Теперь Советскому Союзу следовало реализовать полученное право на ввод войск в Латвию, Литву и Эстонию. На основании директивы наркома обороны от 30 сентября была образована военная комиссия под председательством командующего войсками ЛВО командарма 2 ранга К. Мерецкова, целью которой было «совместно с представителями правительства Эстонии установить пункты размещения и обсудить вопросы устройства частей Красной Армии». Директива устанавливала примерные районы дислокации войск и сроки работы комиссии. Переговоры военных делегаций сторон завершились 11 октября подписанием соглашений о размещении войск и базировании флота в районах Палдиски, Хаапсалу, на островах Эзель и Даго. В Хаапсалу советские войска размещались на время войны в Европе, но не более чем на 2 года, а КБФ на период сооружения баз получил право в течение 2 лет базироваться в Рохукюла и Таллине. Был оговорен порядок снабжения и посещения судами третьих стран районов базирования флота, причем полностью сохранялся суверенитет Эстонии, но учитывались и интересы советского флота. В соответствии с этими договоренностями в 8 часов утра 18 октября 1939 г. начался ввод в Эстонию подразделений Красной армии: вводились части 65-го особого стрелкового корпуса (ОСК) и Особой группы ВВС общей численностью 21 347 человек, 283 танка, 54 бронеавтомобиля и 255 самолетов87.
Схожим порядком началась реализация договора с Латвией. В данном случае председателем комиссии Красной армии был назначен командующий войсками КалВО комкор В. Болдин. Военные комиссии сторон к 23 октября выработали ряд соглашений по размещению советских войск, пунктами базирования которых становились Лиепая, Вентспилс, Приекуле и Питрагс. Ввод военно-морских сил должен был начаться 23 октября, а сухопутных войск в район Вентспилс – Питрагс – 29 октября, в район Лиепаи – 30 октября. 23 октября в Лиепаю прибыл крейсер «Киров» в сопровождении эсминцев «Сметливый» и «Стремительный». В 11 часов утра 29 октября на станцию Зилупе прибыл первый эшелон советских войск. Согласно договоренности в Латвию прибыли части 2-го ОСК и 18-й авиабригады, в которых насчитывалось 21 559 личного состава88.
Военную комиссию на переговорах с Литвой возглавлял командующий войсками Белорусского фронта командарм 2 ранга М. Ковалев. Советская делегация намеревалась вести переговоры о размещении войск в Вильнюсе, Каунасе, Шауляе, Укмерге и Алитусе, но литовская сторона категорически отказалась обсуждать такую дислокацию советских армейских подразделений, предлагая разместить гарнизоны ближе к германской границе. Переговоры с Литвой завершились 28 октября подписанием соглашения о размещении советских войск в районах Новая Вилейка, Алитус, Приенай, Гайжуны. ВВС должны были разместиться в Алитусе и Гайжунах и, кроме того, получить ряд оперативных аэродромов. Церемония ввода войск состоялась лишь в 10 часов 15 ноября и носила чисто символический характер, поскольку советские военные уже находились в Вильнюсе, т. е. на территории Литвы. 15–17 ноября большая их часть была выведена из Вильнюса в места постоянной дислокации. В Литве разместились части 16-го ОСК, 10-й истребительный и 31-й среднебомбардировочный отдельные авиаполки общей численностью 18 786 человек. Окончательно подразделения РККА покинули Вильнюс 15 декабря 1939 г. Общее руководство всеми советскими войсками в Прибалтике согласно приказу наркома обороны № 0187 от 27 ноября 1939 г. было возложено на его заместителя – командарма 2 ранга А. Локтионова89.
Из Москвы были направлены строгие инструкции полпредам: прекратить всякие контакты с левыми силами в странах Балтии и пресекать любые разговоры о советизации. «Всякие заигрывания и общения с левыми кругами прекратите, – телеграфировал В. Молотов полпреду СССР в Литве Н. Позднякову 14 октября 1939 г. – Осуществляйте связь только с правительственными, официальными кругами, постоянно помня, что полпредство аккредитовано при правительстве, и ни при ком другом»90.
Министр иностранных дел Литвы Ю. Урбшис во время своего визита в Москву в октябре 1939 г. получил соответствующие заверения от Сталина и Молотова, «что Советский Союз не стремится советизировать Литву»91.
21 октября Молотов вновь телеграфировал Позднякову в Каунас: «Вам, всем работникам полпредства, в том числе и военному атташе, категорически запрещаю вмешиваться в междупартийные дела в Литве, поддерживать какие-либо оппозиционные течения и т. д. Малейшая попытка кого-либо из вас вмешаться во внутренние дела Литвы повлечет строжайшую кару на виновного. Имейте в виду, что договор с Литвой будет выполняться с нашей стороны честно и пунктуально. Того же будем требовать от Литовского правительства. Следует отбросить как провокационную и вредную болтовню о “советизации” Литвы»92. Аналогичные указания обязаны были выполнять и дипломатические представители СССР в Риге и Таллине.
25 октября 1939 г. К. Ворошилов издал специальный приказ, регламентирующий поведение советских военных в странах Балтии. «Весь личный состав наших частей должен точно знать, что по пакту о взаимопомощи наши части расквартированы и будут жить на территории суверенного государства, в политические дела и социальный строй которого не имеют права вмешиваться», – говорилось в документе. Советские военные предупреждались о возможности «провокаций», под которыми подразумевались разговоры о советизации Прибалтики. Такие настроения, если они обнаружатся у красноармейцев, следовало «в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом»93.
Солдатам и офицерам РККА категорически запрещалось встречаться с рабочими и другими организациями или устраивать совместные собрания, концерты, приемы и т. д. «Всякая попытка со стороны военнослужащего, независимо от его положения, прикинуться “архилевым” и вести коммунистическую пропаганду хотя бы среди отдельных лиц населения будет рассматриваться как антисоветский акт, направленный на дискредитацию договора о взаимопомощи», – говорилось в приказе94.
Военнослужащим также строго запрещалось контактировать с местным населением и рассказывать ему о жизни и порядках в Советском Союзе. Нарком обороны предупреждал части РККА, что они вступают «на территорию чужой, суверенной страны»95. Советским войскам необходимо было произвести «хорошее впечатление». Не случайно, например, перед вводом советских военных сил в Эстонию Ворошилов издал такую директиву: «Личный состав вводимых в Эстонию войск тщательно проверить, выделить для этого лучший рядовой состав, обеспечить самым подготовленным начальствующим составом, особенно комиссарским и политическим, снабдить части табельным вооружением и имуществом. Войска хорошо обмундировать, обратив должное внимание на качество и пригонку»96. Но несмотря на это среди местного населения стала мгновенно распространяться информация об убогом виде советских пришельцев, об их «деревянных винтовках» и о «подвязанных веревочками» шинелях. На закрепление этого стихийно возникшего образа работала и политика властей в балтийских странах, стремящихся до минимума сократить контакты местного населения с красноармейцами. Учитывая соответствующие инструкции, полученные советскими военными, нетрудно понять, что стремление к изоляции было обоюдным.
«Литовские власти предприняли самые строгие меры к тому, чтобы спрятать от глаз населения части Красной Армии и ее технику, – докладывал полпред СССР в Литве Н. Поздняков. – Для этого глаза населения были просто “закрыты” строжайшим распоряжением не выходить на улицы Вильно, по которым проходили наши части, и не смотреть в окна»97. Информация о том, что местные власти запрещают населению контактировать и даже просто разговаривать с красноармейцами и советскими моряками, поступала из Латвии и Эстонии.
