавейна в своем поместье. “И сам я, — сказал он, — и все здесь к вашим услугам”. “Благодарю вас, — ответил гость. — Приятно мне будет со всем вашим кругом, Да вознаградит вас Иисус Христос”. И рыцари обнялись друг с другом.

36

Глядит Гавейн глазами гостя На радушного рыцаря, так его встретившего, И думает: “Вот человек достойный!” Был он большой, бородища рыжая С проседью, и шагал широко он, Отважным огнем отсвечивало лицо, Открытая речь, обходительные манеры. “Ну, конечно, — решил сэр Гавейн, — По праву подходит ему положенье Барона знатного в замечательном замке!” А владелец весело ввел Гавейна В предназначенные ему высокие покои, Приставил слугу прислуживать гостю, Потом провел его в пышную спальню. Постель там была под пологом пестрым, Кисти балдахина, блиставшего шелком, Свисали над покрывалом серебристого горностая, Вышитым вычурными узорами по краям. Завесы висели на золотых зацепках, По стенам — ковры из Тулузы и Тарса, Пол был тоже покрыт коврами. Стал тут Гавейн снимать снаряженье, Притом предаваясь приятной беседе. Сначала с рыцаря сняли панцирь, Затем и другие детали доспехов, Принесли слуги разное платье, Чтоб рыцарю было во что переодеться. Он выбрал что-то с разлетающимися полами, И в этом выглядел вовсе весенним. Одежда отлично его облегала, Вырисовывались великолепные, стройные ноги. Право же, прекраснее и элегантнее паладина, Казалось, не создавал еще никогда Господь Бог! Нет рыцаря совершеннее в мире, Любой от него далек, Ни в битве, ни на турнире Никто б с ним сравниться не смог!

37

Кресло поставив у колоссального камина, Где пред Гавейном горели угли, Пажи положили расшитые подушки. Все было выполнено с великим искусством. Нарядную накидку на него надели, Шелковую, сияющую серыми соболями. Сел он в прекрасное просторное кресло, Быстро согревшись, воспрянул духом. И скоро стол со скатертью светлой Поставили слуги, на нем разложили Салфетки, солонку, серебряные ложки. Он руки умыл с великим удовольствием И к трапезе не спеша приступил, помолясь. На первое подали превосходный бульон, Потом принесли прекрасную рыбу, Зажаренную в золе, запеченную в пирогах, А также разварную, и рагу с соусами, И все, как положено, порциями двойными. Очень понравилось пиршество паладину, Всех благодарил он в изысканных выраженьях, И ему любезно все как один отвечали: “Это лишь постное угощенье, Ведь все еще только в начале”{33}. Вина принесли для увеселенья, И кой-что вкусней обещали.

38

Затем ему задали всякие вопросы, И он рассказал, что он — Гавейн, Рыцарь двора благородного Артура, Славного короля Круглого стола, Волей судьбы, в великий праздник, Вынужден сюда прибыть под Рождество. Очень рад был хозяин замка, Узнав, кого у себя принимает. И все поспешили представиться паладину, Олицетворявшему обходительность и отвагу, Слава которого совершенна и превосходит Славу самых славных сеньоров. “Ах, — говорили дамы друг дружке, — Мы увидим такие прекрасные манеры, Услышим такие мудрые речи, Испытаем истинное искусство беседы, Потому что принимаем тут паладина Очень известного, как образец особого, Утонченного и куртуазного воспитанья! Воистину нам, по милости Божьей, Послан такой превосходный гость В тот самый вечер, когда вся вселенная Радостно Рождество великое славит, Рождение Слова{34} — Мы услышим изысканные речи, И что-то новое узнать я готова О любовных беседах в этот вечер От нашего гостя дорогого!”

