Нет, Дарий не пытается строить из себя восстановителя республики, каким изображал себя «божественный» Август. Он — могучий царь, которого охраняют боги, и он поступает, как ему угодно.
Еще задолго до того, как ученые узнали о существовании Бехистунской надписи и сумели, поднявшись на головокружительную высоту, скопировать и прочитать ее, история переворота Дария была известна: она описана греческим историком Геродотом, который знал современников Дария. Во многом рассказ Бехистунской надписи совпал с повествованием Геродота, многие подробности подавления восстания открылись впервые из этой надписи, но вот что особенно важно: если Дарий с ненавистью вспоминает мага Гаумату, то Геродот ему определенным образом сочувствует. «Он сделал много доброго всем своим подданным, так что, когда он погиб, все в Азии жалели о нем, за исключением самих персов», — вот как говорит Геродот о Гаумате, которого он называет Смердисом, и добавляет, что населению маг даровал свободу от податей и военной службы на три года.
Могущественный царь Дарий мог приказать отрезать уши мятежникам. Он мог заковать их в оковы и казнить той казнью, какой ему было угодно. Он мог приказать соорудить трехъязычную надпись и водрузить ее на отвесном склоне Бехистунской скалы и мог в этой надписи говорить о своих победах и о бесчинствах своих врагов. И все-таки ему не удалось скрыть от истории, что Гаумата дал народу освобождение от податей.
Бехистунская скала. Дарий I судит своих врагов.
Древнеперсидское слово «царь».
В разных частях Египта на стенах разных храмов художники изобразили сцены битвы фараона Рамсеса II с хеттами — народом, который населял Малую Азию. Поле сражения усеяно мертвыми хеттами, верхом на конях хетты бросаются в реку Орбит и ищут спасения на другом берегу, в колеснице стоит Рамсес, поражающий неприятеля. «Победил я все страны», — сказано в иероглифической надписи, сопровождающей эти рисунки.
Подробная надпись позволяет восстановить шаг за шагом весь ход сражения. В пятый год своего правления (это было в 1312 году до н. э.) молодой фараон Рамсес вторгся в Сирию и, быстро продвигаясь на север, достиг окрестностей города Кадеш. Он рассчитывал разгромить здесь хеттские войска, но врага, казалось, и след простыл. Двое сирийцев (которые в действительности были подосланы царем хеттов) заявили, что хетты уже покинули эту местность, и тогда Рамсес с небольшим отрядом смело двинулся вперед, торопясь в тот же день осадить Кадеш. Через несколько часов он уже стоял лагерем напротив этого города.
Тем временем хетты, которые на самом деле находились на другой стороне Оронта, перешли реку вброд в тылу у Рамсеса. Хеттские колесницы стремительно напали на египетских пехотинцев, подтягивавшихся к лагерю Рамсеса, и смяли их: часть была перебита на месте, другие же в беспорядке устремились на север; преследуемые по пятам колесничими, они достигли лагеря Рамсеса и пробежали мимо него, увлекая за собой всех, кто был в лагере. Только Рамсес с гвардейскими частями вступил в бой: сопротивление оказалось настолько неожиданным для хеттов, что они остановились. Прорвавшись к реке, фараон в течение нескольких часов выдерживал натиск неприятеля, не раз опрокидывая хеттские колесницы в Оронт; шесть раз он пытался пробиться на юг, где оставалась основная часть его войск, — но всякий раз неудачно. Только к вечеру сквозь густую пыль, висевшую над полем сражения, Рамсес увидел штандарты с изображением египетского бога Птаха. Подходили его полки, и это спасло фараона, который в битве при Кадеше показал себя превосходным воином, но легкомысленным полководцем,
«Победил я все страны, — заявляет Рамсес в многочисленных надписях, — я единственный, когда бросило меня мое войско и мои колесницы». Победы, однако, не было. После битвы при Кадеше Рамсесу пришлось начинать все сначала: египтяне отошли к своим границам, и в ближайшие годы военные действия сосредоточились в южной части Сирии. Лишь после долгих лет упорной борьбы Рамсес заключил мирный договор с хеттами, и по договору Сирия была поделена между обоими государствами.