Что касается советских военных – и рядовых, и командиров, – то для них этот поход был полон больших соблазнов. Несмотря на экономические трудности, уровень жизни, особенно в Латвии и Эстонии, был выше, чем в Союзе, а качество продуктов и ассортимент ширпотреба вызывали законное удивление. Кроме того, несмотря на жесткие запреты, общение советских военнослужащих с местным населением все-таки происходило, и житейскую информацию они получали. Подобное советские чиновники оценивали как намеренную провокацию и пропагандистскую уловку.
Приближалось 7 ноября, годовщина Октябрьской революции, эстонские власти решили сделать дружественный жест и отметить это событие концертом, перед которым предлагалось выступить эстонскому министру иностранных дел и советскому полпреду. Никитин ответил на это предложение согласием. Кроме того, в советское полпредство обратился профсоюз строительных рабочих Эстонии с предложением устроить прием в своем Рабочем доме для экипажей советских судов, а также посетить корабли, стоящие на рейде Таллина. По этому вопросу Никитин решил запросить инструкции Москвы. Реакция Молотова была весьма резкой: «Нашей политики в Эстонии в связи с советско-эстонским пактом о взаимопомощи Вы не поняли… Видно, что Вас ветром понесло по линии настроений советизации. Вы обязаны, наконец, понять, что всякое поощрение этих настроений насчет «советизации» Эстонии или даже простое непротивление этим настроениям на руку нашим врагам и антисоветским провокаторам. Главное, о чем Вы должны помнить, – это не допускать никакого вмешательства в дела Эстонии»98. Глава НКИД предложил обратиться к А. Пийпу, чтобы тот отменил концерт 7 ноября, «так как такой концерт может быть истолкован левыми рабочими Эстонии как симптом желательного для них давления на внутреннюю политику Эстонии».
«Особый характер указанных пактов взаимопомощи отнюдь не означает какого-либо вмешательства Советского Союза в дела Эстонии, Латвии и Литвы, как это пытаются изобразить некоторые органы заграничной печати. Напротив, все эти пакты взаимопомощи твердо оговаривают неприкосновенность суверенитета подписавших его государств и принцип невмешательства в дела другого государства. Эти пакты исходят из взаимного уважения государственной, социальной и экономической структуры другой стороны и должны укрепить основу мирного, добрососедского сотрудничества между нашими народами. Мы стоим за честное и пунктуальное проведение в жизнь заключенных пактов на условиях полной взаимности и заявляем, что болтовня о “советизации” прибалтийских стран выгодна только нашим общим врагам и всяким антисоветским провокаторам»99, – заявил Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г.
Столь категоричный тон начальства ставил советских полпредов в балтийских странах в довольно двусмысленную ситуацию, в которой они теряли всякие ориентиры. Общее недоумение выразил полпред в Литве Н. Поздняков. Он писал в Москву в декабре 1939 г.: «Нашей практикой ставится вопрос о том, где кончается наше вмешательство и где начинается невмешательство. Например, можем ли и должны ли мы говорить с властями о чрезмерном зажиме со стороны цензуры ввоза наших печатных изданий, кинофильмов и т. д. Можем ли им указывать на такие вещи, как на не совсем лояльный тон печати по тому или иному вопросу. Считаем, что во всех этих и аналогичных им случаях наше вмешательство необходимо»100.
Но и такие меры Москва пока не санкционировала. Время еще не пришло.
Политика невмешательства СССР во внутренние дела прибалтийских стран во многом объяснялась нежеланием обострять отношения с Англией и Францией и неясностью перспектив войны в Европе. Строго придерживаясь линии на дистанцирование от внутренних дел Эстонии, Латвии и Литвы, советское руководство внимательно следило за ситуацией в Европе и Прибалтике. По мере выполнения договоров о взаимопомощи перед сторонами возникали все новые и новые проблемы, для решения которых с ноября 1939 г. по май 1940 г. неоднократно велись переговоры разного уровня и заключались соглашения, конкретизирующие отдельные стороны пактов. Ими регулировались вопросы аренды, железнодорожных перевозок, организации строительства, связи, санитарного обеспечения и юридического положения военнослужащих, о военторгах, о порядке въезда и выезда комсостава и их семей и т. п. Для контроля за реализацией условий пактов и разрешения спорных вопросов были созданы смешанные комиссии. Постепенно советские войска обживались в прибалтийских гарнизонах.
В официальных документах наркомата военно-морского флота ратификация договоров о размещении баз описана почти эпически: «Медленно и осторожно, пядь за пядью отвоевывая клочки земли, выгружали стройматериалы. Началось постепенное переселение десятков тысяч людей, орудий, механизмов на Запад. Сталинская внешняя политика Советского Союза дала Балтфлоту возможность перенести свое базирование из Кронштадта на порты Эстонии, Латвии. и выйти из лужи восточной части Финского залива на просторы Балтийского моря. 22 года Балтийский флот, будучи связан размерами водной акватории Балтийского порта, теперь для своего плавания получил возможность свободно вздохнуть, нормально плавать, развивать свою тактическую и оперативную мысль. С выходом на Запад Советский Союз получил огромные стратегические пространства для обороны границ и особенно подходы к городу Ленина. Территория, за оборону которой мы отвечали до 1940 г., в настоящее время увеличилась почти в 10 раз»101.
Несмотря на определенные трения, стороны в целом соблюдали условия договоров. Вместе с тем отношения были далеки от идиллических. Советские представители на местах дружно отмечали, что со стороны балтийских государств речь шла скорее о формальном выполнении договоров и стремлении нажиться на поставках советским войскам необходимых товаров и услуг. Их власти стремились свести к минимуму контакты советских военнослужащих с местным населением. Угроза вмешательства Англии и Франции в советско-финскую войну подогревала в правящих кругах стран Прибалтики настроения, направленные на освобождение от навязанных СССР договоров. «В переговорах с нами по вопросам, связанным с пребыванием советских войск, литовцы заняли позицию беспрестанных проволочек и саботажа. Достаточно вспомнить, что переговоры по сравнительно маловажному вопросу о переходе границы воинами РККА тянулись три месяца, а переговоры по вопросам аренды и строительства для войск РККА, начатые 1 марта с. г., не завершены по сей день», – сообщал в своей записке от 2 июня 1940 г. временный поверенный в делах СССР в Литве В. Семенов102.
Партнеры упрекали друг друга в неуступчивости и желании нажиться за счет другой стороны. Советские военные жаловались на дороговизну строительных материалов, продовольствия и услуг, стоимость которых для советских частей превышала рыночную цену. Их партнеры по переговорам стремились минимизировать свои экономические потери за счет советской стороны и вообще всячески затягивали решение вопросов, особенно связанных с необходимостью освобождения территорий и переселения населения из районов, которые отводились под военные базы103.
Бурлило и население: надежды на улучшение положения бедноты, как и на улучшение положения пролетариата и крестьянства, не оправдывались. В частности, освободившееся вследствие выезда в Германию немцев комфортабельное жилье было предоставлено не многодетным семьям и не семьям рабочих, жившим в подвалах, а советским представителям. Военторг открыл в Таллине мясной магазин, но только для советских военных104. Обобщенные сводки партийных органов о настроениях населения в различных регионах новых республик констатировали: «Неудовольствие местного населения вызывают слишком большие квартиры военных, при том, что эстонцы живут в подвалах, также проблемы с военторгами, куда не пускают эстонцев. Под предлогом поиска оружия на периферии грабят, обыскивают людей»105. В связи с размещением советских морских баз собственников лишали наделов, забирали купленный лес «под нужды армии и флота». Компенсации не давали, порой при выселении жителей с хуторов, например, на эстонских островах, где должны были разместиться базы, даже не предоставляли нового жилья. Советские руководители на местах телеграфировали в центр с просьбой принять конкретные меры для расселения людей, лишенных жилья, во избежание роста недовольства в связи с устройством советских баз106. Но эти просьбы оставались без ответа.