39

Как и положено по великим праздникам, Зазвонили колокола, заспешили клирики В замковую часовню, когда вечер спустился. Пришли туда хозяин с хозяйкой, И леди села на свое место. К праздничной мессе поспешил и Гавейн. Барон приветствовал паладина просто, Как своего, и сказал, что счастлив И что все, как родному, рады Гавейну. Тот сердечно поблагодарил хозяина, И сели все вместе слушать службу. Потом пожелала познакомиться с Гавейном Прекрасная леди и к нему подошла С сияющей свитой самых красивых Девушек, какие бывают на свете. Сама же телом, лицом и фигурой Была прелестней всей своей свиты. И Гавейн подумал, что эта дама Милей самой королевы Гиневры{35}. Другая дама, довольно пожилая, Вела госпожу за левую руку. С почтеньем все на нее глядели, Но до чего же они непохожи! Насколько нежна и свежа молодая, Настолько увядшей выглядела другая. Розоволица, румяна хозяйка, А у спутницы свисают складками щеки. У леди, сверкая драгоценными жемчугами, Из шалей выглядывают грудь и шея — Ярче снегов на холмах холодных, А у старшей на шее лежит горжетка, Лицо белеет, бледнее мела, Дряхлый подбородок весь в морщинах, Лоб закрыт вышитыми кружевами; Не видно ни клочка открытой кожи — Только черные брови над мутными глазами И губы, на которые смотреть неприятно. Но, клянусь Господом, весьма почтенной Была та дама! Фигура коротка, широка. Плечи — как два угла, С бедрами слиты бока. Спутница ж дамы была Свежа, стройна, высока!

40

Красавица с интересом глядела на Гавейна, Ну, а он встал навстречу дамам, Старшей низко, как надо, поклонился, А красавицу, вежливо полуобняв, поцеловал И возгласил: “Ваш верный вассал!” Дамы взяли его за обе руки И повели к пылающему камину. Потом, продолжая прерванную беседу, Приказали принести разных сластей И вина — поддержать хорошее настроение. Хозяин же всех призывал веселиться, Радостно рванул с себя капюшон, Надел на копье и назначил призом Тому, кто всех лучше развеселит гостей. И так сказал: “Уж и я постараюсь, Чтоб самому заслужить свой собственный капюшон!” Так веселил всех гостей, В честь славного Гавейна он, Но тот уже устал и скорей Откланялся, предвкушая сон.

41

Наутро, когда все на белом свете Радостно праздновали рождение Господа, Потом поруганье принявшего за нас, Все в мире в честь Его веселилось. Вот и в замке выплескивалось веселье: Слуги ставили на столы сладости, Старая уважаемая дама сидела На почетном месте, хозяин с ней рядом. А Гавейн и милая молодая леди Сели вместе в середине стола. Слуги тут стали обносить гостей, Всем подавали, как принято, по рангу. Был пир веселый, радостный пир (Никак я не смог бы его описать, Даже если бы утроил количество страниц!) Прекрасная дама и сэр Гавейн Были так веселы и довольны друг другом, Приятной простотой плавной беседы, Утонченной, обходительной — и быть не могло в ней Ничего недозволенного, недолжного, неприличного. И развлечения их были не хуже, чем забавы королей. Трубы, волынки и барабаны Звучали под сводами все звучней, Все от радости слегка были пьяны, А эти двое — от беседы своей.

42

Все веселились и во второй день, И третий тоже был радости полон: Превосходней всего показалось пирующим Пришествие дня святого Иоанна{36}; Затем, что все знали: заканчивается праздник, Гости уедут на сером рассвете. Поэтому весь вечер весело пировали, Пили пиво, вино, танцевали, пели, Под сводами раздавались рождественские песнопенья, А потом, когда было совсем уж поздно, Разошлись и стали складываться к отъезду. Гавейн подошел к хозяину дома, Тот его за руку повел в свои покои, Посадил и в самых изысканных выраженьях Поблагодарил за то, что Гавейн благородный Почтил его посещеньем в пресветлый праздник, Порадовав присутствовавших своим появленьем: “До конца моих дней я буду, клянусь вам, Счастлив, что гостем моим в дни Господни Были вы, сэр Гавейн”. — “Гаранмерси, — молвил рыцарь, — Возвращаю вам все ваши комплименты, Ведь и я был рад, вознагради вас Всевышний. Отныне во всех делах, больших или малых, Я полностью в вашем распоряжении, как честь мне велит!” Уговаривал хозяин впустую Гавейна — пусть еще погостит. Но тот не соглашался ни в какую: “Опозданья мне Бог не простит!”

