Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь

СЭР ГАВЕЙН И ЗЕЛЕНЫЙ РЫЦАРЬ

I

1

После пожара и падения Трои, Когда от стен осталась остывшая зола, Обвиненный в вероломстве высокородный воин Надменный Эней{1} положил начало Новому роду, родившему Ромула. Род его правил провинциями полумира Завладел и землями Западных островов{2}. А Ромул решил гордый город построить, И, достроив, дерзостно дал ему имя Рим. Недаром и ныне он носит Имя славного Энеева потомка. Тит воздвиг твердыни в Тоскане, Лангобард{3} в Ломбардии возвел города, А за морем Западным на зеленых холмах Феликс Брут{4} берега Британии Сделал самой славной страной на белой скале. Как сменяются суша и море, Как свет уступает мгле, Чередуясь, радость и горе Царили на этой земле.

2

В Британии, созданной гордым бароном{5}, Росли ребята — любители сражений. Прорва подвигов ждала героев, А чудес приключалось в веселой стране! Никогда, нигде, ни в одном королевстве Не случалось столько странных событий, И не слышали ни о ком славнее Артура{6}, Да и в самой Британии не было больше С той поры столь славного любезностью короля. Послушайте, — я поведаю вам о приключении, Равного которому не было и нет Даже в дивных анналах Артуровых лет. Послушайте песнь, полную чудес! Славными скальдами{7} в старинных замках я научен Особому изяществу изложенья. Что на свете может быть лучше Виртуозного соединенья Истинных рифм и созвучий{8}!

3

Как-то король в Камелоте{9} крепком Пировал с паладинами под Рождество. Беззаботное братство благородных бойцов, Славнейшие рыцари Круглого стола{10} В Камелот приехали на придворные пиры — Испытанные, искусные в боях и турнирах. Пили пенное темное пиво, Ели сочное сладкое мясо. Пятнадцать дней провели в пирах — Что за шум днем, что за танцы ночами! Гудели весельем высокие залы, Шуршали шепотами тихие комнаты, Эти лорды и леди любили радость. Родовитые рыцари христианского мира, Дамы, достойные поклонения паладинов, — О, как их много, и все они молоды! А он, величайший из всех властелинов, Король, который в крепком Камелоте своем Принимал счастливцев этих, — В Камелоте на холме крутом, Был единственным в целом свете, Несравненным был королем.

4

Невинно и ново начало Нового года{11}. Еще и суток не свершилось ему. Король с королевой и всей компанией В часовню вошли. Под высокие своды Полетело пенье псалмов и смолкло. Придворные приветствовали праздник веселый, Повсюду раздавались рождественские поздравленья, Рыцари радостно, радушно и щедро Делали дамам дорогие подношенья{12}, По имени каждую звонко звали, Чтоб дар передать из руки в руку, Притом препирались на полном серьезе Кто — которой, а дамы смеялись, Пускай проигравшими они казались{13}. Но вы, по-видимому, прекрасно поняли, Что ни те, ни другие не остались в накладе. Скоро принесут на столы мясо — Все дамы и рыцари руки моют, Согласно рангу рассаживаются рядами{14}. Первой — прекрасная повелительница Гиневра, Посередине стола, что стоит на помосте, На шуршащих подушках под шелковым балдахином. Кленовые лавки крыты коврами Тулузской, турецкой, тарсской работы{15}, А золотом затканные завесы были Лучшие из всех, привезенных в Британию купцами. Королева смотрит на рыцарей Прекрасными серыми глазами{16}. Я клянусь, никто не сравнится с ней, Все уступят этой царственной даме.

5

Но не начал наш король насыщаться, Пока не подали всем паладинам. Король был вежливый, веселый, быстрый, Не любил ни лежать, ни сидеть подолгу, И разум, и кровь молодая бурлили, Будили его благородную гордость. И в каждый радостный рождественский праздник{17} Никогда, нипочем не начинал он обеда, Пока от кого-нибудь не услышит рассказа О поразительном подвиге или поединке, Или иные изумительные истории О добрых делах, о дальних странах, О рыцарях странствующих, об их приключеньях. Рассказов он ждал, но с особой жаждой Ждал, чтобы вдруг в его зал великолепный Вошел неведомый странствующий рыцарь Предложить паладинам почетнейший поединок, Жизнь на жизнь обменять и славу на славу И рыцарскую удачу на ристалище испытать. Таков был обычай короля Артура, Великого владетеля. Вот и ждет он уже битый час, Полон нетерпения гордого, В этот праздник святой, сейчас, Средь высокого своего города, Чуда иль хоть о чуде рассказ.