Столь же напряженно шел переговорный процесс об «освоении» военных баз в Эстонии. Вот одна из характерных докладных руководству КБФ от непосредственных исполнителей, направленных курировать размещение советских баз:
«Секретно. Военному Совету Краснознаменного Балтийского флота.
1 июня с. г. заканчивается передача Эстонией в ведение Советского военного командования территории, отведенной БВМБ, состоящей из острова Пакри, ост. Малые и Большие Роги. На отошедшей Советскому командованию территории имеется 130 домов с надворными постройками в городе Палдиски, 120 хуторских хозяйств на Пакри и 82 хуторских хозяйства на о-вах Малые и Большие Роги. Все хутора разбросаны в радиусе 18 км. Площадь дворов с усадьбами доходит до 25 гектаров, протяженность грунтовых дорог – 40 км. Большое количество фруктовых садов, лесов и других зеленых насаждений»107. Переписка советских военных, дислоцированных в Эстонии (как и в Латвии), изобиловала императивами: «Вне зависимости от сроков полной эвакуации жителей, вне зависимости от срока выселения, к развертыванию строительства (инфраструктуры баз. –
При размещении военно-морских баз в Латвии и Эстонии Краснознаменному Балтфлоту пришлось столкнуться с практическими проблемами: на островах зачастую «не было удобных причалов для швартовки и разгрузки транспортов со строительными материалами и матчастью», «пристани из-за ветхости и маломощности» не могли «принимать необходимое количество грузов»111. Размещение проходило с опозданием и в напряженной обстановке отнюдь не только из-за конфликтов с эстонской и латвийской стороной, но и из-за внутренней неразберихи и отсутствия соответствующих скоординированных планов советского военного руководства.
«Совершенно секретно. 13.05.40. Командиру БВМБ КБФ К. I ранга Кучерову. Доклад. В настоящее время на острове «Даго» расквартировывается 5 батарей и на острове «Эзель» 5 батарей и штаб БО (береговой охраны. –
На фоне относительно спокойного положения с советскими базами, советское руководство пристально наблюдало за динамикой взаимоотношений Латвии, Литвы и Эстонии друг с другом. В марте 1940 г. в Риге состоялось заседание т. н. «Балтийской Антанты» – министров иностранных дел трех балтийских государств. Несколькими месяцами ранее, 7–8 декабря 1939 г. в Таллине прошла аналогичная встреча – первая после длительного перерыва. Уже тогда в советском внешнеполитическом ведомстве предположили, что прибалтийским странам нужно «о чем-то поговорить или даже сговориться»117. Участники таллинской конференции обсудили вопрос об отношении к германскому требованию о прекращении торговли с Великобританией, приняв решение не публиковать специальную декларацию о прекращении торговых отношений с Лондоном, на чем настаивал Берлин. Также было принято решение, что договоры о взаимопомощи с СССР не находятся в резком противоречии с политикой нейтралитета. Конференция решила не направлять в Лигу Наций правительственные делегации на рассмотрение финского вопроса (дистанцировавшись от политических оценок «зимней войны») и просить своих постоянных делегатов в этой организации воздержаться от участия в дискуссии, направленной против СССР118. Особый же смысл рижской конференции придавал факт заключения пактов с Советским Союзом, заставивший балтийские страны более интенсивно, чем раньше, искать пути к сближению перед лицом «советской угрозы». По этой же причине она и привлекла внимание Москвы, полагавшей, что «в Балтийской Антанте за последние месяцы усилились секретно от СССР согласованные меры военного характера в Эстонии, Латвии и Литве. Эстония назначила военного атташе в Литву, а Литва – в Эстонию, состоялись встречные поездки начштабов Литвы и Латвии. В декабре 1939 года три литовских генерала в сопровождении чиновника МИДа ездили в Эстонию и Латвию», – говорилось в телеграмме Молотова полпредам в Латвию, Литву, Эстонию и Финляндию119. Первый секретарь полпредства СССР в Латвии М. Ветров расценивал, например, эту встречу как фактическое создание тайного военного союза между Латвией, Эстонией и Литвой. Он, полагал дипломат, направлен против СССР. Высказывались мнения, что на конференции в Риге наконец принято решение о присоединении Литвы к уже существующему союзу Латвии и Эстонии. Об этом, например, докладывал в Москву полпред в Латвии И. Зотов. 28 марта заместитель наркома иностранных дел СССР В. Деканозов телеграфировал в Каунас Н. Позднякову: «На конференции Балтийской Антанты в Риге, по имеющимся у нас непроверенным сведениям, Литва заявила о своем присоединении де-факто к существующему военному союзу между Латвией и Эстонией. Проверьте: они, видимо, это скрывают»120.
Весной 1940 г. балтийским странам не приходилось рассчитывать на помощь извне: Англия и Франция «завязли» в войне с Германией, Германия на тот момент времени уже «уступила» Прибалтику Советскому Союзу. С военной точки зрения силы «Балтийской Антанты» не представляли для СССР никакой опасности, но ее консолидированные внешнеполитические действия могли несколько «смешать карты» советским политикам. Координированные действия на международной арене были способны затруднить реализацию намерений СССР.
Исследователи до сих пор не располагают конкретными фактами об антисоветской деятельности «Балтийской Антанты»121. Оценки советской стороны основывались лишь на предположениях дипработников СССР в Прибалтике. Но советское руководство и не нуждалось в каких-либо точных данных, поскольку создались благоприятные условия для устранения самостоятельности прибалтийских правительств. Оценка советским руководством настроений правящих кругов Латвии, Литвы и Эстонии была в целом верна. Недовольные навязанными СССР договорами, они делали ставку на Англию и Францию, надеясь после войны освободиться от советской опеки. В условиях разгрома Франции и ослабления влияния Англии в Европе руководство прибалтийских государств, учитывая вероятность советско-германской войны, стало склоняться к расширению тайных контактов с Германией. Со своей стороны, советское руководство, готовясь к войне с Германией, стремилось окончательно укрепиться в стратегически выгодном регионе на границе Восточной Пруссии, устранить малейшую возможность антисоветских действий прибалтийских стран, а заодно и расширить зону «социализма», «освободив» трудящихся Прибалтики от капиталистического гнета. Таким образом, общая обстановка в Европе и собственные цели советского руководства диктовали необходимость присоединения Прибалтики к СССР.
Советские представители в Прибалтике отмечали факты военного сотрудничества Эстонии, Латвии и Литвы, рассматривая их как доказательство некой скрытой от СССР деятельности: к ним были отнесены состоявшиеся в ноябре 1939 – мае 1940 г. взаимные визиты представителей высшего командования вооруженных сил балтийских стран.