43

Тут спокойно спросил славный барон, Какой ужасный удел увел его из Камелота Срочно и одного в преддверии праздника? “И верно, вы правы, — воскликнул Гавейн, — Дело долга из дома меня увело — Найти некое неизвестное место! И за все богатства Логрского королевства Не могу там не оказаться я в день новогодний, И да поможет мне Бог! Я прошу вас сказать, Не слыхали ли вы о Зеленой Часовне, Которую охраняет Зеленый Рыцарь. Между нами был заключен договор, Что в первый день Нового года Должен я встретиться с ним у часовни, Если, Бог даст, доживу до встречи. А времени остается мне малого меньше. Для меня драгоценных даров дороже Найти его; и с вашего разрешенья Вынужден выехать я — всего ведь три дня Мне остается. Разрази меня гром, Если я не сдержу своего слова!” Со смехом сеньор смельчаку ответил: “Ну, теперь-то останетесь вы непременно: Не сомневайтесь, недалека дорога. Пусть вас не беспокоят поиски ваши. Спите спокойно хоть до Нового года — Ждет вас простая прогулка по соседним полям. Вы ведь на верном пути, И искать не придется вам — Всего две мили пройти, К полудню вы будете там”.

44

В ответ радостно рассмеялся рыцарь: “Еще более за это благодарен я вам. Близятся к концу путешествие и приключенья, Остаюсь я и следую вашим советам”. Тогда хозяин посла за дамами, И весело все развлекались весь вечер Одни, без прочих гостей. А барон Обратился к Гавейну, громко сказав: “Вы согласились, сэр, сделать все, О чем я попрошу, — так сдержите слово!” “Воистину, — сказал верный слову Гавейн, — В вашем замке внимаю я вашим веленьям”. “Трудный путь вы проделали, — молвил барон, — А потом всю ночь на пиру не спали, Сон и пища не совсем еще вас освежили. Я прошу вас покорно, сэр Гавейн, Отдыхайте в постели до утренней мессы. К завтраку выйдете, когда захотите, А моя жена будет ждать за столом вас И составит вам общество до моего возвращенья домой. Я же с рассветом встану, Егерей разбужу трубой, На охоту мы отправимся рано”. И Гавейн кивнул головой.

45

Давайте договоримся, — докончил барон, — Что в лесу я добуду — то будет ваше, А что вы обретете в замке — мое. Сэр Гавейн, поклянемся так поменяться. Неважно, кто выиграет в веселой игре”. “Богом клянусь, — был ответ, — я согласен. Если игра вам по вкусу — и я доволен”. “Принесите пива — подкрепить соглашенье!”— Воскликнул владелец замка. И все Радостно смеялись, болтали, шутили, Рыцари, дамы, даже оруженосцы. Потом неспешно и вежливо встали, Слегка замедлили завершенье беседы, И, как положено, учтиво расцеловавшись, Разошлись, разговаривая, по разным покоям. Ловкие слуги со светлыми факелами И хозяина, и гостя в их покои пошли провожать. И каждый до сна ночного Не уставал повторять Другому данное слово, Ибо слово хотел сдержать.

III

46

Громкими голосами сзывая слуг, Гости к отъезду готовились до рассвета, Складывали вещи, седлали коней. Сели в седла, схватили поводья, И каждый своим путем поехал. Хозяин со свитой, прослушав мессу, Закусив, заспешил за ворота замка; Рассвет в седлах застал охоту. Егеря попарно псов пропускали, Двери псарни раскрыв и в рога трубя. Длинных три ноты{1} звучали громко, Псы лаяли яростно, главный егерь Хлестал хорошим, крепким кнутом Тех, кто рвался вперед, нарушая ряды; Был он мастер своего дела, как гласило общее мненье. Разместились псари полукругом, Вся охота пришла в движенье. Затрубили рога друг за другом, И в лесу началось столпотворенье.

47

Задрожали звери от звонкого лая{2}, По долине помчались перепуганные олени, Пытаясь подняться по скользким склонам. Завопили стрелки, запрятанные за кустами, Только матерых, с развесистыми рогами Пропуская прорваться, — так велел хозяин: Не стреляют самцов в сезоны случки! А яловых самок оттеснили, отделили{3}, Славно светлые стрелы сверкали, Били в бока большим наконечником. Мордами в мох зарывались лани, В кустах крича, истекая кровью, А псы преследовали их повсюду. Егеря, трубя, торопились сквозь терновник; Их рога так крикливы, что скалы дрожали. И вот все звери, избежавшие стрел, Загнаны в звонкий ручей и зарезаны{4}. Так умелы охотники, гончие так огромны — В мгновение ока забили оленей. Егеря собрали добычу, разбросанную на склонах. Лорд впереди скакал, Пред трофеями останавливал конных. Но вот день веселья и миновал, Скрывшись за пологом облаков сонных.