6

Вот на возвышении у верхнего стола{18} Стоит прославленный король Артур, А сэр Гавейн{19}, горделивый рыцарь, — Слева от прекрасной королевы Гиневры, А рядом с ним — его брат Агравейн. Оба отличные рыцари, и оба Любимые племянники молодого короля. Епископ Болдуин — одесную Артура, С ним рядом — сэр Ивейн{20}, сын сэра Уриена. Этим паладинам подали первым Одновременно с очаровательной, обожаемой королевой. За другими длинными дубовыми столами{21} Множество разных рыцарей разместилось. Трубы трубят, и под пенье труб, Украшенных пестрыми резными флажками, Первое блюдо подают пажи. У рыцарей и дам сердца встрепенулись От сладкого голоса тонких струн, От дроби барабанов, свиста свирелей, Могучего звучания мощных мелодий. На столах стояли изысканные блюда, Разные редкостные — было их столько, Что слугам пришлось постараться, потрудиться, Все на широких столах расставляя, Серебряные приборы раскладывая в порядке. Всё тут — Одно вкуснее другого! Гости в нетерпении ждут. Сколько эля и вина золотого! Перед каждой парой — по двенадцать блюд!

7

Пожалуй, подробно описывать не придется Славный стол — недостатка нет ни в чем. Но то, чего ждал король, — приближалось, Не напрасно не начинал он есть. И лишь звуки музыки замолкли в зале, Принесли, как положено, по первому блюду — За дверями зацокали звонкие копыта, И рыцарь огромный верхом явился: Въехал в зал, весь воистину невероятный От необъятной шеи до крепкого зада, Самый большой человек на свете, Вправду выглядел он великаном, Полугигантом, я думаю, был он — Краше всех, кто когда-либо сидел на коне. Дюжие плечи, длинные ноги, Но талия тонкая — был этот рыцарь И ладно скроен, и крепко сшит, и ей же ей — В зале все были изумлены, Ведь не бывает таких людей: Все на нем, даже штаны — Зеленой зелени зеленей!

8

Зеленое всё, зелено повсюду{22}: И плотно прилегающий шелковый колет, И плащ, подбитый пушистым горностаем, И капюшон, откинутый на крутые плечи, И крупными изумрудами изукрашенный пояс, И штаны, обтянувшие огромные ляжки, И золотые шпоры, шелковыми шнурами К ногам прикрепленные (был без сапог он){23}. По краям же обшитого шелком седла — Золотые бляхи, золотые нити. Узорами изумительными — бабочками и птицами — Расшита и одежда его, и седло, Яркой зеленой эмалью отделаны Подвески на сбруе, заклепки на удилах{24}. На стременах, на ремнях, тоже зеленых, Посверкивали, переливаясь, зеленые камни. Всаднику под стать и резвейший из скакунов Невиданной масти — ярко-зеленого огня! И подвески, изящно точеные, Раскачивались, звеня, Над искусно расшитой попоною Огромного, горячего коня.

9

Весело выглядел рыцарь в зеленом: Волосы — копной, как конская грива, Светлыми локонами сбегали на плечи; Борода большущим перевернутым кустом Свисала, сплетаясь с волосами у локтей, И руки волосами наполовину скрыты, Как воротником королевской мантии{25}. Золотые кисти в зеленую конскую гриву Вплетены веселым, изящным манером: Прядь — зеленая, прядь золотая, А в длинном хвосте — зеленые ленты С драгоценными камнями всех оттенков. Золотые колокольчики звенят, загораясь Яркими огоньками. Ни дамы, ни рыцари Никогда не видали такого наездника. Он окинул оком обширный зал, Взгляд его молнией летал, и казалось Каждому из рыцарей, что этот взгляд На него нацелен. Был так этот всадник велик, Так в силе своей уверен, Что казалось всем в этот миг — Удар его будет смертелен.