Имеющиеся данные показывают, что армии прибалтийских стран были невелики. Так, вооруженные силы Эстонии состояли из трех родов войск: сухопутных сил, военно-воздушных сил и военно-морского флота. Главнокомандующим был генерал-лейтенант Й. Лайдонер (начальник штаба – генерал-майор А. Яаксон), подчинявшийся премьер-министру Ю. Улуотсу. Войска комплектовались на основе всеобщей воинской повинности. Сухопутные войска имели территориально-кадровую структуру: территория Эстонии была разделена на 8 военных округов, в которых дислоцировались 4 пехотные дивизии. 1-я пехотная дивизия дислоцировалась в районе Раквере Нарва между Чудским озером и Финским заливом. 2-я пехотная дивизия – в районе Тарту – Выру – Петсери на юго-востоке страны. 3-я пехотная дивизия дислоцировалась в районе Таллина и островов Моонзундского архипелага. 4-я пехотная дивизия размещалась в районе Пярну – Валга – Вильянди. Кроме того, в состав сухопутных войск входили полк бронепоездов, автотанковый полк, караульный и саперный батальоны, батальон связи и химическая рота. ВВС (командующий генерал-майор Р. Томберг) состояли из 3 отдельных авиадивизионов, авиабазы и прожекторной команды (из 3 рот). В каждый авиадивизион входило три отряда и аэродромная команда. В стране было построено 12 аэродромов (еще 5 строилось) и 8 посадочных площадок. Военно-морские силы (командующий капитан-майор И. Сантпанк) включали гидроавиаотряд, морской дивизион, Чудскую флотилию, учебную роту и морские крепости «Сууропи», «Аэгна» и «Найссаар». В составе морского дивизиона находились миноносец «Сулев», подводные лодки «Лембит» и «Калев», 2 канонерские лодки, 2 минных заградителя, 3 тральщика, 4 сторожевика, 7 вспомогательных судов и 5 ледоколов. Чудская флотилия состояла из 3 вооруженных буксиров и 5 моторных катеров. Кроме того, в Эстонии существовала военизированная организация «Кайтселийт», состоящая из 15 дружин122.
Главнокомандующим вооруженными силами Латвии являлся президент К. Улманис. Непосредственное руководство армией осуществлял военный министр генерал К. Беркис (начальник штаба генерал П. Розенштейн), которому подчинялись сухопутные войска (в их состав входили ВВС) и военноморские силы. Армия состояла из 4 пехотных и технической дивизий. 1-я Курземская пехотная дивизия дислоцировалась в районе Елгава – Салдус – Талси. 2-я Видземская пехотная дивизия – в районе Риги. 3-я Латгальская пехотная дивизия – в районе Цесис – Резекне. 4-я Земгальская пехотная дивизия – в районе Даугавпилса. Как и дивизии, носившие названия провинций, их полки носили названия уездов. Техническая дивизия объединяла автотанковую бригаду, тяжелый артполк, саперный, зенитно-артиллерийский полки, полк бронепоездов, батальон связи и авиаполк и дислоцировалась в Риге. Авиаполк состоял из 6 отрядов: 4 разведывательных и 2 истребительных. Латвия располагала 16 аэродромами и 10 посадочными площадками. Военно-морской флот состоял из дивизиона подводных лодок «Спидола» и «Ронис», дивизиона тральщиков «Вирсайтис», «Иманта», «Виестурс» и гидроавиадивизиона из 5 самолетов. Основными базами флота являлись Рига, Вентспилс и Лиепая, на которую базировалась и морская авиация123.
Вооруженные силы Литвы состояли из сухопутной армии и авиации. Командование армией осуществлял генерал В. Виткаускас (начальник штаба – генерал С. Пундзявичус), подчинявшийся военному министру бригадному генералу К. Мустейкису. Призыв в армию осуществлялся на основе всеобщей воинской повинности. Армия состояла из 3 пехотных дивизий, 1 кавалерийской бригады и технических частей. 1-я пехотная дивизия дислоцировалась в районах Вильно – Расейняй – Паневежис – Купишкис. 2-я пехотная дивизия – в районах Каунас – Ионава – Шауляй – Мариамполь. 3-я пехотная дивизия – в районах Шауляй – Плунге – Таураге. Отдельные части кавбригады располагались в Каунасе, Вильнюсе, Таураге и Вилькавишкисе. В составе армии имелись инженерный батальон, батальон связи, бронеотряд, автоотряд, а также военно-учебное судно «Президентас Сметона». ВВС Литвы (командующий бригадный генерал А. Густайтис) включали 4 авиагруппы, зенитный дивизион, прожекторную роту, 5 рот ПВО, роту звукоулавливания, батальон охраны аэродромов и роту постов наблюдения. В республике имелось 7 аэродромов (еще 5 строилось) и 4 посадочные площадки. Кроме того, в Литве существовала военизированная организация «Шаулю Саюнга», подразделявшаяся на 20 отрядов (полков или батальонов)124.
Располагая столь незначительными вооруженными силами, отрезанные от любой помощи извне, прибалтийские государства, естественно, старались по возможности не обострять отношений с СССР. Экономические трудности, вызванные войной, вели к росту недовольства населения, особенно в городах, все более сужая социальную базу правящих авторитарных режимов. Надежды на политические перемены все глубже проникали в прибалтийские общества. Наступление Германии на Западном фронте и прорыв вермахта к Ла-Маншу 20 мая 1940 г. значительно изменили стратегическую обстановку в Европе. Среди некоторых слоев населения Прибалтики вновь оживились опасения: после победы на Западе Германия возобновит экспансию на Восток, что сделает эти страны театром военных действий. Часть правящих кругов Эстонии, Латвии и Литвы стремилась – ценой переориентации на Германию – избавиться от советской опеки. В этой ситуации события мая – июня 1940 г. оказались для них полной неожиданностью.
23 апреля 1940 г. в войска была направлена директива наркома обороны № 177122, в соответствии с которой требовалось с 1 по 15 июня 1940 г. произвести смену войск, находящихся в Прибалтике с осени 1939 г. Нарком обороны маршал Советского Союза С. Тимошенко 2 мая 1940 г. докладывал в ЦК ВКП(б) и Комитет Обороны при СНК СССР о переносе ротации на период с 1 по 15 июля и называл конкретные готовящиеся на смену части. Предполагалось направить, например, в Эстонию 90-ю стрелковую дивизию, 13-ю танковую бригаду, 77-й отдельный механизированный отряд, 23-й отдельный батальон связи, 38-й корпусной зенитный артдивизион, 11-й дальнебомбардировочный, 10-й среднебомбардировочный и 7-й истребительный авиаполки, 420-й и 470-й автотранспортные батальоны. В Латвию – 48-ю стрелковую дивизию, 1-ю танковую бригаду, 8-й танковый полк, 54-й отдельный батальон связи, 12-й корпусной зенитный артдивизион и 633-й автотранспортный батальон. В Литву – 27-ю стрелковую дивизию, 27-ю танковую бригаду, 30-й отдельный батальон связи, корпусной зенитный артдивизион, 31-й истребительный авиаполк и автотранспортный батальон125.
5 мая 1940 г. начальник Политуправления Красной Армии армейский комиссар 1 ранга Л. Мехлис направил начальникам Политуправлений ЛВО, КалВО и Белорусского особого военного округа (БОВО) «План политзанятий с красноармейцами и младшими командирами в частях, предназначенных для отправки в прибалтийские страны», к выполнению которого следовало приступить немедленно. В докладе начальника Политуправления ЛВО дивизионного комиссара Горохова от 27 мая сообщалось о ходе подготовки войск, которая в основном должна была завершиться к 1 июня126.
1.3. Перед «выбором»
24 мая 1940 г. советский полпред в Литве сообщил в Москву, что 24 апреля и 18 мая из советских частей, расположенных в Литве, сбежали два красноармейца: Носов и Шмавгонец, которые разыскивались по линии военного командования. Уже на следующий день Молотов вызвал литовского посланника в Москве Наткявичуса и заявил ему, что «исчезновение этих военнослужащих организуется некоторыми лицами, пользующимися покровительством органов литовского правительства». Обвинив литовское правительство в провокациях. Молотов потребовал прекратить их, разыскать пропавших солдат и вернуть в части, выразив надежду советского правительства, что Литва «пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям». Литовская сторона серьезно отнеслась к демаршу советского руководства и уже 26 мая выразила «готовность немедленно произвести самое подробное расследование», для облегчения которого просила советское правительство сообщить «имеющиеся в его распоряжении данные».