48

Пока охотился на опушке лорд, Гавейн нежился в мягкой постели, Подремывая, а утро скользило по стенам. Но вот услышал он слабый шум — Это дверь открылась, — он голову поднял, Отодвинул легкий край балдахина, Осторожно глянул в сторону входа — Кто там? А там прекрасная дама, Лучшая изо всех, кого только можно обнять. Дверь, чуть помедлив, за собой затворила И подошла к постели. Он притворился спящим. Она ждала пробужденья Гавейна, Нежно опустившись на край кровати, А тот, еще долго не двигаясь, думал: “Зачем она здесь, знатная леди? Может быть, просто взять, да спросить ее?” Потянулся, проснулся, повернул голову, Притворясь пораженным, попытался перекреститься. А ее лицо то краснело, то бледнело — Явно было не время молиться: С нежной улыбкой она глядела, Чего-то от него желая добиться.

49

"Доброе утро, сэр, вы так беззаботны. Войди кто угодно — вот вы и попались; Я вас вообще не выпущу из постели”, — Так шутила она, и отозвался рыцарь: “Доброе утро, достойная дама. Поступайте со мной, как вы хотите, В вашу власть отдаюсь с удовольствием, Но о маленькой милости молю, если можно: Позвольте пленнику пристойно одеться. Я не прочь покинуть прекрасное это ложе, Ведь одетому больше благ от беседы”. “Ну уж нет, — начала она новую речь, — У меня на вас, мой милый, иные виды: Буду держать вас вот так в кровати И беседовать с вами, покорным пленным. Вы ведь славный Гавейн, вас все уважают, Ваша слава справедливо спешит пред вами. Мы здесь одни. Муж с людьми на охоте, Прочие просыпаются, как правило, поздно, Дамы мои далеко, и дверь заперта. Можем мы с вами долго наедине побыть. Я бы рада в беседе с вами Каждое утро так проводить, Как хотите, но скажу, между нами, Мой долг — вам во всем служить”.

50

"В самом деле, ваша речь великолепна, Привлекательна, проникновенна, — сказал Гавейн, — Но вашего восхищения я не достоин. Я должен был бы вполне быть доволен, Если б вы сочли меня способным служить вам Делом и словом — я стал бы счастливцем!” “Ах, в самом деле, — сказала леди, — Если б я недооценила ваши совершенства И отвагу, которая всех восхищает, Комплименты были б дурной услугой. Есть множество дам, дорогой мой рыцарь, Что вас вожделеют иметь в своей власти, Так же, как я, в такой же беседе Приятно обмениваться прелестными словами, Утешаться, успокаивая свое томленье. Они бы отдали все, чем владеют, За великую возможность с вами общаться. Я безмерно благодарна Властителю небесному, Что, по милости Его, все, что желала, Я сегодня нашла”. И так она, прекрасная лицом, Вела себя любезно и обольстительно, А рыцарь безупречным словцом На все вопросы весьма обходительно Отвечал, как вчера за столом.

51

Госпожа! — сказал счастливый Гавейн, — Да наградит вас Дева Мария, Ибо есть в вас высокое великодушие: Многие люди меня восхваляли, Но честь, оказанная мне этими многими, Не соответствует скромным моим достоинствам. И ваше столь любезное ко мне отношенье Есть свидетельство вашей безграничной щедрости”. “Святой Девой клянусь, — воскликнула дама, — Это вовсе не так: будь в моих руках Все богатства мира, будь я способна Выбрать в мужья славнейшего сеньора, Всем славным на свете предпочла бы вас — За красоту, куртуазность, за качества, о которых Слышала я, и вижу: все это правда”. “О, на самом деле, благородная дама, Вы уже выбрали во много раз лучше, Но я вашим мнением о себе горжусь. Я ваш верный вассал, и вы — моя дама. Вашим рыцарем я себя объявляю! И храни вас Христос!” Так почти до полудня Беседовали они, и все это время Дама вела себя будто влюбленная. Рыцарь же был отменно сдержан, Хоть была она лучше всех дам на свете, Но тепла не сквозило в его обращенье: Судьбой, ожидавшей его, Гавейн озабочен был. Но до самого позднего утра Он о разном с ней говорил. Тут дама сказала, что ей пора, И рыцарь тут же ее отпустил.