10

Не было на рыцаре ни панциря, ни кольчуги; Ни шлема у него, ни щита, ни копья. В одной руке великан держал Ярко-зеленую ветку падуба{26}, Что нагие леса украшает зимой, А в другой руке сжимал незнакомец Большой-большой боевой топор. Отполированное до блеска зеленое лезвие Было длиною в целый элл{27} — Очевидно, оно острее бритвы! — И увенчивал длинное топорище секиры Зеленый шип с золочеными канавками. Крепкая рука держала рукоять, Всю окованную зеленой сталью, С тонкой насечкой неведомой работы, Золотой же шнур с круглыми кистями Вился вокруг внушительного топорища, Изумрудные головки гвоздей горели — Славная секира, смотреть приятно! Въехал в зал веселый всадник, Никого не приветствуя, — и прямо к помосту; Никакого внимания не обратил на гостей, Только крикнул громко: “Кто тут главный? Хочу посмотреть на него и сказать ему свое слово!” Огляделся рыцарь кругом, Было тут все ему ново: Кто ж за веселым столом Хозяин пира ночного?

11

Все смотрели на странного гостя, И каждый думал: “Что б значило это, Чтобы скакун и всадник — оба — Были такого небывалого цвета, Зеленее травы и ярче золота?” Кое-кто к нему осторожно приблизился, Люди удивленно гадали — что дальше? Ведь каждый всякие чудеса видал, Но такого не видел никто никогда. И казалось, вот-вот исчезнет иллюзия, Рассеются чудные колдовские чары. Рыцари молча, окаменело стояли. А он сказал — и сидит спокойно В седле среди странной, словно сонной, толпы. Зал молчал. Рыцари замерли в ожиданье: Из учтивости каждый ждал, На короля обратя вниманье, И ни слова никто не сказал.

12

Встал из-за стола славный король, Радушно приветствуя приезжего паладина, И сказал: “Соизвольте быть как дома. Сэр, я — хозяин этого зала, Мое имя Артур. Соизвольте спешиться, Садитесь с нами справлять Рождество, А потом поведаете, про что предпочтете”. “Нет! — гость ответил, — да поможет мне Бог, Нет у меня намеренья пировать Слухи о вас по всему свету, милорд, Редкостна репутация рыцарей ваших, Эти доблестные и достославные воины Светлую память себе стяжали В турнирах, в боях, в благородных забавах. Удостоен и я был о них услышать, Поэтому и прибыл к вашему двору, Эта ветка падуба у меня в руке — Свидетельство самых мирных намерений. Ведь не вошел я во всеоружии, Однако оружием обладаю отличным: Есть и панцирь, и щит, и меч, и кольчуга, И копье, блистающее, словно звезда, — Нет ни в чем у меня недостатка. Но я не ищу никакого боя — Недаром же я не надел доспехов. И если слух о вашей приветливости И вашей отваге не преувеличен, Позвольте мне развлечься, как подобает паладину”. Ответил Артур ему сразу: “Если вас порадует поединок, Не встретите вы отказа, Желание наше едино”.

13

"О нет, я отвечу определенно, Честно скажу: не ищу я сраженья. На лавках тут молодые люди, Безбородые бойцы; будь я во всеоружии, Кто б из них мог со мною сразиться? Их сила не стала еще полной силой, Поэтому я в вашем праздничном зале Предложу простую рождественскую игру, Ведь святки сейчас, Новый год подходит. И если кто-то из молодых людей Сочтет сегодня себя столь смелым, С горячей кровью, и столь решительным, Что осмелится обменяться одним ударом Со мной — подарю ему эту секиру, Пусть он с ней поступает, как хочет. А я, как есть, без всякого оружия, Встану тут и приму удар. Пусть подойдет тот, кто посмеет, Возьмет великолепную эту секиру И владеет ею отныне и вечно. А я — я спешусь и, стоя спокойно, Приму удар и даже не вздрогну. Но только прошу предоставить мне право Ответный удар отложить, отсрочить — До истечения года и дня{28}. А теперь интересно мне очень, Кто же ударит меня. Я жду, подходи, кто хочет!”