27 мая стало ясно, что военнослужащие уже вернулись в части, но предложение литовской стороны о совместном допросе для ускорения расследования было отклонено советской стороной под предлогом истощения обоих военнослужащих127. Любопытно, что при обсуждении этой проблемы все время назывались новые фамилии красноармейцев. Не исключено, что советская сторона не имела четкого учета военнослужащих. Интересно отметить, что красноармейцы действительно пропадали из расположенных в Литве частей. 30 мая 1940 г. в газете «Известия» было опубликовано «Сообщение НКИД о провокационных действиях литовских властей», в котором перечислялись случаи исчезновения красноармейцев из расположенных в Литве частей, и вся ответственность за это возлагалась на литовскую сторону. 1 июня литовский посланник в Москве вновь пытался склонить советскую сторону к тщательному расследованию этих обвинений, но Молотов опять не поддержал эту идею. Советское полпредство в Литве 2–3 июня обращало внимание Москвы на стремление литовского правительства «предаться в руки Германии», активизацию «деятельности пятой германской колонны и вооружение членов союза стрелков», подготовку к мобилизации. Все это разоблачает «подлинные намерения литовских правящих кругов», которые в случае урегулирования конфликта лишь усилят «свою линию против договора, перейдя к “деловому” сговору с Германией, выжидая только удобный момент для прямого удара по советским гарнизонам»128.
По мере развития дипломатического конфликта начались и прямые советские военные приготовления. К лету 1940 г. в Прибалтике размещались следующие советские войска. В Эстонии находилось управление 65-го особого стрелкового корпуса, 123-й отдельный батальон связи, 11-й корпусной зенитный артдивизион, 16-я стрелковая дивизия, 18-я легкая танковая бригада, 5-й мотомеханизированный отряд, 414-й, 415-й автотранспортные батальоны. Особая группа ВВС в составе 35-го, 52-го среднебомбардировочных, 7-го, 53-го дальнебомбардировочных, 15-го, 38-го истребительных авиаполков и другие части. В Латвии были развернуты управление 2-го отдельного стрелкового корпуса, 10-й отдельный батальон связи, 86-й корпусной зенитный артдивизион, 67-я стрелковая дивизия, 6-я легкая танковая бригада, 10-й танковый полк, 18-я авиабригада в составе 31-го среднебомбардировочного, 21-го и 148-го истребительных авиаполков, 640-й автотранспортный батальон и другие части. В Литве располагались управление 16-го отдельного стрелкового корпуса, 46-я отдельная рота связи, 19-й корпусной зенитный артдивизион, 5-я стрелковая дивизия, 2-я легкая танковая бригада, 54-й среднебомбардировочный и 10-й истребительный отдельные авиаполки, 641-й автотранспортный батальон и другие части. Всего войска насчитывали 66 946 человек, 1630 орудий и минометов, 1065 танков, 150 бронемашин, 5579 автомашин и 526 самолетов129.
Согласно приказу наркома обороны № 0028 от 3 июня 1940 г., войска, размещенные на территории Прибалтики, с 5 июня исключались из состава ЛВО, КалВО и БОВО и переходили в непосредственное подчинение наркома обороны через его заместителя командарма 2 ранга А. Локтионова. В тот же день был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому «в связи со сложной международной обстановкой» предписывалось «задержать в рядах Красной Армии красноармейцев 3-го года службы до 1 января 1941 г.» и «до особого распоряжения призванный… командный и начальствующий состав запаса». 4–7 июня 1940 г. войска ЛВО, КалВО и БОВО были подняты по тревоге и начали под видом учений сосредоточение к границам прибалтийских государств, одновременно в состояние боевой готовности были приведены советские гарнизоны в Прибалтике. 8 июня Локтионов получил приказ подготовить дислоцированные там советские авиачасти к возможным боевым действиям, усилить охрану аэродромов и подготовить их к обороне и приему посадочных десантов. Авиаполки должны были быть готовы к действиям по аэродромам и войскам противника и к перегруппировке на более защищенные советскими войсками аэродромы130.
Вечером 8 июня в г. Лиде состоялось секретное совещание командного состава поднятых по тревоге войск БОВО, на котором заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Ф. Кузнецов (он же командующий 11-й армией) информировал собравшихся о «возможных действиях против Литвы». Там же 11 июня с 13 до 16 часов проходило новое совещание с участием накануне вступившего в командование войсками БОВО генерал-полковника Д. Павлова, изложившего план боевых действий и задачи войск, которые должны были нанести стремительное поражение литовской армии, не допустить ее отхода в Восточную Пруссию и за 3–4 дня занять Литву. Согласно боевому приказу № 002/оп от 12 июня войска 11-й армии совместно с частями особого 16-го стрелкового корпуса должны были окружить и уничтожить противника в районе Каунаса. Расквартированному в Литве особому 16-му стрелковому корпусу ставилась задача удержать районы своей дислокации, захватить основные мосты на реках Неман и Нярис и обеспечить высадку 214-й воздушно-десантной бригады в 5 км южнее железнодорожной станции Гайжуны, где предполагалось десантировать 935 человек. Совместно с частями 16-го стрелкового корпуса десантники должны были захватить основные объекты Каунаса, на аэродром которого было бы переброшено еще 475 десантников. Подготовку операции предполагалось завершить к утру 15 июня. 13 июня войсками была получена директива Политуправления РККА, которая должна была обеспечить политическое обоснование планируемых действий.
«Наша задача ясна, – говорилось в директиве. – Мы хотим обеспечить безопасность СССР, закрыть с моря на крепкий замок подступы к Ленинграду, нашим северо-западным границам. Через головы правящей в Эстонии, Латвии и Литве антинародной клики мы выполним наши исторические задачи и заодно поможем трудовому народу этих стран освободиться от эксплуататорской шайки капиталистов и помещиков»131. Подготовлены были и лагеря НКВД для более 60 тысяч военнопленных132. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б), принятое
13 июня, то есть за день до предъявления ультиматума правительству Литвы, в связи с «особыми мероприятиями» санкционировало создание широкой сети военных госпиталей, эвакопунктов, санитарных поездов, готовых к приему около 24 тысяч раненых133. 13 июня для подготовки места десантирования была выброшена парашютная группа в 7 человек, а с 21.30
14 июня радиостанции дислоцированных в Прибалтике советских войск должны были работать только на прием, ожидая условного сигнала о начале операции134.