Рамсес II, победитель хеттов.
Допрос хеттских лазутчиков накануне битвы при Кадеше.
Разумеется, отнюдь не все древневосточные надписи — это восторженные сообщения царей о своих победах (иной раз действительных, иной раз мнимых): до нас дошли также вырезанные на камне законы, биографии вельмож, эпитафии, — и каждая из этих надписей знакомит нас с какими-то неизвестными сторонами жизни давным-давно исчезнувших поколений.
Глава IV. НАПИСАННОЕ ПЕРОМ
Аякс Теламонид — один из могущественных греческих героев, о подвигах которого рассказывает Гомер. Вместе с другими греками он явился под стены Трои и здесь своим мужеством и силой заслужил великую славу. Это он решился на поединок с троянским героем Гектором и, бросив издалека огромный камень, исковеркал щит своего противника, а самого Гектора опрокинул навзничь. Это он воодушевлял греков, когда троянцы потеснили их и бой шел у самых кораблей. Это он вынес из битвы труп Ахилла, пораженного стрелой Аполлона; только Одиссей помогал ему, прикрывая его отступление и отбиваясь от наседавших троянцев.
И вот тут-то, после сражения, между Аяксом и Одиссеем начался спор. Некогда бог-кузнец Гефест сковал для Ахилла доспехи: панцирь и поножи, шлем, украшенный золотым гребнем, щит, на котором были изображены звезды и города, войны и мирный труд. Кому должны достаться эти доспехи — Аяксу или Одиссею? И, когда вожди греков сочли подвиг Одиссея более достойным (ведь и женщина может унести тяжесть, а отбить врага способен лишь воин, — так рассуждали они), когда они присудили хитроумному Одиссею блестящие доспехи Ахилла, гнев и ярость овладели Аяксом. Он потерял рассудок и ночью кинулся на стада, принимая бессловесных животных за своих обидчиков; он привязал жалобно блеющих баранов к столбу и принялся бичевать их. Пусть его враги примут позорную смерть от бича!
Но Аякс приходит в себя. Ему стыдно: какими позорными делами он запятнал себя на всю жизнь! Теперь Одиссей, насмехаясь, будет говорить: «Резать быков и баранов — вот дела, достойные Аякса». Аякс бежит от насмешливых взоров, от брани и гнева соплеменников. Он скрывается в зарослях кустарника на морском берегу. Меч, верный меч, подаренный Гектором после поединка, избавит его от позора. И Аякс кончает с собой, бросившись на меч.
Сюжет трагической гибели Аякса не раз привлекал древних писателей. Был среди них и римский император Август, написавший трагедию «Аякс». Но почему же, когда друзья спросили Августа о судьбе трагедии, он ответил, что его Аякс погиб не от меча, а от губки? Как мог такой богатырь погибнуть от мягкой и маленькой губки?
Чтобы понять это, мы должны представить себе, как писались древние книги.
Нам, привыкшим к чудесам книгопечатания, трудно допустить, что еще пятьсот лет назад книги переписывались от руки. Сколько нужно было труда, чтобы приготовить несколько экземпляров какой-нибудь толстой книги!
В древности пером служила писцу заостренная камышовая тростинка, которую он покусывал во время раздумья. Кроме тростника, писали тогда костяными или металлическими перьями. Некоторые из них, подобно нынешним рейсфедерам, состояли из двух металлических пластинок, промежуток между которыми заполнялся чернилами. Такие перья иногда удается найти при раскопках.
Птичье перо для письма стали применять позднее, только в средние века. На Руси пользовались преимущественно гусиными, реже лебедиными, и уж совершенной причудой было применение пышного павлиньего пера. Чтобы птичьим пером писать, нужно его предварительно расщепить, а затем заострить — поэтому писец не расставался с перочинным ножиком, которым пользовались также и для выскабливания ошибок в тексте. Теперь мы никогда не чиним перьев перочинным ножиком, но старое название за ним все-таки удержалось.
