Хочу съесть твою поджелудочную

Ёру Сумино

Хочу съесть твою поджелудочную

В день похорон моей одноклассницы Сакуры Ямаути небо хмурилось — в полном несоответствии с её характером при жизни.

На церемонию, где, должно быть, пролили немало слёз в знак тяжести утраты, и на заупокойную службу накануне я не ходил. Всё время сидел дома.

К счастью, единственный человек, способный заставить меня там появиться, покинул этот мир. Учителя и её родители таким правом не обладали, обязанности такой не имели, и выбор остался за мной.

Разумеется, как ученику старших классов, мне полагалось посещать школу без каких-либо приглашений, но Сакура умерла во время каникул и тем самым избавила меня от прогулки по улице в плохую погоду.

Проводив родителей на работу и кое-как перекусив, я на весь день заперся в своей комнате. Можно подумать, туда меня загнали печаль по ушедшей однокласснице и пустота в душе, — но нет.

Если только она не вытаскивала меня гулять, я всегда проводил свободное время дома.

Обычно я читал. Учебную литературу и руководства по саморазвитию я недолюбливал, больше налегал на романы. Заваливался в кровать, подкладывал подушку под голову или ложился на неё подбородком и открывал очередной томик карманного формата. Издания в твёрдой обложке мне не нравились: тяжёлые.

Книгу, за которую я взялся сейчас, мне когда-то одолжила Сакура. Она ничего не читала, и это произведение стало единственным в её жизни шедевром. Позаимствованная книга стояла с тех пор у меня на полке, я рассчитывал прочитать и вернуть её до того, как Сакура умрёт, но и этого не успел.

Чего не сделано, того не сделано. «Закончу, а потом занесу к ней домой», — решил я. Тогда же можно будет почтить память усопшей перед её портретом.

Оставалась ещё где-то половина книги, и, когда я перевернул последнюю страницу, уже наступил вечер. Шторы я задёрнул, читал при свете люминесцентной лампы и о том, сколько прошло времени, понял по входящему звонку на мобильный.

Ничего особенного. Звонила мама.

На первые два звонка я не ответил, но потом подумал, что она насчёт ужина, и наконец поднёс трубку к уху. «Свари рис», — вот и весь разговор. Я сообщил, что заказ принят, и нажал «отбой».

Перед тем как положить мобильник на стол, я вдруг сообразил, что не касался его уже два дня. Не то чтобы сознательно этого избегал. Просто почему-то — возможно, за этим и крылся какой-то глубокий смысл — я о нём забыл.

Я открыл крышку своего телефона-раскладушки. Вызвал меню сообщений, посмотрел входящие. Непрочитанных нет. Вот уж не удивлён. Затем проверил список отправленных. И тут обнаружил, какую функцию телефона, помимо звонков, использовал последней.

Я отправил своей однокласснице сообщение.

Из одного предложения.

Не знаю, видела она его или нет.

Я собрался было выйти на кухню, но снова завалился на кровать. Проговорил про себя отправленные тогда слова.

Не знаю, прочла ли она их.

«Хочу съесть твою поджелудочную».

А если прочла, то как восприняла.

Размышляя над этим, я заснул.

Рис в итоге сварила мама, когда пришла с работы.

Глава 1

— Хочу съесть твою поджелудочную.

Это странное признание Сакура Ямаути сделала в пропылённом хранилище школьной библиотеки, где мы, добросовестно исполняя свои обязанности дежурных, проверяли порядок расстановки книг на полках.

«Не слушай её», — подумал было я, но в помещении находились только мы вдвоём. Для размышлений вслух фраза прозвучала слишком экстравагантно, и выходило, что слова предназначались мне.

Мы стояли спиной друг к другу, она, должно быть, разглядывала полки. Я с неохотой отозвался:

— В тебе проснулся каннибал?

Сакура набрала побольше воздуха, кашлянула, прочищая горло от пыли, и торжествующим тоном принялась объяснять. Я на неё не смотрел.

— Видела вчера передачу по телевизору. Оказывается, древние люди, когда у них что-то болело, съедали тот же орган какого-нибудь животного.

— В смысле?

— Если болела печень — съедали печень, болел желудок — съедали желудок. Похоже, они верили, что так можно вылечиться. Поэтому я хочу съесть твою поджелудочную!

— Просто уточню: именно мою?

— Чью же ещё? — хихикнула Сакура.

Судя во всему, она продолжала заниматься своей работой и тоже на меня не смотрела. Я слышал, как стучали книги в твёрдой обложке, когда она переставляла их с места на место.

— Не возлагай на мой маленький внутренний орган тяжёлую обязанность по твоему спасению.

— Да, от напряжения у тебя ещё и живот разболится.

— Значит, проси других.

— Кого? Родственников я даже в моём состоянии есть не стану, — она снова захихикала. Я бы предпочёл, чтобы она брала пример с меня — выполняла бы порученное задание бесстрастно и аккуратно. — Так что, [одноклассник, узнавший мой секрет], мне больше не на кого рассчитывать!

— А твои выкладки не учитывают, что моя поджелудочная нужна мне самому?

— Ты всё равно не знаешь, зачем она!

— Знаю.

Знаю. Об этом органе с непривычным названием я уже читал. Разумеется, из-за Сакуры.

Звук дыхания и шаги за спиной сообщили, что она подошла ко мне и ей весело. По-прежнему стоя лицом к полкам, я мельком на неё глянул. Увидел улыбающуюся девушку с лицом, залитым потом, — и не подумаешь, что она при смерти.