У юго-восточных границ Литвы и Латвии сосредоточивалась 3-я армия в составе 4-го, 24-го стрелковых и 3-го кавалерийского корпусов, управление которой из Молодечно 10 июня передислоцировалось в Поставы. 11-я армия, управление которой находилось в Лиде, состояла из 10-го, 11-го стрелковых и 6-го кавалерийского корпусов и развертывалась на южной границе Литвы. Войска ЛВО и КалВО, выделенные для операции, развертывались у восточных границ Эстонии и Латвии. Между Финским заливом и Чудским озером сосредоточились части 11-й стрелковой дивизии. Южнее Псковского озера были развернуты войска 8-й армии (управление в Пскове) в составе 1-го, 19-го стрелковых корпусов и Особого стрелкового корпуса из состава войск КалВО. Для усиления войск указанных округов с 8 июня началась переброска частей 1-й мотострелковой, 17-й, 84-й стрелковых дивизий и 39-й, 55-й легких танковых бригад из Московского, 128-й мотострелковой дивизии из Архангельского и 55-й стрелковой дивизии из Орловского военных округов. На границах Литвы войска завершили сосредоточение и развертывание в исходных районах к 15 июня, а на границах Латвии и Эстонии – к 16 июня. Всего для проведения Прибалтийской кампании было выделено 3 армии, 7 стрелковых и 2 кавалерийских корпуса, 20 стрелковых, 2 мотострелковые, 4 кавалерийские дивизии, 9 танковых и 1 воздушно-десантная бригады. Кроме того, войска НКВД выделили для операции один оперативный полк и 105-й, 106-й, 107-й погранотряды, сосредоточенные в Гродно135.
Всего советская военная группировка на границах Прибалтики (с учетом развернутых в Литве, Латвии и Эстонии корпусов) насчитывала около 435 тысяч человек, до 8 тысяч орудий и минометов, свыше 3 тысяч танков, более 500 бронемашин. Выделенные для операции ВВС включали 18 среднебомбардировочных, 3 дальнебомбардировочных, 5 тяжелобомбардировочных, 3 легкобомбардировочных, 2 штурмовых и 16 истребительных авиаполков и насчитывали 2601 самолет. Погранвойскам НКВД было приказано обеспечить переход границы частями Красной Армии, для чего предусматривалось создание ударных и истребительных групп. В их задачу входило ведение разведки и рекогносцировки, выбор места перехода границы, подготовка переправ и плавсредств, а после начала боевых действий – уничтожение штабов и подразделений пограничной службы противника, средств связи, заграждений, минных полей и т. д. Как докладывал Военному совету БОВО командующий 3-й армии, в ходе маршей отрабатывались вопросы их организации, разведки, управления и охранения, по возможности велась боевая подготовка. «Политико-моральное состояние частей 3-й армии здоровое. Весь личный состав в полной решимости готов выполнять любые задания партии и правительства»136.
Далее события развивались молниеносно. СССР потребовал смены правительства Литвы и ввода войск РККА на ее территорию. 14 июня председатель Совнаркома СССР В. Молотов сделал от имени правительства заявление правительству Литвы:
«В результате происходившего в последнее время в Москве обмена мнений между председателем Совнаркома СССР В. М. Молотовым и председателем Совета Министров Литвы г. Меркисом, а также литовским мининделом г. Урбшисом Советское правительство считает установленными следующие факты:
1. В течение последних месяцев в Литве имел место ряд случаев похищения литовскими властями советских военнослужащих из советских воинских частей, расположенных согласно советско-литовскому Договору о взаимопомощи на территории Литвы, и истязания их с целью выведать военные секреты Советского государства. Установлено при этом, что военнослужащий Бугаев не только был похищен, но и убит литовской полицией после того, как Правительство СССР потребовало выдачи военнослужащего Бугаева. Двум похищенным советским военнослужащим, Писареву и Шмавгонцу, удалось бежать из рук захватившей их литовской полиции, применявшей к ним истязания. Похищенный в Литве военнослужащий Шутов до сих пор не найден. Такими действиями в отношении военнослужащих из расположенных в Литве советских воинских частей литовские власти стремятся сделать невозможным пребывание в Литве советских воинских частей. Об этом свидетельствуют и такие факты, особенно участившиеся в последнее время, как многочисленные аресты и ссылка в концлагерь литовских граждан из обслуживающего советские воинские части персонала – сотрудники столовых, прачки и др., а также массовые аресты литовских граждан из числа рабочих и техников, занятых на строительстве казарм для советских воинских частей. Такие ничем не вызванные и необузданные репрессии против литовских граждан, занятых обслуживанием нужд советских воинских частей, направлены на то, чтобы не только сделать невозможным пребывание советских воинских частей в Литве, но и создать враждебное отношение в Литве к советским военнослужащим и подготовить нападение на эти воинские части.
Все эти факты говорят о том, что Литовское правительство грубо нарушает заключенный им с Советским Союзом Договор о взаимопомощи и готовит нападение на советский гарнизон, расположенный в Литве на основании этого договора.
2. Вскоре после заключения между Литвой и СССР Договора о взаимопомощи Литовское правительство вступило в военный союз с Латвией и Эстонией, превратив этим т. н. Балтийскую Антанту, в которой раньше военным союзом были связаны только Латвия и Эстония, в военный союз трех государств. Советское правительство считает установленным, что этот военный союз направлен против Советского Союза. В связи с вхождением Литвы в этот военный союз усилилась связь генеральных штабов Литвы, Латвии и Эстонии, осуществляемая втайне от СССР. Известно также, что с февраля 1940 года создан печатный орган этой военной Антанты – “Ревью Балтик”, издаваемый на английском, французском и немецком языках.
Все эти факты говорят о том, что Литовское правительство грубо нарушило советско-литовский Договор о взаимопомощи, который запрещает обеим сторонам “заключать какие-либо союзы и участвовать в коалициях, направленных против одной из Договаривающихся Сторон” (статья VI Договора).
Все эти нарушения советско-литовского Договора и враждебные действия Литовского правительства в отношении СССР имели место, несмотря на исключительно благожелательную и определенно пролитовскую политику СССР в отношении Литвы, которой Советский Союз, как известно, по собственной инициативе передал город Вильно и Виленскую область.
Советское правительство считает, что подобное положение дальше продолжаться не может.
Советское правительство считает абсолютно необходимым и неотложным:
1. Чтобы немедленно были преданы суду министр внутренних дел г. Скучас и начальник департамента политической полиции г. Повилайтис, как прямые виновники провокационных действий против советского гарнизона в Литве.
2. Чтобы немедленно было сформировано в Литве такое правительство, которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-литовского Договора о взаимопомощи и решительное обуздание врагов Договора.
3. Чтобы немедленно был обеспечен свободный пропуск на территорию Литвы советских воинских частей для размещения их в важнейших центрах Литвы в количестве, достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления советско-литовского Договора о взаимопомощи и предотвратить провокационные действия, направленные против советского гарнизона в Литве»137.
В ультиматуме не было ни слова о том, почему «советское правительство считает установленным» наличие тройственного военного союза балтийских государств и почему он «направлен» против СССР. Требование беспрепятственного пропуска частей РККА для размещения в стратегически важных центрах Литвы в «достаточном» количестве де-факто означало, что речь идет не только об обеспечении якобы не соблюдавшегося договора о взаимопомощи. 14 июня советскими войсками и флотом была установлена морская и воздушная блокада Прибалтики.
Ответ на требования ультиматума литовская сторона должна была дать не позднее 10 часов утра следующего дня – то есть 15 июня. Априори он мог быть только положительным. Молотов предупредил, что, если требования не будут приняты, войска все равно будут введены немедленно. Получив советский ультиматум, президент Литвы А. Сметона настаивал на сопротивлении Красной Армии и отводе литовских войск в Восточную Пруссию, но генерал Виткаускас, выражавший интересы антигермански настроенных офицеров, отказался. Урбшис просил отсрочить принятие столь сложного решения, ссылаясь на литовское законодательство, в котором не было статей, на основании которых можно было бы предать суду Скучаса и Повилайтиса. На это Молотов продемонстрировал своеобразное «уважение» к праву: «Прежде всего, нужно их арестовать, а статьи найдутся. Да и советские юристы могут помочь в этом, изучив литовский кодекс»138. Молотов уже не считал нужным соблюдать политес – вопрос о советском вмешательстве в Кремле был уже решен, что и было сообщено Урбшису: «Если ответ задержится, то Советское правительство немедленно осуществит свои меры и безоговорочно»139. В итоге в 9.45 утра 15 июня Урбшис сообщил Молотову об удовлетворении советских требований и составе нового правительства во главе с генералом Раштикисом. В ответ Молотов заявил, что вопрос о составе правительства будет решаться в Каунасе, куда прибудет советский представитель140.