В древности писали на папирусе. Папирус растет по берегам рек и на болотах, над водой поднимаются изящные трехгранные стебли толщиной в руку и высотой до трех метров. На верхушке стебля пучок длинных и тонких колосьев, напоминающих парик, и все растение кажется грациозным и стройным созданием, задумчиво покачивающим головой.
Теперь папирус редок, в древности же он рос не только в болотах Нижнего Египта, но также в Сицилии и Италии, на берегах Евфрата, у нас в Крыму.
Древние принадлежности для письма: тростниковое и металлические перья и пенал для них.
Материал для письма приготовляли из сердцевины растения. Его разрезали на длинные и тонкие продольные полосы и укладывали вплотную на гладкой доске; поперек настилали другой слой полос, смачивали водой, обильно содержавшей глину и оттого становившейся клейкой, и спрессовывали деревянными молотками. Затем папирус высушивали на солнце.
Так получался гладкий светло-желтый или темно-желтый (в зависимости от возраста растения) лист, который обладал одним большим недостатком: он был хрупок и при сгибе ломался, словно лезвие безопасной бритвы.
Как материал для письма папирус широко использовался в древнем Египте, и многие замечательные памятники древнеегипетской литературы дошли до нас не в виде надписей на стенах, но именно на папирусе. На папирусе, например, написан рассказ египтянина Синухета, жившего почти четыре тысячи лет назад, о том, как он бежал из родной страны, как скитался в безводной пустыне и, страдая от жажды, чувствовал вкус смерти во рту; но кочевники подобрали Синухета, и он выжил и стал вождем у них; и все-таки тоска по родине гнала его назад, и он вернулся домой и пал к ногам фараона и рассказал о своих скитаниях и о дальних странах. На папирусе писали также греки и римляне: в сухом египетском песке находят греческие папирусы, содержащие договоры об аренде земли и найме работников, трактаты таких известных ученых, как Аристотель, стихи и комедии. Еще в VI —VII веках н. э. в Европе переписывали книги на папирусе, а канцелярия римских пап пользовалась папирусом вплоть до XI столетия.
Другим писчим материалом, употреблявшимся в древности, была кожа. Кожу употребляли древнеперсидские писцы, на коже писали сирийцы и древние евреи; греки, жившие в Малой Азии, пользовались для письма козьей кожей, итальянцы записывали на коже условия мирных договоров между городами. Мы не знаем, когда именно из кожи стали изготовлять. пергамен, превосходивший папирус прочностью и гладкостью и способный сгибаться, не ломаясь; сохранилось предание, что его научились делать в малоазийском городе Пергаме после того, как египтяне, завидуя росту Пергамской библиотеки, запретили вывозить туда папирус.
Долгое время папирус оставался более распространенным и более дешевым материалом для письма, и только с IV века н. а. пергамен начинает постепенно вытеснять папирус. Но в средние века (в Европе вплоть до XIV века) пергамен господствует — именно на пергамене написана подавляющая часть древнейших средневековых рукописей и документов.
Пергамен делали из козлиной, бараньей, свиной и телячьей кожи. Особенно нежный и изящный пергамен для книг небольшого формата делали из кожи новорожденных ягнят.
На Руси написанные на пергамене грамоты назывались нередко «кожами» или «телятинами», и это последнее название подчеркивает, что наиболее употребительным материалом для изготовления пергамена у нас была именно телячья кожа.
Для изготовления пергамена кожу подвергали тщательной обработке: вымачивали, уничтожали остатки волоса, втирали мел, чтобы он впитывал жир, выглаживали пемзой, сушили. Пергамен стоил дорого, и потому даже дырочки на коже старательно залатывали. Чтобы приготовить толстую книгу, нужно было целое стадо телят.
Мы сейчас не пишем ни на папирусе, ни на пергамене. Не только старое значение слова «телятина» теперь забыто, но и «пергаментом» (это слово того же корня, что и пергамен) мы называем в обиходе материал, который годится для того, чтобы завернуть телятину, но не годится для письма.