52

Пожелав паладину превосходного дня, Дама со смехом соскользнула с постели И следующие славные слова сказала: “Пусть Тот, Кто благословляет беседы, Вознаградит вас за великолепное развлеченье; Но поверить, что вы — знаменитый Гавейн? Ну нет”. — “Но отчего же? — обеспокоился он. — Или я сказал не соответствующее слово?” Тут с улыбкой она уточнила: “Никто, столь учтивый, как сэр Гавейн, Не смог бы, будучи с дамой наедине, Не попросить у нее приятного поцелуя Хотя бы из вежливости в конце беседы”. Тогда Гавейн ответил красавице: “Что ж, поцелуемся по вашему приказу: Подобает паладину не печалить даму”. Она обняла его, ласково поцеловала. Тут они вверили друг друга Господу, И она удалилась без единого слова, А он поспешил подняться с постели, Кликнул слугу и с легким сердцем, Выбрав одежду, отправился к мессе. Потом пошел паладин позавтракать, Стол был накрыт самым славным образом, День провел он весело, но вот и луна встала. И молодая, и старая дамы Весь вечер заботились немало, Чтоб беседой изысканной самой Их общество рыцаря развлекало.

53

Все это время владелец замка На вересковых пустошах и в лесу Охотился за ланями и молодыми оленями. Скоро и солнце склонилось к закату, Сколько свалил зверей он — не счесть! И вот все охотники съехались вместе, Славную добычу снесли и сложили, К этой горе господин с егерями Подошел, самых жирных оленей выбрал, Выпотрошил их по принятым правилам{5}. Все внимательно вгляделись в добычу: На самых тощих — в два пальца жира! Через дырки на горлах вытащили пищеводы, Завязали концы{6}, отделили от легких. Отрубили ноги, содрали шкуры И, вспоров животы, узлов не ослабив{7}, Вырезали внутренности острыми ножами, Лопатки ловко через легкие надрезы Вынули, не повредив боков. Грудь разрубили, раскрыли ребра, Потянули за пищеводы и от желудков их отделили. Раскладывая куски, где посуше, От легких ребра освободили, И, вдоль хребта разрубив туши, Ремнями их перехватили.

54

Отрезали головы, отделили огузки{8}, Воронам в чашу выкинули их долю{9}. Обвязали окорока, у ребер проткнули, Подвесили на поджилках аккуратно, И каждый получил, что ему причиталось{10}. Печенкой и потрохами псов покормили, И хлебом, намоченным в крови, и рубцами{11}. Собаки лаяли, люди трубили, На закате охотники в замок вернулись. Там горел камин, Гавейн в роскошном зале, Сидел, естественно, не один, А с дамами. И все просияли, Когда вошел господин.

55

Созвал он всех слуг и всех домочадцев, Как положено, приказал принести добычу, Показал Гавейну мясо и шкуры И спросил, заслужил ли он похвалу. “О да, — отвечал обрадованно рыцарь, — Семь лет я не видел добычи столь славной!” “Согласно условию, — сказал хозяин, — Все — ваше”. — “Верно, — молвил Гавейн, — Я же могу только то вам выдать, Что сегодня я заслужил в этом замке. Вот, это ваше, по доброй воле”. И рыцарь, учтиво обняв барона, Наградил его изящнейшим поцелуем: “Вот все, что выиграл я в вашем доме, И вам отдаю без остатка добычу”. “Спасибо, — ответил хозяин, — спасибо. Но было бы самой лучшей наградой, Если бы вы мне прямо сказали, От кого эту ценность вы получили”. “А этого не было у нас в договоре, И разрешите вам не ответить. Вы получили все, что положено, и не надо Большего ждать от меня”. Они смеялись, все были рады Прекрасному завершению дня: Каждый получил награду.