14

Странно стало и сначала всем, А тут уж гости просто потрясены, И знатные, и простые. Человек на коне, Поворачиваясь в седле, за всеми следил, Светились отвагой его глаза, Светло-зеленые искры сверкали, Борода болталась налево-направо: Смотрел он, кто же встанет на вызов? Но когда никто ничего не ответил, Рыцарь, прокашлявшись, прочистил горло, Привстал на стременах и сказал с сарказмом: “И это двор короля Артура, О котором рассказывают в разных королевствах? Где же славная гордость ваша, Где удаль, ярость, где жажда победы? Или только слова, самоуверенно хвастливые, Славу Круглого стола составляют? От одного обычного обращенья, Не дождавшись удара, дрожите со страху?” И раскатисто расхохотался рыцарь, А король Артур обиделся очень, Кровь прилила к прекрасному лицу, Встал король, услыхав оскорбленье это. Весь зал к нему повернулся, И к рыцарю вместо ответа Славный король рванулся, Рванулся яростней ветра.

15

И сказал он: “Сэр, ваша просьба — дурацкая, Но раз уж вы просите — выполнение просьбы Наш хозяйский долг, — скажу вам я сразу: Тут никто не испугался ваших угроз. Давай, ради Бога, твою секиру, И получи то, чего хотел ты!” Рыцарь быстро и гордо спешился, А король его за руку крепко схватил — Рванул из рыцарской руки топорище И завертел секиру над головой, грозя! Рыцарь же, бесстрастно над ним возвышаясь, Выше всех в зале на голову и более, С мрачным взором, поглаживая бороду, Не меняясь в лице, одернул одежду, Не смутясь, не беспокоясь и ничего не боясь, Ожидал оглушительного удара Артура Словно чаши с вином, а не секиры — так спокойно он ждал. Гавейн же, сидевший возле Гиневры, Поклонился кролю и сказал: “Эту честь уступите мне вы!” Громко сказал — на весь зал:

16

Милорд, чтоб невежливым мне не оказаться, И если властительная королева не против, Прикажите к вам подойти, повелитель. При всем благородном собрании рыцарей Скажу: представляется мне неправильным Все происходящее, ведь тут прозвучало Довольно дерзкое, вызывающее предложенье, И не вам принимать его. Позвольте сначала Воинам, в зале с вами сидящим, Храбрейшим рыцарям христианского мира, Отличившимся во многих боях и турнирах, Ответить на вызов. А я слабейший Из всех тут и мудростью всем уступаю, И самая малая будет потеря Для Круглого стола и вашего королевства — Моя жизнь: меня многие уважают, Лишь поскольку племянником вам прихожусь я. Ну какие во мне другие достоинства? Раз уж такая дурацкая история Вышла — не вам в нее, видно, ввязываться, И поскольку я первый о том прошу, Разрешите подменить вас в нелепейшем приключении. И, независимо от моей невежливости, — рыцари, вам решать!” Рыцари благородные просят Дело Гавейну передать: Ведь тому, кто корону носит, И вправду нельзя рисковать.

17

Подумав, король подозвал племянника, И рыцарь подошел с подобающим поклоном, И, почтительно преклонив колена, Протянул руку за страшной секирой. Артур любезно отдал оружие, Благословил Божьим именем паладина, Чтоб был он крепок рукой и сердцем: “Учти, кузен, твой удар — единственный. Надо его нанести как должно, И в этом случае, я не сомневаюсь, Ответный удар умелого не убьет”. Гавейн подошел, подняв топор, А странный рыцарь смотрел спокойно И приветствовал паладина такими словами: “Уточним условия нашего уговора, Но сначала скажите ваше славное имя, Истинное имя, чтоб я не сомневался”. “Согласен, — сказал спокойно рыцарь. — Гавейн мое имя, и именно я Условленный удар нанесу в уверенности, Что ответный удар мне никто, кроме вас, не отдаст — Наша встреча произойдет В условленный день и час”. “Сэр Гавейн, я буду рад через год Ударом поприветствовать вас”.