Пусть простит меня читатель, но мне приходится сказать общеизвестную вещь: мы пишем на бумаге. Тетради и дневники, книги и газеты, конверты и почтовые открытки — все сделано из бумаги. Когда же появилась бумага?
Бумага — китайское изобретение. В Китае она была известна уже во II веке н. э., когда в Риме пергамен еще не выдерживал конкуренции с папирусом.
Из Китая секрет производства бумаги занесли в Самарканд, а в VIII веке бумага стала известна арабам; из арабских стран бумага проникает сперва в Византию, Испанию и Южную Италию, в XII —XIII веках распространяется повсеместно в Западной и Центральной Европе, а к XIV веку относятся первые русские рукописи, написанные на бумаге.
В ту пору бумагу делали вручную из льна и хлопка или из тряпья. Растительные волокна и тряпки размачивались в чану с краской и клеем, размешивались и размельчались, превращаясь в подобие кашицы. Мастер-бумажник зачерпывал кашицу формой, дном которой служила медная сетка, и ставил на доску над чаном.
Когда вода стекала, он выкладывал непросохший лист бумаги на сукно, сверх бумаги снова клал сукно, потом снова рыхлый и сырой бумажный лист, опять сукно — и так несколько раз, пока не получал целую стопку свежих листов, Такую стопку (вместе с сукном) ученик относил под пресс, чтобы отжать лишнюю влагу. Затем сукно вынимали, а листы прессовали вторично и развешивали для просушки.
Если сквозь средневековую бумагу посмотреть на солнце, то на листке выделится сравнительно светлый узор — водяной знак, иначе называемый филигранью.
Водяные знаки на бумаге появляются с конца XIII века: европейские мастера в отличие от своих арабских учителей стали метить бумагу. Для этого на проволочной сетке делали орнамент, отпечатывавшийся на бумажном листе. У каждого мастера был свой орнамент и, следовательно, своя филигрань. Водяные знаки чрезвычайно разнообразны: тут встречаются буквы, олени, гуси, перчатки, ножницы, фантастические звери и разные иные знаки. Ученые составили таблицы водяных знаков, и с помощью этих таблиц можно более или менее точно определить, где и в какое время была изготовлена бумага той или иной рукописи.
На хороших сортах бумаги, на деньгах филиграни продолжают ставить и в наше время.
Мастерская средневекового бумажника. Чан с кашеобразной массой, сзади — пресс. По краям рисунка средневековые филиграни.
Итак, древний писец кладет перед собой лист папируса, берет камышовую тростинку, служащую ему пером, и, покусывая ее, уже готов начать работу. Постойте, но куда же он обмакнет перо?
И вот тут-то мы приближаемся к разгадке загадочной гибели Аякса.
Перед писцом — простая глиняная чернильница (такие находят при раскопках, нередко с остатками высохших чернил); чернила приготовлены из сажи или добыты из «чернильного мешочка» каракатиц. То ли из-за качества этих чернил, то ли из-за свойств папируса, но текст легко смывается губкой. О «разрушительной губке» нередко с трепетом вспоминают античные поэты и прозаики.
Так вот что имел в виду Август, говоря о гибели Аякса от губки...
При одном из преемников Августа, при императоре Калигуле, вздорном и самовлюбленном человеке, который свою лошадь назначил членом римского сената, устраивались поэтические состязания. Авторы, чьи произведения не нравились судьям, должны были тут же разделаться со своим детищем: хорошо, если им разрешалось пользоваться губкой, — иным приходилось слизывать текст языком.
Только с началом средних веков появились чернила, сделанные из чернильных орешков: теперь текст уже нельзя было ни смыть, ни слизать — его приходилось соскабливать пемзой или ножом. Соскабливали не только ошибочно написанные буквы — иногда выскабливали целые книги: ведь писчий материал был дорог. И вот средневековые монахи стирали сочинения великого греческого математика Евклида для того, чтобы на освободившемся пергамене записать рассуждения папы Григория I; на месте трактата римского юриста Гая были переписаны произведения церковного писателя Иеронима, Правда, позднее, когда накануне Возрождения вновь появился интерес к античным писателям, средневековые писцы стали поступать наоборот: они стирали библию и писали новый текст — трагедии Софокла.