56

После ужина все уселись у камина, Принесли слуги сладкие вина, И заново договорились доблестные рыцари Повторить прежнюю прекрасную игру — Обменяться опять обретенной добычей. Перед всеми подтвердили прежние условия Среди общего смеха над чашей обета, Попрощались учтиво, удалились спать. Как только первый петух пропел, И хозяин, и все его вассалы встали, Заутреня и завтрак завершились достойно, И вся компания покинула замок еще до рассвета. Спустили собак в лесу — И помчалась вся свора эта: Пес, на пятки псу Наступая, летел, как комета.

57

Скоpo собаки сделали стойки{12}: Свежий след по краю болота. Спустили свору из сорока собак, Егеря подгоняли их, громко трубя. Крики, лай лес оглашали, И гулким эхом гудели холмы. Меж ручьем и мрачной серой скалою Гончие весело рвались вперед; Не отставая от них, охотники окружили Урочище и угрюмый утес, чтоб выгнать Зверя из логова, скрытого в зарослях. Пытаясь прорвать плотное кольцо, Из чащи выскочил великолепный вепрь, Свирепый, старый, страшно хрюкающий, Опрокинул несколько отважных охотников, Иные в испуге, клыков избегая, Отступили, а он опрометью умчался. Вслед ему крики неслись “Хей, хей, хей!” Резко, громко и яростно рога затрубили. Кидался вепрь на собак, Поднимая тучи пыли, Троих ранил, и они так Жалобно заскулили!

58

Люди, столпившись, стали стрелять, Но только такая толстая шкура Была у вепря{13}, что множество стрел Застряло в ней, и он стал похож На большого ежа, а новые стрелы, О шкуру ударившись, падали наземь, Даже их длинные древки дробились. А когда зверь, злой от боли, Разъярясь, ранил нескольких егерей, Побежав прочь, прорвал окруженье, Многие замялись, испуганно медля, Но барон на быстром, борзом коне, В рог трубя, егерей созывая, Поскакал по кустам за мчащимся вепрем И гнал, пока не склонилось солнце{14}. Так они день провели в погоне, А в замке в утренний час наш воин Под теплым одеялом в уютной постели Лежит, и леди пришла затем, без сомненья, Чтоб доброго утра ему пожелать. И надеясь, что к ней отношенье Он переменит, к нему на кровать Присела она без стесненья.

59

Отодвинув полог, в щелку она Глянула, и Гавейн ее галантно приветствовал, А леди любезно ему ответила, Свободно и спокойно села, смеясь, И сказала ему такие слова: “Сэр, если вы в самом деле Гавейн — Мне странно, что рыцарь, столь воспитанный, Не ведает, как вести себя в обществе. Вас учат, а вы все выкинули из памяти, Забыли все, что вчера объясняла я, Я же самыми ясными словами сказала”. “О чем это вы, — удивился рыцарь, — Положительно не представляю, честное слово. Но раз вы всерьез — то я, видно, виновен...”. “Вы вспомните все, чему вас я учила: Если дама пришла потребовать поцелуя, То паладин, претендующий на галантность, Волю дамы должен исполнить”. “Не говорите так, дорогая леди, — Ответил рыцарь, — я не решаюсь Поцеловать вас из страха перед отказом, А тогда я буду виновен в попытке...”. “Честное слово, — сказала дама, — Вам никто никогда и не отказал бы; Вы ведь сильны, все вы взять могли бы И вовсе без всякого на то позволенья. Только едва ли найдется дама, Так дурно воспитанная, что вам откажет”. “Возможно, вы правы, — ответил Гавейн, — Но в моей стране считается недостойным Брать то, что не дано добровольно. Я отдаю себя в ваше распоряженье, Целовать или нет, решайте по своему желанью”. Поцеловала его в щеку только Леди с видом истинного обожанья, И беседовали они еще долго Про любовные радости и страданья.