18

Бога ради, — продолжал незнакомец, — Для меня истинное удовольствие, поверьте, От вас получить то, о чем просил я. И прекрасно без пропусков вы повторили Все условия, которые я установил. Однако обязаны вы обещать мне, Что сыщете сами меня, где бы Я ни находился на нашей земле, И получите вы причитающуюся плату За зрелище забавное, что зрителям знаменитым Предоставите ныне вы в этом зале”. “Но где же я найду вас? — Гавейн вопросил. — Где вы живете, как зовется ваш замок? Клянусь Создателем, я даже не знаю, От какого короля вы держите земли. И как звучит ваше истинное имя? Расскажите — я разыщу вас непременно, В том вам даю мое рыцарское слово!” “Ну, в Новый год немного вам надо, — Сказал Зеленый Рыцарь Гавейну, — Если после удара вы все узнаете, Тем лучше: тогда вам будет не трудно Осведомиться о том, где я проживаю, Как меня зовут, чем я владею, — И выполнить вышеозначенное условие. Если ж я ничего не смогу сказать — Опять же тем лучше будет для вас: Со спокойной совестью у себя оставайтесь И позабудьте эту историю... Но довольно нести вздор. Покажи свое мастерство!” Сэр Гавейн тут руки потер. “Для удовольствия вашего и моего!” — Сказал он, поглаживая топор.

19

Наклонил голову Зеленый Рыцарь, красивые кудри на лицо откинул, Подставил с готовностью голую шею, Гавейн же, выставив левую ногу, Поднял повыше топор тяжелый И тут же, проворно его обрушив, Перерубил противнику полностью шею Его же собственной сверкающей сталью Так, что аж в землю вонзилась секира! Повалилась на пол прекрасная голова, И когда подкатывалась она к кому-то, Тот от себя ее отталкивал ногами. Красная кровь капала, стекала, Струилась из шеи на зеленое одеянье. Но рыцарь не упал и не покачнулся — Прянул на крепких ногах, подпрыгнул, Средь сапог гостей вслепую пошарил, Отыскал, схватил свою прекрасную голову, И подняв, повернулся к пляшущему коню, Взялся за уздечку, вступил в стремя, В тот же миг в седло взгромоздился, Левой рукой за влажные волосы Голову так он держал, как будто С ним совсем ничего не случилось! Сидя в седле с головой в руках, Кровоточащей шеей шевельнул, и послышались слова — И стало всем страшно оттого, Что, губами пошевеливая едва-едва, Заговорила в руках у него Отрубленная голова!

20

Лицо он повернул к королю Артуру, И оно оглядело отверстыми очами Короля и рыцарей. А рот произнес: “Ну, смотри, сэр Гавейн, будь готов через год Отыскать меня честно, как ты тут поклялся В присутствии короля и рыцарей славных. Отправишься ты к Зеленой Часовне, Чтоб удар за удар получить, как условлено. Заслужил ты право в новогоднее утро Долг достойно с меня получить, Как я есть рыцарь Зеленой Часовни, Под этим именем меня многие знают, Если только поедешь — найдешь легко. Приезжай же, чтоб не прослыл ты трусом!” Рыцарь резко рванул уздечку, С головой в руке вылетел из зала, Из-под копыт брызнули искры, А куда поскакал он — никто не ведал из сидевших в зале. Над гостем смеясь откровенно, Король и Гавейн хохотали, Но чудо случилось, несомненно, Все рыцари это признали.

21

Хоть был изумлен король благородный, Ничто не намекало на его удивленье. И, повернувшись к прекрасной королеве Гиневре, Сказал он самое любезное слово: “Пускай вас ничто не волнует, леди, В Рождество, бывало, и не такое случалось. Разнообразны рождественские рыцарские развлеченья! Теперь с полным правом приступим к пиру, Ибо видел я воочию великое чудо”. И спокойно сказал он сэру Гавейну: “Повесь-ка, сэр, ты свою секиру. Поверь мне, она поработала прекрасно”. И секиру на стене поместили, над помостом, Выше гобеленов, чтоб всем было видно, Чтобы чудесная чаще напоминала О странном событии, случившемся в Новый год. Сели за стол сюзерен с вассалом, И поднесли им от каждого блюда По двойной порции, как положено героям. Приятно провели рыцари и дамы Этот день. Но и он надолго на земле не остался... Так смотри, сэр Гавейн, прочь сомненья! Чтоб избегнуть ты не пытался Продолжения этого приключенья, В которое сам же ввязался.

II

22

Вот какое получилось приключенье В начале Нового года! Недаром Артур радовался — ну и прекрасно: Он всегда ведь хотел узнать да услышать О доблестных подвигах прославленных паладинов. И вот за столы все снова сели, Сами собой стихли слова, Заняты были и рты, и руки. Сэр Гавейн был рад несказанно Тем, что вызвался на славное состязанье. Только не удивляйтесь, что продолженье Поведанной повести прозвучит печально: Хотя, как правило, от крепких напитков На душе у людей и веселей, и легче, Но год несется оленьим аллюром, Никогда ничего наново не повторяет, И начала никогда не схожи с концами. Новый год пролетел, и — прочь, как птица... Ведь в определенном от веку порядке Времена года друг друга сменяют. Рождество не успело еще удалиться — Великий пост тут как тут наступает, Тощий, старый, усталый от рыбы И от прочей пищи, плохой и грубой. А потом на зиму весна восстала, Холода прошли — в землю забились, Плывут облака особенно округлы, Теплые ливни льются в долины, Цветы, распускаясь, тянутся к свету, А в полях уже злаки зазеленели, И птицы спешат себе строить гнезда, Весело и звонко летят над землей их голоса. Опускается лето светлое На холмы, на поля овса, В изгородях цветы разноцветные, Пенье оглашает леса.

23

Льются летние ласковые ветерки, Дышит зефир{1} в посевах и травах, Побеги прекрасные прорастают в садах Под влагой росы, блестящей на листьях, Взгляды радует яркое солнце, Но осень осторожная остерегает: “Спешите созреть — о зиме не забудьте!” Свистя своими сквозными ветрами, Подымает пыль она под самые тучи, Подальше от земли. А в небе низком Дикий ветер воет, с солнцем воюя. Листья лип летят, устилая землю, И трава становится скучной, серой. Все, что выросло, созрев, сникает, Господин год гонит дни за днями, И зима возвращается во влажные долины. Что поделать — так все устроено, на том мир стоит. Лишь пред Михайловым днем{2}, Когда луна так неярко горит, Вспомнил Гавейн о том Пути, что ему предстоит.

24

До Дня всех святых{3} оставался рыцарь В Камелоте, и король Артур в его честь Пир на весь мир в этот день устроил. Пышность этого прекрасного праздника Была достойна Круглого стола! Но тайной тоской терзались весь день Благородные рыцари и прекрасные дамы, Поскольку все они любили Гавейна. И хотя готовы они были весь день Болтать о чем-нибудь веселом и приятном, С грустной душою они шутили, Беспокоясь о судьбе славного паладина. А после обеда обратился Гавейн К королю Артуру с откровенной речью, И очень озабоченно звучал его голос: “Итак, господин мой и повелитель, Прошу позволения вас покинуть. Вы знаете все о знаменитой затее Зеленого Рыцаря — незачем подробно Говорить о трудности предстоящего приключенья. Отправляюсь завтра за ответным ударом, На поиски Зеленого Рыцаря еду, Бог да приведет меня туда, куда надо...”. Собрались тут самые славные рыцари, Сэр Эрек{4}, сэр Ивейн и другие достойные, Сэр Додинел Дикий{5} и герцог Кларенс{6}, Ланселот{7}, Лионель{8} и ловкий сэр Лукан{9}, Сэр Бос{10} и сэр Бедивер{11} — знаменитые оба — И многое множество других молодых (Особо отметим Мадора де ла Порта{12}!). Собралась вся королевская компания С горечью в сердцах проводить Гавейна. Тайная тоска терзала рыцарей: Ведь такой великий воин, как Гавейн, Должен отправиться на тяжелое дело, Должен получить удар от противника, На него не ответив славным своим мечом. Но Гавейн оставался весел И сказал: “От судьбы нипочем Нельзя шарахаться, голову повесив, Что бы нас ни ждало потом!”

25

Весь долгий день и другой день Готовился Гавейн к предстоящему подвигу. С утра приказал принести панцирь{13} И прочие предметы вооружения; На пол положили шелковый коврик, Золотом заблистали замечательные доспехи, И подошел паладин и проверил, Все ли на месте. Он был одет В тонкую тунику тарсского шелка, Кафтан с капюшоном, крепко сшитый, Был белым горностаевым мехом подбит, Дорогим аграфом{14} заколот на шее. Ноги он сунул в сапоги стальные, Принесенные и поданные почтительными пажами, Прочные поножи подвязали паладину, Затем наколенники на них надели Округлые, отполированные до ослепительного блеска, Золотыми завязками закрепив их сзади, А железные штанины на крепких шарнирах Легко облегли его плотные ляжки. Вот и стальная сверкающая кольчуга Скрыла прямые плечи паладина. Вот и поручи, подогнанные превосходно, С новенькими налокотниками ему надели И рукавицы стальные, чтобы сильные пальцы беречь, И золотые шпоры — все, как положено: Плащ ниспадает с плеч, И на узорном поясе кожаном — Рыцарский верный меч.

26

Когда, наконец, он надел все, что надо, Выглядел Гавейн воинственно и великолепно. Любая пластинка, любое колечко Золотом несравненным на нем сверкали. В полном вооруженье выслушал мессу, Которую для него специально священник Отслужил у высокого алтаря. А потом Подошел Гавейн к королю Артуру И к рыцарям Круглого стола попрощаться, Вежливо всем воздавая должное. Дамы его до крыльца довели, Проводили, поцеловали, помахали платками. Гринголет{15}, его конь, был готов, оседлан, Сверкало седло заклепками золотыми, Заново забитыми на этот случай. Золотилось каждое колечко уздечки И узоры нагрудника, и кисти попоны, И червонная сетка на крупе коня, Лаком лука седла отливала, Золотые бляшки на алом фоне Солнцами мелкими мелькали, мельтешили. Взял он свой шлем, изнутри обитый{16}, Поцеловал почтительно и на голову надел. Сзади же к шлему шелковой лентой Была пришнурована кольчужная сетка{17}, Широкие края этой ленты шуршали, Изукрашены были красивыми камнями, Расшиты разными райскими птицами И цветами, и листьями густо-густо, Словно множество благородных дам Старательно не менее семи лет их вышивали. И обруч шлема{18} над его челом Украшен был так, что едва ли Описать я смогу, — на нем Большие бриллианты блистали!

27

Подали щит ярко-красного цвета С пентаграммой{19}, прочерченной золотом посередке. Взял он щит за шлейку, на шею повесил, И щит пришелся рыцарю впору. Но почему, вы спросите, пентаграмма? Об этом постараюсь поведать подробней, Пусть это даже замедлит повествованье. Пентаграмма — символ, созданный Соломоном, Символ безупречности и совершенства. Пять вершин у прекрасного знака, Прямая линия пересекается с предыдущими, В неразрывном пятиединстве соединяясь. Как слышал я, это в землях английских Зовется узлом без конца и начала{20}. Гавейну славному соответствовал символ Незапятнанности новых его доспехов. Ведь Гавейн как истинный рыцарь известен, И, как в золоте истинном, изъяна нет в нем! Всеми рыцарскими доблестями был Гавейн одарен. Вот почему, как рыцари те, Для кого верность — высший закон, И на плаще своем, и на щите Носил пентаграмму он.