РККА заняла Литву, но в день, когда части РККА входили в столицу – Каунас – правительство А. Сметоны уже бежало в Германию, где и было интернировано.
16 июня В. Молотов вызвал латвийского посланника Ф. Коциньша и огласил заявление советского правительства. В отличие от предыдущего, переданного накануне правительству Литвы, в нем не говорилось о похищении советских военнослужащих. Единственным «не только недопустимым и нетерпимым, но и глубоко опасным, угрожающим безопасности границ СССР» поступком правительства Латвии считалось то, что оно «не только не ликвидировало созданный еще до заключения советско-латвийского Пакта о взаимопомощи военный союз с Эстонией, но и расширило его, пригласив в этот союз Литву». Не содержал этот документ и требований предания суду конкретных лиц, но главные претензии были аналогичны тем, что были предъявлены Литве – формирование нового правительства и допуск в Латвию дополнительных советских воинских частей. Беседа Молотова с Ф. Коциньшем шла с 14.00 до 14.23, а ответ латвийское правительство должно было дать уже к 23 часам ночи того же дня. Впрочем, оно успело сообщить о своей отставке уже в 22 часа 40 минут141.
Ровно через семь минут после окончания «беседы» с латвийским посланником В. Молотов вызвал эстонского представителя А. Рея и вручил ему заявление советского правительства, полностью аналогичное тому, которое он полчаса назад предал посланнику Латвии. От Эстонии требовалось до ноля часов дать согласие на формирование нового правительства и разрешить пропуск на свою территорию дополнительных советских воинских частей. Рей что-то хотел спросить и уже начал со слов «нельзя ли.», но Молотов прервал заявлением, что «нет, нет»142.
15-16 июня советские войска заняли большую часть территории Литвы. 16 июня советские войска получили задачу вступить на территорию Эстонии и Латвии. Десантная операция в Гайжунах была отменена, и 16 июня 720 десантников из состава 214-й воздушно-десантной бригады на 63 самолетах ТБ-3 были переброшены на аэродром Шауляя, где они были в качестве танкового десанта приданы 2-й и 27-й танковым бригадам 3-й армии, сосредоточившимся к исходу дня в районе Ионишкис. Войска 8-й армии, развернутые на границе в боевых порядках «в готовности для наступления», были вынуждены за 1–2 часа перейти в походное положение и, получив задачу занять важнейшие пункты, в 5.00 17 июня начали продвижение в Эстонию и северо-восточные районы Латвии. В 9.00 17 июня военные уполномоченные сторон Й. Лайдонер (Эстония) и К. Мерецков (с 9 июня заместитель наркома обороны СССР) встретились в Нарве, а Д. Павлов и полковник О. Удентыньш (Латвия) на станции Ионишкис. В 10.20 утра 17 июня танковые бригады и части 121-й и 126-й стрелковых дивизий перешли латвийскую границу и около 13.00 заняли Ригу. Остальные войска 3-й армии заняли юго-восточные, а части 2-го ОСК западные районы Латвии. Части 65-го ОСК в 13.15 17 июня вместе с десантом КБФ заняли Таллин. Переговоры завершились соответственно в 15.00 и в 13.00 подписанием соглашений о вводе дополнительных войск, в которых были указаны места временной дислокации советских войск (9 дивизий в Латвии и 12 в Эстонии) и оговаривались хозяйственные вопросы. В последующие дни войска продолжали занятие Прибалтики, которое в основном завершилось к 21 июня 1940 г. Несмотря на мирное продвижение, войска имели потери, которые, по неполным данным, составили 58 человек убитыми (самоубийств – 15, погибло – 28, утонуло – 15) и 158 человек ранеными143.
16 июня 1940 г. в советских газетах появилось сообщение ТАСС о «ликвидации советско-литовского конфликта». Далее следовала информация о прибытии в Литву дополнительных частей РККА. Они больше напоминали военные сводки: «Сегодня, 15 июня, в 15 часов советские танковые части и мотопехота перешли литовскую границу и вступили в города Вильно, Каунас, Кедайняй. Продвижение советских войск происходит планомерно и без каких-либо инцидентов»144. Рапорты дополнялись оптимистичными заявлениями, вроде такого: «Советские танковые части и моторизованная пехота начали прибывать в город Каунас. В городе необычайное оживление. Десятки тысяч жителей Каунаса рукоплесканиями и криками “ура” приветствуют советские войска. Красноармейцам и командирам преподносят цветы»145. Спустя два дня подобным же образом представлялась картина вступления РККА в Эстонию и Латвию. Именно так были описаны эти события впоследствии и в советских учебниках.
На самом деле демонстрации в поддержку СССР в балтийских странах начались позднее – 20 и 21 июня, когда ситуация в городах уже контролировалась частями РККА, под прикрытием которых местные левые силы смогли развернуть свою деятельность. Причем участники митингов и демонстраций не только выражали поддержку советским властям на словах, но и перешли к практическим действиям: пытались захватить полицейские управления, тюрьмы, органы власти. Кое-где началось вооружение рабочих. Из Москвы пришла директива «революционные действия прекратить…элементов Октября в демонстрации не вносить»146.
17 июня 1940 г. Молотов пригласил германского посла Ф. Шуленбурга, «чтобы проинформировать его о балтийских делах» и «поздравить с победой германской армии» (14 июня 1940 г. войска вермахта вошли в Париж). Беседа свелась к следующему: «Советский Союз договорился с Латвией, Литвой и Эстонией о смене правительств этих стран и вводе советских войск на их территорию. Основной причиной мероприятий советского правительства явилось то, что Советский Союз не хочет оставлять в прибалтийских странах почву для английских и французских интриг. С другой стороны, Советский Союз не хочет, чтобы из-за прибалтийских стран его поссорили с Германией. В прибалтийских странах имелись элементы, которые могли быть использованы для этого, что было бы крайне нежелательно. Советский Союз вел переговоры, и они успешно закончились. <…> Политика Советского Союза была всегда пролатвийской, пролитовской и проэстонской. Теперь Советский Союз хочет обеспечить со стороны балтийских стран просоветскую политику. Советские войска уже вошли в прибалтийские страны, причем никаких инцидентов не было. <…> Все эти мероприятия должны обеспечить полное уничтожение какой-либо почвы в прибалтийских странах для проведения антисоветской политики»147. В Берлине к происходившим событиям отнеслись с ожидаемым спокойствием. Через несколько часов был принят меморандум по «прибалтийским делам»: «Германия не имеет намерений вмешиваться в политические дела прибалтийских государств»148.
С 21 июня управление 8-й армии размещалось в Тарту, 3-й армии – в Риге, а 11-й армии – в Каунасе. Соответственно было проведено переформирование армий. На командиров корпусов возлагалась ответственность за порядок, сохранность военных объектов, взаимоотношения с вооруженными силами республик, но им запрещалось вмешиваться в политику. Войскам было приказано «в разговорах с населением и местными властями… уважать самостоятельность литовского государства и объяснять, что Красная Армия выполняет лишь мирный договор о взаимопомощи»149.. Началось свертывание тыловых частей, сформированных для Прибалтийской операции. 21 июня 1940 г. был отдан приказ о расформировании к 26 июня 1940 г. эвакогоспиталей и санитарных поездов. Части связи из Идрицы согласно приказу Генерального штаба № ОМ/755 от 26 июня 1940 г. отправлялись в распоряжение Киевского особого военного округа, куда еще 21 июня была переброшена 214-я воздушно-десантная бригада150.