60

Сэр, удастся ли у вас узнать мне, Если вас мой вопрос не обеспокоит, ответьте, Отчего такой обходительный и отважный Рыцарь, как вы, такой благородный (А слухи о вас славные всюду!), Столь куртуазный и столь восхваленный, Как рыцарства краеугольный камень, Не сказал ни слова о самом главном? Ведь в разных рассказах о рыцарской славе Часто повторяют, как паладины Во имя любви рисковали жизнью, Доблесть и достоинство доказывая дамам, Труднейшие испытания переносили с честью И, наконец, когда кончались страданья, Все делали, чтоб дамы были довольны. О вас же говорят, что в своем поколенье Вы самый рыцарственнейший рыцарь, Слух о вашей храбрости ходит по свету. И вот я сидела здесь с вами дважды И ни слова не слышала от вас о любви. Вы, всегда и всюду (все в этом уверены) Такой куртуазный и любезный в речах, Должны были бы с большим удовольствием Дать молодой, доброжелательной даме Несколько уроков в особом искусстве, Искусстве истинной любви! Быть не может, чтоб невежливость или невежество Вам не позволили... Или я так глупа, Что не оценю изысканность вашей речи? В ранний час Я пришла, пока мужа нет, Искусству любви у вас Поучиться. Где ж ваш ответ Иль хоть любезный рассказ?”

61

"Честное слово, — сказал сэр Гавейн, — Да вознаградит вас всеблагой Господь! Я бесконечно доволен, что достойная дама Приходит провести полчаса со мной И одаряет рыцаря редкостным расположеньем. Но я не могу взять на себя Такое трудное дело, как объясненье, Что же есть истинная любовь. Трудно на такие темы беседовать, Ведь ваши знания в этом искусстве Вдвое превосходят то, чему сотни Простых рыцарей, вроде меня, Смогут научиться за всю свою жизнь; Сумасшествием было бы вас поучать. Я готов все, что пожелаете, сделать И служить вам в меру моих скромных сил, Как я есть ваш покорнейший паладин, Да поможет мне Бог, благородная дама!” И соблазняла она его, и испытывала, Чтобы ввергнуть в беду, своего добиваясь, Но он так опытно от атак оборонялся, Что ничем и никак ее не обидел. Оба вели себя очень обходительно И прекрасно провели время. Но при всем старанье Соблазнить его она не смогла; Лишь поцеловала на прощанье И, встав изящно, ушла. Так закончилось это свиданье.

62

Встал с постели медлительный паладин, Пошел в часовню, а потом — к обеду. Был славно и сложно стол сервирован, И дамы до вечера досидели с Гавейном. А барон в этот час по лесам и полям, Спеша, скакал за свирепым зверем. Но только псы догоняли вепря, Как он пополам перекусывал проворно Самых смелых собак, пока стрелки Не выгнали вепря на вольную поляну. Не сосчитать, сколько стрел в нем торчало, И все же порой даже самых смелых Охотников он отступать заставлял. Когда же выбился вепрь из сил, Встал за валун спиной к стремнине, Из узких углов уродливой пасти Белая пена в ручей потекла. Точил он круглые клыки о камень, Все устали стрелять, но подойти не смели — Он землю рыл, Вся в крови разинута пасть, Он свиреп и яростен был, Никто не хотел на клыки попасть — Никто к нему не подходил.

63

Подскакал барон, соскочил с коня, Спешилась свита, и сверкающий меч Выхватил рыцарь из крепких ножен{15}, И вброд зашагал через ручей. Дыбом щетина встала у вепря, Когда увидал он барона с мечом. Яростно захрюкал, людей пугая, Прямо на паладина помчался, И оба обрушились в быстрый ручей. Меч вепрю в горло воткнул барон По самую рукоять твердой рукой — Лезвие достало до самого сердца! Зарычал, захрипел зверь, забился, Обмяк, и его понесла вода. Сотня собак вдоль ручья Бросилась за ним; и не без труда Вытащили вепря егеря, И гончие прикончили зверя тогда.

64

Рога ревели резко и звонко, Охотники орали особенно радостно, Собаки с лаем суетились над добычей. Тут главный егерь распорядился — И псари потрошить чудовище принялись: Тот, кто плотницким мастерством владел, Отпилил голову, насадил на палку И вдоль хребта разрубил тушу; Подозвали псов, потроха поджарили, С хлебом смешав, собак покормили; Потом, как положено, половину к половине Тяжелой туши приложили, связав. На длинный шест надели добычу, И охота отправилась прямо к замку, Голову несли перед конем барона В знак того, что вепря убил он сам. Так почтили охотники своего господина. И только в замок вошел барон, в предвкушенье Ожидая с Гавейном встречи, За гостем он послал в нетерпенье, Чтобы тот получил в этот вечер Свою долю без промедленья.