28

Во-первых, были безусловно безупречны Пять чувств его, во вторых, — пять пальцев Никогда ни одной ошибки не допустили. И то, во что верил он безусловно, Были пять ран Христа на кресте{21}, Как веками утверждает вера. Что б ни случилось, что б ни было в битве, Превыше прочих принципов почитал он Долг добывать достойную силу Из тех пяти редкостных радостей, Которые принес Царице Небесной{22} Ее непорочно зачатый ребенок. Вот поэтому и сиял у рыцаря Пресвятой образ на обороте щита{23}, Воспламеняя в Гавейне отвагу. Пятая же пятерка принципов, предполагаю, Проявившихся в превосходнейшем из паладинов, — Это щедрость, товарищество, благочестие, А еще куртуазность и чистота. Все эти свойства связаны с Гавейном Более, чем с кем-либо иным на свете. Все они воистину в этом воине Вместе сплетены священным сопряженьем, Заключены в пяти вершинах пентаграммы. Ни одно из них с соседними не совпадает, Но в связи с ним неразрывной и нераздельной, Ни начала, ни конца в непорочнейшем знаке, И если бы стал пентаграмму изображать я, Нигде никаким путем не нашел бы Ни того, чем начать, ни того, чем закончить! Вот отчего на красном поле Червонным золотом выведен со старанием Был этот знак{24}, что учеными мужами определен Как совершенная пентаграмма. Но вот Гавейн снаряжен. “Прощайте”, — сказал рыцарям и дамам. “И навечно”, — подумал он.

29

Пришпорив коня, он рванулся так резво, Что искры подковы из камней высекали. И все, кто видел, вместе вздохнули И, печалью печалясь о прекрасном рыцаре, Так говорили один другому: “Как жаль, сэр, что такой ужасный удел Ждет рыцаря, равных которому не найти”. “Ах, сэр, разумнее было бы, если б Король его пожаловал герцогским титулом”. “Он, верно, вождем выдающимся стал бы, Достойней была бы судьба такая, Чем злая смерть, что его ожидает”. “Ну да! Ни за что головы лишиться, Причем от какого-то нечеловеческого существа!” “И, Господи, прости, только в силу гордыни!” “Ну кто когда слышал о короле, который Всерьез бы принял дурацкое предложение, Высказанное рыцарем в рождественский вечер!” Слезы струились из сотен глаз, После того как Гавейна в далекий путь долг позвал. Не задержавшись, он ускакал на коне И много разных дорог миновал, Так рассказывали эту историю мне — Где только он ни побывал!

30

Вот едет через Логрское королевство{25} Гавейн с Господним именем на устах, Хоть вовсе и не забава ему этот путь. И никто не подавал ему изысказнных яств, И не было у него спутников, кроме коня, Не было собеседников, кроме Господа Бога. По лесам, по холмам — вот уже Северный Уэльс{26}, Слева остались Англсейские острова{27}, Небольшие бухты вброд пересекал он С мыса на мыс. Миновал он и Холихед{28}, Вдоль высокого берега — в Уирральский край{29} (Там никто не живет — лишь лихие люди, Те, кто ни Бога, ни людей не боится, Но даже разбойники редки в тех краях). Вдруг повезет — встретится человек, Спрашивает сразу его сэр Гавейн, Не слыхал ли он о Зеленом Рыцаре, Нет ли поблизости Зеленой Часовни? Но никто и вопроса его не понял, Слыхом не слыхивал, видом не видывал. Никакого зеленого человека никто не знал. То падая ухом, то вновь ободрясь, По горам и лесам он скакал, И впадал в отчаянье не раз, Пока ту часовню искал.

31

То въезжал на холмы, то глядел со скал, Редко день проходил, чтоб не встретить врага. Вынужден был он в бой вступать То с драконом, а то и со стаей волков, То в темной теснине с туром он бьется, То с медведем мрачным, то с диким вепрем, То соскочит вдруг со скалы людоед — И не будь осторожен он и отважен, Множество раз мог уж мертвым пасть. Но не больно-то битвы беспокоят Гавейна: Был особенный враг — осенний холод. Что может мешать сильнее морозов Или долгих дождей, домерзавших в воздухе, Даже не долетая до серой земли? Промерзлый, покрытый промокшим снегом, Не снимая доспехов, он спал среди скал. Сосульки свисали со сводов пещер, О, боль, о, гибель от холода злого! Так, сквозь холод, голод и горе Рвался рыцарь в розысках цели, До самого сочельника совсем один Скакал и скакал по землям английским. И вот однажды искреннюю молитву свою Вознес Гавейн Деве Марии, Чтобы в этом безвестном краю Направили веленья благие Его хоть к какому-нибудь жилью.

32