Но чернила из орешков были въедливы. Стертые пемзой, сцарапанные перочинным ножиком, они все- таки оставляли глубокие следы — и под новым текстом слабо и неясно проглядывал старый. Такие рукописи, написанные по стертому тексту, получили название палимпсестов (это название произошло от греческих слов, означающих «снова» и «тереть»).
Для того чтобы сделать ясным старый текст палимпсестов, рукописи стали подвергать химической обработке. И старый текст действительно оживал, его можно было снова читать. Впрочем, на первых порах успех был недолгим: химически обработанные листы рукописи начинали темнеть, и некоторое время спустя становилось невозможным читать не только старый текст, но и тот, который был написан поверх него.
Теперь палимпсесты больше не подвергают химической обработке; вместо этого их фотографируют специальным образом, и на снимке проступают невидимые строки, остатки текста, стертого много сотен лет назад.
Знаете ли вы, что такое протокол? Может быть, знаете, но уж во всяком случае вы не знаете, что такое эсхатокол. Сейчас я об этом расскажу.
Папирус применялся не только для составления документов или частных писем — на папирусах переписывали целые книги. Но так как папирус хрупок и при сгибе ломается, из него трудно было изготовить книгу привычного для нас вида, состоящую из сложенных листов: папирусная книга почти всегда была свитком, в котором все листы приклеены один к другому; если такой свиток развернуть, образуется лента, иногда достигающая нескольких десятков метров.
Первый лист папирусной книги назывался протокол (от греческих слов «протос» — первый и «коллао» — приклеиваю), последний — эсхатокол (от греческого «эсхатос» — последний). О тех, кому чтение давалось с трудом, в древности нередко говорили: «Только взялся за книгу, а уже мечтает об эсхатоколе!»
Папирусная книга навертывалась на валик, на концах которого были рогульки, чтобы книгу легче было держать в руках. Окончив чтение, книгу клали в кожаный футляр, который назывался фелонь (это слово вошло в русский язык, но в ином значении — верхнее одеяние). В библиотеке папирусные свитки держали в корзинах.
Некоторые пергаменные книги подражали по форме папирусным и представляли собой такие же свитки. Но к началу раннего средневековья пергаменная книга приобрела уже современный облик. Она состояла из согнутых пополам листов, которые объединялись в небольшие группы: по три, пять, шесть, а чаще всего — по четыре двойных (согнутых) листа. Такая группа в четыре двойных листа называлась по-гречески «тетрадь» (это значит «четверка» — вот откуда происходит так хорошо знакомое слово!). Несколько тетрадей скреплялось вместе, образуя книгу. Переплет книги был в средние века обычно деревянный, обшитый кожей, а на особенно дорогих книгах украшался бляхами из серебра с эмалью и драгоценными камнями. Чтобы пергамен не коробился, доски переплета стягивались специальными бронзовыми застежками.
Пергаменные книги куда удобнее папирусных свитков с рогульками. Папирусный свиток нельзя положить перед собой в раскрытом виде — он непременно свернется; поэтому переписывать книгу было крайне неловко: обычно приходилось диктовать, а писец уже писал под диктовку. В Риме в мастерских под диктовку изготовляли одновременно несколько экземпляров одного и того же сочинения. Но зато писцы, не видя оригинала, нередко допускали грубые описки. Очень большие неудобства возникали, когда приходилось сравнивать и сопоставлять различные папирусные свитки. Неудивительно, что древние ученые предпочитали многое держать в памяти, а не наводить справки в книгах, и цитировали они обычно на память, следовательно, далеко не всегда точно.
В древности писали не только на папирусе и пергамене: для заметок и записок употребляли дерево, воск, бересту, свинец, кость, мягкую глину, твердые, уже обожженные глиняные черепки.
Глина была наиболее употребительной «бумагой» древней Месопотамии. Здесь на глиняных табличках писали письма и из глины же приготовляли для этих писем конверты, на глине писали акты о продаже земли, на глине переписаны целые литературные памятники.
В первой главе мы вспоминали о библиотеке царя Ашурбанипала в Ниневии: вся эта библиотека состояла из глиняных табличек.
Жители древнего Двуречья писали на мягкой глине острой палочкой, отжимая характерные клинообразные значки. Потом глину обжигали. Глиняные книги не боялись ни воды, ни огня — их можно было расколоть на части, но нельзя было совсем уничтожить.
Глиняные книги прекрасно выдержали пожар Ниневийской библиотеки, они стали только крепче от огня, а если некоторые из них разбились, то ученые собрали поломанные таблички и соединили их разбросанные части. Как не вспомнить при этом об Александрийской библиотеке, которую подожгли невежественные монахи в начале V века н. э.: эта библиотека, содержавшая тысячи бесценных папирусов, сгорела дотла.
В древнем Египте для записок иногда пользовались обожженными глиняными черепками (остраконами); сохранились, например, остраконы, которые служили квитанциями.
В Афинах тоже пользовались остраконами, но с другой целью — там эти черепки употребляли для проведения остракизма. Когда афиняне замечали, что кто-то из граждан приобретал в городе чрезмерно большое влияние и возникало подозрение, не стремится ли он к установлению единоличной власти, они ставили на тайное голосование граждан вопрос, может ли дальше пребывать в городе этот опасный человек. Голоса подавались остраконами, и если оказывалась, что на шести тысячах остраконов было нацарапано имя этого человека, ему приходилось удалиться в изгнание сроком на десять лет. Сохранились такие остраконы с именами известных афинских политических деятелей, например Фемистокла.
Свинцовая табличка из Карфагена. В конце текста латинское проклятие: «Пусть недруги будут связаны и не смогут двинуться!»
Самые древние китайские тексты — короткие вопросы и ответы, записанные на черепашьих щитках или на бычьих лопатках. Они относятся ко II тысячелетию до н. э.
Перед войной, перед началом охоты или посева китайские князья гадали, ждет ли их удача. На кости они писали вопрос: «Сегодня князь едет на охоту — не помешает ли ему сильный ветер?» Или: «Соберу ли я урожай проса?» Затем щиток нагревали и по трещинам, образовавшимся от нагрева, определяли «ответ» божества.
Черепашьи щитки с надписями служат теперь ученым как самый важный источник для изучения хозяйства, обычаев и общественных отношений в древнейших китайских государствах.
В Греции тоже гадали с помощью написанных заранее вопросов — только писали их не на кости, а на свинцовых табличках. Иной раз свинцовые таблички находят в гробницах: на них нацарапаны заклятья против злых духов и проклятья своим врагам. Впрочем, на свинце сохранились и гораздо более будничные тексты, даже простые письма. Римлйне называли этот тяжелый материал для письма «свинцовой бумагой».
Деревянные таблички были найдены в Северной Африке. Это документы о купле и продаже земли, составленные в то время, когда римская власть в Африке уже пала и в стране утвердились пришедшие с севера вандалы. Деревянные таблички — это главный источник наших сведений о внутренней жизни Северной Африки конца V века н. э.
Юноша, читающий написанное на цере письмо.
Древний диптих и металлические стили.
На древесной коре тоже писали в древности: древние авторы даже упоминают о свитках из липового лыка, но такие свитки не сохранились. Зато мы теперь очень хорошо знаем берестяные грамоты, найденные при раскопках Новгорода. Новгородцы острой костяной палочкой процарапывали буквы на внутренней гладкой стороне березовой коры. Новгородские берестяные грамоты — в своем большинстве частные письма, и они вводят нас в будничную жизнь Новгорода XI—-XV веков. Какой-то Борис пишет письмо к Настасье, по-видимому, к своей жене, и просит ее прислать ему человека на жеребце, а с ним рубашку, которую Борис забыл взять. В другом письме — от Петра к Марье — Петр жалуется, что уехал в Поозерье косить, а местные жители отняли у него сено. Видно, многие из новгородцев были в ту пору грамотными.