Официальную позицию Советского Союза в июньских событиях 1940 г. определяли требования, изложенные в ультиматумах. Для их выполнения в страны Балтии были направлены специальные представители, имеющие статус уполномоченных правительства СССР: А. Жданов – в Эстонию, А. Вышинский – в Латвию, В. Деканозов – в Литву. Жданов как член Политбюро и секретарь ЦК к тому времени фактически являлся «правой рукой» Сталина; Вышинский как заместитель председателя СНК СССР, а Деканозов как заместитель наркома иностранных дел непосредственно подчинялись Молотову.
Расчет при формировании «народных правительств» делался на людей авторитетных, не являющихся членами компартии, но при этом лояльно относящихся к СССР. Министерские портфели получили представители научных кругов, профессуры и художественной элиты. В Литве правительство возглавил журналист и общественный деятель Ю. Палецкис, в Латвии – профессор А. Кирхенштейн, в Эстонии – бывший врач и известный поэт Й. Варес-Барбарус.
Состав нового правительства Эстонии, когда он был опубликован, вызвал разочарование в рядах коммунистов. Один из лидеров эстонской компартии И. Лауристин недоумевал по этому поводу и говорил, что «если бы дали задание подпольной компартии подобрать состав правительства, то были бы другие люди»151. Более сведущий и наблюдательный современник, П. Вихалем, назначенный на должность заместителя министра внутренних дел, вспоминал: «Политика была такая, чтобы назначать таких министров, чтобы видно было, что правительство не из коммунистов, а коммунистов включить побольше в аппарат, особенно на ключевые позиции»152. Эта линия проводилась во всех трех балтийских государствах, полностью зависимых от Москвы. Однако для того, чтобы сделать новые правительства гарантированно обеспечивающими интересы Москвы в перспективе, было принято решение делегировать в Каунас, Ригу и Таллин московские кадры153. Кроме того, надлежало срочно отменить запрет на деятельность местных компартий.
Информация из Эстонии на 4 июля 1940 г.
«Народному комиссару Внутренних дел СССР Комиссару государственной безопасности 1-го ранга тов. Берия
Среди кругов населения, враждебно относящегося к новому правительству, упорно циркулируют слухи о предстоящем германо-советском столкновении, когда “Гитлер придет освобождать Эстонию от большевиков”. В русских районах продолжают (в меньшей степени) происходить собрания и митинги с требованием о присоединении к Советскому Союзу. Русское население недовольно тем, что в составе нового правительства нет ни одного русского.
Подробный доклад о настроении русского населения будет передан завтра в 3 часа дня.
Газета “Рахва Хеаль” в номере от 3 июля помещает передовую, озаглавленную “Враги народа зашевелились”, в которой резко выступает против прежнего правительства и некоторых газет, проводящих замаскированную политику против нового правительства. В заключение статья называет кампанию, проводимую этими газетами, клеветнической, напоминая о мерах, принимаемых министерством внутренних дел против клеветников, газета пишет: “Министерство внутренних дел в дальнейшем будет интересоваться также и такими распространителями клеветы”.
В течение 3-го июля в Таллине в небольшом количестве распространялись листовки, напечатанные типографским способом с лаконическими погромными лозунгами: “Долой правительство”, “Бей коммунистов и евреев” и прочее.
В газетах опубликовано сообщение о том, что в ближайшее время следует ожидать роспуска государственной Думы, государственного совета, волостных, городских и уездных управ.
Решением начальника внутренней обороны Г. Хадермана, Карл Эемпалу, как враг народа (дословно) уволен с поста заведующего акционерным обществом “Кескасса”, председателя правления Акционерного общества “ЭстиФосфори”.
3 июля правительство по предложению министра Н. Рууса постановило ликвидировать рабочую партию, образованную в 1936 году, как не отражающую интересов рабочих, созданную прежним правительством для полицейского контроля над рабочим движением и проводившую политику, враждебную Советскому Союзу.
Сегодняшняя передовая в газете “Рахва Хеаль” посвящена разбору политики угнетения, проводимой прежним правительством по отношению к национальным меньшинствам. В статье газета пишет: “Прежнее антинародное правительство считало по примеру блаженных царских держиморд окраины колониями. Все они могли свободно эксплуатировать и угнетать не эстонцев, считая их людьми 2-го, если не 3-го или 4-го сорта, которые подобны животным”.
Новым эстонским пресс-атташе в Москве назначен Эвальд Тамлаан, до этого бывш. редактором газеты “Балтик Таймс”.
Сегодня министр Юстиции Борис СЕПП подал в отставку. Отставка принята. Подробности телеграммой.
Приказом президента республики ПЯТС от 3-го июля по соглашению с правительствами Латвии и Литвы объявлен не действительным заключенный 12 сентября 1936 года в Женеве договор о единодушии и сотрудничестве между этими странами»154.
А вот информация от 5 июля 1940 г.:
«НКВД СССР тов. Берия, тов. Фитину
Решением начальника внутренней обороны заместителем министра внутренних дел Г. Хабермана отменено решение о запрещении деятельности эстонской коммунистической партии. С сегодняшнего дня компартия легализована. Сегодня вышел 1-й номер газеты “Коммунист”, министр внутренних дел М. Унть прислал приветствие на имя ЦК КП(б)Э в связи с отменой ее запрещения.
В Первом номере вышедшей сегодня легально газеты ЦК КП(б) Эстонии “Коммунист” редакция обращается к читателям со следующим обращением:
“В сегодняшний исторический день, когда почти после 22-летнего перерыва “Коммунист” снова может выходить легально, мы с глубоким выражением чтим память тех редакторов, печатников, распространителей и других сотрудников, которые оставили свою жизнь в полевых судах, казематах политической полиции или были просто застрелены на улицах за то, чтобы орган коммунистической партии мог бы найти путь к сердцам трудового народа даже тогда, когда он стоял вне закона. Сознавая лежащую на нас большую ответственность, обещаем достойно нести вперед орошенную кровью этих павших борцов доблестную честь “коммуниста” и боевое знамя в борьбе за великое дело Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, за освобождение рабочего класса”.
В первом номере “Коммуниста” опубликовано большое количество приветствий редакции “Коммуниста” по случаю его выхода от различных организаций. В передовой статье, озаглавленной “Против провокаторов войны”, “Коммунист” пишет о необходимости укрепления дружбы с Советским Союзом.
Вчера вечером по радио выступил командующий армии генерал Г. ИОНСОН, заявивший о введении в армии института политических руководителей.
Сегодня уже опубликовано постановление правительства и президента о возложении осуществления политического руководства в армии на информационный центр, который должен контактировать свою работу с военным министерством и командованием армии.
Решением начальника внутренней обороны распущены филиалы международной организации “Армии спасения”, а также закрыт ее печатный орган.
Продолжается дезертирство из эстонской армии, особенно солдат русской национальности. Солдаты являются в наши части, консульство и пр. организации, заявляя, что обратно они в армию не пойдут, так как их ждет расправа со стороны реакционных элементов.
Внешне в Таллине все спокойно. Прекратилась паническая выемка вкладов из банков и закупка товаров. Бывшие члены кайцелита (“Кайтселиит” – “Оборонительный союз”. -