Эпоха глобального потепления, на дворе июль, а в хранилище не работает кондиционер. Я тоже вспотел.

— Неужели изучил тему?

Её голос заметно оживился, и мне поневоле пришлось ответить:

— Поджелудочная железа регулирует пищеварение и производство энергии. К примеру, она вырабатывает инсулин, преобразующий сахар в энергию. Без этого органа человек лишается энергии и умирает. Так что извини, но я не смогу угостить тебя своей поджелудочной.

Отчитавшись на одном дыхании, я вернулся к своим делам, а Сакура громко захохотала. Я ощутил некоторый прилив гордости, сочтя, что она оценила мою шутку, но, похоже, поторопился.

— Надо же, [одноклассник, узнавший мой секрет], ты тоже мной заинтересовался!

— Так меня всегда интересуют тяжелобольные одноклассники.

— А я как человек?

— Не знаю.

— Вот, значит, как?!

С этими словами она снова захохотала.

«Не иначе, жара вызвала выброс адреналина, и у неё помутился рассудок», — встревожился я за состояние Сакуры.

Я продолжал работать молча, пока нас не позвала библиотекарь.

Похоже, подошло время закрывать библиотеку. Мы выдвинули одну книгу на полке, как закладкой отмечая место, где прервались, огляделись в поисках забытых вещей и вышли из хранилища. Попав после пекла под холодный ветер от кондиционера, гулявший по читальному залу, наши вспотевшие тела задрожали.

— Освежает!.. — радостно покружившись на месте, сообщила Сакура, затем зашла за стойку выдачи, достала из своего портфеля полотенце и вытерла лицо. Я ленивой походкой проследовал за ней и тоже попытался обсушиться.

— Вы молодцы! Библиотеку я закрыла, так что отдыхайте. Вот чай и сладости.

— Огромное спасибо!

— Спасибо.

Я отпил глоток предложенного библиотекарем прохладного ячменного чая и осмотрел читальный зал. Действительно, ни одного ученика.

— Какие вкусные мандзю![1]

Неизменно подмечавшая всё хорошее, Сакура уютно устроилась на стуле за стойкой. Я тоже прихватил себе один мандзю, отодвинул стул чуть подальше от своей напарницы и сел.

— Извините, что нагрузила. У вас экзамены со следующей недели.

— Что вы, ничего страшного! Мы всегда получаем приличные оценки. Так ведь, [одноклассник, узнавший мой секрет]?

— Да, если на уроках слушаем, что говорят, — уклончиво ответил я и откусил кусок мандзю. Вкусный, однако.

— Вы собираетесь поступать в институт? Ты как, Ямаути?

— Я пока об этом не думала. А может, уже и думать поздно…

— А ты, [тихий ученик]?

— Тоже пока не думал.

— Так нельзя, [одноклассник, узнавший мой секрет]! Обязательно подумай! — встряла с советом Сакура, протягивая руку за вторым мандзю. Я пропустил её слова мимо ушей и отпил чая. К магазинному ячменному чаю я привык, и его вкус мне нравился.

— Вам следует всерьёз задуматься о своём будущем. А то проканителитесь до моих лет!

— Ха-ха-ха! Что вы, до этого не дойдёт!

Они весело смеялись, а я, даже не улыбнувшись, откусил ещё кусок мандзю и запил его чаем.

Всё верно. До этого не дойдёт.

Она не разменяет пятый десяток, как наш библиотекарь. Кроме Сакуры, об этом здесь знал только я, и потому, прежде чем рассмеяться, она мне подмигнула. Как актриса в американском фильме, отпускающая какую-нибудь шутку.

Но замечу: я не засмеялся не потому, что шутка оказалась бестактной. А из-за победного вида Сакуры: «Скажи, забавно получилось?» Он действовал мне на нервы.

Я насупился, и она раздосадованно и строго посмотрела на меня. Заметив её взгляд, я состроил подобие улыбки, чуть вздёрнув уголки губ.

Просидев в закрытой библиотеке около получаса, мы засобирались домой.

К раздевалке мы подошли около шести часов вечера, но солнце ещё вовсю освещало двор, и оттуда доносились голоса — занятия в спортивных секциях были в самом разгаре.

— Ну и жара там, в хранилище!

— Точно.

— Нам и завтра этим заниматься? Впрочем, последний день перед выходными!

— Точно.

— Ты меня слушаешь?

— Слушаю.

Я снял сменку, надел лоферы[2] и двинулся от обувных шкафчиков к выходу. Ворота школы находились в противоположной стороне от спортивной площадки, поэтому крики бейсболистов и регбистов начали постепенно отдаляться. Сакура, громко топая, нарочно ускорила шаг, чтобы держаться со мной наравне.

— Тебя не учили слушать, когда с тобой разговаривают?

— Учили. Я так и делаю.

— И о чём я говорила?

— О мандзю…

— Ты не слушал! А врать нехорошо! — отчитала она меня, словно воспитательница в детском саду.

Я был низковат для мальчика, она — высоковата для девочки, но в итоге мы были почти что одного роста. Довольно свежее ощущение, когда тебя отчитывает кто-то чуть ниже тебя.

— Прости, я задумался.

— Задумался?

Она просияла, с непостижимой лёгкостью стерев с лица хмурую гримасу, и с живым интересом заглянула мне в глаза. Я отошёл немного подальше и сдержанно кивнул: